Запрос на сеанс связи. Вот же невезуха! Американскому коллеге что-то понадобилось. Хорошо, что не экстренный вызов, этого бы только не хватало. Американский отсек, как и русский, вертится в нашем «колесе», создающем эффект силы тяжести, только он расположен на диаметрально противоположной стороне кольца. Если у него беда, по протоколу пришлось бы выполнить кучу формальных действий, прежде чем отправляться его выручать. Случалось на моей вахте уже: я, считай, выдвинулся к индийцу, но оказалось, что у него автоматика засбоила и они никак не могли сигнал о помощи вырубить, долго извинялись. Но обещанный могарыч я так и не увидел, ага. Ладно, кто старое помянет… Так что там Майклу нужно?
– Виктёр? Витя?
– Здравствуй, Майкл! What happened?
– Всё ф порядке! Нюжен советь.
– I'm listening to you.
– Слюшать мало. Нюжно смотреть. Чтё это, по-твоему? Переключаю.
Майкл открыл мне доступ к своему контрольному объективу. Американцы предпочитают вести наблюдения не с висящего над разрезом спутника, как мы, а с дронов, которые у них летают прямо в выработке. Чёрт его знает, может так и удобней, но вряд ли надёжней. Срок службы у таких дронов невелик, и картинка не такая чёткая, зато они в любую дыру залететь могут и показать, что там. Разный инженерный подход. Другая школа. У них, как всегда, инновации, у нас – основательность. Ну а что, бюджет позволяет. А у нас, как всегда: то оптимизация, то золотуха…
Дрон, перемещаясь короткими реактивными импульсами, показывал внутренности штрека, проделанного между золотыми жилами, толщиной сантиметров по двадцать пять, а то и больше. Штрек уходил вниз, под углом где-то в тридцать градусов. Потом угол становился более пологим, следуя по направлению залегания пластов.
– Вот, вот, смотри!
Я пригляделся к тому, на что указывает Майкл. Сначала вообще ничего необычного не заметил. Глаза долго привыкают к тусклому искусственному освещению. Рудничным комбайнам свет для работы не нужен: они пласт «видят» по принципу эхолота, как летучие мыши. Радары обмениваются волновыми импульсами с поверхностью выработки. Там где обратный отклик по частотному диапазону соответствует золоту или никелю – в зависимости от того, на что заточен комплекс – жилу очищают от породы, измельчают и отправляют в обогатитель, из которого очищенный металл уже формуется в плюшки, готовые к транспортировке. Так что прожекторы работают исключительно для того, чтобы контролёры вроде нас с Майклом видели, что происходит.
Постепенно я стал различать то, что смутило американца. Комбайн наткнулся на какую-то ребристую плоскость, края которой, если они были, скрывались в породе. Потом я различил ещё кое-что странное – какие-то толстые дугообразные колбаски или цилиндры, у их основания узлами сплелись какие-то корни, что ли… Остановленный комбайн задумчиво перебирал буровыми манипуляторами. Он изрядно попортил находку до того, как Майкл вмешался, так что её первоначальный вид угадывался с трудом. По большому счёту, подозрительно выглядел только сам её материал, казавшийся чужеродным в этом геологическом окружении. И волнообразная структура смущала. Но если не придираться – мало ли какую форму примет порода после того, как комбайн извлечёт из неё добытый металл.
– А поколупай глубже, – предложил я.
– Не понимаю…
– Пусть комбайн копнёт вниз или вверх, проверим, куда ведут эти столбы.
– А, вот оно чтё.
Майкл сделал, как я просил, перевёл управление манипуляторами в ручной режим и аккуратно покопал вниз, расчищая породу. Ничего особенного. Столбы сошли на нет, ребристая плита истончилась и стала рассыпаться под грубыми движениями машины. Тогда Майкл развернул комбайн и заставил его расчищать верх. Здесь было интереснее – цилиндрические выступы сошлись в дугу. Но на этом – всё, больше ничего интересного.
– Какие твои мысли?
Я пожал плечами:
– Да бог его знает. Необычное геологическое образование. Всякое встречается. Мой дед шахтёром был, так он и кубки из угля находил, и мячи. Когда углерод кристаллизуется, он может принимать порою причудливую форму. Так и здесь, наверное. Ну а сам подумай, что это ещё может быть?
– Спасибо, Витя! Мне нужен был советь. Не хотел показаться чудаком, если внесу это в отчёть.
– Да не вопрос. Болтать – не мешки ворочать, как говориться.
– Не понял…
– Это шутка такая. Ладно, у меня перерыв начинается, я ещё тебе нужен?
– Нет, благодарю! Будь здоров!
– И тебе того же! На связи.
Я ещё успел увидеть, как комбайн стал прогрызать себе путь к золотой жиле через ребристую плиту, прежде чем Майкл закрыл доступ к своему каналу. Вот всё же у них деловая культура! За какую-то незначительную мелочь – и то должны отчитываться. Мне бы такое и в голову не пришло. Начальство можно отвлекать только тем, что действительно важно, иначе схлопочешь. А конкурент, вон, не поленился совета спросить, чтобы репутацию не испортить.
