– С тобой точно все хорошо? – спрашивает он, но я не отвечаю и лишь покрепче прижимаюсь к нему.
Его руки проникают под толстовку и – не успеваю я и глазом моргнуть – срывают ее с меня. Прохладный воздух холодит мою обнаженную кожу. Я что, забыла нацепить лифчик? Так и есть – забыла. Аарон опускает голову, целует меня в грудь, лаская губами отвердевший сосок.
Я схожу с ума. Теряю разум. Лишаюсь рассудка.
Как же мне хорошо.
Остальная одежда летит на пол. Откуда-то – возможно, из параллельной вселенной – доносятся звуки ночного города: гудки автомобилей и гудение поездов.
Его поцелуи становятся все настойчивее. Невероятно. Его руки гладят мой живот, губы целуют ложбинку между ключицами. До сих пор я ни разу не вешалась на шею первому встречному – и что теперь? А теперь, и часа не проведя с незнакомцем, я готова заняться с ним сексом.
Жду не дождусь, когда расскажу об этом Белле. Вот уж она повеселится. Она знает толк в… А вдруг я никогда не вернусь? Вдруг этот парень и вправду мой суженый, а никакой не встречный-поперечный и я никогда и ни с кем не поделюсь впечатлениями от этой безумной и…
Аарон проводит большим пальцем по изгибу моего бедра, и все мои размышления о пространстве и времени вмиг улетучиваются через щелку приоткрытого окна.
– Аарон, – шепчу я.
– Да?
Он наваливается на меня всем телом, и я нежно прохожусь ладонями по бугристым, словно холмы, мышцам, вздувшимся на его бронзовой от загара спине, по выпирающим, словно утесы, острым лопаткам. Какое упоение. Я податливо выгибаюсь под ним, незнакомым мужчиной, ставшим почему-то самым близким мне человеком. Он гладит мое лицо, шею, грудь. Осыпает мои губы пламенными поцелуями. Я впиваюсь ногтями в его плечи. Медленно вздыхаю и разом забываю обо всем. Обо всем, кроме одного – Аарона, сжимающего меня в жарких объятиях.
Глава четвертая
Я просыпаюсь, как от толчка, прикладываю руку к бешено бьющемуся сердцу.
– Надо же, – слышу знакомый голос. – Неужели проснулась?
Поднимаю глаза и вижу склонившегося надо мною Дэвида с ведерком попкорна в одной руке и бутылочкой воды в другой. А где вино, которое я только что пила? Только что? Я лихорадочно осматриваю себя. На мне все тот же огненно-красный наряд из «Реформации». Да что со мной приключилось?
Приподнимаюсь на локтях, сажусь. Подо мною – диван. Передо мною – Дэвид в толстовке с эмблемой шахматного турнира и черных спортивных штанах. Итак, мы в нашей квартире.
– А я уж испугался, – ухмыляется Дэвид, – что эту божественную ночь ты продрыхнешь без задних ног. Так и знал, что вторая бутылка нас доконает. Я уже принял две таблетки от головной боли. Будешь?
Поставив попкорн и бутылочку с водой на стол, он наклоняется и целует меня.
– Когда позвоним родителям – сегодня или завтра? Ты же знаешь, они места себе не находят. Я всех предупредил заранее.
Я морщу лоб, осмысливая его слова, и меня прошибает холодный пот. Должно быть, мне все это приснилось, но… Разве бывают такие сны? Еще три минуты назад я кувыркалась в постели с невесть откуда взявшимся Аароном. Мы целовались, обнимались и предавались самому неистовому сексу в моей жизни… Кто бы мог подумать, что я сплю и вижу, как бы закрутить любовь с каким-то там незнакомцем! Я трогаю себя, чтобы поверить в реальность окружающего мира. Щупаю локти, похлопываю ладонями по бокам.
– Что с тобой?
Веселость мигом слетает с Дэвида, в глазах его зажигается тревога.
– Долго я спала? – спрашиваю я.
– Около часа.
Лицо его проясняется. Он придвигается ко мне, и я непроизвольно сжимаюсь: его близость мне неприятна и действует как разряд электрического тока.
– Не переживай, – утешает меня Дэвид, – считай, ты уже принята. Понимаю, ты перенервничала, столько всего произошло в один день, но не сомневайся: они обязательно возьмут тебя на работу. Лучше тебя, Данни, им никого не найти.
«Какую работу?» – чуть не срывается у меня с языка.
– Еду принесли, – говорит Дэвид, отстраняясь. – Я поставил ее в холодильник. Схожу за тарелками.
– Я не голодна, – мотаю я головой.
– Как так – не голодна? – в глазах у Дэвида застывает священный ужас. – А кто час назад ныл, что умирает от голода?
Он выпрямляется и, пропуская мимо ушей мои жалкие протесты, решительно шагает на кухню, открывает холодильник и вытаскивает контейнеры. Пад-тай. Карри с курицей. Жареный рис.
– Все как ты любишь, – весело сообщает он. – Тебе подогреть или холодным съешь?
– Холодным съем, – отвечаю я, поплотнее закутываясь в одеяло.
Дэвид возвращается, балансируя стоящими на тарелках контейнерами. Водружает их на стол, снимает крышки, и я вдыхаю аромат кисло-сладкого соуса и пряных специй.
– Мне приснился безумный сон, – начинаю я.
Может, если я выложу все как на духу, в голове моей прояснится? И я смогу трезво оценить произошедшее?
– Мне… Такой прилипчивый сон – не отвязаться… Я ничего не говорила, пока спала?
