Черепаховый супКорейские рассказы XV–XVII вв
Перевод с корейского
Издательство «Художественная литература»
Ленинградское отделение
Ленинград 1970
Послесловие М. НИКИТИНОЙ
Комментарии Д. ЕЛИСЕЕВА и Ю. КРОЛЯ
Оформление художника Ю. КИСЕЛЕВА
Черепаховый суп
Перевод Д. Елисеева
Со Годжон[1]
Мудрое решение
Это случилось, когда Хам Учхи[2] был еще губернатором провинции Чолладо. Два брата из одной именитой семьи делили наследство. И вот заспорили они, кому взять большой горшок, кому — маленький. Отправились в управу. Хам Учхи, узнав, в чем дело, очень разгневался и велел служителю принести горшки.
— Живо разбить оба горшка, — приказал он, — а черепки поделить между братьями поровну!
Пришлось братьям смириться с таким решением. Тем дело и кончилось.
Могила кошки и змеи
Был один буддийский монах, который ходил по деревням и просил милостыню. Как-то подошел он к деревенскому дому в уезде Чонджу. Подал голос, что, мол, замерз и хочет есть, но не услышал за воротами никакого отклика. Прошло немало времени, прежде чем до него донесся женский плач. Он еще долго бродил вокруг дома и ждал. Наконец вышла старая вдова.
— Я, муж с женой, да еще три женщины жили все вместе в этом доме, — сказала она монаху. — И вот сегодня днем, во время обеда, муж и жена в одночасье погибли. В доме все идет кувырком. Не знаю, что и делать. Умоляю вас, учитель, поймите мое положение, помогите мне!
Монах вошел в дом и видит: в комнате валяются на полу старый мужчина, молодая женщина, кошка и змея. Все мертвые! Монах спросил, как это произошло?
— У женщины внезапно заболел и распух палец, — рассказала вдова. — Потом вдруг распухли ноги, живот сделался как большой глиняный кувшин, и она сразу умерла. А было так: кошка поймала змею, отгрызла ей хвост, но змея была еще жива и укусила женщину. Хозяин в сердцах хотел убить кошку. Кошка с испуга вскочила на полку. Хозяин полез за ней, а кошка прыгнула вниз и поранила ему горло. Он успел еще ударить ее ножом и убил. Сам скончался тоже. — Тут старуха заплакала еще горше.
— Эти четверо, — изрек монах, — в трех своих перерождениях совершили какие-то грехи. Если не позаботиться об их дальнейшей участи, могут произойти большие несчастья!
Он сжег тела мужчины и женщины. Затем взял кошку и змею и закопал их вместе. Люди называют это место Могилой кошки и змеи.
Забеременела от монахини
Был один слуга, внешностью поразительно похожий на женщину. Сызмальства носил он женскую одежду, а когда ему перевалило за сорок, был принят на службу в семью важного чиновника. Работал он с большим усердием, и хозяин всегда ставил его в пример.
Король Седжо,[3] прослышав об этом слуге, как-то заметил, что положение у него довольно двусмысленное.
— А что думает об этом министр? — помолчав, спросил он министра Годжона.[4]
— Ваш верный слуга, — ответил Годжон, — немного читал «Провинциальные записки».[5] Вот что там сказано.
В междуречье Янцзы и Хуайхэ жила некая буддийская монахиня, которая хорошо вышивала. Как-то из одной состоятельной семьи к ней послали девушку обучаться этому искусству. И вот нежданно-негаданно стало известно, что девушка беременна. Когда отец стал бранить ее, она сказала:
— Днем мы вместе с монахиней работали, ночью вместе спали. У меня и сомнения не было, что она такая же женщина, как я, пока не дошло вот до этого!
Семья подала жалобу начальнику уезда, и тот велел публично осмотреть монахиню. И оказалось, что у нее нет ни мужского, ни женского естества. Уездный начальник хотел было отпустить ее, но случившаяся тут некая старая вдова сказала:
— Между прочим, есть такой способ: соленой водой смачивается то место, где бывает мужское естество. После это место должна облизать желтая собачка, и тогда мужское естество появится!
Начальник уезда проверил — в самом деле получилось!
— По закону Неба, — рассудил он, — должны быть инь и ян,[6] у людей — мужчина и женщина. А эта монахиня не мужчина и не женщина. Значит, закон нарушен!
Он приказал казнить монахиню, и люди между Янцзы и Хуайхэ все остались очень довольны этим.
— Как беспредельно много под Небом странного!
— Изумляйтесь, — сказал со смехом Седжо, — но не пытайтесь постичь!
Попался на хитрость
Хо Сон, князь Конган, характером был тверд. Будучи министром, в делах государственных он проявлял добросовестность. Не выносил мошенничества и в частных делах. Хо Сон не любил, когда к нему обращались с личными просьбами, и если поступало чье-нибудь прошение, он непременно решал как раз наоборот.
Некоего столичного чиновника переводили в провинцию. Он просил, чтобы его послали куда-нибудь на юг, а попал на самую окраину провинции Пхённандо.[7] Один ученый просил теплое местечко гражданского чиновника в столице, а его нарочно услали учителем в провинцию.
Монах Ильун из обители Хындокса, очень хитрый и ловкий, замыслил перебраться в храм Дансокса. Не выказывая, однако, своего истинного намерения, он попросил князя Хо:
— Слышал я, будто очень уж хороши окрестности вокруг обители Ёнмёнса, что в Содо. Побывать там хоть разок — мечта всей моей жизни. Вот уж будет обидно, если назначат меня в храм Дансокса. Почтительно надеюсь, что вы уважите мою просьбу!
