Девицы, оцепенев, простояли ещё, почти не дыша, минуты две-три, а может, и того больше. Наконец-то карканье ворона и далёкий стук топора привёл их в чувство, и они кое-как справились с цепким ужасом.
– Вот так встреча, словно мы очутились в каком-то английском романе, – пробурчала первой Светлана, оглядываясь по сторонам, словно хотела позвать кого-нибудь на помощь.– Мы с тобой прямо накаркали неприятную оказию, ма шери[3].
– Я же тебя предупреждала, – зашептала Мария. – Гляди, вот нам явился сам Чёрный барин.
– Отчего ты так решила, что тот самый упырь? Может, просто неизвестный господин посетил могилу предков.
– Погляди, вон сюртук и шляпа у него чёрные, да лицо скрывает не зря, и это в такую теплынь. Видать, высматривал покойное местечко, где можно испить кровушки безвинной жертвы.
– Не пугай меня, Маша, а то сердце из груди выпрыгнет.
– Я сама боюсь. Пошли отсюда.
После этих слов невольное чувство страха вновь пробудилось у подруги, что осторожно шагала впереди. Теперь она едва переступала, почти остановилась, и внутри её истошно заголосила маленькая девочка, лет пяти от роду, всё твердя: вот-вот он как схватит тебя, да как потащит в чёрный гроб! Теперь каждый шаг давался Светлане с трудом, а Чёрный барин – это, по-видимому, всенепременно был он – всё никак не удалялся. Они шли прямо к нему! Но развернуться и бежать обратно подругам казалось ещё страшней: там их поджидала тёмная роща со жгучей крапивой на опушке и ароматной лебедой в канаве. Где-то впереди, как ни крути, маячили открытые настежь кладбищенские ворота, а за ними начиналась улочка спасительного городка с мещанскими избами и сонными прохожими.
Ближе к выходу с погоста тропинка расширялась, и незнакомец в чёрном ускорил шаг. Девушки наконец-то чуть успокоились и вздохнули с облегчением. Приблизившись к старой разросшейся ели, что почти полностью прикрывала чьё-то древнее, поросшее зелёным мхом надгробие, незнакомец остановился. В это мгновение на островерхой макушке дерева очнулся ворон и вновь гортанно закаркал…
Чёрный барин вдруг резко оглянулся, словно ожидал увидеть за спиной толпу преследователей с осиновыми кольями. Водянистыми глазами из-под лохматых бровей он дико посмотрел на едва плетущихся за ним двух девиц и тотчас протянул к ним руки, словно намеревался их немедля изловить и заключить в смертельные объятья.
– Ма-а-амочка, – застонала Мария.
Странный незнакомец вдобавок утробно захохотал во весь голос и, не разбирая дороги, прямо по куртинам конского щавеля и щербака[4] направился к ним. Ворон с треском сорвался с ветки, и мрачная тень птицы скользнула перед барышнями, а следом с дерева, словно град, на них посылались шишки! Светлана, привычно шагавшая первой, побелела как мел. Тут же на них навалилась физически ощутимая гробовая тишина. Беззвучно, словно рыба, вынесенная на берег волной, она хватила тягучего воздуха ртом и без чувств завалилась на руки к подруге, с которой и без того катился градом пот, и сердце трусило так сильно, что она его явственно слышала. Так, бывало, её беспокоил молот кузнеца в дальнем проулке.
Маша, едва поймав падающую подругу, застыла. Секунды шли, и барышня, походившая скорее на мертвеца, чем на живого человека, стала оседать на неверных ногах прямо в траву. Ко всему прочему к испугу и чувству близкой смерти добавилось то, что она ещё и задыхалась: воздух встал комом в горле. Ей осталось только поскорее захлопнуть веки, не желая лицезреть перед собой бледные и длинные пальцы Чёрного барина с грязно-лимонными ногтями. И последнее, что девица почувствовала на губах, – тёплую и едва солоноватую кровь…
Глава 2. Чёрный барин
Как-то в августе на рассвете Купава вышла в накидке к любимой груше, чтобы набрать поспевших плодов и сразу отправиться на рынок. Со стороны речки тянуло прохладой, капельки росы блестели на траве и листьях в лучах восходящего светила, чудом пробивавшегося через молочную пелену. Вот только верхушка старой груши едва-едва золотилась в рассветных лучах, ещё робких и слабых. Навстречу Купаве из тумана вышел матёрый волк с лукошком в зубах, в котором лежали их груши.
Нежданное явление зубастого воришки сильно разозлило девушку, и она смело крикнула:
– Верни наши груши, серый разбойник!
Но волк, как водится, не отозвался, а стремглав бросился бежать. Следом за ним поспешила и Купава. Она проскочила лазейку в заборе и, сбежав с откоса, помчалась за воришкой. Вскоре они миновали речку и лужок, и тут началась та самая дубрава. Они неслись дальше среди деревьев, и ветки хлестали девушку, пока Купава не выскочила на заросшую чертополохом и крапивой поляну, на которой стоял двухэтажный деревянный дом с высокими колоннами из мачтовых сосен под небольшим портиком. Видимо, когда-то давно усадьба знавала и лучшие времена, ещё кое-где виднелись под фронтонами и окнами следы давней роскоши – остатки побелки и покраски. Подле дома оказалось некошено, но в разные стороны от него расходились едва приметные тропки…
Волк привычно проскочил в чуть приоткрытую дверь. Купава не решилась вот так запросто зайти в чужую обитель, пускай, по всей видимости, и заброшенную, но от которой за версту несло потаённой опасностью, страшной и непонятной.
