Заценили.
— Берём, — резюмировал владелец запора.
— Рубль, — напомнил Саня.
— Держи, че, — мужик вручил Пельменю монету.
— Только это, чтоб матушка чтоб потом не прибежала, уговор? Я Ирку знаю.
— Слово пацана, — заверил Пельмень.
— Слышь, а ещё есть? — спросил второй мужик, дожевывая и поглядывая на авоськи.
Может там завязалась баночка?
Пельмень переглянулся с Сёмой. Тот быстро смекнул «че по чем», кивнул.
— Заказ от трёх банок по рублю. Товар — свежак, — пояснил Саня.
— Бабки только вперёд, — сообразил Сёма, выгнув колесом грудь. — По предоплате работаем.
По предоплате — значит по предоплате.
Мужики то залили сливу, а когда мужик синий, он с деньгами охочей расстаётся, чем на трезвую. Вот и владелец «горбатого» достал три рубля и вручил Сёме.
— Пять банок, а это вам залог, — прокомментировал. — Мы в следующий раз в пятницу соберёмся в тоже время. Принесёшь товар, остальное выдам.
Пожали руки.
Пельмень сунул бабки в карман. Стрельнуло с консервами даже лучше, чем он рассчитывал. Вот так с потолка четыре рубля прилипло на ход ноги. И канал потенциального сбыта образовался.
Бызнес.
Понять бы ещё где консервы теперь брать. У бабули Сёмы ещё с дюжину банок, конечно, наберется… Но раз спрос есть, будет и предложение. Как-нибудь решим.
— Ты прям н-н-новый русский, — с восхищением сказал Сёма, когда отошли от мужиков.
Пункт приёма стеклотары расположился в конце кооператива. Большой гараж, у входа стоит мотороллер с кузовом «Муравей», видавший своё — вон краска встала, местами рыжики. Двери гаража прикрыты, на них — ни часов приёма, ни вывески. Но мелом нацарапан прейскурант. Из самого гаража доносится Высоцкий.
«Эх раз, да ещё раз, да ещё много-много…»
А ещё воняет керосином. Так по противному. И свет внутри включить не удосужились.
— Сюда? Уверен? — остановился Саня.
— Угу, П-п-пельмень, ты че бутылки не сдавал?
Сашка не ответил, постучал в ворота гаража. Музыку прикрутили, потом послышался грохот, на смену пришёл звон разбитого стёкла. И мат — трёхэтажный.
— Еп, перееп, твою мать за ногу!
— Дядя Виталя, — со знанием сказал малой.
Через несколько секунд дядя Виталя появился на пороге. Тощий мужик, скрюченный, с морщинистым лицом. Майка в полоску, на плече «Слава ВДВ», на голове замызганный берет.
— О, архаровцы! — приметил он Сашку и Сёму.
Икнул.
Дядя Виталя оказался в дребедень убранный. И чтобы стоять на ногах прислонился к створке.
— Санька, за твоим папашей не успеешь! Ты каждый день тару тащишь.
Пельмень хотел вручить мужику свои авоськи. Но дядя Виталя приподнял бровь удивленно:
— Вытаскивай. Че ты мне их суёшь.
Вытащил — 5 бутылок из под водки. 3 литрушки, 1 баллон. Сложил в ящик — этот стоял у гаражных ворот. Авоськи свернул рулетиком, запихал в карманы. Сёма положил свои бутылки туда же.
— Оп… — Дядя Виталя оттолкнулся от гаража и подошёл к ящику. — Ну ка, глянем!
Осмотрел тару — целая? Сколов нет? Следом вытащил из кармана замызганных брюк пригоршню монет и всучил 20 копеек Сёме.
— Ну все, шуруйте. Принято.
Пельмень посмотрел на свои бутылки, на пьяного дядь Виталю и приподнял бровь.
— Че за порожняк?
— Чего не так?
Саня кивнул на «прейскурант»: мелом указанные расценки на дверях гаража.
— У вас написано — 15 копеек за кефирную, а даёте — 10 копеек. Вот и говорю — порожняк.
— Десять? — дядя Виталя дурачка включил, достал десять копеек, сунул Сёме. — Обсчитался, ребятня. Валите уже.
Если в первый раз Пельмень удивился, то во второй раз охренел.
— А мои бабки где?
Прикинув сумму в голове за свою тару, Пельмень ее озвучил.
— Два рубля пятнадцать копеек так-то.
— Епрст… А долг батин отдать не надо? — оскалился дядя Виталя. — Он мне три рубля торчит. Обещал занести и не занёс.
Опа. Вот это Пельмень уже не знал, что батя должен кому-то бабки. А то, что не занёс — не мудрено, батя в драбадан пролежал все утро.
Дядя Виталя видать решил, что разговор закончен, начал насвистывать себе под нос и поплёлся на нетвёрдых ногах обратно в гараж. Вот только Пельмень не батя, долги не брал и с таким раскладом не согласился.
— Мужичок, стопе, — Сашка шагнул и перегородил дяде Витале дорогу. — Бабки гони.
— Ты охренел? — с лица приёмщика разом улетучилась улыбка. — Ты че такое спрашиваешь? Ошалел, бродяга?
Боковым зрением Сашка видел, как Сёма успел на всякий пожарный спрятаться за мотороллером. Дядя Виталя ведь того, говорят, что зэк. Бывший. И дурной на всю голову, опять же — по слухам.
— Бабки гони, — повторил Пельмень.
— Я тебе сказал, за батю твоего долг спросил!
— Так я не батя! С него и спросишь.
— Во как базаришь, пидоренышь мелкий… — дядя Виталя прищурился.
Отошёл к гаражу, также покачиваясь, вытащил монтировку.
