Это будет либо череп Рансибла, либо череп из Каркинеза, понял он. В любом случае он получит свое место в энциклопедии. И сам Рансибл тоже. «А я буду как тот шофер, который нашел табличку Дрейка. Никто даже не помнит его имени, просто «шофер, который нашел табличку». Парень, который искал что-то, чтобы заставить заработать аккумулятор машины. И я даже не могу за ними поехать. Все, что я могу сделать, это просто идти в ту сторону пешком».
«А у кого моя машина? – спросил он себя. – Кто ее угнал? Моя жена».
Он продолжал спускаться по склону, все медленнее и медленнее, но он шел дальше. «Как мне вернуться в тот дом?» – спросил он себя. Назад, к старой чертежной доске. Для чего? Ради какой мелочи? Ловушки для перепелов? Костюмов для коров? Первое слово съела корова, подумал он. Нужно чем-то занять себя или чувствовать себя опозоренным и слушать ругань.
Банальность собственных мыслей ужаснула его. В голове царила ужасная пустота. И это в такое время. Нет, подумал он. Нужно быть трудолюбивым кормильцем, содержащим семью, как все нормальные мужья.
Сохранить семью. Он вынул руки из карманов и пошел дальше. Смотрел на руки, на ноги, на дорогу, но не поднимал глаз.
Гул. Шум на другой стороне долины. Он не поднял глаз. Он прислушался. Прикрыл глаза. Посмотрел на свои наручные часы. Половина второго.
Звук походил на «альфу». Красная точка двигалась вдали, по прямой линии шоссе. Она не могла вернуться домой так рано.
Вероятно, кто-то едет в Пойнт-Рейес, подумал он. Он увидел, как машина доехала до станции Шеврон и не свернула на холм, а поехала дальше. Значит, это была не Шерри; он оказался прав.
Пока он смотрел, «альфа» замедлилась. Она свернула на следующую улицу, на Блафф-роуд, которая вела на холм, где стояло несколько домов. Ни у кого из них нет «альфы», подумал он. Кто-то из города приехал в гости.
Но он никогда не видел и не слышал других «альф», кроме своей собственной, и эта так уверенно двигалась по дороге, так быстро, что он не мог поверить, что водитель тут впервые. Чужак бы не справился. По этим узким извилистым дорогам нельзя ехать так быстро.
На какое-то время он потерял ее из виду; холм закрыл ему обзор. Но он все еще слышал ее. А затем звук прекратился. «Альфа» остановилась у одного из домов.
«Кого мы знаем? – спросил он себя. – Кто там живет?
Я могу дойти до шоссе, а затем до Блафф-роуд за полчаса, сказал он себе. И мне все равно нечем заняться, потому что она мне ничего не оставила.
Там живет Долли Фергессон. И они близкие подруги».
Глубоко вздохнув, он ускорил шаг. Когда он повернул на Блафф-роуд и увидел дом Фергессонов, «альфа» оказалась припаркована перед ним. И теперь он увидел номера. Это была его машина.
Его жена приехала к Долли. Что-то случилось, сказал он себе. Иначе она бы не свалила посреди дня.
Задыхаясь, он зашагал вверх по холму к машине. На переднем сиденье, на виду, лежала большая кожаная сумка Шерри. Он постоял мгновение, опершись о машину и переводя дух.
«Она очень торопилась, – подумал он, – раз оставила сумку в машине. Я знаю, в чем дело, – подумал он. – Я знаю. И нужно просто открыть сумку и увидеть в ней маленькую белую карточку».
Нагнувшись, он открыл сумку. Там в самом деле лежала карточка, и он ее вытащил. Запись на прием на сегодня. К доктору Горму, ее гинекологу. Выходит, она беременна. Естественно, она поспешила сюда, чтобы посоветоваться с Долли.
Он взбежал по ступенькам. Из-за входной двери слышались голоса. Он открыл дверь и увидел их обеих на диване – Долли в старых брюках, волосы убраны, его жена в костюме, каблуках, одетая для работы. Он увидел, как они дернулись, как застыли их лица. Они сразу замолчали.
– Надеюсь, будет мальчик, – сказал он.
Лицо его жены побелело, но она ничего не сказала. Она вообще никак не отреагировала.
– Привет, – поздоровался он с Долли.
Та слегка кивнула.
Шерри сказала:
– Я тебе вот что скажу, – она коротко засмеялась, – это будет не мальчик.
– Почему?
И тут он увидел телефонную книгу, телефонную трубку на диване, карандаш и блокнот, развернутый листок на коленях жены. Подойдя к ней, он схватил ее за руку и рванул вверх. Она уставилась на него широко раскрытыми глазами.
– Пошли. Ясно тебе?
Он потащил ее через гостиную. Он ощущал такую ненависть и ярость, что схватил ее за шею, впился в нее пальцами, толкнул ее изо всех сил.
– Я не позволю, – прорычала она у двери.
Ухватившись за косяк обеими руками, она застыла на месте, прижавшись к двери.
– Мы уходим, – сообщил он, оттаскивая ее от двери.
– Ты все равно это сделаешь, – пропыхтела она, когда он оторвал ее пальцы от двери и коленом выпихнул ее наружу, – так какая разница.
Это было правдой, понял он. Поэтому он взял ее за запястье и вывернул ей левую руку. Она обвисла, схватила ртом воздух и пошла за ним, не отставая, весь короткий путь до машины.
– Я не поведу, – сказала она.
