Шен подошёл бесшумно, сел на другой конец дивана. В чёрной одежде он казался тенью, выделялись лишь светлые пятна головы и рук. Я невольно отметила, что, несмотря на худобу и общую угловатость, островитянин обладает грацией: так двигаются хищные звери, когда охотятся. Минут десять он заставлял себя смотреть на экран, на одиннадцатой не выдержал:
– Льена Юлика, никогда не поверю, что вам такое нравится.
– Я тщетно пытаюсь понять, отчего другие приходят от этого в восторг. Мои коллеги сегодня утверждали, что героиня – образец женственности и бескорыстия.
– Вы так не считаете?
– Если под женственностью понимать привычку падать в обморок по десять раз на дню, причём обязательно в крепкие мужские объятия, а под бескорыстием – продать себя за деньги, то да, я с ними согласна.
– Никогда не теряли сознание?
– Всевышний миловал.
Из темноты донёсся приглушённый смешок.
– И собой торговать не стали бы?
– Смотря ради чего. Героине визокартины якобы пришлось обеспечивать свою семью.
– Эта причина кажется вам недостойной?
– Поддержать семью финансово можно и по-другому. Выучиться на экономиста, доктора, инженера, технолога. Образование в империи бесплатное. Но девушка выбрала быстрый и лёгкий путь. Причём она продала себя не пожилому дворнику или уборщику, а молодому богатому красавцу. Зачем тратить время на учёбу, если можно достигнуть всего и сразу? Гораздо проще проводить дни в праздности и под разговоры о всеобщем благе очаровывать своего господина.
– А на кого выучились вы, льена Юлика, раз вынуждены прозябать в отделе делопроизводства?
– На историка. Но мой диплом пылится уже четыре года. Я уже призналась, что ленива и предпочла работу поближе к дому.
– То есть семье нечего рассчитывать на вашу поддержку?
– У меня нет семьи, Шен. Родители погибли тринадцать лет назад, а Зея умерла в начале осени.
– Зея? – он вцепился в имя. – Ваша родственница?
– Инго. Бабушке подарили её на совершеннолетие. Они были лучшими подругами. После смерти бабушки Зея переселилась к нам, помогала маме по хозяйству.
– Странные вы, имперцы, – заледенел голос островитянина. – Называете рабов друзьями, но не желаете дать им свободу.
– С чего вы взяли, что не желаем? Ещё бабушка предлагала Зее гражданство, папа при мне несколько раз заводил этот разговор. Зея всегда отнекивалась. Она была степнячкой – из далёкого села на юге. Возвращаться домой не хотела, работать за жалование отказывалась наотрез, а жить в качестве нахлебницы не могла.
– Какая-то вывернутая логика. Вы же всё равно её содержали.
– Потому что к этому обязывал статус инго… – я запнулась и продолжила после долгой паузы: – Шен, как вы думаете, почему в огромном Кергаре нет нищих, бродяг, попрошаек?
– Их всех превращают в рабов?
– Далось вам это слово! – в сердцах выдохнула я. – Что за манера раскрашивать мир исключительно в чёрный и белый цвета!
– Не хуже, чем ваше стремление находить пристойные названия для мерзости! Инго – рабы, ваша собственность, бесправные вещи! Завтра вы можете продать меня, словно мебель, как диван, на котором мы сейчас сидим! Или заставить исполнять ваши прихоти, или наказать кнутом!
Я молча поднялась, сходила в кабинет отца, принесла приличных размеров книгу с золотым тиснением на переплёте и положила рядом с ним.
– Законы Кергарской империи. Статьи с двадцатой по сорок седьмую посвящены инго. Изучите на досуге. Особенно обратите внимание на статьи двадцать вторую о добровольности принятия статуса и тридцать восьмую о порядке возвращения гражданства. Будете уходить – выключите визор. Если проголодаетесь, на кухне в холодильнике для вас молоко и ветчина, а на столе в хлебнице пакет с овсяным печеньем. Спокойной ночи, Шен.
Он меня не остановил, я и не надеялась. Пошла в свою спальню, задержалась взглядом на задвижке. Нет, запираться не сто́ит. Во-первых, я должна показать, что доверяю ему. Во-вторых, надеялась на его благоразумие. В-третьих… вдруг он всё же полезет ко мне ночью, и тогда я с наслаждением врежу по противной физиономии!
Глава 8
Будильник безжалостно прозвенел в семь утра. Я поплелась на кухню, поминая недобрым словом острова, императора, Третью службу и даже дядю. Будь я одна, обошлась бы чашкой чая, а теперь каждый день приходится готовить! От овсяного печенья остались только крошки, молоко Шен тоже выпил. Из ветчины и десятка яиц я сообразила пышный омлет. Островитянин тут же нарисовался в дверях, явно привлечённый запахом.
– Светлое утро, Шен, – безмятежно поздоровалась я. – Садитесь завтракать.
Он с недоумением следил, как я перекладываю весь омлет со сковородки на тарелку и ставлю перед ним.
– Льена Юлика, вы в него плюнули? Почему сами не едите?
Вместо ответа я достала чистую вилку, отрезала от омлета маленький кусочек, прожевала и проглотила.
– Убедились, что не отравлено? Мой аппетит просыпается к вечеру.
Допила свой чай, чашку закинула вместе со сковородкой в мойку и оценила получившуюся композицию.
