, Проксима… Проксима… Простите, вы из какого созвездия? Только разве ж всех этих карликов по созвездиям упомнишь? Да… Так вот. И сам Гарден-о-о-з сейчас тоже — совсем как ведущий — вытянул протуберанец в указку и показывает. Вот сюда, говорит, смотрите, а сюда — не смотрите. Это, говорит, просто туманность такая маленькая. А сам ведь весь фильм спиной к экрану стоит! Я еще подумал: это ж надо настолько в сценарии не сомневаться!
Основная проблема у Гарден-о-о-за с постановкой, как мне кажется — это то, что он снимает не простые фильмы, а… Как бы это сказать?.. Микрофильмы, что ли… То есть фильмы не про нас, Светящих, и даже не про наших отщепенцев, а про крохотных таких… таких маленьких… малюсеньких совсем… все равно же слова не подберу! Вот. Их и не разглядеть бы никогда, если б не экран из терния. Это такой прозрачный экран, который в галактионы раз увеличивает все, что за ним находится — это в одну сторону, а в другую, соответственно — уменьшает. Звук он вроде тоже как-то должен улучшать, но получается пока не очень. Да и кто ждет от вакуума хорошего звука? И еще есть у терниевого экрана одно полезное свойство: если его замкнуть, то время внутри него по другому идти начинает. Не в смысле что назад там или в сторону, а просто замедляется сильно. Здесь, снаружи, допустим, всего три скрымза прошло, а там, внутри — тысяча. А то и все полторы!
Я что, так и не сказал, как фильм то называется? Ну я и… Хотя это, пожалуй, все же слишком… В общем, черная дыра заместо ядра — вот кто я!
Называется он «Человечество — от рассвета до заката». Это нам сам Гарден-о-о-з сказал, еще перед началом. И о том, про что фильм будет, тоже сказал. И о том, какие трудности возникнут в процессе съемки, сказал. Я уже бояться начал: вдруг он нам сейчас все так подробно расскажет, что и фильм потом показывать не станет? Кто мне тогда мои солы вернет? Они, небось, в чистом космосе не валяются! Но нет, слава Комете Двухвостой, все-таки начал.
Сначала актера представил. А что его представлять то? Кто же С-о-о(здесь и далее с придыханием) — лнца не знает? Первой величины звезду! Еще недавно вроде совсем еще сверхновым был, все в детских фильмах снимался. «Солнечный зайчик» и все такое… Однако, как в «Яркий и светлый» снялся, так сразу и засветился на полкосмоса. Вот и Гарден-о-о-з его к себе в фильм позвал. Правда — статистом. И ведь не отказался С-о-о-лнц, характер свой проявил! Знал ведь, что простым статистом. Знал, что когда фильм закончится, будет он уже и не первой величины звездой. Ведь за терниевым экраном тысяческрымзие за скрымз пролетает. И все же не отказался! Что тут скажешь — звезда!
Вот. Встал, значит, С-о-о-лнц в центр, чтобы всем видно было. Гарден-о-о-з вокруг него терниевый экран замкнул, тут фильм и начался.
Вы, может, думаете, статистом быть легко? Стой себе только на одном месте, да помалкивай? Как бы не так! Сами то хоть раз пробовали пару тысяческрымзий простоять, не шелохнувшись? То-то же! Тут ведь ни влево, ни вправо не сдвинешься: сфера то терниевая, она маааленькая.
А Гарден-о-о-з к тому времени уже к экрану спиной повернулся и рассказывает. Вот тут вы видите, как С-о-о-лнц наш вступает в стадию деления. Вот отделяются от него девять отщепенцев. Вот он их на орбиты выводит…
Это говорить легко, а вот ты попробуй сразу девять отщепенцев на орбиты вывести! Так, чтобы они не поубивали друг друга по молодости. Да чтоб еще об экран, неровен скрымз, не звезданулись.
А как отщепенцы то немного поостыли, успокоились и по орбитам разбрелись, так самое интересное и началось. С-о-о-лнц тогда взял, да и народил на третьем от себя отщепенце это самое… Как же его?.. Да у меня же в программке написано… Во! Человечество.
Тут у Гарден-о-о-за из зала кто-то спросил, зачем, мол тогда целых девять отщепенцев породили, если можно было и одним обойтись? Не растерялся режиссер: это, говорит, для большей правды жизни. Тут весь зал невольно так уважительно засветился. А я еще про себя подумал: правду все-таки говорят, что чужая луна — в потемках…
И вот мы уже битых три скрымза наблюдаем, как это человечество развивается. Не знаю, как кому, а мне эти человечки даже нравиться начали под конец. Забавные такие, крошечные. На нас чем-то похожие. Правда, не светят совсем. И протуберанцев у них почти нет. Так, штучки по три — по четыре, в лучшем случае. И бегают все туда-сюда, суетятся. В общем — совсем они на нас непохожи. Это я, не подумав, сказал. Но все равно очень милые.
По всему видно, фильм к концу идет. Гарден-о-о-з помолчал немножко, добавил чуть торжественности в свечение и говорит:
— Вот мы с вами и проследили всю историю развития человечества, от возникновения примитивной органической жизни в океанах до изобретения спутникового телевидения. А сейчас нам придется стать свидетелями неизбежного заката человеческой расы.
3.
Но капитан Парсинг был не из тех, кто легко сдается.
— Спокойно, сынок, — подбодрил он пилота. — Беру управление на себя.
