– Четыре дня прошло, Василич! У нее батарея может сдохнуть в любую минуту! – пояснил.
Далее настропалил Геннадия Симонова, военного атташе, чтобы готов был просить помощи у местных.
– Если повезет, если повезет, – оговорился.
Отзвонился Василич – Зам Потех.
– Есть координаты телефона Дореевой! Далеко забралась. Почти на границе находится.
– Отлично! Слава богу, хоть что-то… – отреагировал Довгань. – Куда же Малиновский девушку увез? Главное, куда сам запропастился?
– А кто это – Малиновский?
– Приятель мой, журналист из охотничьего журнала. Снимает репортажи про то, как богатеи наши скороспелые слонов и носорогов в Африке изводят. У него переводчик заболел, так я ему Дорееву сосватал, нашу учительницу новую, полиглотку. Думал, ей тоже полезно постажироваться будет. Постажировалась!
– Да погодите, Григорий Иванович! Может, еще обойдется.
– Да нет, я ничего! Конечно, дай бог! Волнуюсь просто.
Доложил в Москву. В Центре тоже беспокоились из-за отсутствия вестей от Дениса.
Женя отзвонился из отеля: Малиновского не было с четверга. Симонов отправился поднимать местных. Вскоре выдвинулись на трех машинах: Довгань, Симонов, эфиопские полицейские и военные.
Довгань вертел в руках найденный телефон Дореевой. Помощник Женя, „теоретик спецслужб“ – молодой человек был хорошо образован, но не имел почти практики, – отделил кусок асфальта с кровью для анализа. Эфиопские полицейские обнаружили труп местного парня. В стороне от дороги чернел остов сгоревшей „Нивы“.
– А ведь я его знаю! – сказал Довгань, глядя на убитого чернокожего парня. – В Аддис-Абебе два брата держат автомастерскую на выезде из города. Я у них дважды колесо ремонтировал. Это один из братьев… Ему уже не поможем. Поехали вперед. Может, кто-то что-то видел? Здесь по дорогам не так много машин катается. А для аборигенов проезд каждой машины – шоу.
В придорожной деревне дети рассказали, две машины съехали с грунтовки и двинули туда, – они показали руками направление. „Туда“ – значит, к границе.
Поехали по следам. Следы уводили в Сомали. Точнее – в провинцию Пунтленд, где одна часть народа считает, что Сомали – само по себе, а они – сами по себе. А другой части вообще все по барабану. Кстати, возможно, именно в этих местах выражение и родилось. Непризнанное государство Пунтленд – так стали величать провинцию в новейшей истории. Вотчина сомалийских пиратов. Песок под ногами не значит, что у них пляж прямо отсюда начинается. До моря все же далековато.
Рыскать вдоль границы не имело смысла. Ломиться за границу – тем более. Официальным лицам Демократической Республики Эфиопия! Эфиопы волновались, призывали поскорее покинуть опасный район.
– Да, поехали, поехали, – согласился Довгань. – Дело к ночи. Для всякой нечисти – разгуляй…
Двинули обратно. Довгань ехал в головной машине, Женя рулил. Водителя своего оставили отдыхать в посольстве ради лишнего охранника из местных.
– Чего они так растянулись? – поворчал вслух Теоретик Спецслужб, глядя в зеркало заднего вида.
Довгань обернулся назад. Вторая машина, в которой катил атташе Симонов с эфиопскими ребятами, отстала метров на двести. Третья шла сразу за ней. Довгань достал из кармана мобильник, глянул на экран – три палки. Связь есть. Позвонил Симонову.
– Гена, вы чего тормозите?
– Машина древняя, свечи хреновые, движок у нее стал троить! Быстрее не едет.
– Сбавь скорость чуток, Женя. Лошадь старая под ними захромала.
Дорога изогнулась вправо. Смеркалось. На возвышенности слева вдруг засверкали „бенгальские огни“. Только красные, а не белые! В одном месте, в другом, в третьем! Затрещали злые трещотки! По машине – будто отскочившая от асфальта щебенка прошлась, выпавшая с впереди идущего самосвала, потому что раздолбай-водитель тентом ее не прикрыл! Только самосвала никакого не было! На лобовом стекле расцвела паутина вокруг пулевого отверстия! Довгань почувствовал, что его левую руку в плече будто переломило! Он подавил крик.
– Иваныч, держись! – Женя вдавил педаль тормоза, смещаясь влево. Может, стойка хоть чуток защитит?
Довгань открыл дверь, выкатился, опираясь на правую руку, из машины, перевернулся на живот, хлопнул себя по правому бедру по привычке – щщщас! Кто бы ему туда кобуру с пистолетом привесил, Пушкин? Или папа римский?!
Женя оказался рядом с ним, также в положении лежа, раньше, чем эфиопские защитники повыскакивали. Не такой уж он был „теоретик“! Эфиопы скучковались за джипом. Двое из-за задка машины повели стрельбу с колена по „бенгальским огням“, но третий – лежа на боку, ногами вперед, из-за переднего колеса. „Самый грамотный, – машинально отметил Довгань. – В возрасте дядька. Может, наши еще учили?…“
Сзади с визгом тормозов подлетели отставшие автомобили. Порадовался народ, какая тут потеха идет! Подкрепление стало жару поддавать по горке! Бандиты замолчали. Гнаться за ними в сумерках с криком: „Ура!“ – никто не кинулся.
Довганю вкололи обезболивающее, перевязали. Он единственный оказался ранен.
