Афина Паллада пристально смотрела в глаза Зевса. Не совсем понимая, почему у ее отца спустя столько времени возникло столь необычное желание, она пыталась разобраться в ситуации, разглядеть то, что оставалось недосказанным. Внутреннее чувство подсказывало ей, что время богов-олимпийцев безвозвратно ушло и ничего невозможно изменить. Но дочерняя любовь заставляла поверить в бессмертную силу Зевса, способную вершить даже самое невозможное.
- Я знаю, - начала Афина Паллада, когда в зале замолчали, - что люди добровольно не подчинятся Зевсу. И напрасно. Для них же лучше; если бы они не отвергали законов, по каким живем мы, на земле не было бы столько зла, насилия, несправедливости.
- С ними невозможно договориться, - вставил Арес.
- А это и не нужно, - произнесла богиня раздора Эрида.
- Вас лучше бы не слушать, - не выдержала Эйрена, - вы только подумайте, что начнется на земле, лишь только люди узнают о готовящейся войне?!
- А им никто не собирается ни о чем говорить, - ответил ей Арес. - Внезапность нападения - вот то, что поможет нам одержать скорую победу.
- Но люди не нуждаются в чей-либо опеке, пусть даже со стороны богов, - Эйрена не могла успокоиться.
- Кто тебе об этом сказал? - переходил в нападение Арес.
Бог Аполлон с каким-то подозрением следил за словесной перестрелкой, ожидая момента, когда ему можно будет высказаться. Не услышав ответа Эйрены, он вступил в разговор:
- Послушай, Арес, не слишком ли ты дерзок?
- Ничуть, - отрезал тот.
- А мне показалось, что богиня мира заслуживает большего понимания. Ведь лучше худой мир, чем хорошая ссора.
Арес рассмеялся.
- Ты напрасно смеешься. Я вчера спускался на землю.
- И что ты там видел? - с ехидством поинтересовался бог войны, держа переложенные руки у себя на груди.
- Люди живут своей жизнью. Они радуются, если есть чему, огорчаются и грустят в трудные минуты, но на то они и люди, а не боги, чтобы совершать ошибки.
- А дело богов - посылать им за них наказание.
- Богам до всего дело, - недовольно заметил Аполлон.
- А как же иначе?!
- Как забавляет тебя сама мысль о войне, неистовый Арес! - воскликнул Аполлон. - Во всем должна быть мера.
Зевс наконец-то решил прекратить ненужный спор:
- Довольно! Я не нуждаюсь ни в чьих советах. В ваших разговорах нет проку. Как я сказал, тому и быть. Богиня Фемида, есть ли у тебя какие-нибудь замечания?
- Как сказать, - протянула Фемида.
- Как есть, так и говори.
- Справедливости ради...
- Да кому нужна справедливость? - громко спросил Арес.
Зевсу явно не нравилось поведение сына, да и не любил он его за его кровожадность, но терпел, время от времени одергивая его:
- Молчи! Я тебе слова не давал. Ты со своей женой Афродитой разобраться не можешь, а туда же - судить о справедливости.
- А что Афродита? - Арес пробежал глазами по лицам богов, скрывающих насмешливые улыбки.
- Семейные дела решаются в семье, - заметила Афина Паллада, намекая, что разговор не к месту.
Богиня Фемида, стоя у трона, никак не могла однозначно ответить Зевсу:
- По отношению к землянам мы будем выступать захватчиками.
- Вот-вот, именно захватчиками, - поддержала Эйрена.
- Для богов и для Олимпа - это будет справедливо, потому, что мы возвращаем то, что утратили.
Боги опять зашумели.
В эту минуту в зал вошли две самые очаровательные богини Гера и Афродита. Боги расступились, давая возможность Гере занять место на троне, рядом с Зевсом.
Высокая, стройная, с нежными чертами лица, с мягкой волной золотых волос, как венец лежащих на ее прекрасной голове, Афродита подошла к Аресу. Все боги провожали ее любопытными взглядами, ожидая возможной сцены.
Зевс поспешил опередить события, заметив, как его сын сурово смотрел на Афродиту.
- Арес, готов ли ты начать войну?
Тот, словно очнувшись, дернул голову, поворачивая ее к Зевсу, руки его опустились вдоль туловища, кулаки сжались.
- Сию минуту?
- О начале я извещу, а пока не трать времени даром: отправляйся-ка ты с Афиной Палладой в мои покои, Я скоро к вам присоединюсь, чтобы обсудить план действий.
Боги расходились после собрания с разными настроениями и чувствами. Каждый из них знал, что ослушаться Зевса для них означало приблизительно то же, что исчезнуть с Олимпа в небытие.
Погруженный в мрачные раздумья возвращался к себе домой бог Гермес, пытаясь вникнуть в суть происходящего. Когда-то он изобрел меры, числа, азбуку и обучил всему этому людей. Его старания не были напрасными: люди оказались способными учениками, они не только и по сей день пользовались полученными от него знаниями, но и постоянно их развивали и совершенствовали. Гермес редко задавал себе вопрос: нужно ли было это делать? Он получал моральное удовлетворение, осознавая, что его появление на Олимпе полезно для людей, которые скорее всего уже забыли о его бесценных деяниях.
Гермес уже подходил к дому, как его за руку кто-то дернул. Он повернул голову. Рядом с ним стоял Аполлон. В длинной пышной хламиде, в лавровом венке и с золотой кифарой в руке, он был неотразим.
- Ты собираешься состязаться с кем-либо в музыке? - шутя, спросил Гермес.
- Мне нет равных, ты и сам знаешь.
- Знаю. В такое смутное время ты нашел силы предаться пению?
- Что же мне еще остается делать? Слова здесь бессильны. Думаю, музыка на время отвлечет богов от войны.
- А ведь ты это здорово придумал, Аполлон. Как я раньше об этом не догадался, - Гермес обрадовался, словно ребенок. - Надо предложить Зевсу по случаю предстоящей войны устроить пир. Пока боги будут пировать, мы выиграем время.
- Что-то я тебя не совсем понимаю, изворотливый Гермес.
- А все ли ты понимал на собрании богов?
- Не все, положим.
- Вот видишь. А ведь только стоит немного подумать: люди не нуждаются в нашей власти, они не так глупы, как нам кажется.
- Вот ты к чему клонишь, - медленно, с недоверием заметил Аполлон.
- А пир - это то, что сейчас просто необходимо. Я же знаю, что когда ты в сопровождении муз появляешься на Олимпе и раздаются звуки твоей кифары и пение муз, замолкает все. Забывает Арес о шуме кровавых битв, не сверкает молния в руках тучегонителя Зевса, боги забывают раздоры, мир и тишина воцаряются на Олимпе. Даже орел Зевса опускает могучие крылья и закрывает зоркие очи, не слышно его грозного клекота, он тихо дремлет на жезле Зевса. В полной тиши торжественно звучат струны твоей кифары.
Словно завороженный стоял Аполлон. Слова Гермеса так тешили его самолюбие, что ему ничего другого не оставалось, как согласиться с предложением Гермеса.
- Но Зевс разгневается на нас, если узнает... - заволновался Аполлон, - он так неистов в гневе.
- Нам ли бояться гнева Зевса? - Гермес положил руку на плечо Аполлону. - Вспомни, как победил ты ужасного Пифона.
- Посланный Герой, дракон Пифон повсюду преследовал мою мать, не давая ей покоя. Лишь только подрос я, с серебряным луком за плечами отправился к жилищу Пифона, чтобы отомстить ему за все зло, которое тот ей причинил. Громадное тело его, покрытое чешуей, извивалось меж скал бесчисленными кольцами. Скалы и горы дрожали от тяжести его тела и сдвигались с места. Поднялся Пифон, могучий, яростный, раскрыл свою ужасную пасть и уже готов был проглотить меня. Тогда раздался звон тетивы моего серебряного лука, как искра сверкнула в воздухе не знающая промаха золотая стрела, за ней другая, третья; мои стрелы дождем посыпались на Пифона, и он бездыханно упал на землю.
Аполлон так увлеченно рассказывал о своей победе над драконом, что Гермес так ни разу и не решился перебить златокудрого бога, переполненного гордостью. Лишь когда тот замолчал, он добавил:
- Твой поединок был хорош, как и твоя музыка.
- Но разве можем мы пойти против отца нашего Зевса?
- Не бойся его кары, я думаю, что со временем он и сам поймет, какую ошибку совершает.
Аполлон колебался.
- А помнишь, Гермес, однажды Зевс держал речь в собрании богов и угрожал им, обещая повесить всю Вселенную на золотую цепь.
- Да это когда было! Вспомнил, - усмехнулся Гермес.
- Тогда Зевс сказал, что спустит эту цепь с неба и все боги, ухватившись за нее, при всем желании не будут в силах перетянуть ее к себе. Он же с легкостью проделает обратное. Как восхищался я его силой!
- Мне кажется, что и сейчас ты дрожишь от волнения.
- Да брось ты, - поник головою Аполлон. - Ты знаешь, о чем я сейчас подумал?
- И о чем же?
- Как быть с тем, что люди некогда приносили в жертву богам...
- Постой-постой, как же ты старомоден. Олимп существует и без жертвоприношений.
- А вот что ты скажешь на то, что музы и доныне посещают людей, хотя Зевс запретил им спускаться на землю.
- Это их личное дело. По-моему ничего в этом особенного нет.
- Как нет, когда они их вдохновляют.
- А-а, ты говоришь о поэтах, музыкантах и тех, кто нашел себя в творчестве?
- Да о них. Ведь поэты, вдохновленные музами, поют правду; когда же богини их оставляют, и они начинают сочинять от себя, тут и возникают ошибки и противоречия, хотя это простительно: ведь они люди и не могут найти истины, когда их покидает то, присутствие чего творило.
Гермес вздохнул. Казалось, дискуссия затянулась, а ему еще бы хотелось увидеться с Зевсом, если тот того пожелает. В следующую секунду они распрощались, каждый из них отправился по своим делам.
Глава 3. Интрига
Высоко над Олимпом раскинулось голубое бездонное небо, и льется с него золотой свет. А ниже клубятся облака, порой закрывают они далекую землю. Три прекрасные оры охраняют вход на высокий Олимп и подымают закрывающее врата густое облако, когда боги нисходят на землю или возносятся в светлые чертоги Зевса.
Сюда и спешил бог Аполлон, надеясь встретиться с богиней Афродитой, которой он оказывал знаки внимания, из-за чего жена Зевса не находила себе места.