[80].
Их отношения стали ярким пятном в биографии британского политика. Мимо этого пятна, вернее – луча, пронизывающего всю жизнь Черчилля, не могли пройти не только его биографы, но и он сам. В 1931 году Черчилль напишет о своем коллеге по перу отдельное эссе, которое выйдет в августе в Sunday Pictorial. В нем он попытается определиться со своим отношением к Уэллсу. Левые политические взгляды писателя-фантаста вновь будут подвергнуты осуждению. «Всю свою жизнь мистер Уэллс бранил нацию, которая перед ним преклонялась, принижал ее традиции, подрывал ее институты, смеялся над ее победами», – заметит Черчилль[81].
Во второй части эссе он рассматривает Уэллса-писателя, и тон сразу меняется. Черчилль признается, что является «большим поклонником Уэллса», что прочитал все его произведения, что смог бы даже сдать экзамен по творчеству этого писателя, под полное собрание сочинений которого выделил целую полку[82][83]. Не менее интересно и другое откровение политика, сделанное в 1947 году во время беседы с врачом: Черчилль готов был взять «Машину времени» вместе с собой в чистилище[84].
Наблюдая за разногласиями, которые разделяли двух британцев в политической плоскости, нельзя не задаться вопросом, чем же так привлекло Черчилля творчество Уэллса? Ответ лежит на поверхности: ярким воображением автора, мощнейшим интеллектом и удивительной провидческой силой. Для фантастов не редкость, что создаваемые ими образы сходят со страниц романов в реальную жизнь. Взять, например, Жюля Верна. Кстати, именно с ним Черчилль и сравнивает Уэллса. Нисколько не принижая французского писателя, он констатирует, что веком Верна было ушедшее девятнадцатое столетие, а его публикой – викторианцы. Уэллс пошел дальше, распахнув перед человечеством дверь в новую эпоху с ее головокружительными, но порой кровожадными достижениями. Танк – предсказан, бомбежка беззащитных городов – описана, даже Первая мировая война и та нашла изложение в работах фантаста, богатых «проницательными идеями о войне и мире»[85].
Одной из отличительных особенностей великой личности является способность учиться – учиться постоянно, учиться от соприкосновения с событиями, идеями и людьми. Общение с Уэллсом и его творчеством позволило Черчиллю по-иному взглянуть на роль изменений в жизни и прийти к выводу, что любые изменения не просто постоянны – они и есть, по сути, жизнь в ее здоровом, бойком и громогласном проявлении. Именно с развития этой мысли Черчилль и начнет одно из своих эссе, признав, что большинство людей, будучи поглощены житейскими заботами и рабочими буднями, упускают из виду, что изменения вездесущи. «А прогресс-то этот идет себе вперед», – цитирует он первую строчку из романа Уэллса «Война в воздухе». Но и это еще не все. Мир не просто меняется – отныне он меняется быстрей. Это движение вперед, но не с равномерной скоростью, а с ускорением. С каждым веком, с каждым десятилетием, с каждым годом происходящие в мире события набирают обороты. Изменений становится больше, изменения становятся масштабнее, изменения становятся фундаментальнее, меняя образ жизни и мысли людей[86].
Глава 3. «Тигр и бульдог»
Двадцать первого марта 1918 года немецкая армия под командованием генерала Эриха Людендорфа (1865–1937) начала в рамках операции «Михаэль» полномасштабное наступление на укрепления Антанты. Учитывая критичность положения, Черчилль, занимавший пост министра военного снабжения, денно и нощно работал в своем ведомстве, которое в тот период располагалось в отеле Metropole на Нортамберленд-авеню. Ранним утром 28 марта его вызвали на Даунинг-стрит. Премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж (1863–1945) принял Черчилля в спальне, лежа в кровати, заваленной документами. Он попросил министра оставить на несколько дней Лондон и отправиться во Францию, чтобы на месте собрать актуальную информацию о планах французов. Черчилль согласился.
На эсминце он пересек Ла-Манш и направился в штаб-квартиру британского Генерального штаба в небольшом городке Монтрё, расположенном в тридцати семи километрах к югу от Булони. Из Монтрё он на автомобиле поехал в Париж, где остановился в отеле Ritz.
На следующее утро Черчилль попросил главу британской военной миссии во Франции генерал-майора Чарльза Джона Сэквилл-Уэста (1870–1962) передать главе французского правительства Жоржу Клемансо (1841–1929) о своем желании совершить ознакомительную поездку на фронт. Клемансо ответил, что он не просто дает добро, но и сам лично объездит с британским министром всех командующих армиями и корпусами[87].