Пилот благодарно улыбнулся своими побледневшими губами и с трудом разжал левой рукой пальцы правой, мертвой хваткой вцепившиеся в рычаг переключения скоростей. Парсинг занял пилотское кресло, помощник капитана и пилот пристроились слева и справа от него. Все аккуратно пристегнулись ремнями безопасности: как показала практика, эта традиция оказалась полезной.
— Начнем рассуждать логически, — предложил капитан. — Сам по себе космический корабль остановиться не может. В космосе он по инерции будет двигаться сколь угодно долго. Значит…
— Нам это только кажется? — предположил пилот.
— Всем троим — одно и то же? — с иронией спросил Парсинг, но, на всякий случай, перекрестился. — Нет, это значит, что на пути корабля находится какое-то препятствие. И несмотря на то, что мы его не видим, оно…
— Нас видит? — наивно удивился пилот.
— …объективно существует. — закончил капитан. — Пока логично?
— Так точно, капитан.! — отозвался Флитвуд.
— Хорошо. Итак, нам осталось только обсудить наши дальнейшие действия. Что, например, сделал бы на нашем месте любой здравомыслящий экипаж?
— Послал бы сообщение на Землю и ждал бы дальнейших распоряжений от комиссии экспертов. — предположил Мак.
— Молодец! — похвалил капитан. — А что же на нашем месте предпримем мы?
— О-оох, — издал тихий стон помощник капитана.
— Дважды молодец! Мы сначала попытаемся найти какой-нибудь способ, чтобы обойти это неизвестное препятствие, а уже потом, когда оно будет благополучно преодолено, сообщим обо всем в комиссию. Мне просто не хочется становиться объектом возможных насмешек. Особенно сейчас, когда эхо от моего исторического обращения к людям Земли еще не утихло.
Спорить с капитаном в таком состоянии было бесполезно. Да к тому же и поздно: еще не закончив говорить, он перешел к активным действиям. А именно — вдавил рычаг переключения скоростей в пол и плавно потянул на себя, включая маневровые двигатели, расположенные на носу корабля. Дальнобойщик начал двигаться задним ходом, отходя от невидимого препятствия на расстояние, достаточное для смены курса.
… Несколько часов спустя капитан Парсинг стоял на поверхности корабля, немного напоминающий средневекового рыцаря в своем скафандре, с зажатым в руке раструбом лазерного излучателя, и готов был заплакать от бессилия, чего средневековый рыцарь уж никак бы себе не позволил.
Трижды Дальнобойщик менял направление полета, пытаясь покинуть пределы родной Солнечной системы. И трижды он натыкался на все то же невидимое препятствие. Нет, родная система, похоже, была совершенно не намерена расставаться со своими сыновьями.
В бессильной ярости Парсинг ударил кулаком по прозрачной стене, ставшей непреодолимым барьером на пути к мечте всей его жизни — к звездам. Перчатка скафандра отчасти самортизировала удар, но все равно резкая боль до локтя пронзила руку капитана. Стена же на удар никак не прореагировала; даже лазерный излучатель не наносил ей никакого видимого ущерба. Невидимого, впрочем, тоже.
Как же все-таки обидно, думал Парсинг, потратить уйму денег и времени на строительство корабля, преодолеть на нем огромное расстояние — и все только для того, чтобы осознать, что Вселенная — это просто круглая, замкнутая пещера. Пусть очень большая, но все-таки ограниченная. А звезды — это только яркие пятна, в беспорядке разбросанные по черной поверхности ее стен.
«Ну вот и все, — грустно думал Парсинг. — Похоже, мне все-таки придется…»
4.
— Да, да, — продолжал Гарден-о-о-з. — Как это не прискорбно, но человечество обречено. И, чтобы быть до конца честным, признаюсь, что часть вины за скорую гибель человечества лежит и на мне. Но таковы уж законы жанра!
Лучик волнений промелькнул по залу. У этой жертвы коллапса, что стоит прямо передо мной, даже протуберанцы в верхней полусфере зашевелились. Что, конечно, ни на фотончик не улучшило мне обзора.
— В течении многих тысяческрымзий люди с надеждой и восхищением смотрели в ночное небо, на нас…
Ну этого он, положим, мог бы и не говорить. Все равно, что сказать «плазма плазменная». Как же еще можно на нас смотреть, если не с восхищением? Правда, конечно, не на всех…
— …пытаясь разгадать тайну нашей удивительной красоты. И вот, наконец, они предпринимают дерзкую попытку отправиться навстречу своей мечте, то есть нам. Посмотрите сюда! — он ткнул указкой в направлении крошечной мерцающей точки, покинувшей поверхность заселенного людьми отщепенца и быстро приближающейся к нам. — Перед вами — первый космический корабль, предназначенный для межзвездных перелетов.
Светящаяся точка медленно увеличивается в размерах, постепенно приобретая очертания крошечного космического корабля. Нет, даже не крошечного, а… в самый раз! И если бы не противные красные карлики, без которых уже скоро нельзя будет и шагу ступить, я бы предположил, что он направляется прямо ко мне!
— Вот корабль пересекает орбиту самого дальнего от С-о-о-лнца отщепенца, — Гарден-о-о-з продолжал свой комментарий голосом, не выражающим никаких чувств. — Но тут на его пути возникает непреодолимое препятствие в виде терниевого экрана. Экипаж корабля предпринимает несколько попыток обойти экран стороной, но все они заранее обречены на неудачу.