И через несколько дней вышло распоряжение: монаху Ильуну отправиться в обитель Дансокса!
— Этот старый упрямец попался-таки на мою хитрость! — расхохотался Ильун.
Три недостатка
Пхоын, князь Чон Мунчхун[8], был человеком порядочным, строгих правил. Никто и ни в чем не мог упрекнуть его. Но все же некто однажды сказал ему в шутку:
— Говорят, князь, что у вас есть три недостатка. Знаете ли вы об этом?
— Какие же? — спросил князь.
— Вот, говорят, что если вам случается устроить пирушку с друзьями, вы приходите на нее первым, пьете больше всех и уходите последним.
— Верно, такое бывало… Но тогда я был молод, жил в провинции, и если случалось раздобыть кувшинчик вина, то хотелось хоть разок как следует повеселиться в кругу родных и друзей. А теперь я богат и знатен, всегда у меня полно гостей, и вино не иссякает в кувшинах. Зачем же мне себя ограничивать?
— Говорят еще, что вы любите женщин. Не так ли?
— Любовь человеку дана от природы. Об этом говорил еще Конфуций.[9] Известно, что и сам он не отказывался от наслаждений!
— А вот слышал я, что вы вымениваете китайские вещи. И не без выгоды!
— Я старый бедный человек, — ответил князь, слегка переменившись в лице при этих словах. — Сыновей и дочерей у меня много, а для свадебных церемоний нужны китайские вещи. Ведь не могу же я изменить обычай! Да и так уж повелось с древности, что люди обмениваются вещами, которые есть у одного и которых нет у другого. Разве я делаю что-нибудь недостойное?
Его собеседник рассмеялся и сказал, что все это только шутка.
Сон Хён[10]
Оплошал
В Чонпха жили два юноши — Сим и Лю. Оба они были из знатных семей и каждый день в праздности пили вино с красивыми женщинами. Однажды решили они с несколькими близкими друзьями развлечься у Сима. Кисэн[11] Чёп Ёнхва, любовница Сима, хорошо пела и танцевала, а слепец Ким Боксам — лучший в наше время игрок на каягыме[12] — тоже пел свои песни и был в большом ударе. Гости, сидя тесным кружком, подносили друг другу чаши. Царило всеобщее согласие и веселье. Уже глубокой ночью кто-то предложил:
— Пусть каждый расскажет какую-нибудь забавную историю из своей жизни, и мы посмеемся!
Все дружно согласились. Веселые истории следовали одна за другой, гости хохотали не переставая. Но вот настал черед Ким Боксама.
— Я, пожалуй, тоже расскажу об одном случае из моей жизни, — начал он в наступившей тишине. — Недавно был я приглашен в дом богатого янбаня.[13] В увеселении участвовали многие известные кисэн, и среди них была Симбан — самая лучшая танцовщица. После порядочной выпивки все гости — каждый со своей девушкой — разошлись по отдельным комнатам. Так вот: со мной спала Симбан!
— В самом деле, очень интересно, — смутившись донельзя, воскликнул Сим. — Но давайте-ка лучше поговорим о чем-нибудь другом!
— Да что за охота без конца рассказывать, — тоже смутились гости. — Уж лучше скоротаем ночь под музыку да песни!
Но кисэн петь отказались, а у гостей пропало настроение, и они стали расходиться. Едва выйдя за ворота, Лю сказал Ким Боксаму:
— Какую ты, однако, сболтнул глупость. Ведь Симбан была среди гостей. К тому же она теперь любовница хозяина. Как ужасно быть слепым!
— Да что ты, — густо покраснел слепец, — с каким лицом я теперь покажусь ему?! Впрочем, ведь сейчас все зовут ее Чёп Ёнхва, а детского имени[14] Симбан, наверно, никто и не знает, — пытался утешить он себя.
Однако все-все узнали о промахе слепого и с удовольствием рассказывали друг другу эту забавную историю.
Шутник Ён Тхэ
Ён Тхэ был мелким чиновником при династии Корё.[15] Он любил шутку и умел смешить людей, как квандэ.[16] Однажды зимой поймал он змею на берегу Ёнёна. Наболтал монаху из соседнего монастыря, что это, мол, детеныш дракона, и тот взял змею на воспитание. Через несколько дней Ён Тхэ разделся догола, пестро разрисовал свое тело под чешую дракона и явился к этому монаху.
— Не пугайтесь, святой отец, — сказал он, постучавшись в окно, — я дракон Ёнёна. Узнал я, что дитя мое вы очень любите и бережете. Очень вам благодарен. Скоро снова приду и приглашу вас в свой подводный дворец!
Сказал он так и скрылся. В назначенный день, разодетый во все новое, ожидал монах дракона. Пришел Ён Тхэ, посадил монаха себе на спину и принес на берег Ёнёна.
— Теперь вы за меня не держитесь, — сказал он монаху, — закройте глаза, и мы тотчас окажемся в моем дворце!
Монах крепко зажмурился, разжал руки. А Ён Тхэ просто сбросил его в воду и ушел. Промокший насквозь, весь в ссадинах, монах с трудом выполз на берег. Еле добрался он до монастыря и, укутавшись одеялом, заснул. Назавтра Ён Тхэ пришел к нему.
— Что это с вами стряслось? — спросил он.