От Людмилы вызов пришёл через несколько минут после того, как пошло время перерыва. Жена – как всегда, даже отдохнуть от показаний приборов не даст. А я уже с бутером в одной руке, бутылочкой пюре в другой. Ладно, буду чавкать в монитор. Привет, привет моя хорошая. Как же я соскучился.
– Ну что вы там? – спросил я, когда волны нежности, пересекающие космическое пространство, стали менее интенсивными. – Как воскресенье?
– Да как, решили ж таки разгрести чердак на бабушкиной даче. Всё, конечно в ужасном состоянии, крыша прохудилась, протекает. Не мудрено, лет десять руки не доходили навести порядок. Но главное – там столько хлама! Я думала, управимся вчера, но пришлось и сегодня возвращаться. Не знаю, куда это всё девать. Хорошо, Андрюшка помогает. Я подношу, а он спускает. Он так вытянулся за лето…
– Привет, пап! – сын прискакал к монитору. – А мы вчера во дворе костёр жгли!
– Здоров, богатырь! Вы там бабулину дачу, царство ей небесное, не спалите мне!
– Ну, а хлам-то, куда девать?
– Да пусть себе лежал бы. Он что, мешает?
– Мне вещи хранить негде. То рассада, то консервация. А там места то – дуром, только освободить надо.
– Да ладно, я шучу. Но всё равно, не выбрасывайте почём зря, всё ж память…
– Пап, а что это?
Андрюшка ткнул в объектив какую-то странную вещь. Ребристая поверхность в деревянной раме. Я наклонял голову так и эдак, силясь понять, что это, но в голову так ничего и не пришло.
– Не знаю, – честно признался я.
– А это нужное, или можно выбросить?
Я вздохнул. Да, нахозяйничают они там без меня.
– Да оставьте, может сгодится на что.
– На кой оно? Только место занимает.
– Ладно, – сдался я. – Между нами двести миллионов километров, а вы мне про бытовуху. С оценками как дела?
Перерыв пролетел незаметно. Как всегда, под конец болтали уже о чепухе, молчали, общались больше возгласами и междометиями. Всё выговорено. Новостей-то особо нет. Чем тут поделишься. Андрюшка, конечно, растёт не по дням, а по часам. Когда вернусь, наверное, уже девчонка у него появится. Хотя, кто их знает, это поколение. Они из своих нейрошлемов не вылезают, больше времени там, в псевдореале проводят, чем наяву. Что из них только вырастет. Впрочем, мы ведь когда росли, тоже старшие думали, что ничего путёвого из нас не выйдет, раз мы всё время в смартфоны пялились. А мы вон чего, астероид вот крошим, полезные ископаемые добываем в объёмах, которые для земных месторождений просто немыслимы. Нормально человечество развивается. Всё путём.
После туалета и разминки я вернулся в кресло за приборной панелью, надел операционный контур, проверил отметки системы, которые она сделала в моё отсутствие. Всё в порядке. Скукота.
И тут меня осенило! Это ж они стиральную доску на чердаке нашли! Точно! У бабушки была, да, она ею правда не пользовалась уже особо, машиной стала пользоваться. Но избавляться от неё не хотела – мол, мало ли, может вдруг свет отключат, а понадобится срочно стирать. Или пятно сильное будет, с которым автомат не справится. Раритет. Наверное, это ещё от её мамы осталась. Надо же, я и забыл. А Андрюше-то, откуда знать, что это такое? Да и Люда ни разу на моей памяти не стирала руками. Прогресс, да. Знания о назначении вещей из прошлых эпох теряются. На старый компьютер в музее посмотришь – что за нелепый коробок! Кстати, а ведь наши родители, глядя на современные устройства, наверное, тоже не смогли бы распознать, что это такое и для чего предназначено. Такой вот парадокс – стоит выпасть из контекста эпохи, и ты перестаёшь её понимать. А фантасты ещё пытались угадать, как могут выглядеть цивилизации в иных мирах. Наивные. Это вообще без шансов. В упор будешь смотреть на что-то и не распознаешь в этом созданное чужим разумом…
Когда до конца смены оставалась пара часов, я поймал себя на том, что после обеда так и не смог как следует сосредоточиться на рабочих задачах. Что-то беспокоило меня, но причина этого беспокойства постоянно ускользала. Или, может, я прогонял её от себя. Но потом всё же решился и отправил вызов Майклу.
– Ну что, коллега, больше ничего странного не было?
Судя по всему, я тоже «подгадал со временем» – он явно готовился к обеду.
– Два или три case, – кивнул он. – У тебья тоже такое?
– Нет, мой комплекс ни на что похожее не натыкался. Приятного аппетита.
– Спасибо! А почему ты спросиль?
– Да так, просто, – соврал я, вспоминая очертания разрушенной горным комбайном ребристой поверхности. – Может, надо было оставить эту штуку, как есть, для изучения?
– Теперь поздно, – сказал Майкл, и, махнув рукой, отключился.
– Точно, – буркнул я вдогон. – Точно.
Психея 16, закончив очередной цикл вращения, снова поворачивалась ко мне своими глазницами. Ах да, не ко мне, а к объективам навигационного спутника, летящего в пространстве во многих миллионах километров от меня. Нога человека никогда не ступала на этот астероид, и, наверное, так никогда и не ступит. Машины сами справятся. Скукота.