Агрессивно-послушные
Люди, желающие спокойно умереть в своей постели (окружающее нас ныне большинство) — куда опасней, людей, которым «жить то как-то надо» (окружавших нас недавно). И обе этих группы крайне опасны — в сравнении с людьми, желающими жить хорошо. Обе группы — регрессисты, антицивилизионисты. А в благоприятных условиях — и убийцы («Умри сегодня ты, а завтра я.») 99 процентов граждан нынешней РФ — таковы.
Порочен сам уклад русской жизни, это дремотное болтание в люльке однообразного быта, чудовищное колебание унылой всеблагостной распределенной пустоты, расслабленная (и в то же время разухабистая) коллективная обреченность. Уклад, превозмогающий всякую современность. Всякую идею. Всякую идеологию. Но более — всякий разум.
Есть такой психотип — недогерой, возлагающий надежды. Персона, возомнившая себя Персоной. Живет он как правило в мире книг и фантазий. Таких — море вьется вокруг настоящих героев, случившихся (биографически) персон, метафизиков и идеологов всех мастей. Лейтмотивом их жизни является попытка вписаться в Проект, исторический или иной. То есть — Быть Осуществленными за чужой счет. Ну либо неосуществленными. То есть, даже их Небытие — латентно.
Их психическое состояние имеет две стадии — тотально некритичное Очарование. И такое же разочарование. В этом смысле они — то лакеи, то девочки. А лакеи — всегда предатели. Это — классика жанра.
В стадии «очарования» — они всегда проецируют свои неосуществимые желания на Объект. (Да, сами они — ВСЕГДА — бессубъектны!) В стадии разочарования же всегда — занимаются истеричным и бессмысленным самобичеванием. Естественно — обвиняя во всех бедах своих идеализируемый доселе Объект. То есть, это не его они толкают в «бездну», (Объекту — хоть бы хны, что с ним сделается? Он некая «икона», статика.) А лишь самого себя. Кто перед нами? Банальнейшей мазохист. Не более.
Всепрощение — это апофеоз пренебрежения, конечно. Метафизический снобизм. За что и было (если б было) распято — всезнающее безразличие.
Холодная девочка Лида
Ты куколка-вуду
Для Лиды
Усталого блуда.
Она была чудо —
Иуда.
А ты был Иисус,
Но не был объектом для чувств.
Ты стал ни к чему
Почему-то.
Но тело
В холодном дому,
Бродило,
Распято на буднях.
Ты чуял в себе
Ее хищное жало.
В дурной бесконечности
Ты обожал ее.
Дрожали Армстронгом
Джазовым стены.
Ты тоже дрожал,
Истекающий спермой.
Хрипел скарлатиново
Хаос осенний.
Ты выпал из детства
С разорванным сердцем.
Она улыбалась —
Невеста-Освенцим.
Булавкой ловкою
«LOVE —
ЯВОЛЬ» —
Пишет кровкою
Другого Его.
Убей меня, боже,
Но видеть не дай мне,
Как она гибельно улыбалась
Вышептав
Дерзко
Чужими
Губами:
«Гуд бай ми —
лый-бай-ми —
Гуд-бай-ми»…
Какие глубины Аида,
Какие обители зла
Тебя породили, о Лида?
Зачем ты пришла и ушла?
Я сущность твоих нежеланий.
Униженный женщиной паж,
Щенок, не подобранный Вами,
Не Вами, не Вами, не Ваш…
Я жить не хотел, но упрямо
Телесное длилось во мне.
Я в Бездну вгляделся, в ту саму —
ю Бездну. Но виделось мне
Не хохот клыкастый Аида,
А то Возвращенье назад.
Холодная девочка Лида —
И в Бездне, и рядом, и над.
Меж нами и нить Артемиды
Сжимается в кокон петли.
Нули меня, дикая Лида,
Не дли меня, Лида, не дли!
Декабрь, холодный как бритва,
На ясность меня обрекал.
Ту би, нот ту би. Эту битву
С любовью своей проиграл.
Судьбы моей, пошлой как «Битлз»,
Сверкнул белозубый оскал.
Я грезил о самоубийстве.
И в ванной горячей лежал.
Качались в аду эдельвейсы.
И шла девальвация LOVЕ.
И Дьявол, с повадками Элвиса Пресли,
Встречал меня, чокаясь кров —
Кой. Кроваво-умерен
Был этот вечерний прием.
Мы пили Кровавую Мэри,
И виски, и бренди, и ром.
На лапе мохнатой и черной
Мерцал изощренный узор.
И Ворон, классический Ворон
Прокаркал свое — «NEVERMORE.»
Рунических знаков читалась
Знакомая вязь — «Никогда.»
А так же — «Надежд не осталось
У всяких, входящих сюда.»
Был Дьявол гламурно-приятен,
Но парой язвительных слов
Он дал мне понять, что некстати
Я выбрал причиной любовь.
Все или Ничто — как Причина,
Мисимою меряя смысл,
Он впился как нож перочинный
В березы обрезанный визг.
Как анти-фаллический Фауст,
Антично-вели-чест-вен-но,
Он с точностью ставил диагноз.
Я падал на самое дно:
«Ты в тлеянье, ты на коленях,
Пред женщиной, жалкая тля!
Ты веянье щучьих велений,
Безволье ее, вуаля!
Миледи обратной медали,
Паденья одной стороны.
О, все эти Лиды — лишь лже-идеалы.
И все эти Лиды равны.
Гляди же, влагалищно-хищно
Тебя вампирично пленит
Кто? Женщина?! Сущность, что рыщет
По миру, чтоб множить подвид.
Дурманит бесцельность разврата.
И сущность богини темна.
Но Лида — не женщина — ибо обратна
Всей женской природе она.
Она не поддастся познанью.
Иное — в обличье людском.» —
Ответил я Дьяволу — «Это созданье
Не женщина!» «И о таком
Я слышал.» — задумчиво Дьявол
Ответил. И долго молчал.
А после промолвил — «По нраву
Тогда мне такой идеал!
Она — порожденье Аида,
Глядит Моно Лизою Зла.
Холодная Девочка Лида —
Возможность тревожных жела…
В ней грех человеческой плоти
Щелкунчиком Ницше хрустел.
В ее напомаженный ротик
Я тоже бы впиться хотел.
Мне ведомо это явленье —
Отряд дьяволических див,
Постигших Мир как Преступленье
И ждущих гностический взрыв.
Вы антиматерия в коже,
В тюрьматрице, в неглиже.
Казанская тьма истекала, о боже,
В болотно-христьянском броже…
Вы демоны анти-идеи,
Враги человеческой тли.
Вы флейт крысоловских прекрасные феи,
Вы мглистые Галлы Дали.
Диджействует смерть-канарейка,
Как огненный Вагнер Канар.
Сжигает элиту профанного рейха
Языческий алый пожар.
Взрываются башни безбашенно.
Вой кровью Нью-Йорка, орк!
Как дикторша о-ша-ра-шен-но
В рашен-экраны врет!
О, это не неофиты
Каких-то таинственных сект!
Холодные девочки Лиды
Играют финальный сет.
Таких как она, мир количеств
Калечит нещадно. Крик
Их плотско-животно кичевый.
Клади его под язык.
Таких как она, мир неона
Не жаждет реинкарна
Такую Лиду Омона
Омоном прострелят на…
Таких моделей мадоновых
Рафаэлевый Раф пленит.
Они как русские омены,
Ада Апартеид.
Они есть враги Демиурга,
Они — отрицанье Христа.
За гибелью Кали, в конце Кали-Юги
Их будет не более ста.
Но сотня наденет доспехи
И ринется в праведный бой.
И мир, превратившись в кровавое эхо,
И их унесет за собой»…
«Гла-мур-на, гла-мур-на, гла-мур-на —
Мгла-мур-на-гла-мур-ная мгла.»
«Амурно, а-мур-но, а-мур-но» —
Мурлыкал в усы из угла
Следящий за мною огромный,
Но скромный достаточно Кот.
«Я умер?» — спросил я. — «О, ровно,
О ровно наоборот!»
И Лида мне голосом лживым,
Каким-то дурным дежавю
Шептала: «Вы живы, вы живы!
Я думала, не доживу.»
Поток истерически-жалкий
Отчаянно искренних слез
Привлек со шприцом санитарку
И аминазиновых доз.
А доктор стерильный-стерильный
Меня с медсестрой материл.
Из смерти, из тьмы, истерии
В ненужную жизнь возвратил.
Воскрес как Иисус, но распята
Той пагубной страстью душа —
«Мне, доктор, обратно не надо!
Мне, доктор и смерть хороша!»
Он вышвырнул властной рукою
Меня за больничный порог,
Где все расцветало весною,
Которой я видеть не мог.
Мне липкого счастья не надо,
Улиточной слизи людской!
Я шел бы по Дантевским адам,
А Лида бы шла по Тверской.
Мы шли бы убийственно мимо,
Как две, всем известных прямых,
И в том примирительном Риме
Дорожки расходятся их.
Не надо мне денег и славы!
Мне просто не хочется жить.
И горькую терпкую «Яву»
Я начал зачем-то курить.
Губами коричневый фильтр