Когда Иисус поел, трактирщик подсел к нему за стол, наклонился и спросил, пристально глядя Иисусу в глаза:
– Почему ты, иудей, ешь мой хлеб и при этом не плюешься? Я слышал, о чем говорили твои спутники, но и твои слова я тоже слышал. Чем же ты отличаешься от них?
– Возможно, я помню пословицу, которая гласит, что Господь ненавидит того, кто разжигает вражду между братьями.
– Значит, теперь мы братья?
– Разве мы не молимся одному Богу?
Трактирщик задумчиво вытирал стол.
– А из-за чего мы поссорились тогда? – прошептал он.
– Из-за слов, – ответил Иисус. – И потому что и те и другие считали, что могут присвоить себе божество. Иначе говоря, мы все были высокомерными и преисполненными гордыни.
– Но разве сейчас мы не такие?
– Возможно, наступило время осознать, что мы не являемся собственниками ни божества, ни его слов.
Андрею, Симону, Филиппу и Нафанаилу было неприятно слушать этот разговор.
– Ты ел свинину, – продолжал трактирщик.
– Да, я ел свинину.
– Ты пьянствовал.
– Нет. Но разве не Бог создал свиней? Или он создал их только для римлян?
– Почему же и вам, и нам, самаритянам, запрещено есть свинину?
– Ты уже слышал почему. Неразумно выращивать свиней, поскольку они дорого обходятся.
Трактирщик скрестил руки на груди и на этот раз обратился сразу к пятерым мужчинам:
– Что творится в Палестине? Отшельник по имени Иоканаан заявляет, что Мессия уже пришел и что его зовут Иисусом. Иудей, здравомыслящий человек, признается мне, что он ел свинину, и это меня нисколько не возмущает. Что же происходит?
Трактирщик воздел руки к небу, а затем медленно опустил их.
Иисус размышлял. Иудеями овладело беспокойство, вот и все. Вернувшись из комнаты для омовений, где он довольно долго приводил себя в порядок, поскольку в дороге они очень запылились, Иисус увидел, что Нафанаил, опустив голову, прислонился к стене.
– Комната для омовений находится в глубине двора, – сказал ему Иисус.
Нафанаил поднял голову. Вид у него был мрачный.
– Я лучше пойду обратно, – сказал он.
– Почему? – спросил Иисус, приглаживая волосы.
– Ты перевернул мне душу. Ты отрицаешь все, во что я верил. Я сойду с ума.
– Ты совсем недавно сказал мне, что для тебя я есть свобода, следовательно, я не имею права тебя лишать ее. Я хочу добавить, что за свободу надо платить. Тебя пугает не безумие, а сама свобода.
– Я предчувствую, что ты на этом не остановишься. Везде, где ты будешь появляться, произойдут перемены. Ведь ты наделен таким светлым умом!
Нафанаил лихорадочно взмахнул руками, словно желая особо подчеркнуть последние слова.
– Ты вызовешь смятение в этой стране – точно так же, как вызвал его во мне.
– Итак, ясный ум вызывает смятение, – заметил Иисус, связывая ленточкой волосы на затылке. – Такое мне никогда не приходило в голову.
– Вот видишь! – воскликнул Нафанаил. – Ты сразу обнаруживаешь противоречия.
Нафанаил отступил от стены и покачал головой.
– Но если я уйду, возможно, буду жалеть об этом всю жизнь!
Сколько страсти и неуверенности!
– Ты сердишься на меня, – сказал Нафанаил.
– Нет.
Нафанаил сел у ног Иисуса.
– Даже если бы я этого очень захотел, я не смог бы уйти, – сказал Нафанаил. – Но правда и то, что я боюсь все подвергать сомнению.
– Не стоит ложиться спать грязным, – мягко сказал Иисус. Немного помолчав, он продолжил: – Что касается твоего страха, сей зерно утром, когда время для этого самое подходящее, и не думай о своем страхе до вечера, чтобы не получилось так, что прорастет не зерно, а страх, а может быть, они взойдут одновременно.
Нафанаил вышел. Когда он вернулся, Иисус спал. На следующий день Иисус и его спутники добрались до Севастии, древней столицы, которую Ирод Великий переименовал в Августу, хотя многие продолжали употреблять первое, греческое название города. Севастия была построена по римскому образцу и походила на множество других городов Декаполиса.
– Это храм? – спросил Нафанаил, никогда не бывавший в городах севера.
– Нет, ипподром.
– Что такое ипподром?
– Круглая площадка, на которой римляне устраивают бега. Они ставят на лошадей, и победитель получает неплохой приз.
– А могу ли я тоже поставить на лошадь? – спросил Филипп.
– Что?! – вскричал возмущенный Симон.
– А вон там, разве это не храм?
– Нет» это стадион, еще одна площадка, на ней атлеты показывают свою силу и доблесть.
– А есть ли атлеты среди иудеев? – спросил Нафанаил.
– Вот где наша погибель! – горестно воскликнул Симон.
– Почему погибель? – спросил Иисус.
– Тело… тело… – запинаясь, сказал Симон.
– Да, тело. Ну и что? – возразил Иисус. – При помощи чего мы возделываем землю и ловим в море рыбу? Каким образом продолжается наш род?
Спутники Иисуса остановились. На Симона и Андрея было жалко смотреть.
– Разве мы были бы более счастливы, если бы у нас было рубище вместо тела? Разве мы были бы более счастливы, если бы превратились в скелеты?