— Злой дух Ёнёна, старый сумасброд, жестоко подшутил надо мной! — мрачно ответил монах.
А однажды Ён Тхэ привелось участвовать в королевской охоте. Как всегда, разыгрывал он веселые шутки. И вот король Чхунхэ приказал для потехи бросить его в реку. Ён Тхэ с трудом удалось выбраться на берег.
— Где был, что видел? — рассмеявшись, спросил король.
— А был я под водой, — бодро ответил Ён Тхэ, — встретил Цюй Юаня![17]
— Ну и что же он тебе сказал?
— Мой государь был человеком невежественным, — сказал Цюй Юань, — из-за него мне пришлось утопиться. Но почему в реке оказался ты? Ведь твой-то государь — просвещенный!
Королю очень понравился ответ Ён Тхэ, и он подарил ему серебряную чашу. Увидя это, один из воинов взял да и плюхнулся в воду. Король приказал вытащить его за волосы и спросил, зачем он прыгнул в реку. Воин ответил, что он тоже навестил Цюй Юаня.
— А что же он тебе-то сказал? — поинтересовался король.
— «Что скажешь?» — спросил меня Цюй Юань. — «А что вы скажете?» — ответил я ему.
Дружный хохот королевской свиты потряс окрестности.
Обзавелся любовницей
С юных лет генерал Ли отличался талантами. И собой был хорош, как яшма. Однажды, бросив поводья, ехал он верхом по большой дороге. И вдруг увидел женщину годов этак двадцати двух — двадцати трех. Красоты она была необыкновенной. Ее сопровождали служанки и мальчики. Красавица стояла возле слепца, который гадал ей. Генерал окинул ее взглядом, но не остановился. Женщине он очень понравился, и она тоже пристально на него глянула.
Генерал тут же приказал сопровождавшему его воину пойти за женщиной следом и разузнать, где она живет. Воин доложил, что после гадания в окружении служанок и мальчиков красавица верхом на лошади въехала в Южные ворота и направилась в Саджедон. У генерала аж дух захватило! Теперь он хотел уйти отсюда совсем, да никак не мог.
Немного погодя хозяйка и гость сели рядышком, принялись есть мясо и пить вино. А когда мужчина снял шляпу, оказалось, что он ко всему и омерзительный — бритоголовый![18] Тут уж генерал не стерпел. Осмотревшись вокруг, он заметил большой моток веревки. Когда монах с хозяйкой легли, генерал вбежал к ним, схватил горбуна, прикрутил его веревкой к колонне и стал бить палкой по чему попало. Монах жалобно завопил от боли, а хозяйка неожиданно обрадовалась.
— Хочу произвести новую брачную церемонию, по-военному. Это тебе ясно?! — крикнул генерал монаху.
— Извольте только приказать, умоляю вас, — ответил тот.
Тогда они прогнали монаха и устроили новый пир. С тех пор генерал стал часто бывать у этой женщины. Она полюбила его, и многие годы они не изменяли друг другу.
Порочная Оудон
Оудон была дочерью члена Королевской коллегии литераторов сонсэна[19] Пака. Дом их был богатым, девушка — изящной и прелестной, однако по натуре своей — необыкновенно развратной. И даже когда она стала женой Тхэ Гансу, родственника короля по мужской линии, тот не смог ее образумить.
Как-то в дом пригласили мастера изготовить серебряную посуду. Мастер был молод и хорош собой. Женщина этому обрадовалась. Всякий раз, когда уходил муж, переодевалась она в платье служанки, садилась подле мастера, расхваливала красоту и изящество сработанной посуды. В конце концов она сумела тайком завлечь его к себе в спальню и средь бела дня предалась разнузданным любовным забавам. Увидя как-то раз, что возвращается муж, она успела спрятаться. Однако тот обо всем узнал и прогнал ее.
Служанка Оудон тоже была красивой. Каждый раз в сумерки она наряжалась, завлекала на улице какого-нибудь красивого юношу и приводила его в комнату госпожи. Затем приводила другого юношу для себя, и они все вместе проводили ночь. Это стало для них обычным. Утром ли, когда благоухают цветы, ночью ли, когда сияет луна, обе женщины, испытывая неодолимую похоть, блуждали по городу в поисках развлечений. По ним — был бы только мужчина, а кто он родом — они и знать не хотели. Возвращались они домой на рассвете.
Однажды они зашли в какую-то придорожную харчевню. Указывая пальцами на входящих и выходящих мужчин, они обменивались впечатлениями.
— Этот молод, — говорила служанка, — и у него большой нос. Он бы вам подошел, госпожа!
— Да, от него бы я не отказалась, — вторила ей хозяйка, — а того вон, пожалуй, уступила бы тебе!
Не проходило дня, чтобы они не развлекались подобным образом. Потом Оудон вступила в недозволенную связь с Бан Сансу. Сансу был молод и красив, знал толк в поэзии.
Как-то Сансу пришел к ней домой, а она еще не вернулась со своего очередного любовного похождения. Лишь ее фиолетовая кофточка висела на ограде. И тогда Сансу написал такое стихотворение:
А разве не предавалась она сверх меры гульбе и разврату, пользуясь слабостью и других молодых придворных? Двору, конечно, стало известно об этом, и было произведено дознание. Одни предлагали казнить ее, другие — выразить порицание, третьи — сослать в отдаленные места. Были, правда, и такие, кто ничего не сказал, а некоторые даже стояли за ее оправдание. Начальник Кымпу[22] объявил о ее преступлениях и приказал вынести приговор. Было принято решение: «По закону смертной казни не подлежит. Заслуживает ссылки в отдаленное место». И король повелел наказать ее согласно закону и обычаю.