«Где я? Что это за мрачная усадьба в тёмном лесу? Что за странный волк с корзинкой в зубах? Явно он нёс груши кому-то, но кому? Кто здесь может жить или даже скрываться от властей и людей? А вдруг тот самый душегуб-кровопиец, о котором все, от мала до велика, говорят в городе? Но это не старое кладбище, где он прячется…» – подумала Купава и пожалела, что так необдуманно бросилась за зверем. Со страхом она закрутила головой, высматривая помощь. Но вскоре припомнила, что в городке в последнее время не слышала никаких разговоров о беглых солдатах или крестьянах, тем более о разбойниках, давным-давно промышлявших с кистенями на лесных дорогах вдоль Оки…
От подружек она не раз слыхала ту глупую, но страшную историю о загадочном Чёрном барине, якобы пьющем кровь у своих жертв. Он, по слухам, все ночи напролёт скитался как неприкаянный вокруг запуганного городка, но особенно любил таиться подле старого кладбища. Купава даже не раз и не два пробовала расспросить тётушку об этом, но та только отмахивалась от племянницы и невозмутимо отвечала:
–Это всё полная ерунда. Я часто бываю на старом кладбище, ведь кому-то, пардонэ муа[5], надо ухаживать за могилами, и ни разу не встречала сего чёрного господина либо его несчастных жертв.
– Но знакомые девицы своими глазами видели его! Они невзначай шли за ним с прогулки, около старых склепов. Он осерчал и погнался за ними. Девушки насилу уцелели, подняв такой крик, что прибежал кузнец.
– Какая-то бессмыслица, милая Купава. Им, твоим барышням, скорее всего, что-то померещилось в сумерках – у страха, как известно, глаза велики. Или они начитались модных романов о нечистой силе, или наслушались небылиц от выпивших кучеров, вот им и видится вокруг всякая чепуха. Велишь и мне ходить на кладбище с осиновым колом на случай встречи с упырём?
– Не ведаю, тётушка, что будет лучше: осиновый кол или серебряная пуля, – но девчонки, когда шли за Чёрным барином, рассмотрели, что у него вместо башмаков или сапог торчали настоящие чёрные копыта! И ещё за ним по траве тянулся след – только вообрази – кровавый!
– Милочка моя, когда мы с твоей мамой были ещё детьми, наша нянечка, царство ей небесное, нас тоже пугала глупыми виршами, их и стишками назвать совестно… Подожди, сейчас, может, и припомню:
В чёрном уездном городе
Над чёрною рекой
Гуляет Чёрный барин
С чёрною ногой.
В доме его чёрном
Чёрный стоит стол,
На столе том чёрном
Чёрный-чёрный кол.
Ищет Чёрный барин
Чёрного кота,
Но его ужалит чёрная змея,
Что вылезет из чёрного-пречёрного гроба!
– Ой, как страшно и забавно! А почему вы мне раньше не рассказывали стишок?
– Да считала просто чепухой и баловством. Лучше почитай баллады Жуковского.
– Зря вы, тётушка, не верите в Чёрного барина. Если бы я была взрослой, я бы непременно сообщила городничему и устроила поиски упыря.
–Купава, ты ещё сущий ребёнок! Если урядник[6] до сих пор никого не разыскивает, значит, нету никакого Чёрного барина…
Пока Купава преследовала волка, погода, видимо, поменялась, и теперь над верхушками деревьев выглядывало неприветливое оловянное небо. Чтобы совершенно золотые, тяжёлые – небось, весом полпуда потянут, не меньше, – косы ей не мешали, она ловкими пальцами окрутила затылок узлом. И заодно огляделась в поисках приличной палки, а то с голыми руками заходить в незнакомый дом, где прячется волк и ещё неизвестно кто, – может, тот самый Чёрный барин, – она не решалась.
Вдруг со скрипом настежь отворилась входная дверь, и неожиданно, разрезая воздух сотнями крыльев, стая летучих мышей с писком вырвалась из тёмного нутра заброшенного особняка. У девушки при виде зловещих и стремительных посланцев преисподней что-то оборвалось внутри, и она замерла на месте, не в силах сделать хотя бы крошечный шажок. Следом, громко скрипя половицами, навстречу Купаве вышел пожилой господин и чуть не сбил её с ног. Отскочив, он принялся её рассматривать внимательными глазами из-под кустистых бровей. На вид, казалось, ему лет около сорока пяти. На лице незнакомца с бледными ввалившимися щеками, поросшими пучками щетины, и с редкими длинными волосами на голове (как видно, давно не знавшими гребня) был заметен испуг от нежданного визита городской барышни. Мужчина принялся поправлять старый, в сальных пятнах кафтан чёрного цвета – пошитый, вероятно, сельским портным ещё во времена покойной императрицы Екатерины Второй – вдобавок давно не стиранный.