Та стала в углу, как по случаю спецом.
— Обана! — он похлопал кончиком монтировки о свою ладонь. — Башку проломлю, ахломон! А ну шуруй отсюда! Паскуда этакая!
У Пельменя при виде монтировки как-то сразу непроизвольно сжался сфинктер. Прежнее тело и его сыкливая натура перли наружу. Захотелось развернуться и драпать, следуя полученной рекомендации.
Однако новый Пельмень видавший в своей жизни разное, не сдвинулся с места. И по дяде Витале тоже прочухал быстро — никакой он не зэк, а если и был таким, то воздушник и закатушник. А вот насколько дурной намголову — это выясним.
— Бабки гони, — невозмутимо повторил Сашка в третий раз.
Правда, только казалось, что невозмутимо — голос раз и изменился, дрожит. Пельмень сглотнул.
Дядя Виталя растерялся от молодецкой прыти. Подвис. Тут ведь как получалось — дабы базар вывезти надо Пельменю башку монтировкой проломить. За два рубля. К такому раскладу дядя Виталя оказался не подготовлен. Видать раньше прокатывало по другому.
Он медленно монтировку опустил. Достал из кармана монетки, наковырял сумму — протянул Пельменю.
— Правильно базаришь, пацан, раз бате твоему занимал, то с него и спрос. Я ж не в курсах, что ты не за батю пришёл, — пояснил дядя Виталя.
Пельмень деньги сунул в карман. Рука, которой брал монетки ходила ходуном. Зато в кармане приятно звякнуло — денег прибавилось. Теперь глядишь на треню снарядиться хватит, если шмотьё с рук брать.
— А батю твоего я на счётчик поставлю, так и передай Игорьку! — смекнув, что слабанул, добавил мужик.
И скрылся в гараже. Позор следовало запить водярой. Чем быстрее — тем лучше.
Пельмень вздрогнул, когда ворота гаража захлопнулись. Пожал плечами. Думать о том, что стало бы, окажись слухи о прошлом дяди Витали правдой — не хотелось. Торчала бы монтировка у Пельменя из задницы, с его нынешней функционалкой — это как пить дать. Даже на пропитого алкаша дури не хватит.
Смекнул Саня и другое — у дяди Витали батя бухлишком закупается. Ну что сказать, останется батя без бухла. Не купит сынок чекушку. И дядя Виталя хрен без возврата долга продаст.
— Вот это ты крутой, П-п-пельмень!
Из-за мотороллера объявился Сёма.
— Так б-ба-базарить с настоящим зеком!
Они почесали от гаража дяди Витали прочь.
Глава 4
«Есть лаве на кармане.
"Извини меня, Маня.
Эй, девчонки, а ну, навались!"
Греет солнышко шею, я живу и балдею
И люблю эту южную жизнь», Гриша Заречный, Ростовская хулиганская.
После визита к дяде Витале, Сёма достал пачку сигарет. Как Пельмень прятал в трусах бабло, так пацанёнок нычил «в самом укромном» сижки.
Пачку открыл и показал. Оказалось, что та доверху забита бычками. А вместе с бычками в пачке покоится переломанная пополам веточка — туда сигарету вставляешь и руки не заваниваются табачным дымом. Не палевно. Ну и по жопе не получить от бабули.
— Покурим? У-угощаю, — важно предложил пацанёнок. — Импортные!
Пельмень аж закашлялся. Не, по малолетству всякое бывает и окурки собирают по палисадникам и другие глупости делают. Думаешь же не головой, а жопой. Особенно когда тянешь такое себе в трусы.
— У-у меня тут кэмэл, мальборо и даже с-с-собрание есть, — заявил Сёма с гордостью. — Какую хошь? На выбор.
Пельмень взглянул на пачку, забитую окурками, на пацана. Вспомнил, что в кармане валяется «Наша марка» бати.
Вытащил.
— На, а эту дрянь выбрось.
Вручил марку пацану.
Конечно давать закурить пацаненку школьнику — идея так себе. Только ведь Сёма один хрен покурит. Так лучше нормальные сигареты пусть шмалит, чем бычки облизывает.
— К-круто! Спасибо!
Сёма с трепетом взял сигарету из рук Пельменя, заговорщицки оглядываясь.
— Посмолим з-за гаражами? — предложил. — Чтоб б-бабуля не спалила.
— Курить — здоровью вредить, я бросил и ты бросай, — покачал головой Пельмень. — А если куришь, так пацанам нормальным стремно за гаражами шкериться.
— Хм… — Сёма подвис слегка.
На сигарету уставился.
Пацанёнок был на четыре года младше Пельменя, и если сам Пельмень уже мог курить «в открытую», то Сёме бабка не разрешала. Гоняла.
И наказывала, если поймает.
Может хоть так получится склонить пацана от «курения» к «не курению» — зассыт?
Но нет, Сёма, разошёлся, оказался другого мнения.
— Внатуре, П-п-пельмень, че я шкериться буду.
Сигарету он вставил в зубы без всяких палочек. Достал спичку, именно спичку, не коробок и подойдя к гаражу ловко зажег, чиркнув по шершавому металлу серной головкой.
Прикурил, запыхтел как паровоз.
Смотрелся пацанёнок с сигаретой нелепо и глупо, и курить толком не умел — дымил не в затяг. А попытавшись глотнуть дым — закашлялся.
— Че погнали, е мое? Газ-квас!
— Ну ты Сёма босяк. Куда погнали то?
— Ближайшую ДЮСШ покажу. Ты ж х-хотел!
Сёма прилип к Пельменю, причём так, что хрен отвяжешься. Пельмень пацана гнать не стал — пусть показывает дорогу.