– Слава богу, хоть так! – воскликнул, удостоверившись, что обошлось без потерь. – Пусть машину ремонтируют, – сказал Симонову. – Мне их свечи свечками в церкви могли обернуться. Только сам бы этого не увидел… Эти босяки по кортежу стрелять вряд ли стали бы. Они вас не видели, подумали, одиночная машина, небось… Ладно, поехали скорей отсюда. Накаркал я насчет нечисти!
Это было не первое его ранение – третье. Впервые запятнали в Первую чеченскую. В другой раз – во вторую. После этого, второго ранения его, подполковника ГРУ, комиссовали. Организовал тогда охранную фирму, грамотно поставил дело и передал сыну. Сын школу милиции окончил. Объяснил сыну, что душа не лежит. Как-то привык уже его папка отстаивать державные интересы, но не частные. С охранным агентством сын нормально управлялся, а Григорий отослал свое резюме в МИД. Периодически там ведь нужны были охранники в посольства разных стран. Пригласили на собеседование. Медосмотр прошел. Последствия ранения практически исчезли. Он, как мог, старался поддерживать форму. И вот – восстановился! Предложили отправиться в Эфиопию. Да хоть куда! Это трудная работа, многоплановая, интересная. Жена согласилась – не на войну! Она с ним.
„Вот тебе и не на войну, – думал теперь, держась за левую руку, которая висела плетью. – Ох, и будет же мне дома от благоверной!“ Это он смеялся в душе. От чего? Да от того, что уцелел! В очередной раз. В рубашке родился. Обидно было бы – выжить во всех передрягах на Кавказе, чтобы сложить голову в Африке. Тут своих кандидатов башку подставлять – целый континент! Бедные женщины, бедные дети…
Магомед Бегоев, чуть прихрамывая, обходил свой лес. Прошел не один год с тех пор, как он покинул Махачкалу и перебрался ближе к природе, так сказать. Вернулся в родное село, где каждый камень с детства знаком. Устроился работать лесничим. Каждый выход в горы по-прежнему доставлял ему удовольствие. Да и ногу тренировал. Хромота почти незаметна, а ведь врачи после той аварии говорили, что без клюшки ходить не сможет. Зачем ему клюшка? Он борец, а не хоккеист! Борец – не только в узком смысле слова, хотелось бы надеяться…
Старался увеличивать нагрузки. Зашел далеко в этот раз. Хотел поворачивать обратно, но почувствовал, дымком потянуло вроде? Легонько так, но есть, да. Не показалось.
Кто развел огонь в лесу? Если молодежь на пикник вышла, то нелишним будет глянуть, насколько приняты меры безопасности. Предостеречь, чтобы не шутили с огнем. Не говоря о том, что сейчас вообще разводить огонь в лесу запретили.
Он пошел вперед. Осторожно. Вдруг там не молодежь – браконьеры? У него карабин. Трусом он никогда не был, а служба есть служба.
Осторожно ступая по тропе, спустился в низинку. Замер, постоял. Едва слышался тихий говор. „Значит, не дети, – подумал. – Те бы вели себя более шумно“. Поднялся на небольшую возвышенность. Тропа вела в горы здесь так: спуск – подъем. Общий же подъем мало ощущался пока. Впереди, на поляне, между деревьев, увидел человека. Он что-то говорил и жестикулировал рукой. Значит, там были еще люди, не сам же с собой он разговаривал? Но за зеленью с того места, где Магомед стоял, больше никого не было видно.
Магомед пригнулся и очень осторожно стал подбираться ближе к поляне. Теперь он видел многих. Выпрямился медленно, встал за дерево. Их было больше десяти – даже навскидку. Человек двенадцать-пятнадцать. Что это не охотники, стало ясно по оружию. Еще автомат с карабином „Сайга“ можно перепутать – похожи, но разгрузку, набитую запасными рожками и гранатами, охотники точно не носят. Банда! „Отойти и позвонить!“ – в такую простую формулу сложился у него план дальнейших действий.
Но едва сделав полшага назад, он спиной уперся в оружейное дуло.
– Тихо, тихо, – услышал. Чья-то рука сняла с его плеча карабин. – Шагай-ка вперед.
Одной рукой держать автомат, как пистолет, не так удобно. Человек с автоматом в одной руке и карабином Бегоева – в другой не знал, что прихрамывающий лесник – бывший чемпион Махачкалы, впоследствии – тренер по самбо. Магомед резко развернулся, отводя правой рукой в сторону ствол автомата. Левой, ребром ладони, врезал по шее, в кадык, автоматчику, вырвал за ствол автомат. Человек захрипел, хватаясь рукой за шею. Получив от Магомеда удар прикладом в лоб, рухнул на землю. Магомед быстро перевернул его лицом вниз, подтянул под дерево и сам встал за ствол. Упер в спину поверженному ствол своего карабина.
Он осознавал, что хоть и сделал все быстро, но произвел слишком много шума. Люди у костра замерли, вглядываясь, что там, впереди, за деревьями, куда был отправлен ими часовой.
Один сделал знак, и все рассредоточились за деревьями, готовые принять бой. Но они не спешили стрелять, не выяснив, в чем дело. Очевидно, шум им был не нужен. Магомед решил, ему-то самому шума бояться нечего.
– Эй, вы кто такие? – крикнул. – Что делаете здесь с оружием?
Последовала заминка. Потом ему ответили. Спокойно, как бы с ленцой: