Он услышал ее, но не обратил внимания; ее тон и ее слова не имели для него значения.
– Перестань смотреть на мой жирный живот. Мне становится не по себе. Я хочу вернуть себе свою прежнюю фигуру – боже, как я буду рада, когда это закончится и я смогу снова носить некоторые из своих платьев.
«Видел ли я будущее? – спросил он себя. – Видел ли я, что нас ждет впереди, месть, до которой осталось еще четыре месяца? Или это просто страх, вызванный чувством вины? Может, нет никакой мисс Тэкман, подумал он. Не будет никакой специальной школы, никакого забора из сетки, старого дубового стола. Ничего из этого. Наш маленький мальчик будет бегать, не падая, кричать, как другие дети, придумает, как собрать свой пятицентовый планер из бальсового дерева, а затем запустить его – запускать весь день, пока нам не придется силой увести его ужинать».
Посмотрим, подумал он. Придется подождать и посмотреть.
В углу гостиной, подальше от других гостей и шума, Боб Легорн беседовал на важные темы со своим агентом по недвижимости Лео Рансиблом.
– Как я понимаю, – говорил Легорн, держа в руке стакан, но не притрагиваясь к нему, – здесь нет дешевого источника энергии. Никакие предприниматели сюда не поедут, потому что посмотрят на тарифы на электроэнергию. Заградительные. И транспортировка продукции на рынок исключена. Через эту-то гору. Ее пришлось бы сравнять с землей.
Внимательно глядя на молодого человека, Рансибл сказал:
– Вы здесь новичок. Позвольте мне кое о чем вам рассказать. Конечно, здесь есть дешевая энергия. Вы ведь уже открывали кран у себя дома? Ну и что из него течет?
– Хорошая чистая вода.
– Много хорошей чистой воды, – сказал Рансибл, – это энергия, простая дешевая энергия. Исторически вода была источником энергии для всего цивилизованного мира на протяжении веков. Не беспокойтесь об энергии в этом районе.
– Кто-то говорил мне, что вы владеете водопроводной компанией.
– Это правда, – сказал Рансибл.
– Как вы вообще могли купить долю в водопроводной компании? Это что, выгодно?
Рансибл ничего не сказал.
– Я полагаю, что это выгодно летом, – сказал Легорн, – но не зимой, когда идут дожди. Я думаю, что вы ошибаетесь, когда рассматриваете воду как источник энергии. Конечно, я не многое знаю об этом, но думаю, что, раз вы владеете водопроводной компанией, вы несколько предвзяты. Если вода может быть источником энергии, ее нужно использовать как источник энергии. Никто больше не использует воду напрямую; так поступали в старые времена, когда строили водяные колеса, как в старых водяных мельницах. – Он рассмеялся. – Нет, разве что кто-то здесь построит плотину. Гидроэлектростанцию. А это маловероятно.
– Прошу меня простить, – сказал Рансибл и перешел к другой группе гостей, оставив Легорна одного.
– Что это, Лео? – спросил гость, указывая на черный неглубокий предмет, висевший на стене. – Это же не французская каска времен Первой мировой?
– Нет. – Рансибл снял шлем со стены. – Это шлем времен Оливера Кромвеля. Видите, круглый? Примерьте.
Его собеседник осторожно надел шлем на голову. Гости немедленно начали комментировать.
– Сколько он стоит? – спросила гостья.
– Около двухсот баксов. Не так уж много.
– Лео, почему бы тебе не продать его и не вложить деньги в свою водопроводную компанию?
Все рассмеялись, особенно сам Рансибл. Он ухмыльнулся, засунул руки в карманы, кивнул им.
– Таким не шутят. – Но его добродушный тон говорил, что это была вполне удачная шутка. – Знаете, что я хочу сделать? Я думаю предложить долю в Ассоциации по улучшению водоснабжения Каркинеза бесплатно всем, кто купит дом у меня в агентстве.
– А лучше предложить дом бесплатно любому, кто купит акцию водопроводной компании! – подхватил гость.
Рансибл так расхохотался, что ему пришлось извиниться и выйти. В кухне он обнаружил свою жену и миссис Легорн. Марта Легорн, вставая, сказала ему:
– Мистер Рансибл, ваша жена только что рассказывала мне, как вы вложили все свои деньги, землю и все имущество и как вы заложили все что могли, себя по полной, чтобы улучшить водоснабжение в городе. Она говорит мне, что вы влезли в долги на многие годы.
– Может, выпьем? – сказал Рансибл.
– Нет, спасибо, – сказала миссис Легорн, – мой муж очень строгий. Он не любит, когда я пью.
Обернувшись к Джанет, Рансибл сказал:
– Ты себе уже налила, как я вижу.
Он смотрел, как она снова наполнила свой стакан из большого кувшина.
– Осторожнее, – сказал он, когда у нее дрогнула рука и бесцветная жидкость пролилась с ее запястья на стол.
У Джанет сияли глаза.
– Лео, если бы эти люди знали, какой ты замечательный. Как ты их спас. Почему они не признают этого?
Она беспомощно смотрела на него, едва удерживая стакан; ему показалось, что она вот-вот упадет лицом вниз, и он сделал шаг к ней. Миссис Легорн снова села за стол, молча наблюдая.