– Вы умеете мыть посуду, Шен, или за вас это всегда делали слуги?
Островитянин вмиг вспыхнул.
– На что вы намекаете?!
– Сужу по вашим рукам. Настолько нежная кожа не сочетается с грязной работой. Вряд ли вам приходилось заниматься домашней уборкой или чем-то подобным.
Шен уставился на свои пальцы так, словно видел их впервые в жизни. А я мысленно прикидывала – на сколько дюймов отросли его волосы, раз теперь они полностью закрывают уши? От раны на шее не осталось и следа, кожа напоминала изысканный кардéнский фарфор – такая же гладко-матовая, белая, полупрозрачная.
– Это не значит, что я не справлюсь с элементарными вещами!
– Замечательно. Тогда посуда за вами.
– Решили вспомнить, что вы – моя хозяйка? – съязвил Шен.
– Обыкновенная справедливость. Я готовила – вам мыть. Встретите меня с обедом – без разговоров встану к мойке.
Возразить ему было нечего. Поэтому я удивилась, когда он нагнал меня в прихожей.
– Льена Юлика, вы уходите и оставляете меня одного в доме? Не связанного, не запертого? А вдруг я начну рыться в ваших вещах?
– А вы начнёте?
– Больно надо, – очень по-детски насупился он.
– Тогда о чём речь?
Хотелось рассмеяться, но я пощадила его самолюбие. Замоталась шарфом и шагнула в метель. Вьюга со вчерашнего дня только усилилась, пока я дошла до работы, снег облепил лицо и повис на ресницах. В холле управления постелили дополнительные грязезащитные коврики, но и это помогало мало. Уборщица не успевала убирать кашу из воды, снега и песка. Мои коллеги на разные голоса склоняли все природные аномалии в мире. Дамы в канцелярии на их фоне выглядели эталоном невозмутимости и спокойствия. Они пили чай – и сегодня это показалось мне чудесным. Если, несмотря ни на что, люди не изменяют своим привычкам, не так уж всё безнадёжно.
Бумажная рутина и вовсе подняла мой дух. Война, снежные бури, операции тайной службы – и бюрократическая переписка по поводу необходимости выделения плановому отделу дополнительных скоросшивателей, папок, скрепок и зажимов. Вопрос на двести пятьдесят реалов неделю решало несколько руководителей. Особенно позабавила резолюция директора на одном из приказов: «Они их едят, что ли?!» Я настолько развеселилась, что не сразу заметила Патришу, которая подошла вплотную к моему столу.
– Светлого дня, Юли.
Обычно весёлый голос Патриши звучал сдавленно. Она не отрывала взгляда от носков своих лакированных полусапожек и, что ещё хуже, не улыбалась.
– Светлого дня, Пат.
Следующую фразу Патриша буквально выдрала из себя:
– Юли, мне нужен твой совет.
– Всегда рада помочь, – опешила я.
– Не здесь, – она оглянулась на моих коллег, разумеется, навостривших любопытные уши. – Можно, я зайду к тебе после работы? Это очень-очень важно!
Раньше для Патриши «очень-очень важным» был фасон туфель, которые не сочетались с очередной сумочкой, но я заметила опухший нос и покрасневшие глаза. Вряд ли из-за ерунды Пат станет портить свою внешность и лить слёзы.
– Конечно, приходи.
– Спасибо! – от избытка чувств Патриша схватила мою руку, сжала и почти опрометью выскочила из канцелярии.
Всё время до обеденного перерыва и после, когда шла домой, я размышляла над странным поведением Патриши. Лишь у самого порога мысли переключились на Шена. Встретила меня подозрительная тишина. На секунду сердце ёкнуло: неужели всё-таки сбежал?! Понятно, что уйти далеко дядины агенты ему не дадут, но сколько лишних хлопот! Дёргалась я напрасно – островитянин нашёлся в гостиной. Сидел, уткнувшись в книгу, и при виде меня вздрогнул.
– Идёмте обедать, Шен, – я показала ему завёрнутые в бумагу контейнеры, от которых шёл пар. – Вам сегодня повезло: в столовой управления продавались комплексные обеды на вынос, а там прекрасно готовят.
– Я разбил чашку, – невпопад ответил он.
– Печально, – преувеличенно горько вздохнула. – Это были любимые чашки Зеи. Хорошо, что осталась вторая, уберу и сохраню на память.
– Вторую я тоже… разбил, – с трудом выдавил Шен. – Простите, льена Юлика.
Стоило огромного труда изобразить не просто серьёзное, а грустное лицо.
– Шен, вы прямо орудие разрушительной силы. Идёт всего четвёртый день нашего совместного проживания, а я уже лишилась кувшина, стакана и двух чашек. Надеюсь, сковородка цела?
Если б это зависело только от меня, я любовалась бы его виноватым лицом вечно.
– Цела, но…
– Светлые духи! – всплеснула я руками. – Шен, Всевышнего ради, скажите – что можно сделать с чугунной сковородкой?
– Поцарапать?
Честно – он выглядел так, словно ожидал, что я прямо сейчас достану кнут. Или оставлю его голодным. А когда осмелился поднять голову и заметил мою улыбку – остолбенел.
– Обед стынет, – напомнила я.
Порции в столовой управления были рассчитаны на взрослого мужчину, я осилила салат и суп, а жаркое с мясом пододвинула Шену.