Сергей Буркатовский
Черепаший галопилиТитановые звезды маршала Каманина
Я возьму этот большой мир!
Каждый день, каждый его час!..
Если что-то я забуду –
Вряд ли звезды примут нас!
В ноябре 1964 года Генеральный Конструктор Сергей Павлович Королев получил окончательный вердикт конструкторов – разрабатываемая в рамках советской лунной программы суперракета «Н-1» с грузоподъемностью 75 тонн на низкую околоземную орбиту не в состоянии решить задачу экспедиции на Луну в один пуск. Как затем писал Черток в своем труде «Ракеты и люди», Королев выглядел крайне обескураженным.
Тем более, что вновь избранный Генсеком КПСС Брежнев в порядке своеобразной инвентаризации назначил доклад по советской лунной программе на начало декабря.
В КБ было спущено указание: срочно пересмотреть конструкцию ракеты с целью увеличения ПН до 95 -100 тонн. Черновые расчеты были сделаны в кратчайшие сроки. Однако случилось непредвиденное.
Выслушав докладчика, увлеченно повествующего о переходе космонавта из лунного орбитального корабля в посадочный модуль и обратно через открытый космос, Брежнев повел своими уже знаменитыми бровями и заметил: «Напоминает цирк. Хм… Сергей Павлович, а что там планируют американцы? Такую же акробатику?»
Со времен Сталина не прошло и 12 лет и привычка втирать очки (особенно по важным вопросам) еще не успела распространиться. А сухое изложение известных к тому времени фактов о программе «Аполло» прозвучали поразительным контрастом. Не в пользу СССР, что характерно.
После чего из-под нависших бровей прозвучал сакраментальный вопрос: «А почему?»
Это напоминало прорыв плотины. Отсутствие мощных двигателей, неразвитость электроники, отсутствие стендовой базы – все эти частные факты, конечно, прозвучали – но главным было не это. В советской лунной – и вообще космической – программе царил БАРДАК. Три проекта суперракет – Королевская Н-1, Челомеевская УР-700, Янгелевская Р-56, два отдельных проекта по облету Луны на УР-500 (ныне более известной как «Протон» – и по собственно посадке… И все эти дублировавшие друг друга направления финансировались, что размазывало и без того невеликий по сравнению с США «лунный» бюджет.
Вопрос «А что там у американцев?» прозвучал опять. Выяснилось, что имел место забавнейший парадокс – во вполне себе капиталистических Штатах финансирование осуществлялось согласно единому утвержденному Конгрессом правительственному плану, а в плановом СССР деньги выделялись тому, кто первым откроет дверь. Второму и третьему, впрочем, тоже выделялись.
После второго бровастого «А почему?» у Королева прихватило сердце. Но инфаркта удалось избежать.
На совещании Правительства СССР в январе 1965-го было принято решение о реорганизации космической отрасли. По историческому образцу Главсевморпути было создано Главное Управление Космических Исследования – Главкосмос. Профильные министерства выступали как контракторы и исполнители. Однако возникла серьезнейшая проблема. Отношения ведущих Главных к тому времени, мягко говоря, были весьма непростыми. Сцена с участием Королева, Глушко и Челомея на совещании Главных в конце января впечатлила даже куратора вопроса – Первого Зама Предсовмина Д.Ф.Устинова, привыкшего в Политбюро ко многому. Стало ясно, что если кого-то из них назначить начальником Главкосмоса, КБ конкурентов ждут поток и разорение.
В результате вопрос был решен просто – «так не доставайся же ты никому» – на Главкосмос был поставлен генерал-полковник Н.П.Каманин – полярный летчик, один из первой семерки Героев Советского Союза, начальник Центра подготовки космонавтов, заместитель Главкома ВВС по космосу. С намеком, что маршальские звезды генерал-полковника лежат на Луне.
Королев, имевший веские основания считать место своим, был взбешен. Однако состояние дел в его собственном проекте, в отличие от 57–61 годов года не позволяло переть танком – то, что в датском королевстве (королёвстве) неладно, стало очевидно уже всем.
Работы по программе Н-1/Л-3 были заморожены, по УР-500/Л-1 (облет Луны без выхода на орбиту) еще велись. Советская разведка рыла землю носом, и вскоре стало ясно – при любых разумных (а хоть бы и неразумных, но возможных) затратах опередить астронавтов на Луне не удастся. Создать ракету нужной грузоподъемности раньше, чем в 70–71 году не представлялось возможным.
К тому же, перед ракетно-космической отраслью страны стояли и более насущные проблемы – следовало озаботиться достижением реального, а не декларативного ракетно-ядерного паритета, наладить работу космической фоторазведки и связи, военные требовали боевых станций на орбите.
Апрельский доклад Каманина Политбюро был обескураживающим (в том числе и для него самого – маршальские звезды манили), но содержал худо-бедно приемлемый выход – в пилотируемой космонавтике ограничиться освоением околоземной орбиты в целях обороны и народного хозяйства, оставив лишь облет Луны по схеме Л-1. Часть снятых с проекта Л-3 средств – перебросить на автоматические исследования с помощью самодвижущихся лунных лабораторий. Доставку лунного грунта также предлагалось осуществить посредством автоматических миссий. При увеличении финансирования КБ Челомея, Пилюгина и Бабакина (и запрещении Челомею тратиться на монстроидальную УР-700) шансы опередить американцев хотя бы таким образом резко возрастали.
