Черная луна Мессалины — страница 6 из 47

– Госпожа Левина, – сообщил он, отрывая от документа снулые глаза, – у вас проблемы.

– Простите? – покосилась я на майора, ожидая разъяснений, и тот раздраженно проговорил:

– Не пойму, из-за чего сыр-бор. Здесь, в аэропорту, у этой гражданочки, – он махнул подбородком в сторону дамы в соболях, – украли сумку с какими-то побрякушками. Насколько я понял, так, ничего ценного. Лабуда.

– Потрудитесь выражаться прилично! – повысил голос Лео Фишман, продолжая общение на родном для себя языке, из чего я сделала вывод, что раз американец понял замечание майора, значит, вполне прилично знает русский. – Моя жена знаменитая актриса! Она популярна во всем мире! Мисс Секси Бум проявила лояльность, приехав в вашу страну на гастроли, и не успела она ступить на землю варварской России, как пропал очень важный элемент ее костюма! В похищенной сумке находилась точная копия лунного гребня, с которым, как известно, не расставалась жена императора Клавдия, вошедшая в историю как Мессалина.

Глядя на сложенный горкой у дверей багаж иностранцев, состоящий из роскошных сумок «Луи Вюитон», в принципе я вора понимала. Мало кто смог бы пройти мимо такого лакомого куска, как американская порнозвезда, словно кричащая всеми своими мехами и сумками: «Ограбьте меня немедленно!»

– Думаю, варварская Россия не много потеряет, – ехидно заметил майор, переходя на язык потерпевших, – если такая, с позволения сказать, актриса, как госпожа Секси Бум, не выступит в Москве. Порнографии у нас и своей хватает. Для этого не нужно прилетать из-за океана. В «Интуристе» Мессалин хоть отбавляй!

– Вот и отлично! – Жесткая складка залегла у губ американца. – Мы сейчас же вылетаем обратно в Нью-Йорк! Я пригласил вас, госпожа Левина, исключительно для того, чтобы вы поняли, что гастроли срываются не по нашей вине, и ни о какой неустойке не может быть и речи.

– То есть как это, вылетаете обратно? – не поверила я своим ушам. – Из-за гребня? Разве нельзя пропавший реквизит заменить другим?

– Сразу видно, что вы не знаете, о чем говорите, – неприятно усмехнулся Фишман. – Я культуролог, неоднократно участвовал в международных конгрессах и форумах и не раз выступал консультантом на съемках фильмов об античности. И потому как никто другой знаком с особенностями костюма жены императора Клавдия. Лунный гребень для ее образа просто необходим. Мы специально для «Черной луны Мессалины» заказывали точную копию гребня, хранящегося в музее Революционной истории.

– Вот и славно, – обрадовалась я. – Раз все так просто, закажем еще одну копию!

– Не думаю, что это хорошая идея, – скривился импресарио, потирая под шарфом вспотевшую шею. – Вещица очень сложна в исполнении. Мастер работал над заказом две недели, а потом еще неделю устранял недостатки, на которые я ему указал.

– А если взять гребень в музее? – не сдавалась я. – На пару дней?

– Кто же вам позволит вынести из музейных стен столь ценный экспонат? Это одно из главных украшений экспозиции, посвященной Александре Коллонтай, и вряд ли сотрудники музея решатся с ним расстаться.

– Коллонтай? Первая в мире женщина-посол? – встрепенулся майор, неожиданно продемонстрировав знание истории родной страны. И вяло полюбопытствовал, выбивая шариковой ручкой дробь по столу: – И как же он к ней попал?

– Подарил друг детства, некий царский офицер, – пояснил осведомленный культуролог.

– Вас не должно волновать, как я добуду гребень, – горячо заверила я Фишмана, снова возвращаясь к волновавшей меня теме разговора. – Главное, что я обещаю утрясти этот вопрос. А милиция тем временем поймает вора и вернет вам реквизит в целости и сохранности. Ведь поймаете?

Взгляд, который я кинула на майора, растопил бы даже ледяную глыбу, но страж порядка не пожелал мне подыграть, неопределенно пожав погонами.

Подхватив несколько сумок иностранцев, я весело глянула на заграничную звезду и оптимистично предложила:

– Ну что, мисс Секси, пройдемте к машине? А то шофер заждался!

Лео немного подумал и согласно кивнул, помогая подняться со стула путающейся в шубе супруге, так и не проронившей ни слова за весь наш разговор.

Я слукавила. Водитель заказного лимузина особенно нас не ждал. Развернув на рулевом колесе «Спид-инфо», он ел беляш, заодно пробегая глазами статьи и собирая на газету капающий из мясного пирожка сок. Оплата ему шла почасовая, и чем дольше американцы выясняли ситуацию с пропавшим багажом, тем больше он зарабатывал. Заметив подошедших к его длинному и не слишком-то новому транспортному средству пассажиров, водитель скомкал газету, вытерев ею руки, и дернул за рычажок под рулем, открывая багажник. Но Лео Фишман класть сумки не торопился. Он недоверчиво рассматривал авто, точно не мог взять в толк, как на такой машине ехать.

– Послушайте, госпожа Левина, – постояв так с минуту, обернулся он ко мне. – В райдере записано, что Секси Бум должна передвигаться на авто представительского класса. А что нам подали?

– Чем же плоха машина? – удивилась я. – Чисто вымытая, черная, блестит! Водитель в ливрее и фуражке, в салон поместится цыганский хор!