– Я вспомнил один анекдот, – сказал Лео Рансибл, взяв жену за руку и забирая у нее бокал. Он поставил его на стол, подальше от края, а миссис Легорн он сказал: – Надеюсь, вашим друзьям не кажется, что вы теперь слишком далеко, чтобы к вам ездить. Вашим друзьям из Бэй-Эриа.
– Кое-кто приезжает, – сказала миссис Легорн.
– Если они тут раньше никогда не были… на них произведут впечатление наш океан, пляжи, морепродукты, горы. Дикие животные. Нетронутая земля.
– Да, – согласилась миссис Легорн, – обычно им очень нравится. Здесь в самом деле прекрасно. Я была так рада, когда мужа перевели сюда из Хейворда.
– Смог – настоящий убийца. В этих перенаселенных городах. Выхлопы автомобилей и дым завода. А здесь рай, хотя бы потому, что тут этого нет.
Он налил себе еще коктейль. Его жена все еще смотрела на него этим идиотским овечьим взглядом, он настолько привык к этому, что больше не обращал на нее внимания. По крайней мере, она все еще стояла на ногах. Она очень любила Рождество. В ее детстве было принято праздновать с размахом, как она ему рассказывала.
Подняв бокал, Рансибл сказал:
– Ну, счастливой Хануки.
– А что это? – спросила она.
– Разве вы не знали, что сейчас Ханука? В этом году она впервые за столетие приходится на Рождество. Еврейский праздник.
– А, понятно, – сказала она, – вы с женой евреи?
– Я – да.
– В этом районе много евреев? – спросила миссис Легорн.
– Нет, – сказал Рансибл, – большая часть земли принадлежит крупным скотоводам, и, за исключением одного или двоих, они не исповедуют никакой религии, если не считать желания снизить налоги и не допустить ничего современного.
Отодвинув стул, он сел напротив нее, намереваясь рассказать о скотоводах. Он хотел рассказать ей всю историю. Она не только не была навеселе, как большинство гостей, но еще и казалась умной и заинтересованной. И она была новичком в этом районе. Он всегда рассказывал новым людям предысторию; это было частью его работы.
– Неужели это так важно? – прервала она почти сразу. Он едва начал. – Я имею в виду, что люди здесь принимают это всерьез? Все эти школьные советы, переделку дорог, – она махнула рукой, – здесь что, не бывает ничего интересного?
– Например?
– Маленькие театральные группы или танцевальная группа? Вы сказали нам, что это живой, развивающийся район; я думала, что тут будет культура. Я же сижу тут целыми днями. – Она с тревогой посмотрела на него и Джанет. – Неужели здесь никто не играет в бридж?
– Конечно, играют, – улыбнулась Джанет, – и есть танцевальный кружок в Пойнт-Рейес, недалеко, прямо по шоссе.
Усевшись между ним и миссис Легорн, она начала болтать; он извинился и вышел из кухни.
Зайдя в туалет, он поставил стакан на край раковины и облегчился. Странно, подумал он. Каждые несколько часов человек вынужден расстегивать штаны и выливать отработанную жидкость, которая скопилась внутри него. Кто бы в это поверил, если бы не видел своими глазами. Он застегнул штаны, вымыл руки и, взяв стакан, вышел из туалета.
«Может быть, так же Бог относится к человеку, – подумал он. – Как я – к этой жидкости. Что бы мы ни делали, это не имеет значения».
Он вошел в свой кабинет и закрыл дверь. Некоторое время он сидел за столом, покуривая рождественскую сигару, которую кто-то подарил. А потом заметил наполовину законченное письмо, торчащее из машинки.
Оно было адресовано в банк в Петалуме и содержало просьбу о рефинансировании под залог дома. Он пытался дозвониться до них, но безуспешно.
Дело дошло до письма. Он просил хотя бы назначить встречу. Он откровенно сказал им, что не может платить текущие платежи. Письмо было датировано двенадцатым декабря, и он так и не закончил и не отправил его.
Эти уроды все равно откажут. Он встал и отошел от стола, чтобы не смотреть на письмо. Вот в чем проблема жизни в деревне. Все знают состояние твоих финансов; нельзя держать это в секрете. А если все знают о том, что у тебя в кармане, кто даст тебе кредит?
Чертовы банки, подумал он. Когда ты садишься на мель, или превышаешь кредит, или пытаешься получить кредит, они всем об этом рассказывают. В течение получаса это становится известно всем важным людям в округе, всем, с кем ты пытаешься вести какие-либо дела. Ты идешь на встречу с человеком по поводу покупки или продажи земли, и он точно знает, сколько у тебя денег.
«Что это за расклад? – спросил он себя. – Как можно играть из такой позиции? А ведь есть еще и моя гребаная жена. Вдобавок ко всему этому».
Пока он размышлял об этом, дверь в кабинет открылась. За ней стоял Майкл Уортон.
– Счастливого Рождества, Лео. Я вам не помешаю? Джанет сказала, что вы здесь.
Рансибл спросил в воздух:
– Она что, вообще всех пригласила?
– Вы же уже не злитесь? Нельзя же злиться вечно?
Он нервничал и смущался.
– Можно. Я больше не даю рекламу в этой паршивой газетенке, вожу больных животных в Пойнт-Рейес, и, если бы тут была другая школа, я бы перевел своего сына туда.