но сказать, штатная. К нашему приходу уже был накрыт стол, дядя Сережа ждал на улице, перед распахнутой калиткой, переминаясь с ноги на ногу. Вот уж он совсем не изменился — все такой же тощий, загорелый, жилистый. В детстве он мне представлялся сказочным персонажем, наподобие Железного Дровосека — этакий скрученный из пучков проволоки герой. И рукопожатие твердое, жесткое.
— Ну, идем, — улыбнулся дядя, — я уже половинку в холодильник поставил, идем… сынок.
Иногда он меня называл сыном, и я не возражал. Мне кажется, ему хотелось сына, и дядя Сережа в глубине души был доволен, что Ларик такая пацанка. Наверное, нынешняя принцесса ему не по душе… Я покосился на Ларису, она подмигнула, и мы вошли во двор. Тетя Вера за эти два года сильно сдала, но я был к этому готов, Ларик писала. Тетка прежде трудилась в Чернобыльской Зоне, последствия дают себя знать. Ее, лаборантку какого-то секретного института, эвакуировали после Второго взрыва, о своей работе тетя Вера не рассказывала — наверное, и не имела права, там же подписка о неразглашении, все такое… А теперь возникают все новые хвори, да еще эти странные сны.
Едва мы вошли в дом, с меня тут же стащили рюкзак и куртку, повели умываться… А запах здесь остался прежний, знакомый с детства. И мебель та же, и половицы скрипят по-прежнему… Кусок прошлого! Потом, конечно, усадили за стол, начали потчевать. Дядя Сережа торжественно извлек из холодильника бутылку — мы выпили. В отличие от Ларика, старики не стали расспрашивать напрямую о работе, но поминутно делали всяческие намеки, давали понять, что они, мол, все понимают. Ох уж эти церемонии… Я отвечал, конечно, уклончиво — мол, работаю, служба беспокойная, однако платят хорошо. Свободного времени, правда, маловато остается… На самом деле времени у меня хватало, но было неудобно объяснять, почему не приезжал проведать родню, вот я и сослался на занятость.
Потом, когда дядя Сережа поставил на стол вторую «половинку», разговор плавно переключился на местные дела. Ну а дела-то в Кольчевске какие? Здесь все связано с Ремжелдором. Когда моя родня осела в этих краях, тетка с дядей туда и устроились. Тетя Вера не по специальности — в заводской ОТК, а дядя Сережа — в охрану. Быстро сделался заместителем начальника, а на таком крупном заводе это пост немалый! При всех пертурбациях, какие случились за последнее время, — он свой пост сохранял, пережил нескольких шефов — на такой должности начальники часто спиваются, вредная работа. На вредной работе положено молоко пить, но ведь ясно, что руководители дяди Сережи предпочитали употреблять совсем другие напитки.
А родич мой пить умел. В лице не менялся, ничего такого, разве что на впалых загорелых щеках проступали темные полоски. Это он так краснеет, полосами, но я-то красный не различаю… Дядя с тоской рассказывал о новом директоре. Вернее о новом владельце, который недавно купил Ремжелдор.
— Кто его знает, откуда он такой вылез? С деньгами, да… Сейчас уже и не поймешь, откуда люди вроде него деньги берут. Он, значит, купил наш завод, всех поувольнял…
— Начал с охраны, — вставила Ларик, — сторожей своих привез.
— Точно, — кивнул дядя, — первым делом везде своих поставил — зама, начальников цехов. И начал с охранников. Нам всем — увольнение… — Дядя Сережа вздохнул и потянулся за бутылкой.
Я удивился, что тетя не возражает, — она помалкивала.
— И вот уже второй месяц, — продолжил дядя, — одного за другим. Всех рассчитали, завод стоит.
— Я заметил, — кивнул я, чтобы не молчать совсем, чтобы как-то поддержать разговор. — Небо чистое.
— Небо-то чистое… Ну, давай за чистое небо. Хоть какая-то радость, и впрямь.
Мы выпили, и дядя вернулся к теме:
— Не пойму, чем они занимаются на Ремжелдоре? Цеха встали, но охрана — будто псы цепные, никого близко не подпускают, и что-то там происходит, за забором, завод составы едва не каждый день принимает.
— Когда два раза в неделю, когда три, — поправила Ларик. — Меня тоже с Ремжелдора уволили, я теперь на станции бухгалтером. Точно, грузовые составы приходят на завод.
— Приходят груженые, уходит порожняк, — подхватил дядя. — Что они на завод тянут? Еще завезли каких-то гастарбайтеров. Чернявые такие. Может, молдаване? Никто их в поселке не видел. Привезли на завод, и всё, как будто и не было.
— Молдаване, наверное, — кивнула тетя Вера, — строители. Их и раньше нанимали.
Я представил себе, как уволенный дядя Сережа слоняется вдоль забора, как издали поглядывает на проходную, высматривает сквозь ворота, когда их распахивают, пропуская составы. Но близко не подойдет — гордость не позволит выказать, что тоскует по работе… И стало жаль старика, ведь сколько лет в одной должности. Я же помню, как он рассказывал о службе, гордился, что при нем всегда порядок. Когда на заводе появились арендаторы — кооператоры, цеховики, так их тогда называли, — ему хлопот прибавилось, но дядя Сережа и тогда порядок поддерживал. А теперь что? Он ведь еще не старик по-настоящему-то, до пенсии далеко, а работы в поселке не найти.
— Везут какие-то ящики, все брезентом укутано. Или контейнеры везут, там и вовсе не поймешь, что внутри, — продолжал родич. — А ведь местных всех уволили. Даже крановщики со стропальщиками на разгрузке новые. Банда какая-то, что ли? Живут на заводе, оттуда, считай, вовсе не выходят.
— Непонятно, куда такую прорву грузов там можно деть, — поддакнула Лариса.
— Что-то они делают все же, — буркнул дядя. — Может, по ночам, не знаю. А складировать есть где, одни подземелья чего стоят!
— Какие подземелья? — Мне было грустно, однако я старательно поддерживал беседу.
— Ну как же, — оживился дядя. — Под Ремжелдором бомбоубежища, завод-то старый, оборонным считался. Все по правилам, во время военных действий можно развернуть производство в подземных цехах. Там целый лабиринт, под заводом, — надежно строили, на века. И цеха, и склады, и…
— На страх агрессору! — кивнула сестра. — Бронепоезд под землей склепать. Мирный советский трактор!
— Цыц! — беззлобно прикрикнул дядя. — Молодая, не помнит ничего, кроме анекдотов. Слушай, гость дорогой, а сейчас-то новые анекдоты рассказывают?
— Э-э… — Я растерялся. — Да, наверное…
— Я ж помню, вы с Ларкой вечно зубоскалили. А теперь, интересно, о чем анекдоты, а?
Эх, ну не рассказывать же в самом деле этим старикам, как сталкер Петров ходил в бар «Шти»?
— Ну, дядь Сереж, у нас же юмор специфический, связанный с нашим вредным производством.
Дядя снова налил и махнул рукой:
— Да брось уж, темнила. Рассказывай про свою Зону. Про сталкеров, про это всё.
Бедные старики, они, наверное, думают, что я ежедневно окружен опасностями и страшнейшими чудовищами, что рискую головой, и все такое…
— Ну, ладно. Заходит сталкер Петров в бар «Шти». Ему охранник на входе: «Сдавай оружие!» А Петров спрашивает: «Биологическое оружие тоже сдавать? Тогда я носки сниму».
Ларик хихикнула. Она всегда была на моей стороне. Потом дядя Сережа тоже осознал, в чем здесь юмор, смял лицо жесткой ладонью, хмыкнул. И потянулся за бутылкой. Водка, кстати, была не фонтан, меня Карый приучил к качественной выпивке, а эта, видимо, дешевая… Хотя вряд ли, дорогому гостю небось из загашника вынули что получше. Но ругать водку, понятное дело, я не стал — зачем обижать стариков?
Когда заканчивали вторую «половинку», дядя Сережа вдруг разволновался, даже голос повысил. Стал твердить, что он так не оставит, он их всех выведет на чистую воду!
— Кого «их»? — как всегда влезла Ларик. Она уже клевала носом, слегка развезло ее, но не сильно, они с тетей Верой выпили совсем немного.
— Эй, а тебе завтра на работу, — напомнил я. — Не проспишь?
— Не-а. Завтра у меня выходной, суббота же, забыл, что ли?
И то верно — забыл. В Зоне не бывает дней недели, да и праздники мы устраиваем не по календарю… Тем временем дядя Сережа гнул свое:
— Эти мазурики точно что-то незаконное варганят на Ремжелдоре. Я их выведу на чистую воду, я все узнаю! Сколько лет на заводе… сколько лет! Что-то возят, целыми составами возят. А обратно — ни-ни! Обратно порожняк! — Он потянулся к холодильнику, вытащил третью бутылку.
— Не надо, Сережа, — попросила тетя Вера.
— Да, дядь Сереж, в самом деле… — промямлил я.
— Да брось ты баб слушать, — буркнул дядя, — когда еще так посидим!
— Хоть завтра, — заверил я. — Если не прогоните. А сейчас уже пошабашим… Давно я так не наедался.
Тут они все загомонили разом; дядя твердил, что отсюда меня никто и никогда не прогонит, потому что я здесь — дома, тетя Вера бубнила, что, мол, это навязчивая идея у старика — раскрыть ужасный заговор на Ремжелдоре, тогда нового директора посадят, и все станет как раньше, и дядю опять поставят замначохраны… Ларка потянула меня за рукав и позвала поглядеть на ее компьютер.
Мы с сестренкой покинули стол и отправились в девичью светелку. Комп у Ларика был вроде и неплохой, но, насколько я понимаю, довольно дешевый. А что девушка могла себе позволить, спрашивается? Мои деньги они тратили экономно, а после увольнения старика на одну бухгалтерскую зарплату не разгуляешься. Я старательно похвалил технику, тут в комнату заглянула тетя Вера и позвала меня — мол, постелили на диване в гостиной. По дороге она тихонько рассказывала, что дядя стал как одержимый, все носится с этой идеей насчет завода и нового директора. А директор, вернее, владелец Ремжелдора — на вид солидный мужчина, и похоже, болеет. Очень бледный и постоянно платочком лоб протирает.
— Да бухает он неумеренно, это ж сразу видать! — Дядя Сережа слух имел острый, как и надлежит ответственному сотруднику службы безопасности.
Потом старики стали спорить: дядя твердил, что он доищется правды, а тетка рассказывала о своих снах… Сны тети Веры — больная тема в семье, но насчет моей ноги и темных подземелий она угадала верно.[1] В Зоне перестаешь удивляться подобным штукам, так что я решил прекратить их ссору и попросился на покой — устал, мол.