Егор, Егорушка — как называл Георгия Чкалов — мастерски владел «слепым» полётом. Но идти сквозь облака — немалый риск. За бортом влага и мороз: двадцать четыре градуса!
Через несколько минут стёкла передней кабины стали матовыми, как окна автобуса в морозный день. Потускнели и стёкла моей кабины. Покрылась слоем белого непрозрачного льда кромка крыльев. Началась тряска в моторе.
Чкалов проснулся. Он стал насосом подавать антиобледенитель на винт. Пока не поздно, надо постараться размыть лёд.
Жидкость растеклась по лопастям пропеллера. Как будто размыла лёд. Но он появился снова. И утихшая было тряска возобновилась. Задрожало хвостовое оперение. Ледяная корка начала покрывать самолёт.
Я попробовал настроиться на радиомаяк. Принимать сигналы невозможно: обледенела антенна.
Чкалов снова взялся за насос.
Размыть лёд не удалось. Обледенение росло.
Только бы побыстрее проскочить опасные облачные слои!
Уже более получаса самолёт шёл «слепым» полётом. А облакам не видно конца. Если не вырваться из облачного плена — беда.
Как вырваться? Набрать высоту?
И вот — облака под нами. Тряска постепенно исчезла. Обледенение отступило.
Но на высоте нас подстерегала другая опасность. Воздух разрежён. Трудно дышать. А запас кислорода невелик — нужно беречь. Силы быстро таяли. Спутался порядок работы и отдыха. Лётчики стали чаще сменяться. Я чувствовал такую слабость, что в свободную минуту ложился на пол кабины.
Хоть бы поскорей можно было снизиться! Хоть бы разредились облака!
Но они тянулись нескончаемой пеленой.
И вдруг — просвет: под нами покрытые снегом острова. Земля Франца-Иосифа.
— Земля! — закричал Чкалов, как мореплаватель, стосковавшийся по родному берегу. — Земля!
«МАКУШКА» ЗЕМЛИ
Люди издавна стремились раскрыть тайны арктических просторов. Отважные путешественники — англичане, норвежцы, американцы, русские — пытались одолеть ледяную пустыню, достичь Северного полюса. Путешественники пробивались к полюсу на собачьих упряжках, кораблях, воздушных шарах.
Но первыми обжили полюс советские люди.
Примерно за два месяца до начала нашего полёта на дрейфующую льдину высадилась экспедиция И. Д. Папанина. С полярной станции на материк стали регулярно поступать сводки погоды.
Теперь мы держали курс на полюс.
Наш перелёт поможет наладить связь с Америкой, с многочисленными пунктами по пути следования самолёта, послужит делу освоения Севера.
Облака заставили нас отклониться от курса, а потом выверять курс заново на «макушку» земли, как называл полюс Чкалов.
К району дрейфующей полярной станции мы подошли через двадцать четыре часа после старта.
Солнце так слепило, что пришлось надеть тёмные очки. Мы летели над густыми волнами облаков. Наверно, там, внизу, шёл снег.
Мы надеялись увидеть лагерь папанинцев, приветственно покачать им крыльями самолёта. Но — как нарочно — ни одного просвета в облаках.
Сетовали на облака, наверное, и зимовщики: не удастся увидеть наш краснокрылый самолёт!
Но один из папанинцев, как мы узнали потом, услышал в небе рокот мотора. Что за самолёт, гадать не приходилось.
Зимовщики выбежали из палатки.
— Чкалов летит! — радовались они. — Чкалов!
К БЕРЕГАМ КАНАДЫ
Почти пять часов мы шли при ясной погоде.
Вот она, неприступная Арктика. Июнь, а океан скован льдом, покрытым ослепительно белым, поблёскивающим на солнце снегом. То там, то здесь чернеют зигзаги трещин, разводы тёмной воды.
Незабываемая картина полярной пустыни.
— Если и дальше так пойдёт, — говорю Байдукову, — нагоним время, потерянное из-за обходов облачности.
— Не сглазь! — рассмеялся Георгий.
И правда: пелена облаков затянула горизонт. Облака наплывали со всех сторон.
«Нырять» в облачную пелену у нас желания нет. Знаем, чем это грозит.
Самолёт набрал высоту. Как будто перевалили облачные хребты. А перед нами возникали новые. Поднялись ещё выше. Стало трудно дышать. Пришлось надеть кислородные маски. Но живительный газ надо расходовать бережливо.
Стали чаще сменять друг друга. Слабость. Головокружение. К тому же у нашего командира разболелась нога. Когда-то сломал — и вспоминать забыл. Теперь перелом дал себя знать.
Я до сих пор не знал о таком случае в жизни Чкалова. Может быть, он произошёл, когда Валерий мальчишкой всем на удивленье нырял под волжские плоты. Или позднее, когда кочегарил на пароходах… А может быть, и в ту пору, когда стал лётчиком. Храбрости ему не занимать. Однажды в Ленинграде пролетел под мостом, едва не коснувшись колёсами воды. Потом — между двумя деревьями, поставив машину на «ребро».
Но сейчас не до расспросов. Нет сил. Недостаток кислорода сказывался всё острей.
Решили снизиться.
Самолёт погрузился в облачную вату.
Может, на этот раз обойдётся?
Нет, опять началась тряска, помутнели окна.