Черчилль всегда считался франкофилом, но в отношении французских политиков он придерживался весьма прохладного мнения. «Какими же неблагодарными людьми являются французские политики», – возмущался он в беседе с супругой в январе 1920 года[88]. Встречались на этот счет и публичные заявления. «Французам свойственна двойственность натуры, причем в размерах, не присущих другим великим народам», – писал Черчилль в одной из своих статей в 1930 году[89]. Но все эти высказывания не имели никакого отношения к Жоржу Клемансо. Их первая продолжительная встреча произошла ранним утром 30 марта 1918 года. «Я очень рад, мистер Уилсон Черчилль, что вы приехали, – обратился к своему гостю премьер-министр, на радостях даже перепутав имя гостя. – Мы покажем вам все. Мы проедем везде и увидим все своими глазами»[90].
В жизни Черчилля было много дней, о каждом из которых можно написать целую книгу. Он встречался со многими великим людьми, участвовал во многих важнейших событиях первой половины XX века. Ему было что рассказать и о чем вспомнить. Тридцатое марта – один из таких дней. В тот день он увидит всех знаменитых командующих – фельдмаршала Дугласа Хейга (1861–1928), маршала Фердинанда Фоша (1851–1929), маршала Анри Филипа Петена (1856–1951), генерал-майора Максима Вейгана (1867–1965), генерала Генри Сеймура Роулинсона (1864–1925). Но никто из них не произведет на британского политика такого впечатления, как «Тигр» Клемансо. «Я восхищен им, – признается Черчилль супруге на следующий день после поездки по фронту. – Клемансо – экстраординарная личность. Каждое слово, произнесенное им, особенно какое-нибудь общее наблюдение о жизни или морали, достойно того, чтобы быть услышанным»[91].
Показательно, что это мнение было высказано, когда Черчиллю самому уже исполнилось сорок три года. Он уже опубликовал с десяток книг и знал, что значит Слово. Он почти двадцать лет заседал в парламенте и больше десяти лет занимал ответственные посты в правительстве, тесно соприкасаясь с множеством выдающихся личностей. Но столь высокой оценки удостаивались далеко не многие. В середине 1920-х годов, работая над третьим томом «Мирового кризиса», Черчилль не забудет сказать хвалебные слова о французском государственном деятеле. Он назовет Клемансо «великим стариком», под чьим руководством «Франция стояла как кремень», он отнесет Клемансо к тем исполинам, которые «смогли возвысить свои мысли над самыми желанными и потаенными искушениями своего сердца, найдя путь к спасению по путеводным огням истины»[92].
На страницах третьего тома «Мирового кризиса» Черчилль также приводит рассказ о совместной поездке по фронту в марте 1918 года[93]. В 1926 году он решит расширить этот кусок, издав его в виде отдельной статьи в августовском номере Cosmopolitan под названием «Тигр и Бульдог». На следующий год он переработает и дополнит опубликованный материал, отдав его в мартовский номер Nash’s – Pall Mall.
Отныне во время каждого посещения Парижа по государственным делам, вне зависимости от того, какое правительство находилось у власти, Черчилль вставлял в свое расписание визит к Тигру. То т платил ему взаимностью: «Я никого не приглашаю в мой дом, но вас я рад видеть всегда»[94].
Последний раз они встретились за год до смерти Клемансо в доме номер 8 на улице Бенджамина Франклина, где спаситель Франции проживал с 1895 года до своей кончины. Черчилля провели в маленький кабинет-библиотеку. Была зима, в помещении было холодно, оно не отапливалось. Большой камин весь был забит книгами. Вскоре к Черчиллю вышел хозяин: «подтянутый старик в шапочке и перчатках». «Пусть и не изящество Наполеона, но я увидел в нем наполеоновское величие времен Святой Елены, и на память пришли гораздо более ранние, чем наполеоновская, фигуры римских полководцев, – вспоминал Черчилль. – Ярость, гордость, нищета после великого служения, великолепие, сохраненное после отхода от власти, непробиваемое самолюбие, обращенное к этому миру и следующему, – все это было свойственно древним»[95].
На следующий год после кончины Клемансо Черчилль написал новую статью о французском государственном деятеле – «Тигр Франции», которая вышла в одном из ноябрьских номеров Collier’s. В декабре это эссе было переиздано в The Strand Magazine под названием «Клемансо – человек и Тигр». Статья станет одним из редких произведений Черчилля подобного формата, которые будут переведены на иностранный язык: в 1938 году она выйдет на немецком в одном из майских номеров Das Neue Tage-Buch