Подкрепление к ним подтянулось часа через три. Всё правильно, вначале матросу надо было добежать до места стоянки, потом добраться до кого-то из офицеров. Пока доложил, пока собрались, пока сюда пришли. А ведь остаток пути им пришлось искать Верховцева по следам. Хорошо еще, охотников среди русских хватало, и нашлись среди них те, что не спасовали перед джунглями. А ведь лес здесь весьма отличается от родного, северного. В такой ситуации три часа – это очень, очень быстро.
– Что думаешь? – Матвеев не стал терять время на приветствия.
Гребешков, как обычно при нем, предпочел молчать. Зачем выпячиваться, когда и за тебя все нужное спросят? Все же в Третьем отделении вышколить его успели на совесть.
– Ничего такого, что бы вы сами не увидели, – ответил Александр, обращаясь к ним обоим. – Оказались здесь примерно, как и мы. Зашли в бухту укрыться от шторма, часть людей на берегу. Ведут себя редкостно беспечно.
– Да и чего им бояться, – хмыкнул купец.
Действительно, чего бояться? Они у себя дома. И, судя по тому, как расположились корабли и как перемешались на берегу экипажи, пришли они сюда вместе. И вот с этого момента возникал вопрос: с какого переполоху?
Один из обитателей этой бухты – полноценный военный корабль. Фрегат «Фетида». Александр весьма приблизительно знал характеристики кораблей флота такой третьестепенной страны, как Соединенные Штаты, и даже не опознал толком те фрегаты, с которыми встречался в море. Зато британские корабли, несмотря на их многочисленность, помнил хорошо. Так вот, хотя конкретно этот корабль не нес флага, Верховцев опознал его по названию.
Тридцать шесть орудий, парусный, относительно новый – с момента спуска на воду не прошло и десяти лет. Водоизмещение чуть менее тысячи девятисот тонн. В общем, типичный британский фрегат, который может и самостоятельно в море действовать, и в составе эскадры будет достойно смотреться. Кстати, вроде бы даже отметился в географии[9]. Непонятно только, почему флага-то нет? Британцы обычно гордо поднимают его в любой точке мира, особенно над военными кораблями.
А вот второй корабль был явным торговцем – большой, пузатый. И – американский, флаг на мачте хоть и был сильно изорван ветром, но опознавался без усилий. Посудина внушительная и названа без особого пафоса – «Чайка». Интересно, что эта сладкая парочка делает вместе?
А вот сегодня и выясним. Александр вновь повернулся к товарищам:
– Какие будут идеи?
Гребешков вновь промолчал, а вот Матвеев ожидаемо не подвел. Все же много в нем от пирата, небось предки капитал сколотили, когда на большой дороге промышляли.
– Я считаю, вступать с ними в бой – не лучший вариант. Причины мы уже не раз обсуждали. С другой стороны, и оставлять их здесь так запросто нельзя. Во-первых, они нас сами могут обнаружить. Вряд ли атакуют, но наверняка постараются организовать погоню, как только доберутся до своих. А во-вторых, первоклассный боевой корабль – это подарок небес! Причем корабль английский, то есть вопросов ни у кого не возникнет. Полагаю, мы в своем праве, и упускать их грешно.
– Поразительно, как совпадает наше мнение, – усмехнулся Александр и повернулся к матросам. – Ладно. Ты, ты и еще вы, двое. Остаетесь здесь, наблюдаете, если будет опасность, что вас обнаружат, уходите. Все ясно? Замечательно. Остальные – за мной. Возвращаемся.
Все же ночи в тропиках исключительно темные. В России такие, пожалуй, разве что осенью, когда бабье лето уже закончилось, а снег еще не выпал. Здесь – почитай круглый год такие. В джунглях вообще хоть глаз выколи.
В отличие от берега, на воде было немного светлее. Светился планктон, слабо, правда – все же после шторма море еще окончательно не успокоилось. Ну и сами корабли были неплохо видны – фонари на них гасить никто не собирался.
Шлюпка двигалась медленно и в полном молчании. Все же всплески от весел, даже если они будут, скроются за шумом волн, а вот русскую речь ни с чем не перепутаешь. Услышат – и все, хана. Даже если не утопят сразу, захватить корабль, имея под рукой десяток человек, уже не получится.
Не в первый раз, справлюсь, мысленно повторял мертвой хваткой вцепившийся в румпель Сафин раз за разом. Не потому, что боялся забыть, а убеждая самого себя в грядущем успехе. Риск, конечно, страшный, но и куш велик. Александр Александрович как сказал: если дело сделаешь – корабль твой. А простому матросу, да еще и молодому, оказаться на мостике настоящего фрегата – удача неимоверная.
Конечно, не по чину, однако же командиру на чины плевать, и слово он держит. Иваныч вон тоже кем был? А сейчас? Вот то-то. Как этого командир добился, никто понять не мог, однако же – сделал ведь. И, случись нужда, опять сделает. А что офицерские эполеты кровью даются – так это нормально. Велик куш – велика и плата.
А еще командир удачлив. Об этом не говорят, конечно, однако сколько раз казалось, что – все, конец, а он лишь кривился да командовал. И – ничего, побеждали.
Именно потому за ним и идут. Удачлив, к своим – всей душой. И не жаден, добычу делит по совести. У каждого сейчас в кармане деньги позвякивают, да не медные копейки. В сундучке у Сафина за последние месяцы скопилось уже достаточно, чтобы, когда они домой вернутся, и дом родителям поправить, и коров завести небольшое стадо, да и, может, на свадьбу останется. А что, завидный из него получится жених. А главное, почти непьющий – хоть и крещеная их семья, но кое-какие правила от старой веры родители в доме удерживали крепко. И – правильно делали.
Ну а если сейчас все благополучно пройдет – считай, всё, ухватил за хвост удачу. И он, и те, кто сейчас вместе с ним идут на ночной абордаж. А потому, наплевав на риск и щедро полив уключины маслом, чтоб не скрипели, матросы гребли к смутно виднеющейся в ночи туше британского корабля.
Интересно, что бы сказал Мустафа Сафин, знай он, что командир, которого некоторые за глаза уже называли «железным» не столько из-за того спокойствия, с которым он стоял на мостике под огнем, сколь из-за умения не повышать голос на проштрафившихся подчиненных и без зуботычин доносить при этом до них неудовольствие так, что самому за борт хотелось броситься, переживает сейчас не меньше. И за успех операции, и потому, что разговор перед ней получился неприятный.
Когда Сафин, получив приказ, отправился набирать охотников[10], из-за стола поднялся Куропаткин. Формально по старшинству он был второй после Верховцева, но на совете, который перед этим собирал Верховцев, его не было. Все логично, совет – это только капитаны, ответственные за свои корабли, такое правило Александр ввел с самого начала и соблюдал неукоснительно. При нужде он мог отдать приказ уже в силу того, что командовал эскадрой. Когда была нужда, так и делал, но сейчас был не тот случай. Да и для результата полезно: во-первых, опытные люди могут посоветовать что-то дельное, а во-вторых, когда человек действует не только по приказу, но и понимая его суть, результат лучше. Так говорил отец, так говорил адмирал Бойль. Так говорили, в конце концов, предки – каждый воин должен понимать свой манёвр[11]. Ну и чувство сопричастности к чему-то большему, чем мостик одного корабля, воодушевляет людей на свершения – это тоже стоит учитывать.
Так вот, если капитаны и так все знали, благо решение было коллегиальным, а штурманы, которых позвали больше для того, чтобы они тоже понимали поставленную задачу и могли работать, не оглядываясь и не дожидаясь окрика, молчали, ибо здесь и сейчас их место было в конце строя, то командиры абордажных групп начали переглядываться между собой.
Ничего удивительного в том не было. Да, Сафин – авторитет для молодых. Потому что сам молод, но успел и на первое, самое опасное дело с нынешними капитанами сходить, и вражеский фрегат подорвать, и еще много где отметиться. Понятно, что его командир первым и отметил. Все так, но остальным, людям вроде бы постарше и в чем-то даже опытнее, малость обидно. С другой стороны, им только что показали путь, которым можно подняться на мостик и даже, чем черт не шутит, заполучить себе эполеты. Тут и пример Гребешкова у всех на глазах. Неудивительно, что абордажники с «Эвридики» и «Архангельска» промолчали. А вот Куропаткин встал.
Нельзя сказать, что он выдал много претензий. Только одну: почему безродного матроса прочат на мостик, а его, заслуженного офицера, нет? И не сказанной, но понятной осталась фраза «за то, что женщину увел, что ли?».
И вот тогда пришлось встать уже Верховцеву. Потом ему сказали, что лицо у него стало каменным, а глаза стеклянными. Может, и так. Неважно. Он несколько секунд глядел на оппонента, а затем негромко произнес:
– Видите ли, Виктор Григорьевич, вы не обладаете навыками, которые могли бы поднять вас на мостик.
– Что?
Это прозвучало словно пощечина, и недоуменно-раздраженная реакция офицера была ожидаема. Верховцев пожал плечами:
– Вы с нами уже несколько месяцев. Скажите, вы разбираетесь в такелаже? Умеете прокладывать курс? Стояли за штурвалом?
– Нет, но какое…
– Достаточно первого слова, – прервал его Верховцев. Получилось грубовато, но все промолчали. Сейчас говорил командир – а за этот статус Александр заплатил кровью. – Вы отличный специалист по оружию и, наверное, лучший боец эскадры. Вы храбры. Наверное, вы хороший пехотный офицер – не знаю, я плохо разбираюсь в этом. Но чтобы командовать военным кораблем, этого мало. Потому что ваши люди должны быть уверены: в любой ситуации капитану достанет сил и умения вывести их откуда угодно. Сил у вас достаточно, умения – нет.
– Как будто ваш боцман может больше, – Куропаткин уже понимал, что проиграл спор, но сдаться просто так было противно его натуре.
Александр пожал плечами:
– Он – может. Потому что эти самые паруса в шторм убирал. Потому что за штурвалом стоял не единожды. И потому, что учился. Уже сейчас он может выполнять простые штурманские расчеты. И корабль трофейный он перегонял – справился. Значит, и с людьми справляться умеет, а потому на мостике военного корабля он тоже окажется на своем месте. Я дам ему в помощь своего штурмана, и вдвоем они справятся. Поднатаскается парень – и будет из него вполне приличный командир.