– Я поведу. – Он толкнул ее на сиденье, стремительно обошел машину и сел за руль. Но она не сделала ни единого движения, чтобы выйти из машины; она смотрела вперед мертвыми глазами.
– Очень плохо, – сказал он, заводя машину, – ужасно. Извини, пожалуйста.
– Тебе не стыдно.
Он развернул машину на подъездной дорожке и поехал вниз. Какое-то время оба молчали.
– Ты не боишься, что шериф Кристен увидит тебя за рулем? – наконец спросила его жена чужим голосом.
– Нет.
– Что делать с ребенком, решать только мне. Никак не тебе.
– Да иди ты к черту. Он не мой?
– Твой, – быстро смущенно сказала она.
– Не Лауша.
– Нет, не Лауша.
– Мне нет до этого дела. Меня волнует, что ты беременна. Мне плевать, от кого.
– Да иди ты в задницу. Я знаю, о чем ты.
– Добро пожаловать домой, – сказал он.
– Здесь не мой дом. Ты не можешь помешать мне сделать аборт. Долли сделала аборт год назад.
– Я не позволю тебе сделать аборт. Думаешь, это невозможно? Я отвезу тебя к шерифу Кристену и заставлю его арестовать тебя за покушение на тяжкое преступление. За попытку убийства моего ребенка.
– Ты лжешь.
– Я убью тебя, – сказал он, – изобью до полусмерти. И все будут на моей стороне, потому что это естественно. Естественные для отца чувства. С такой-то женой, которая хочет совершить отвратительный противоестественный поступок.
– Это всего лишь слова, – сказала она, – я все буду отрицать. Знаешь, что я скажу? Я скажу, что ты разозлился, когда узнал, что я беременна, и избил меня, чтобы у меня случился выкидыш.
– Я заставлю их вызвать Долли Фергессон в суд, и она даст показания.
– Она моя подруга, – сказала Шерри, – не твоя.
– Это неважно. Ей все равно придется сказать правду.
– Ты правда думаешь, что она скажет правду? Признает, что сделала аборт? Назовет имя врача?
– Я знаю, что могу получить какой-то судебный приказ, – сказал он, – ограничить твои действия. Это мой ребенок в той же мере, что и твой.
– Ты просто хочешь, чтобы я не могла работать, и эти твои высокопарные разговоры – это просто оправдание.
– Я этого не скрываю. Я не пытаюсь рационализировать. Все, что мне важно, – это чтобы ты больше не смогла работать. И я точно знаю, что он тоже не захочет, чтобы ты ходила по его компании. Нет ничего отвратительнее, чем жирная уродливая беременная женщина. Вот это была бы реклама.
Он ликовал, думая об этом, представляя ее с выпирающим животом, низко свисающим под собственной тяжестью, шаркающую, плоскостопую.
– Жаль твоей фигуры, вряд ли она вернется после родов.
– Как ты можешь так говорить? – прошептала она, бледнея. – Как муж может так говорить с женой?
– Зато ты больше не сможешь говорить мне ужасные вещи.
– Я никогда не была с тобой так жестока, как ты со мной, – она собралась с силами, – ты меня не любишь и никогда не любил, ты просто притворялся.
– Я люблю тебя, – сказал он.
Она ответила дрожащим голосом, со слезами на глазах:
– Ты меня любишь только потому, что можешь причинить мне боль.
– Нет.
– Когда мне нужна твоя помощь, ты не стесняешься и делаешь что хочешь. Ты был бы счастлив, если бы я просто умерла.
Она посмотрела на него долгим взглядом.
– Нет.
– Я этого заслуживаю. Я злой эгоистичный человек, и я за это расплачиваюсь. Я тебя не виню. Я не понимаю, как ты мог вообще жить со мной; я не понимаю, как вообще кто-нибудь может жить со мной или любить меня.
Она достала платок и прижала его к губам, так что он еле разбирал слова.
– Я плохая, – сказала она, – твои поступки… это я тебя заставляю. Ты просто возвращаешь то, что я делаю. Когда ты изнасиловал меня в тот день – ты отплатил мне. Я на минуту потеряла бдительность, и ты напал на меня, как животное. Как кот на кошку, он крадется за ней и набрасывается на нее, если она не видит.
– Какой интересный взгляд на жизнь и на отношения между мужчинами и женщинами.
– Но это правда. Это была месть с твоей стороны.
– Ну раз ты все знаешь, то и не жалуйся. Если ты понимаешь, что это месть.
– Почему? Разве месть – добродетель?
– Око за око, – сказал он.
Они уже вернулись к дому; он заехал на обочину и припарковался, выключил двигатель и открыл дверь со своей стороны.
– Я не пойду, – сказала она.
Схватив ее за руку, он выдернул ее из машины.
– Пусть все видят, – сказала она, – мне все равно. Я хочу, чтобы все видели, как ты со мной обращаешься. Как пьяное быдло, каковым ты и являешься.
Он подталкивал ее вверх по тропинке, и она повысила голос:
– Ты просто нищий пьяница, который бьет жену. У тебя нет вкуса. Ты смотришь по телевизору низкопробные передачи вроде «Фиббер Макги» и «Молли». Отпусти меня!
На крыльце ей удалось вырвать у него руку. Ее глаза сверкали от ярости.
– Чертов макаронник, – у нее дрожали губы, – ты и твои дружки-негры.
Он видел, что она запнулась, она не могла заставить себя сказать «ниггер» даже в такой момент. Она хотела, но это было для нее невозможно.