Королеву было предложено сконцентрироваться на новом орбитальном пилотируемом корабле, благо программа «Восходов» подходила к завершению, а тема «Север» (будущий «Союз») развивалась успешно. Тему «Е-6» (мягкая посадка на Луну) также передали КБ Лавочкина.
Тема носителя сверхбольшой грузоподъемности должна была стать темой отдельного заседания коллегии Главкосмоса – такой носитель нужен был не только для Луны, но и для военных.
… «Это маленький шаг для одного человека, но огромный скачок для всего человечества!» – ЦТ СССР продлило свои передачи на глубокую ночь специально для трансляции прямого репортажа о высадке американцев на Луну. Живая картинка шла не очень долго, ее сменили другие кадры. В лаборатории ГЕОХИ очень похожие на космонавтов в своих «чистотных» скафандрах ученые рассматривали пробирки и лоточки с серым порошком. «Луна-15» то ли наткнулась на незапланированную горку, то ли при выдаче тормозного импульса взорвался двигатель – но ее сестренка за номером 16 таки доставила сто грамм реголита еще месяц назад. Теперь советские дикторы выражали надежду, что полеты американцев внесут свой дополнительный вклад в основанную советскими учеными селенологию. Во благо всего прогрессивного человечества, а как же.
В Овальном кабинете Джонсон шепотом материл Стаффорда. Ну что ему стоило пойти на нарушение инструкций и сесть на Аполло-10 в мае! А теперь впечатления от посадки Армстронга были смазаны успехом советского робота. Нет, конечно, понимающие люди могли оценить разницу – одно дело сотня грамм пыли, а совсем другое – следы ботинок в той самой пыли. Но публике-то не объяснишь, какого черта мы вбухиваем миллиарды и рискуем жизнью наших парней, когда большевики достигают той же (ну почти) цели раньше, дешевле и без риска.
Кроме того – сейчас уже в сторону красной планеты летели еще два русских робота – «Марс-2» и «Марс-3». А их дальние родственники – «летающие телеграфные столбы» сейчас рвали на части тела славных американских ребят во Вьетнаме.
Истерия по поводу русских автоматов достигла предела. Конгресс требовал крови. Шон Коннери – агент 007 – с трудом загнал жуткого русского киборга по имени Иван Пьотр под гидравлический пресс. Фильм с названием «Терминатор» собрал полные залы.
Тем временем разведка приносила новые сведения. Под Москвой, рядом со станцией Крюково, строился новый город Зеленоград. Судя по всему, русские решили серьезно вложиться в электронику.
В Самаре КБ Кузнецова продолжало ковыряться с двигателем НК-15 (или его наследником), несмотря на то, что ракета, для которой он создавался, была, без сомнения, похоронена – циклопические ямы под Тюратамом так и оставались ямами.
Новые стыковочные узлы русских уже обеспечивали герметичное соединение и проход. Более того, русские производили стыковку автоматически – за последний год они запустили 5 пар беспилотных кораблей. 4 пары успешно состыковались.
Вообще, после гибели Комарова русские стали осторожнее – они по-прежнему не жалели ракет, добиваясь надежности методом «настрела». Пилотируемые запуски были редкими. Пока?
Тем временем в советской космической программе подковерные схватки уступили место подводным течениям – Каманин, старой школы человек, по мнению некоторых – солдафон – хватку не потерял и местоположение своих маршальских звезд помнил четко. Параллельные разработки отсекались на стадии эскизного проекта. За гибель Комарова и провал темы по переконструированию Н-1 вылетел в начальники серийного завода сменивший было покойного Королева Мишин.
Дорвавшегося-таки до вожделенного места Глушко Каманин осадил в одно касание. Делать надо было не то, что нравилось Глушко, а то, что было нужно стране. В конце концов, серийных заводов в стране мно-ого…
А то, что было нужно стране, определялось в течение всего 65 и половины 66 года.
Первую строчку, как водится, заняли военные: «Тетенька, дай водички попить, а то так жрать хотца, что переночевать не с кем». Значит, разведка, связь, спутники-истребители – ну и станция – эдакий разведывательно-командный пункт рулить всем этим богачеством.
Связисты вписались отдельной строчкой – им очень хотелось на геостационар. А «каменный цветок» легче 5–6 тонн «чистыми» пока не выходил никак. А лучше – 7–8.
Ну и «Луна, Марс, далее везде» – в конце списка, побочно.
В общем, на совещании в сентябре 67-го были сформулированы требования к новой РКС – выводимая масса на низкую орбиту – 50–60 тонн, к Луне и планетам – не менее 14 (определялось массой «Союза»), на геостационар – тонн 7–8. Янгеля от конкурса отсекли – было еще дофига работ по БР. Остались Челомей и Глушко.