Когда Оудон взяли под стражу и увозили, служанка взобралась на повозку.
— Госпожа, не теряйте присутствия духа! — обняв Оудон за талию, воскликнула она. — Ведь могло быть что-нибудь еще и похуже ссылки!
И те, кто слышал это, рассмеялись. Но женщина, которую так строго наказали за дурные склонности и постыдное поведение, была ведь из хорошей семьи. И поэтому некоторые плакали.
Попал в рай
В старину жил один слепец в Кэсоне. Был он от природы очень глуп и прямо-таки обожал все необыкновенное. С кем ни встретится, непременно спросит — не слышно ли в мире чего-нибудь этакого. И однажды какой-то парень, которому он порядком надоел, ответил ему:
— А как же! Вчера в восточной части города на тысячу киль[23] земля провалилась. Внизу ясно видны люди, слышно даже, как поют петухи и женщины белье катают. Я сейчас как раз оттуда!
— Если только ты говоришь правду, — обрадовался слепец, — то поистине это удивительно. Я ничего не вижу, но мне так хотелось бы подойти к краю той трещины и хоть послушать звуки, которые доносятся оттуда. А после — и умереть не жалко!
Целый день таскал парень слепца по городу и наконец привел на задний двор его же собственного дома.
— Вот здесь оно и есть, — сказал он слепцу.
Слепец прислушался: в самом деле, поют петухи, вальки стучат.
— Ой, как интересно! — захлопал он в ладоши.
Тут парень сильно толкнул его, и он кубарем покатился по земле. А когда подбежали слуги слепца и спросили, что случилось, он почтительно поклонился им и ответил:
— Я пришел к вам в рай.
Но, вдруг услышав хохот своей жены, удивленно спросил:
— А ты-то когда успела сюда явиться?!
В храме Мёнтхонса
Есть в Сеуле храм Мёнтхонса. В первый и пятнадцатый день каждой луны здесь обычно собираются слепцы. Они читают молитвы, желают долгой жизни государю, считая эти занятия весьма важным делом. Богатые и знатные чинно сидят внутри храма, те же, что попроще, охраняют ворота. Слепцы сторожат ворота очень строго и никого в храм не пропускают.
Некоему шутнику-сонби[24] все же удалось однажды незаметно проскользнуть в храм. Решив подшутить над слепцами, он взобрался на поперечную балку храма и, когда слепцам нужно было звонить, подтянул шнур колокола к себе. Звонарь долго искал шнур, но не нашел. Тогда, шаря руками, принялись искать все слепцы. Сонби опустил шнур на прежнее место, и они сразу нашли его. Но как только собирался звонить звонарь, шнур исчезал. Так повторялось раза три-четыре.
— Да кто это поднимает шнур?! — не выдержали слепцы. Они сели в кружок и стали гадать.
— Может быть, шнур поднимают летучие мыши, что висят на стенах? — сказал один. Слепцы встали, ощупали все четыре стены, но ничего не нашли.
— А не устроился ли на ночь петух на верхней перекладине? — сказал другой. — Не он ли балуется со шнуром?
Слепцы схватили длинные палки, стали изо всех сил колотить по перекладине, и сонби, которому здорово досталось, упал вниз. Слепцы тут же на него навалились, крепко связали и так сильно избили, что он еле-еле выбрался из храма на четвереньках.
На другой день, прихватив с собой веревку, сонби снова пробрался в храм и спрятался в уборной. И как раз справить нужду в уборную зашел сам староста слепцов. Только это он устроился, как сонби, ловко захлестнув петлей все его мужское достояние, что есть силы потянул веревку.
— Спасите! Спасите человека! — истошным голосом завопил староста.
— Это козни злого духа! — в испуге завопили сбежавшиеся на крик старосты слепцы. Тут одни стали звать на помощь соседних жителей, а другие, колотя в барабаны, принялись бормотать заклинания.
Спутался с собственной женой
Некогда один слепец попросил своего соседа сосватать ему какую-нибудь красавицу. И вот как-то сосед говорит ему:
— Тут недалеко живет одна женщина. Не тощая и не толстая, ну писаная красавица! Я передал ей твои слова, и она согласна. Только она запросила много подарков.
— Да пусть я разорюсь, — вскричал слепец, — но для нее ничего не пожалею!
Когда жены его не было дома, он открыл сундуки, набрал кучу всякого добра, дал соседу и просил договориться с той женщиной о дне встречи. В назначенный день слепец принарядился и отправился на свидание. А жена его, стороной проведав об этом, чисто умытая и напудренная, явилась в условленное место раньше своего супруга.
Пришел ничего не подозревавший слепец. Они по всем правилам поклонились друг другу, как бы совершая брачную церемонию, и в ту же ночь счастливый слепец лег спать с новой возлюбленной.
— В жизни не было у меня такой радостной ночи, — не в силах одолеть любовного томления и поглаживая женщину по спине, воскликнул слепец. — Ведь если сравнить тебя и мою жену с кушаньем, то ты — медвежья лапа и зародыш барса,[25] а она — лишь постная похлебка из лебеды да жидкая каша!
На рассвете его жена первая прибежала домой. Она закуталась в одеяло и сделала вид, что дремлет.
— Где же это ты ночевал? — спросила она слепца, когда тот явился.
— Да был я в гостях у одного министра, читал молитвы. День выдался холодный, и у меня вдруг живот схватило. Пришлось выпить немного подогретого вина.
— Ах ты скотина! — закричала жена. — Не оттого ли у тебя заболело брюхо, что ты обожрался медвежатиной, барсовыми зародышами, похлебкой из лебеды да жидкой кашей?!
А слепцу нечего и сказать было. Он понял, что жена его перехитрила.
Служки дурачат монахов
Издревле обманывали служки монахов. Некий служка сказал однажды монаху:
— Сорока утащила серебряную ложку. Она сидит у себя в гнезде, вон на том дереве перед воротами!
Монах поверил ему и влез на дерево.
— Ау! Наставник! — расхохотался служка. — И зачем это вы влезли на такое высокое дерево? Уж не хотите ли полакомиться птенцами сороки?
Монах так сконфузился, что, слезая с дерева, исцарапал себе все тело об его колючки. Он очень разозлился и жестоко прибил обманщика служку.
А то еще однажды ночью повесил служка над дверью монаха большой котел да как завопит:
— Горит! Горит!
Перепуганный монах выскочил из кельи, ударился головой об котел и повалился наземь. Через некоторое время он поднялся и видит: никакого пожара нет. Монах стал злобно ругаться, а служка, как ни в чем не бывало, говорит:
— Там в горах вспыхнуло пламя, вот я и закричал!
— Впредь, — наставительно молвил монах, — ты кричи только тогда, когда огонь загорится близко!
А другой служка тоже разыграл одного монаха.
— По соседству с моим домом, — сказал он ему, — живет молодая и красивая вдова. Как встретит меня, всегда спрашивает: «Неужто твой наставник один съедает всю монастырскую хурму?». — «Да что вы, говорю, он всегда делится с другими!» А она: «Попросил бы для меня немного. Хочется попробовать!».
— Ну, так нарви малость да отнеси ей, — разрешил монах.
Служка оборвал в саду всю хурму, отнес ее своим родителям и, воротившись, сообщил:
— Вдова ела хурму да нахваливала. Только она опять у меня спросила: «А белые жертвенные хлебцы, что приносят в Яшмовый зал храма,[26] твой учитель сам, что ли, все съедает?» — «Конечно, нет, говорю, он всегда и другим дает!» — «Я бы от них тоже не отказалась, попроси-ка для меня!»
— Ну, раз просит, — сказал монах, — возьми да снеси!
Служка собрал все хлебцы и снова отнес к себе домой.
— Вдова с аппетитом поела, — доложил он монаху, — осталась очень довольна. И, между прочим, она у меня спросила: «Разве не должна я за все это отблагодарить твоего наставника?». Ну, я, конечно, ответил, что вы были бы не прочь встретиться с нею. Вдова охотно согласилась. «Только, говорит, дома у меня много родственников и слуг — наставнику нельзя прийти ко мне. Лучше, мол, я улучу момент да сама приду в монастырь!» И я договорился с ней о дне встречи.
Монах даже запрыгал от радости. В условленный день он послал служку за вдовой. А служка зашел к женщине и говорит:
— У моего наставника сильно живот разболелся. Лекарь велел достать женский шелковый башмачок, погреть над огнем и потереть им живот. Сразу, говорит, боль пройдет. Вот я и пришел к вам с просьбой.
Женщина сразу же дала ему свой башмак, служка воротился в монастырь, спрятался и стал подглядывать. Монах чисто вымел келью и заботливо приготовил постель. А затем до ушей служки донеслось радостное бормотание: «Я сяду здесь, она сядет вон там. Я угощу ее, она поест. Ну, а уж потом я возьму ее за руку, увлеку в келью, и мы с ней предадимся любви!». Тут служка подскочил к нему, швырнул наземь шелковый башмачок.
— Все пропало! — закричал он. — Вдова стояла вот здесь, все видела и слышала. Она очень рассердилась и сказала: «Ты обманул меня. Он же сумасшедший!». И с тем убежала. Я хотел было удержать ее, но мне достался только вот этот башмачок!
Монах поник головой и в отчаянии воскликнул:
— А ну-ка стукни меня по губам!
Служка что есть силы хватил монаха мокчхимом[27] и выбил ему все зубы!
А один монах уговорил некую вдову выйти за него замуж. И вот перед первой брачной ночью негодник служка сболтнул ему:
— Говорят, если растолочь незрелые бобы, развести в воде и выпить, то от этого прибавляется мужская сила!
Монах поверил, тщательно приготовил снадобье, выпил его и отправился ко вдове. Но еще в дороге у него вдруг так сильно забурчало в животе, что он еле терпел и с трудом добрался до ее дома. Здесь монах сел на пол и боялся даже пошевелиться.
Пришла вдова и спросила, почему это он сидит как истукан. Монах ничего не ответил. А когда она слегка толкнула монаха, безудержный понос пробрал его, и комната наполнилась ужасной вонью. Тут вдова схватила палку и выгнала монаха вон из дома.
И вот среди ночи побрел он один, не зная дороги. Вдруг впереди что-то засветилось. Решив, что это ручей, он разделся и вошел. Оказалось — цветы гречихи! Вскоре раздосадованный монах опять увидел перед собой что-то светлое. «Уж теперь-то я не обманусь!» — подумал он. Пошел вперед, не раздеваясь, но на этот раз то действительно была речка, и он плюхнулся в воду!
Насквозь мокрый, он решил перейти речку по мосту. На берегу несколько женщин промывали рис. Монах, проходя мимо и думая о своих злоключениях, то и дело восклицал: «Ай, горько! Ай, горько!». Не зная, в чем дело, женщины подбежали к нему.
— Люди промывают рис для вина, — закричали они, — а он говорит — «горько». Этого еще не хватало!
Они избили монаха и изодрали на нем всю одежду. Солнце поднялось уже высоко. Монах был до смерти голоден и стал жевать коноплю. Вдруг послышались крики: «Дорогу! Дорогу!» — и показались всадники. То ехал сам правитель уезда. Монах быстро спрятался под мост, но тут же надумал выменять у правителя немного риса на коноплю.
Как только всадники въехали на мост, монах выскочил наверх и склонился перед конем правителя. Но правитель сильно разгневался, приказал избить его и ускакал. А монах без чувств скатился под мост. Тут-то его и заметили стражники, как раз в эту пору совершавшие обход.
— Под мостом валяется труп какого-то монаха, — удивились они. — Давайте-ка испробуем на нем свое оружие!
Они подняли копья и принялись поочередно колоть ими монаха. А монах так перепугался, что и вздохнуть не смел. Вдруг одни стражник сказал, обнажая нож:
— Говорят, из мужского корня буддийского монаха получается отличное лекарство. Отрежу-ка я его, да и пойдем дальше!
Тут уж монах вскочил на ноги и с громкими воплями обратился в бегство.
Только после захода солнца добрался он до своего монастыря. Ворота были уже закрыты. Сколько ни кричал истошным голосом монах, служка не отпирал.
— Наш наставник ушел к своей жене! — наконец крикнул он. — Ты что, негодяй, орешь средь ночи?
Тогда монах решил проползти во двор монастыря через собачий лаз.
— Вечно чья-то собака шляется по ночам и слизывает масло перед изображением Будды, — нарочно громко сказал служка. — Вот и опять прибежала!
Он схватил дубинку и больно избил монаха. Про того, кто попадает в переделку, теперь и говорят: «Он как тот монах, что переходил речку!».
Любовь и гибель Ана
Некто сэн[28] Ан происходил из знатного столичного рода. Числился он в Хангуне,[29] однако все время проводил в праздности и развлечениях. Разодетый в великолепные одежды, всюду разъезжал он в роскошной коляске. Рано овдовев, Ан жил совсем один.
Но вот однажды прослышал он, что в восточной части города в одной богатой семье есть красивая девушка, которая служит у министра. Стал посылать Ан дорогие подарки с просьбой отдать за него девушку, но неизменно получал отказ. В конце концов он даже заболел от досады. Тогда вокруг стали говорить, что он, мол, заболел от несчастной любви, и тем самым вынудили родителей девушки согласиться на этот брак.
Девушка, лет семнадцати — восемнадцати, была мила и благонравна, и Ану, который тоже был молод и хорош собой, она пришлась по сердцу. Любовь их крепла день ото дня. Соседям Ан понравился, а родители девушки и вовсе души в нем не чаяли; постоянно о нем заботились и даже решили выделить ему большую часть своего состояния. Однако другим зятьям это не понравилось. Они улучили момент и пожаловались министру:
— Как пришел в дом новый зять, начала наша семья разоряться. Жить становится все труднее и труднее!
— А не говорил ли я, что нельзя брать в семью такого непутевого зятя? — рассердился министр. — Я накажу его, чтобы и другим неповадно было!
Тут же послал он троих здоровенных слуг схватить и привести к нему жену Ана. Мирно обедал Ан со своей женой, когда в дом ворвались слуги и объявили волю министра. Испуганные, удрученные предстоящей разлукой, супруги только молча заплакали.
И с того дня молодая женщина была заперта в доме министра. Ограда здесь высокая, ворота снаружи и изнутри крепко заперты. Положение сначала казалось безвыходным. Однако Ану и родителям его жены удалось подкупить слуг и привратников, и Ан стал встречаться со своей женой по ночам. А встречались они обычно в домике, который купил Ан по соседству с домом министра.
Прислали однажды родители своей дочери пару красных туфелек. Туфельки так ей понравились, что она не расставалась с ними; любуясь, то и дело трогала их руками.
— Для кого это ты нарядилась в такие красивые туфельки? — пошутил Ан.
— Не забыла я своей клятвы о супружеской верности, — изменившись в лице, ответила женщина. — Зачем ты так говоришь?
Тут же схватила она нож и на мелкие кусочки изрезала одну туфельку.
А то еще сшила она как-то себе белую кофточку, и Ан опять стал подшучивать над нею. Закрыв от смущения лицо руками, жена его заплакала:
— Я никогда, никогда не изменю тебе! А сам-то ты, наверно, мне изменяешь! — Она сорвала с себя кофту и бросила в канаву.
Ана радовала и трогала преданность жены, он любил ее все сильнее. Каждый вечер встречались они и расставались только на рассвете. Но вот через несколько лун узнал об этом министр. В гневе решил он выдать замуж молодую женщину за другого, за простого слугу.
— Ну что ж, — с притворной покорностью сказала жена Ана, — придется снова выходить замуж!
«А я все-таки сохраню верность моему супругу!» — про себя решила она. Своими руками приготовила приданое, состряпала вкусное угощение для гостей. Все, конечно, поверили, что она пойдет за другого. А когда настал вечер и нужно было отправляться к новому мужу, женщина незаметно вышла в другую комнату и повесилась.
Ан ничего не знал. Утром он был у себя дома, когда прибежала девочка-служанка и доложила:
— Пожаловала молодая госпожа!
Радостно выбежал он к воротам встречать свою супругу, но служанка неожиданно объявила:
— Молодая госпожа вчера ночью умерла!
Ан не поверил ей, засмеялся. Бегом побежал он в домик, где они всегда встречались с женой. Посреди комнаты на постели под тонким покрывалом лежала она. Ан бил себя в грудь, он рыдал так горестно, что не могли удержаться от слез все соседи.
В ту пору шли сильные дожди, вода разлилась, и родственники умершей не могли пройти в их домик. Ан все, что положено было для погребения, приготовил своими руками, устроил пинсо,[30] утром и вечером ставил перед ним еду и питье. По ночам он совсем не мог спать, а когда чуть-чуть задремал однажды, вдруг увидел свою жену. Совсем как наяву! Вот она входит к нему, Ан идет ей навстречу, он говорит с ней, говорит… и вдруг просыпается! Безмолвны двери и окна, только бумажный полог пинсо слегка колышется от ветра, угас одинокий светильник. И опять плачет он, теряет сознание и снова приходит в себя.
Дня через три тучи рассеялись, дождь перестал. При свете луны Ан отправился наконец домой. В одиночестве дошел он до восточных ворот дворца Сугангун. Была глубокая ночь. И вдруг он заметил какую-то женщину. Она неотступно следовала за ним, то чуть обгоняя его, то отставая на несколько шагов. Лицо ее было красиво подкрашено и припудрено, волосы собраны в высокий изящный узел. Вот он приблизился к ней. Это покашливание, эти вздохи он ведь слышал уже прежде! Она… Ан пронзительно закричал и бросился прочь. Добежав до какой-то канавы, он обернулся — женщина была рядом! Не оглядываясь, быстро пошел он дальше и, когда подходил к своему дому, заметил, что она сидит у ворот. Ан громко позвал слуг, но женщина вдруг бесшумно исчезла в камнях, не оставив никаких следов.
Душа Ана пришла в смятение, он стал похож на безумца. Прошло немногим более одной луны, и над женой его совершили погребальный обряд и похоронили. А некоторое время спустя умер и сам Ан.
Угнали лошадей
В юности я очень дружил с Пан Ыном. Мы вместе учились и жили вдвоем в скромном домишке. По соседству, в нескольких ли, жил наш приятель Чо Хве, у которого были яблони.
— Все время клонит ко сну, — сказал мне однажды Пан Ын. — Давай-ка сходим к Чо да хоть поедим яблок!
Мы подошли к дому Чо Хве и увидели, что деревья ломятся под тяжестью совсем уже спелых ярко-красных плодов. Однако ворота оказались наглухо запертыми, и войти в сад не было никакой возможности. Мы окликнули хозяина, никто нам не ответил, и только слышалось, как шумят за воротами подвыпившие слуги. А тут еще хлынул проливной дождь. У ясеня, что рос перед самыми воротами, мы заметили привязанных лошадей — одну большую и три-четыре поменьше. Вокруг не было ни души.
— Хозяин не желает встречать гостей, — воскликнул Пан Ын, — так мы угоним его лошадей!
Я кивнул головой. Мы быстро выбрали себе по лошадке, вскочили на них верхом, сначала поскакали на берег реки, а затем вернулись к себе домой и привязали лошадей в сарае.
— Сейчас я пристукну эту лошадку, — сказал Пан Ын, — и мы съедим ее!
— Да что ты! Ведь тогда мы окажемся настоящими грабителями! — возразил я.
— Всякий знает, что Чо Хве не пойдет жаловаться в управу! — Пан Ын тут же схватил тяжелый пест и хотел было уже ударить лошадь по голове, но я удержал его.
На другой день явился Чо Хве. Глаза ввалились, лицо осунулось.
— Ты чего это так с лица переменился? — спросил у него Пан Ын.
— Вчера пошли мы все к жениной тетке в деревню Кимпхо, — рассказал Чо Хве, — лошадей привязали за воротами, а ворье проклятое их угнало! Домашние прямо-таки наизнанку выворачиваются от злости, поделили между собой всю округу и ищут лошадей. А сам я сейчас иду из дальних мест — из Кёха, что в уезде Коян! И все без толку! Ну как тут не горевать?!
Он побыл у нас самую малость. Неожиданно в сарае заржала лошадь. Ын улыбнулся, а Чо Хве кинулся к сараю и видит: да это же его собственные лошади! Уж он и сердился и радовался, осыпая нас упреками, от которых не мог удержаться. А все, кто видел это, покатывались со смеху.
Пхун Сансу считает по-своему
Некто Пхун Сансу из государевой фамилии был настолько глуп, что не мог отличить бобов от ячменя. В доме у него держали гусей и уток. Так он даже не умел их толком сосчитать: считал по парам.
Однажды слуга зарезал утку и съел ее. Пхун Сансу сосчитал птиц по парам, и осталась одна лишняя.
— Ах, негодяй! — злобно закричал он, колотя слугу. — Ты украл мою утку! Сейчас же верни мне ее!
На следующий день слуга съел еще одну утку, и когда Пхун Сансу сосчитал их по парам, все было в порядке.
— Только палка и помогла, — очень довольный, воскликнул он, — вчера побил этого мошенника, а сегодня он вернул утку!
Грубый Син
Министр Син по натуре был очень груб. Однажды в его миску с едой неожиданно села муха. Как он ни отгонял ее, она прилетала снова и снова. Тогда, сильно разгневанный, министр швырнул миску на землю.
— Зачем это вы изволите так гневаться на несчастное насекомое? — сказала его супруга. — Оно ведь ничего не понимает!
— Ты что заступаешься за муху? — вытаращив глаза, закричал министр. — Она твой муж, что ли?!
Глупый зять
В старину один сонби обзавелся зятем. Зять этот был настолько глуп, что не мог отличить бобов от ячменя. На третий день после свадьбы, когда молодые сидели за столом, зять, указывая на манту,[31] вдруг спросил:
— Это что такое?
— Молчи, молчи! — закрыла ему рот молодая.
Зять разломил манту, увидел в нем кедровые орехи и опять спросил:
— А это что?
— Не говори, не говори! — снова цыкнула на него молодая.
И вот, когда молодожен возвратился к себе домой и родители спросили у него, что он ел в доме жены, он ответил:
— Съел одно молчи, в котором было три не говори.
Родня жены была сильно расстроена глупостью зятя. Никто не знал, что делать. Тогда тесть купил большой дубовый ларь на пятьдесят маль[32] риса и решил, — если зять знает, что это такое, то он не прогонит его. Всю ночь жена учила молодого, как надо отвечать. Наутро тесть позвал зятя и показал ему дубовый ларь. Постучав по ларю палочкой, зять сказал:
— В этот дубовый ларь войдет, пожалуй, полсотни маль риса!
Тесть очень обрадовался, купил еще деревянную бадейку и опять показал зятю.
— В эту дубовую бадейку войдет, пожалуй, полсотни маль риса! — снова постучав по ней палочкой, сказал зять.
У тестя разболелся живот. Зять спросил, где болит. Когда тесть, выставив живот, показал ему, он постучал по животу палочкой и сказал:
— В этот дубовый живот войдет, пожалуй, полсотни маль риса!
«Неисправимый распутник»
Ан Юльбо, правитель уезда Чиджунчху, по характеру был очень общительный и выпить любил. А напившись, имел привычку брать людей за руки и подшучивать над ними.
Как-то, когда Ан был еще секретарем Ведомства Ритуала,[33] решил он по служебным делам навестить начальника Ведомства Хон Инсана. Хон Инсан угощал его вином. И хозяин и гость — оба умели выпить. К концу дня, когда они уже совсем перепились, вошла красивая женщина. Это была возлюбленная Хон Инсана. Она стала еще подносить им кубки с вином. И тут Юльбо неожиданно схватил ее за руку. Женщина испуганно отдернула руку, и при этом у нее порвался рукав. А Юльбо, совершенно пьяный, вышел во двор, в беспамятстве упал на землю и уснул.
Вскоре хлынул проливной дождь. Одежда Юльбо промокла насквозь, но Хон Инсан приказал слугам не трогать его. Вечером, когда Юльбо проснулся, вид у него был самый жалкий. Так он и возвратился домой.
Хон Инсан послал ему от себя одежду и велел передать: «Ты испортил свое платье только из-за того, что я напоил тебя. Посылаю тебе за это новое. Но и ты должен расплатиться за порванный рукав!».
Ан Юльбо, услышав это, очень испугался и просил передать: «Я совершил по отношению к начальнику очень грубый проступок. Разве могу я после этого занимать свою должность?». Но Хон Инсан, узнав, что Ан Юльбо хочет выйти в отставку, не разрешил ему это.
И вот Ан снова отправился к Хон Инсану, чтобы попросить прощения. Случилось так, что он опять много выпил и сильно опьянел и опять схватил за рукав ту красавицу.
— Да ты неисправимый распутник! — громко рассмеявшись, воскликнул Хон Инсан.
Возлюбленная короля
Король Чхунсон долго жил в Китае во времена династии Юань.[34] Была там у него женщина, которую он очень любил. Когда пришло время возвращаться ему на родину, женщина вышла проводить его. Тогда король сорвал цветок лотоса и подарил ей в знак разлуки.
Но забыть эту женщину он не мог, тосковал по ней с утра до вечера. И в конце концов король послал Икдже разыскать ее. Икдже нашел женщину. Она лежала посреди комнаты и уже несколько дней отказывалась от еды. Язык ее не слушался, она с трудом подняла кисточку и написала:
Лотоса чистый цветок
вами оставлен на память…
Он и сейчас не увял —
цвет нежно-алый хранит.
Сколько прошло уже дней
с нашей печальной разлуки?
Скоро поблекнет цветок,
вместе со мною умрет!
— Эта женщина, — возвратившись, доложил Икдже, — пьет вино в кабачке с молодым мужчиной. Я даже не смог встретиться с нею!
Король так огорчился, что даже плюнул в сердцах. А на следующий год, в день рождения короля, когда настал черед Икдже поднести государю кубок с вином, он низко поклонился и сказал, что совершил преступление, за которое достоин смерти. Король спросил, в чем дело. И тогда Икдже подал ему стихотворение его возлюбленной, рассказал, как все было на самом деле.
— Если бы ты показал мне это стихотворение тогда, — обронив слезу, молвил король, — я во что бы то ни стало вернулся к ней. Ты любишь меня, потому и обманул. Вот истинная верность!