– Не-а, – качает головой Дэвид, перекладывает немного рисовой лапши на тарелку и тянется за вилкой. – Думаю, нет. Впрочем, как знать? Я ведь отходил ненадолго, чтобы принять душ.
Он запихивает в рот гигантский ком пад-тая и тщательно пережевывает. Несколько вермишелин падают на пол.
– Кошмар привиделся?
Перед моим мысленным взором возникает Аарон.
– Н-нет, – запинаясь, бормочу я. – То есть не совсем.
– Вот и славно. – Дэвид дожевывает лапшу, откладывает вилку и обвивает меня руками. – Твоя мама звонила дважды. Если мы ничего ей не ответим, боюсь, она примчится сюда собственной персоной. А мне бы не хотелось, чтобы нам мешали сегодня ночью.
Я бросаю быстрый взгляд на свою руку. Кольцо, то самое кольцо, подаренное Дэвидом, вновь на моем пальце. Я выдыхаю.
Назойливо жужжит мой мобильный.
– Наверняка опять Белла, – несколько кисло усмехается Дэвид.
Я вихрем соскакиваю с дивана, хватаю телефон и сломя голову несусь в спальню.
– Я пока новости посмотрю, – кричит мне в спину Дэвид.
Закрываю дверь и отвечаю на звонок.
– Белль!
– Ага! Наконец-то!
Из телефона раздаются громкие голоса: Белла вновь на какой-то вечеринке. Она заливается звонким, как музыка, смехом.
– Наконец-то вы обручились! Поздравляю! Кольцо понравилось? Ну давай же, рассказывай!
– Ты до сих пор в Париже? – спрашиваю я.
– Да!
– А когда вернешься?
– Без понятия. Жак зовет на Сардинию на пару деньков.
Ах, Жак. Явился – не запылился. Наверное, Белла и бровью бы не повела, доведись ей очнуться через пять лет в будущем в чужой квартире.
– Это в декабре-то?
– Мы думаем, сейчас там тихо и романтично.
– Но ты вроде собиралась на Ривьеру с Реналдо.
– Ну, он соскочил, а тут Жак написал, что он в городе и – вуаля! Планы изменились!
Я сажусь на кровать, оглядываю комнату. Кресла с мягким ворсом, которые я купила на первую зарплату от «Кларкнелла». Дубовый комод, привезенный из родительского дома. Старинные бакелитовые светильники, прихваченные Дэвидом из его холостяцкого логова в Тертл-Бей.
Вспоминаю просторный лофт в Дамбо. Обитые голубым бархатом кресла.
– Слушай, я тебе сейчас такое расскажу – закачаешься.
– Да, да, расскажи мне все! – вопит Белла, и я представляю, как она кружится в самом сердце танцпола, расположенного на крыше какого-нибудь парижского отеля, и Жак мягко обнимает ее за талию.
– Даже не знаю, с чего начать. Я спала и… вроде бы не спала. И очутилась в той квартире с тем парнем. Клянусь, все было как наяву! Словно я действительно там побывала. С тобой похожее случалось?
– Ничего подобного, дорогуша! Мы отправляемся в квартал Маре!
– Что? Куда?
– Ой, прости, это я не тебе. Тут у всех с утра маковой росинки во рту не было, да и вообще пора закругляться. Мы тусим уже целую вечность. Подожди, ты сказала – все было как во сне? Эй, а где он это сделал – на террасе или в ресторане?
В трубку врывается разноголосица звуков, хлопанье двери и – тишина.
– В ресторане, – вздыхаю я. – Давай поговорим позже, когда ты прилетишь домой.
– Да нет же, я вся внимание! Я тебя слушаю!
– Нет, не слушаешь, – улыбаюсь я. – Будь там поосторожнее, хорошо?
Так и вижу, как Белла мученически закатывает глаза.
– Да будет тебе известно, – менторски заявляет она, – что во французском и слова-то такого нет, «поосторожнее».
– Враки. А что же тогда означает beaucoup? – хмыкаю я, исчерпав этим загадочным словом все свои познания французского.
– Совсем не то, что ты думаешь, – хохочет Белла. – Но вот что я тебе скажу – тебе тоже не мешало бы как следует повеселиться.
– А я и веселюсь.
– Дай-ка я угадаю. Дэвид смотрит новости по Си-эн-эн, а ты накладываешь маску на лицо. Вот веселуха. А ведь вы только что обручились!
– Не выдумывай, – я трогаю щеку, – какая такая маска? Сплошная сухая кожа!
– Как собеседование? – интересуется Белла. – Я не забыла! Я просто запамятовала!
– Все прошло великолепно, честно. Считай, я уже принята.
– Разумеется, принята. В противном случае во Вселенной жахнет еще один Большой взрыв, а с научной точки зрения такое попросту невозможно. Если я ничего не путаю.
У меня начинает сосать под ложечкой.
– Как вернусь, оттопыримся по полной! С утра пораньше! – обещает Белла.
В трубке снова хлопает дверь, и меня оглушает гул всевозможных звуков. Белла дважды кого-то целует.
– Я не люблю оттопыриваться с утра пораньше, ты же знаешь, – протестую я.
– Зато ты любишь меня!
Белла отключается, и последнее, что я слышу, это рев голосов и какофонию музыки.
В спальню заходит взъерошенный Дэвид. Снимает очки, трет переносицу.
– Устала? – спрашивает он.
– Да не особо.
– Вот и я тоже.
Он карабкается на кровать, обнимает меня, но… Но я не могу. Только не сегодня.
– Пить хочется, – вру я. – С шампанским переборщила. Тебе принести воды?