– Она же старше моей бабушки! И гораздо уродливее, – фыркнул импресарио. – С чего вы взяли, что мы согласимся ехать на таком старье?

– Не на старье, а на раритете, – заливалась я соловьем. – Превосходный «ЗИС-110», тысяча девятьсот сорок восьмого года выпуска, доведенный русскими умельцами до состояния лимузина. Больше вы нигде на таком не покатаетесь!

– Черт с вами, ехать-то надо, – махнул рукой Фишман, укладывая сумку в багажник.

Его примеру последовала и я. Мисс Секси Бум уселась с видом королевы на заднее сиденье, с ней рядом устроился ее придирчивый муж и свита, а я устремилась к своей машине, чтобы сопровождать гастролеров в гостиницу.


Рим, I век н. э.

Ступая по булыжной мостовой упругой походкой, нубийские рабы несли носилки из эбенового дерева в центр Рима. Их потные спины блестели на солнце, как дорогой сафьян. Пробираясь сквозь толпу разгоряченных горожан, носильщики шествовали мимо базара и городских бань, пока не поравнялись с храмом Аполлона, украшенным высоченной мраморной статуей бога, голова которого с недавних пор была заменена сиятельным ликом императора. Идея стать богом посетила Калигулу во сне. Проснувшись, Гай Цезарь во всеуслышание объявил себя божеством и потребовал от подданных соответствующих почестей, для простоты поклонения заказав скульпторам переделать прежних обитателей Олимпа в себя, солнцеподобного.

На этот раз матрона Лепида подгоняла носильщиков еще нетерпеливее, чем тогда, когда торопилась на свидание с Флавием Скорпом. В голове патрицианки звучали слова болтливой сплетницы-соседки о том, как Мессалина смотрит на мужчин. Неужели ее маленький каприз, ее самовольность свели на нет плоды стараний стольких лет?

Когда в ранней юности честолюбивая дочь славного рода Домициев прибыла на гору Кармал к киммерийской сивилле, вещая старуха, по слухам, обитавшая у озера Аверон уже более тысячи лет, отложила неувядающую розу и, пристально вглядевшись в благородную римлянку, каркающим голосом пропела:

– Вещицы, что называешь своими, носишь ты не по праву. – Сухонькая ручка сивиллы поднялась в направлении прически пришедшей, плавно переместившись в область ее шеи.

Юная Лепида тут же догадалась, что речь идет о ювелирной паре, которую она надела, отправляясь к провидице. В ковчежце лимонного дерева с незапамятных времен в ее доме хранилась золотая булла[5]в полпальца величиной в виде крылатой девы с совиными лапами, попиравшими спины двух львов. В руках химера[6]держала серебряный знак двойной бесконечности, а голову ее украшали семь рогов.

Был в ковчежце и сработанный в пару к булле богатый гребень из серебра, золота и кости. Как и химера, гребень был необычайно хорош и формы необыкновенной. Серебряный лунный серп, искусно инкрустированный фигуркой обнаженной красавицы. Выточенное из кости тело женщины казалось живым, на поднятых вверх руках она держала золотой знак двойной бесконечности, точно такой, как у химеры. Золотые волосы ниспадали на молочно-белые плечи, а ноги деве заменяло золотое пламя, исполненное в виде семи извилистых, как языки огня, зубцов. Изумруды глаз смотрели на мир насмешливо и дерзко, алый коралловый рот улыбался самоуверенной улыбкой.

Ковчежец со всем содержимым достался предкам патрицианки от родственника – легата, по указанию которого римские воины стерли с лица земли храм иудейского царя Соломона. Солдаты нашли ковчежец в подземелье под храмом. Когда туда сунулись, из погреба вырвались огненные шары и сожгли первых смельчаков, рискнувших покуситься на запретное.

– Это наследство Гекаты, для дочери уготованное, – скрипела гекзаметром старуха. – Дитя, что родишь ты от брака с кузеном, дочерью Великой Темной Матери будет являться. В безлунную ночь яркие эллипсы вспыхнут на черном небе, и дочь Гекаты появится на свет. Станет дитя то царицею мира, будет над Римской империей волю вершить! Гребень дарует свободу ей делать, что хочет, булла придаст благоразумие в делах. Если отдашь ей лишь буллу, станет дочь Темной Богини богатой и знатной, но не познает свободы. Если же будет она обладать только гребнем, свобода ее будет безгранична, но что с нею делать, несчастная так и не поймет. Две эти вещицы уравновесят друг друга, одна без другой много бед принесет.

Пророчество сивиллы вселило в душу молодой патрицианки пусть смутную, но все-таки надежду. Давно она мечтала о царской власти, и если ей самой не доведется стать императрицей, роль матери правительницы Рима тоже весьма неплоха. Все случилось так, как предсказала вещунья. К Домиции Лепиде посватался двоюродный брат Мессала Барбат, до этого не проявлявший к кузине особого интереса, и знатная невеста тут же дала согласие на брак. Валерия родилась, когда в полночном небе над домом Барбатов сверкали и искрились пересекающиеся овалы. Девочка и впрямь росла диковинным цветком, сторонящимся материнской ласки. С раннего детства Валерия Мессалина стала требовать отдать ей буллу-химеру и лунный гребень, как будто точно знала, что украшения принадлежат именно ей.