Его вдруг подбросило, ударило головой о потолок. Слетели очки.
— Тише, — прикрикнул он на смутившегося шофера. Прикрикнул без раздражения. — Шишек, парень, мне без тебя наставят. — Поднял очки и принялся протирать стеклышки.
Темнело не по времени рано. Навстречу машине сплошной завесой двигался ливень. Аспидно-черная туча словно легла на макушки деревьев, низвергая на землю потоки воды.
— Вот те, бабушка, дождичек, — невесело пошутил Голов. — Чистейшая аква дистиляти.
Посуху успели проскочить мост через Черную Ганьчу. И тут, сразу за рекой, на подъеме, их накрыл дождь. Машина, потеряв скорость, натужно взвыла, с трудом карабкаясь на подъем по глинистой почве и оставляя за собой колею. Косой ливень вызванивал по крыше и левым, от шофера, стеклам. Струи дождя кипели в лужах, дымились паром — земля еще не остыла.
Разволновавшись, шофер суетливо вертел баранку, то и дело переключал скорости, хлопал дверцей, оглядывая задние скаты. Голов, кося глазом, видел малиновое ухо шофера. Молчал, покуда не почувствовал, что их сносит куда-то влево и машина сползает назад.
— Сбрось газ, — приказал шоферу.
— Товарищ подполковник…
— Не рассуждать!
Он выскочил из машины и сразу набрал полные ботинки воды. Машина медленно сползала по косогору к одиноко стоящей над обрывом сосне с оголенными, повисшими в воздухе корнями. С землей ее связывало всего несколько измочаленных, лежащих поверху длинных и скрюченных корневищ толкни, упадет. Сильный ветер клонил сосну к обрыву, под которым теперь шумел мутный рыжий поток.
Голову было достаточно одного взгляда, чтобы оценить положение: еще пять-шесть минут, и «Волга» ударится о дерево и с ним вместе рухнет с двухметровой высоты в овраг.
Кинуть под колесо первое, что попалось на глаза — домкрат, — было делом одной секунды; благо, багажник не был заперт на ключ. Потом Голов схватил лопату и стал бросать под колеса комья глины пополам с галькой, наобум, ничего не видя, потому что очки заливало дождем. Между оврагом и «Волгой» постепенно вырастал оградительный валик. С каждым взмахом лопата становилась тяжелее, дышалось трудно, ломило спину. Да, давненько ему не приходилось по-настоящему трудиться.
Шофер, видя, что подполковник выбивается из сил, попытался взять у него лопату, но Голов воткнул ее в землю и, улыбнувшись, сказал:
— Славно мы с тобой поработали.
Теперь машина была в безопасности. Она стояла в метре от обрыва, упершись в предохранительный валик.
Ливень унесся. В разрывах посветлевших и как бы облегченных туч просвечивала синева; впереди, где располагалась застава, образуя над нею арку, сияла огромная радуга.
У Голова поднялось настроение. Критически оглядел себя и, добродушно рассмеявшись, сказал:
— Хорош гусь. Верно, парень?
Солдат охотно откликнулся:
— Известное дело, товарищ подполковник. Поохломонились, работаючи. На заставе подгладимся.
— Чего?
— Поохломонились, значит… Ну, обмундировку сомяли.
— Сомяли, — передразнил Голов. — Архангельский, что ли?
— Никак нет, вологодский.
— Папиросы достань.
Шофер принес из машины пачку «Казбека». Голов взял из коробки одну папиросу, закурил.
— Говоришь, погладимся?
— Так точно, товарищ подполковник. Вот не знаю… Кабы газик, так мигом. «Волга» по такой роздури не потянет.
— Много языком болтаешь, парень.
Сказал беззлобно, как бы между прочим, затянулся и от легкого головокружения зажмурил глаза. Мокрые, перепачканные глиной штанины противно облегали ноги. Он принялся отжимать их. Потом снял китель, остался в одной майке, перекрещенной на спине шлейками старомодных подтяжек, сбил на затылок фуражку.
Солдат следил за ним чуточку встревоженным взглядом.
— Оставайтесь здесь, — приказал Голов. — С заставы пришлю за вами.
Вышел на дорогу и зашагал.
Он знал эту дорогу, как, впрочем, все другие дороги и тропы на своем участке границы, распростертом по территории соседних районов, знал со всеми подробностями, потому что был обязан ориентироваться на них в любую погоду и пору. И потому представлял, как метров через пятьсот свернет строго на запад, на Гнилую тропу, прошагает с полкилометра под густым шатром ельника и попадет на свое детище — дозорную дорогу, отнявшую у него столько нервов и сил.
Лет десять назад ему пришла мысль отказаться от традиционного способа проверки границы — ходить пешком. Вдоль границы нужно строить дороги, чтобы ездить по ним зимой и летом, в погоду и непогодь.
Так и сказал Голов, тогда капитан, на окружном совещании, сказал к неудовольствию большинства. Одни его подняли на смех, дескать, молодо-зелено — вот и мелет, что на ум взбрело, другие высказались еще резче: афера, рассчитанная на внешний эффект, несбыточная фантазия, третьи, зная, что капитан недавно назначен на высокую должность и в эти края прибыл с морской границы, щадили самолюбие молодого начальника пограничного отряда, но тем не менее откровенно высказались против.
И, солидаризуясь с ними, последним выступил генерал Михеев. Говорил более сдержанно, как и полагалось ему по чину, без иронии и излишне энергичных жестов.
— В предложение капитана Голова содержится известная целесообразность. Но, к сожалению, не в наших силах поднять сотни километров дорог. К великому сожалению, — заключил он, давая понять, что продолжать беспредметный разговор не намерен.
Голов ловил на себе откровенно насмешливые взгляды присутствующих, сочувственные и даже соболезнующие, будто понес сегодня бог весть какую потерю. После заключительных слов генерала поднялся шумок, а он, капитан Голов, самый младший по чину, наперекор всем попросил слова.
— Опять о дорогах? — с насмешкой спросил сидевший рядом седой полковник.
— Именно о них. — Голов обернулся к соседу. И при общем молчании отчетливо произнес, адресуясь, однако, не к полковнику, хотя в упор смотрел на него, а к генералу: — Дело в том, что я уже почти вдоль всей полосы трассу пробил.
— Во сне? — кольнул седой полковник, ехидно жмуря глаза и кривя губы в ухмылке.
— Наяву, товарищ полковник. Не понимаю вашей иронии. Зачем вам понадобилось меня перебивать?
Полковник вдруг рассмеялся, добродушно и весело:
— Где уж нам уж выйти замуж…
Генерал шагнул вперед, оборвал полковника:
— Капитан дело говорит, и сарказм ваш неуместен. — Он прошел мимо полковника, к Голову. — Надеюсь, ваши километры можно пощупать?
— Хоть сегодня.
— Отлично! — Генерал пальцем пригладил щеточку усов, с необыкновенной для его возраста легкостью скорым шагом возвратился к столу, взял свою папку с бумагами, фуражку. — Не будем откладывать.
Настоящая машинная дорога, оборудованная мостами и ответвлениями, чтобы разминуться двум встречным машинам, взлетала на бугры и спускалась в лощины — чин по чину, не подкопаешься.
Голов давал пояснения, иллюстрируя их цифровыми выкладками, справочными данными, с таким знанием дела, словно всю жизнь занимался дорожным строительством. Генерал и командиры частей слушали, записывали, уточняли некоторые данные. Один лишь полковник не достал блокнота, даже когда генерал Михеев будто невзначай поинтересовался, не заболел ли он. Прощаясь, Михеев с благодарностью пожал Голову руку:
— Большое дело подняли. Продолжайте…
Гнилая тропа оборвалась у широкой просеки. Взору Голова открылась контрольная полоса, залитая в низинках водой и вспаханная ручьями. Параллельно ей широко и ровно протянулась «дозорка», его, Голова, детище, стоившее многих бессонных ночей, треволнений и таких забот, которые не приходилось испытывать самому изворотливому хозяйственнику. Один он знал, как нелегко было строить дорогу знаменитым «хозспособом», ловчить, выпрашивать тракторы и бульдозеры, добывать бетонные трубы, цемент, перетаскивать через овраги громоздкие скреперы, каждый из которых он, ручаясь головой, обязывался возвратить в целости и сохранности…
Ревностным взглядом Голов окинул дорогу. Ливень лишь подсвежил ее. Подполковник остановился на мостике через неглубокий овраг и, наблюдая, как под ним с веселым журчаньем бежит рыжая дождевая вода, испытывал ни с чем не сравнимое удовлетворение.
Хорошо вот так бездумно стоять после ливня одному в тиши пограничья, стоять и глядеть на бегущую воду, ощущать на спине солнечное тепло. Голов знал, что он не один — с вышки за ним наблюдает часовой. И, наверное, давно сообщил на заставу.
Подполковник надел еще не просохший китель, поправил фуражку — надо шагать дальше.
7
Кряхтя под грузом пятипудового мешка сахара, старшина Холод осторожно поднялся на приступку, передохнул, потом, напрягшись, скинул мешок ушками вперед на стеллаж, рядом с другими. Каких-нибудь полтора часа тому назад на продовольственном складе в беспорядке лежали мешки с крупой и сахаром, ржаной и пшеничной мукой, стол был завален всякими пакетами, кульками, а на самом краешке, ближе к свету, падавшему в склад из открытых дверей, лежали счеты.
Сойдя с приступки и чувствуя во всем теле усталость, Холод удовлетворенным взглядом окинул помещение склада — кругом был порядок, какой он, старшина пограничной заставы, любил во всем и старался поддерживать постоянно. Вот и сегодня один, без чужой помощи, такую гору перелопатил! И это — после бессонной ночи, после тревоги. Осталось кое-что на счетах проверить — и можно отправлять продовольственный отчет.
Холод выглянул на улицу. Небо, чистое, без единой тучки — вроде гроза прошла стороной, а тут и не брызнуло, — сияло голубизной. Заходящее солнце все еще горело во весь накал, никак не хотело угомониться. Наверное, от усталости Холоду день казался безмерно длинным. С тех пор как капитан Суров отправился в лесничество, бог ведает, сколько времени уползло, сколько дел переделано, а стрелки часов еле-еле, как неживые, передвигаются по кругу.
Правда, не особенно давали работать — то и дело дежурный звал к телефону, вроде у старшины только и дел туда-сюда бегать. Кому забота, что продовольственный отчет не составлен, что ждет недостроенное овощехранилище и опять же не в порядке стрельбище — что-то заедает в системе бегущих мишеней. Черт им рад, бегущим!.. Придумали на свою голову. То ли дело лет пятнадцать назад — никаких тебе рельсиков-тросиков, все просто и ясно: «показать», «убрать». Нынче придумали, с техникой чтобы. А она заедает, техника. Хорошо, ежели болтун этот, Шерстнев, в самом деле наладит.