— Егор! — командир экипажа протянул второму лётчику нож. Байдуков просунул руку в боковое окно кабины, расчистил ножом щёлку по льду.
Непроглядная облачность.
«Слепым» полётом можно идти ещё несколько минут, не больше. А потом? И пробивать облака рискованно, и набирать высоту — опасно. Что делать?
Я приоткрыл окно. Может, удастся обнаружить хоть какой-нибудь просвет?
Нежданно серая пелена разредилась. Оказалось — далеко внизу есть второй, рваный слой облаков. Сквозь него виднелась тёмно-коричневая возвышенность, местами покрытая снегом.
Мы облегчённо вздохнули: очередная трудность позади. Добрались-таки до северных берегов Канады!
НАД ОКЕАНОМ
Мы уже привыкли к капризам погоды. Если и прояснилось небо — всего-навсего передышка. Не успели оглянуться, опять оказались в плену облаков. Опять надо уходить от них. В бортовом журнале записываю: высота пять, шесть тысяч метров.
А тут новая напасть.
Мы уже не раз подбавляли воду в мотор из резервного бачка. И вдруг насос стал работать впустую.
— Воды! — требовал Байдуков. Он сидел на месте первого лётчика.
А вода не шла.
Я опустил в бачок линейку. Она суха.
«Не беда, — думаю, — есть резерв!»
Мы с Валерием достали резиновый мешок. А он холоден и твёрд, как камень: вода замёрзла.
— Тряханём-ка его! — предложил Чкалов.
В мешке послышалось бульканье.
Валерий разрезал мешок ножом — в бачок стекло литров пять воды.
Но надолго ли её хватит?
Мы вылили в бачок чай, кофе, какао. Вся эта смесь и пошла в радиатор. Потом высыпали из мешка лёд, разбили на кусочки, положили на крышку бачка. Пусть тает!
Что, кажется, особенного сделали? А устали — сил нет.
Кислорода почти не осталось. Тошнота. Головокружение.
Я двинулся было к месту первого лётчика. Чувствую — не могу шагнуть. Пришлось ползти.
Валерию тоже невмоготу. Но оставшийся у него запас кислорода он передал Георгию.
Байдуков стал отказываться.
— Егор! — Чкалов решительно махнул рукой. Что, мол, попусту спорить: сейчас твоё самочувствие важнее, ты ведёшь самолёт!
Что тут возразишь!
По моему расчёту, мы пересекли хребет высоких Скалистых гор, достигли Тихоокеанского побережья.
На всякий случай решил проверить.
Верно — можно снижаться.
Начали пробивать облака. Вынырнули на высоте четырёх тысяч метров. Внизу, под нами, прибрежные скалы, окаймлённые пенным кружевом прибоя. Снизились ещё…
Наконец можно вдохнуть полной грудью.
Мы повеселели: хоть трудно приходилось — выстояли, выдержали.
«Всё в порядке, — передал я по радио. — Идём над Тихим океаном вдоль побережья».
ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ
В кабине светло и уютно. Мой столик и радиостанция ярко освещены электролампочкой. А на переднем сиденье почти совсем темно. Валерий погасил огни. Так удобнее всматриваться в темноту.
Клонит ко сну. Сказывается многочасовое напряжение. Но сейчас не до отдыха.
Предрассветная мгла смешалась с бледным сиянием луны. В разрыве облаков замерцали огни селений.
Самолёт вошёл в зону слышимости американского радиомаяка. Мы шли по трассе Сиэтл — Сан-Франциско.
Нам хотелось пролететь возможно дальше. Но в расходном баке бензиномер дошёл до зелёной отметки. Горючего осталось всего девяносто килограммов.
— Садимся! — решил Чкалов, уступая место первого лётчика Байдукову. — Но где?
Я принялся листать справочник американских аэродромов, расположенных на трассе. Мы шли около реки Колумбия. Военный аэродром в Ванкувере показался мне наиболее подходящим. Два моста через реку — верный ориентир.
Лётчики одобрили мой выбор.
Георгий повёл самолёт на снижение.
Под нами окрестности города. Идёт дождь. Но мосты через широкую реку видны хорошо.
А вот и аэродром Ванкувер. Он явно маловат для нашего самолёта. Надо приземлиться у самого начала поля, иначе прокатимся до ограды, а то и до ангаров.
Земля всё ближе, ближе. И вот — мы на земле…
Я заметил время: мы пробыли в воздухе более двух с половиной суток. Точнее, 63 часа 16 минут.
НА АМЕРИКАНСКОЙ ЗЕМЛЕ
Чкалов открыл задний люк, спрыгнул на землю.
Мы приникли к окну: как наш командир будет объясняться с американцами? Он же не знает английского языка!
Со всех сторон к самолёту бежали люди. От ворот аэродрома мчались автомобили.
— Ребята, вылезайте! — позвал нас Валерий. — Генерал приглашает к себе!
Через минуту мы пожимали руку высокому сухощавому человеку с седыми висками.
К счастью, в штабе генерала Маршалла оказался рядовой, который немного говорил по-русски.
Нас обнимали, поздравляли, удивлённо ахали, поглядывая на наш краснокрылый самолёт. Кое-кто уже успел заглянуть в кабину.
В ту пору американцы даже мысли не допускали, что в нашей стране могли выпускать такие первоклассные машины, как АНТ-25.