– Но… тело… язычники… статуи… – запротестовал совершенно растерявшийся Симон.
– Разве не Господь одарил нас телом? Разве Он когда-нибудь требовал презирать его? Да, язычники обожествляют тело, но что мы знаем о нем? И разве это причина, чтобы делать вид, будто тела не существует? – сказал Иисус.
Они вновь пустились в путь, погрузившись в мрачную задумчивость.
– Но почему Иоканаан истязает свое тело? – нарушил молчание Андрей.
– Иоканаан больше не владеет собой, – ответил Иисус.
Однако Андрей задал весьма разумный вопрос.
– А вот это здание наверняка должно быть храмом, – сказал Филипп, указывая на возвышавшееся на холме, в западной части города, строение, увенчанное башенкой.
– Нет. – Иисус улыбнулся и объяснил: – Это древний дворец царя Амврия.
– Неужели в этом городе неверующих нет храма? – удивился Симон.
– Вот он, – заговорил Иисус, – но это синагога.
И он указал на здание, построенное в римском стиле.
– И перед ним статуя обнаженного мужчины! – возмутился Симон.
– Кто такой царь Амврий? – спросил Нафанаил.
– Великий царь, победивший филистимлян. В его честь Израиль на протяжении многих поколений называли Домом Амврия. Это было еще до того, как мы поссорились с самаритянами. Кстати, вы собираетесь и впредь поститься или питаться черствым хлебом? – спросил Иисус. – Или вы все же согласитесь, что всякий хлеб есть дар Господа? Хочу вам напомнить, что именно в этот край пришел Иоканаан, чтобы проповедовать и крестить.
Спутники Иисуса скорчили недовольные физиономии.
– Я могу есть их хлеб, однако я никогда, разумеется, не стану есть свинину! – заявил Симон.
– Можно есть их хлеб, но не говорить с ними, – подхватил Андрей.
– Да, конечно, потому что мы выше их! – недовольно проворчал Иисус.
Иисус и его спутники брели по улице в поисках какого-нибудь трактира. Вдруг они наткнулись на толпу, состоящую из двух-трех десятков людей, которые окружали человека, лежавшего на земле с закрытыми глазами. Его лицо было мертвенно-бледным.
– Он умер, – сказал какой-то мужчина. – Надо позвать раввина.
– Он грек, и поэтому надо сообщить в городскую управу, – возразил другой.
– Да нет же, – запротестовал третий, – вам и ребенок сразу скажет, что это финикиец. Разве вы не видите, как у него подстрижена борода?
– Грек или финикиец – не важно, – заметила одна из женщин. – Но не оставите же вы его здесь, на растерзание стервятникам?
Иисус наклонился над мужчиной, заметил на шее золотую цепочку, потянул за нее и увидел талисман. Приложив ухо к груди несчастного, Иисус услышал слабое биение сердца.
– А этот-то явно не иудей! – саркастически заметил один из зевак. – Посмотрите, он дотронулся до трупа! Только бы затем он не дотронулся до меня! Отойдите от него подальше!
Иисус ущипнул мужчину за последнюю фалангу мизинца, затем с силой нажал пальцами на глазницы. Мужчина повернул голову и поднял руку. По толпе, теперь уже значительно разросшейся, пронесся восхищенный ропот.
– Чудо! – крикнула какая-то женщина.
– Чудо! Чудо! – вторили ей другие.
– Не поможет ли мне кто-нибудь из вас перенести этого человека в тень? – спросил Иисус.
Симон, Андрей, Филипп, Нафанаил и еще несколько человек, прежде из осторожности отошедшие подальше от мнимого трупа, бросились к Иисусу. Они посадили мужчину на скамью, стоявшую перед лавкой. Иисус попросил людей расступиться, чтобы «воскресший» смог дышать полной грудью.
– С ним случился солнечный удар, – объяснил Иисус.
Он попросил принести ему кусок ткани, смоченный в воде с уксусом, и кувшин воды. Мужчина открыл глаза, но по всему было ясно, что ему нехорошо. Иисус заставил мужчину выпить как можно больше воды и положил ткань ему на голову.
– Ты здесь живешь? – спросил Иисус мужчину.
Тот отрицательно покачал головой.
– Пусть кто-нибудь проводит тебя, а когда придешь домой, сразу же ложись и не вставай до завтра. Прикладывай к голове ткань, смоченную в воде с уксусом, до тех пор пока не почувствуешь облегчение, и пей побольше воды.
Двое прохожих помогли мужчине подняться и медленно повели его по улице. В это время собравшиеся принялись судачить, пытаясь понять, кто же такой Иисус. Кудесник? Нет. Знаменитый финикийский доктор? Нет. Пророк? Очевидцы объясняли подошедшим позднее, что на их глазах человек воскрес из мертвых. Они клялись, что Иисус вырвал из небытия покойника, лежавшего на общественной дороге. Волнение достигло высшего предела, а когда прибыли охранники, человек двадцать поспешили засвидетельствовать свои показания. Именно тогда женщина, несомненно, та самая, что первой принялась кричать о чуде, завопила во весь голос:
– Это Мессия! Мессия среди нас! Воздайте хвалу Господу!
Надо было спасаться бегством. Иисус вошел в ближайшую лавку.
Она принадлежала сапожнику, присутствовавшему при сцене мнимого воскрешения. От удивления у сапожника отвисла челюсть.