Этот день Шанхай запомнил надолго. Вначале медленно поднялись крышки орудийных портов, вначале на шлюпе, а потом и на всех остальных кораблях эскадры. Именно на этом этапе управление ей перехватил Матвеев, но… не стал останавливать процесс.
Его просто не поняли бы свои же. Да что там, он и сам себя не понял бы. Командующий эскадрой лежал в лазарете с тяжелым ранением, потеряв много крови. Несмотря на своевременное вмешательство врача, остановить ее удалось с трудом, и до сих пор не ясно было, выживет он или нет. И если китайцы с какого-то перепугу решили напасть на них – что же, ответ будет соответствующим.
То, что способно натворить ядро, угодив в стену дома, представить несложно. При ударе в стену китайского дома, построенного так, словно руки мастеров росли из задницы, и вдобавок были кривыми, тоже можно. Но вот когда на город обрушивается полновесный бортовой залп всей эскадры… О! Вот уж это зрелище точно не для слабонервных.
Залп шести кораблей – это более сотни орудий, проревевших разом, словно хорошо слаженный оркестр. Эскадру мгновенно затянуло густыми клубами порохового дыма, впрочем, быстро сдутые ветром и прибитые мелким, противным дождиком. И тогда глазам артиллеристов предстали творения рук их. В смысле руины!
Ядра проделали, кажется, целые новые улицы. Кое-где уже начинались пожары, в городе поднималась паника. Но русские не были удовлетворены, и второй залп не заставил себя долго ждать!
На сей раз прилетело по дворцу Самой Главной Китайской Шишки и казармам, в которых располагалась местная пародия на армию. Панику разбегающиеся солдаты моментально подняли неимоверную, куда там гражданским! Впрочем, почти сразу она резко стихла. Не потому, что у китайских солдат была отменная дисциплина. Просто «Адмирал», чуть запоздавший с перезарядкой орудий, хлестнул по ним картечью. Увы, ядер на линкоре было не так много, как хотелось бы, а вот картечи хватало, и рачительный, не теряющий головы Диего приказал заряжать именно ее. Как выяснилось, не ошибся – сейчас противопехотные заряды пришлись как нельзя кстати.
А «Эвридика» прошлась картечью по пристани. Там было много гражданских, которых в другое время специально убивать было не комильфо. Но сейчас всем было наплевать. Мстить за своих русские тоже умели.
Следующий час прошел под грохот канонады. Русские корабли остервенело, но притом удивительно точно обрабатывали город. Правда, теперь уже не все вместе, а по очереди и выборочно. Распределить цели для тех, кто прошел два океана, несложно. А под прикрытием артиллерии уже шли шлюпки с десантом – сегодня русских удалось разозлить всерьез.
Китайцы не оказали даже символического сопротивления – они просто разбежались. Даже когда русские вломились во дворец, благо удары ядер проложили им неплохую дорогу, встретили атакующих лишь несколько человек с холодным оружием. Их затоптали, не заметив, а потом отловили тех членов китайской администрации, которые не успели сбежать, и перебили их безо всякой жалости. Русские отходчивый народ. Но Верховцева и уважали, и, чего уж там, любили. За то, что смог провести их через океаны. За то, что никогда не бил матросов по морде. За то, что сделал обеспеченными людьми и готов был защитить от гнева любого начальства… Русские мстили, а делать это умели хорошо.
Но если в китайской части Шанхая проблем не было, то с европейской им пришлось изрядно повозиться. Американскую не трогали, но были еще французская и британская, где завязался настоящий бой. Впрочем, снова заговорили орудия кораблей, моментально разрушившие надежды обороняющихся. К вечеру город, словно перезрелое яблоко, упал в руки победителей.
А тем временем у причала разыгрывался второй акт сей трагедии. Не менее десятка кораблей, согнанных в эти места штормом, были захвачены прямо тут, в порту. И, хотя их экипажи пытались оказать сопротивление, успеха это им не принесло. Уж в чем, в чем, а в искусстве абордажа русские поднаторели изрядно.
Верховцев пришел в себя только наутро и, несмотря на протесты врача, потребовал немедленно поднять его на палубу. Вышло у него это довольно громко, несмотря на общую слабость, так что вестовой, появившийся в дверях, мигом вызвал подмогу. Да, у себя в лазарете доктор хозяин, однако капитан – первый после Бога, его слово закон! И уже через пять минут Александр стоял на палубе, с двух сторон подпираемый двумя матросами, и с интересом рассматривал открывшуюся ему панораму города.
Честно говоря, вид наполовину сгоревшего Шанхая был на любителя. Очень уж неприглядно выглядят слабо дымящиеся руины. Если б не снизившийся к ночи ветер и последовавший за ним ливень, город выгорел бы полностью, а так получилось… кусками. Сейчас Шанхай напоминал больше шкуру леопарда, весь в пятнах.
Такое зрелище на большинство людей обычно производит удручающее впечатление. Да что там, сам Верховцев еще вчера не нашел бы добрых слов для тех, кто учинил подобное. Однако с тех пор многое изменилось, а нога, на которую невозможно наступить без того, чтобы зашипеть от боли, хорошо прочищает мозги, изгоняя любовь к ближнему почище, чем немецкий инквизитор[105] ведьму.
– Очнулся, – из трюма появился Гребешков. Поморщился, сощурившись и привыкая к свету. – Значит, не умрешь.
– Даже и не собирался. Ты что, здесь все время?
– Да, – Гребешков кивнул в сторону своего брига. – Там и без меня справятся.
– Тогда докладывай.
Что же, прапорщик доложил. Громко, образно и не особенно стесняясь в оборотах. Если верить его словам, побоище вышло эпическое. А верить следовало – вид города подтверждал каждое слова товарища. И, когда Гребешков выдохся, Александру оставалось лишь резюмировать:
– Да-а… Наворотили вы дел.
– Совсем плохо? – раскаяния в голосе Гребешкова не было слышно совершенно.
Александр в ответ лишь пожал плечами и вновь невольно скривился – боль в ноге вспыхивала иной раз от самых невинных движений:
– Черт его знает. Менять что-то все равно поздно, играть придется с теми картами, которые на руках. Вот что. Американский квартал, говоришь, не тронули?
– Нет. Ребята сунулись было, но там сказали, кто они и откуда. Наши и отстали.
– Это хорошо. Еще и с ними отношения портить… А знаешь, пригласи ко мне на ужин кого-нибудь из их особо уважаемых. Лучше всего того, кто здесь заправляет самыми большими деньгами.
– На ужин? Ты себя в зеркале видел?
– Ну, тогда завтра к обеду, – покладисто согласился Верховцев. Старый товарищ был прав – голова Александра работала вроде нормально, мысли не путались, но вот все остальное… Слабость была такая, что его периодически начинало мутить, а это во время делового разговора не лучшее состояние. И это еще он боль в бедре не учитывал.
– Думаешь, оклемаешься? – слова Гребешкова звучали на редкость скептически.
– Надеюсь, что немного приду в себя. До конца, разумеется, не оправлюсь, но все легче. И потом, время поджимает, тянуть нельзя. Справлюсь как-нибудь. И Сергея Павловича позови…
– Ну-ну, – вновь скепсисом Гребешкова можно было заряжать пушку. Тем не менее от дальнейших комментариев он отказался. Понимал, что командир прав – время и впрямь поджимало.
– Справлюсь, – твердо сказал Александр. – Не волнуйся. Скажи лучше, трофеев много взяли?
– О-о-о! – Гребешков оживился. – Даже очень. Викторию помнишь? Тьфу на ту Викторию и на весь Гонконг вместе с ней. Мы богаты, командир!..
Американцы пришли на следующий день, точно к моменту, когда их пригласили. Возможно, потому, что были деловыми людьми и знали цену времени. А возможно, на них произвел впечатление недавний захват Шанхая – быстрый и жесткий до жестокости. С другой стороны, американцы понимали: бояться им нечего. Хотели бы убить – истребили бы сразу же.
Вон, британцев, пытавшихся оказать сопротивление, десантники уничтожили – сантименты простым, не обремененным политесом русским мужикам были чужды. Стреляют в тебя – стреляй в ответ, логика простая и надежная. Правда, тех, кто сразу поднял руки, не трогали, согнав вместе с женщинами и детьми в уцелевшую казарму, да там и заперев.
Но понимание, что тебя не хотят убивать – одно, а осознание, что могут и передумать – нечто совсем другое. Так что на Верховцева они посматривали с некоторой долей опаски. Не очень сильной, правда.
Было их двое. Один – лет сорока, высокий, худощавый, темноволосый, более всего напоминал Дон Кихота из оставшейся дома богато иллюстрированной книги. Может, кстати, у него и впрямь имелась толика испанской крови. Было в его внешности что-то такое, неуловимо южное.
Второй был невысок, плечист, изрядно полноват и обладал рыжеватой шевелюрой, весьма сочетающейся с его лицом, грубоватым и в то же время добродушным. Лет ему было на вид едва за тридцать, и, судя по тому, как неловко он носил дорогой сюртук отличного пошива, становилось ясно – на официальных мероприятиях сидеть человек не любит. Впрочем, Александру было все равно. Он, честно говоря, даже имена гостей забыл сразу же, просто не видя смысла запоминать их и для себя именуя просто по внешности: Худой и Толстый.
В честь гостей стол накрыли прямо на палубе, благо наконец-то устаканилась погода. Дождя не было, солнце хоть изредка да пробивалось, ветер практически стих. Так что, по сравнению с тесноватой каютой, в которой вечно не хватало света, выставленный на палубе стол выглядел достойной альтернативой.
– Прошу, – Верховцев сделал приглашающий жест. – Будьте как дома.
Сегодня этикет он соблюсти толком не мог, но ранение все спишет, и гости это тоже понимают. А потому, развалившись в специально для него принесенном кресле, Александр мог с комфортом наблюдать, как рассаживаются гости. От принимающей стороны здесь присутствовали сам Александр, профессионально бесстрастный Гребешков и Матвеев, хмуро разглядывающий американцев. Остальных капитанов решили не дергать. Во-первых, разговор будет не по их части, а во-вторых, невелики птицы пожаловали, для них и собравшихся-то много будет.