— Да ну? А я думал, к пиву бесплатно прилагаются горячие телочки! Эй, Джон! Почему к твоему пиву она бесплатно идет?
— Сгинь, мразь! — прорычал мрачно Джон, махнув кулаками, но Рози остановила его, на что Хайделл откровенно рассмеялся:
— О! Детка! Так я все-таки нравлюсь тебе! Может, ты боишься не меня, а эту гориллу? — Он кивнул на Джона. — Эй, ***! Ты ее совсем ревностью замучил?
— Уходи, Хайделл! — еще раз заявила Рози, колко и пронизывающе глядя на обидчика. Как же, недотрога нашлась. Хотелось сломать ее гордость, растоптать за этот балаган. Но чуть позднее, более изощренно что ли.
— Уходи, Хайделл, отстань от моей девушки! — пророкотал взъерошенный Джон.
— Хе, твоей? Ты ее купил? — фыркнул Хайделл. — Жди, куколка! Я вернусь, когда гориллы-м***лы не будет рядом! — отсалютовал девице, решив, что на сегодня хватит с него драк. Впрочем, возможно, он хотел дождаться, когда Рози поймет, какое тупое ничтожество избрала себе в качестве защиты. Парень развернулся и пошел к дверям с частично выбитыми стеклами.
— Вот видишь, я же говорила, что он вернется, — вскинула голову Рози, обращаясь к топчущейся на месте Салли. Ох, вот ее хотелось отделать, даже не разложить, а просто прибить за то, что предательски привела тупорылого дружка.
— Похоже, ты ему нравишься… — хохотнул не к месту какой-то поздний посетитель, ставший зевакой при короткой разборке. Простые здесь были у всех развлечения, зато интерактивные. Из свидетелей драки часто становились ее участниками, кто посильнее, кому не хватало иных способов выплеснуть гнев. Не персональный, а так, на всех и все.
— Кому? Этому чудовищу? Да он полоумный урод, — кивнула в сторону Хайделла неприлично осмелевшая официантка, а потом полушепотом обратилась к своей подружке: — Говорят, свою мать убил.
Хайделл почти уговорил себя уходить, решив, что если не повезло в этот раз, то в следующий он своего добьется. Но такие слова и пересуды окончательно выбесили. Больше он даже не пытался себя контролировать, резко развернувшись, без подготовки твердя невпопад, что первое в голову выкинула ярость:
— Ни*** это не правда! Она… Она, ***, угрожала мне ножом в пять лет! А Алекс…
Хайделл не договорил, захлебнувшись непривычным возмущением. В миг перед глазами снова пролетел тот злополучный день. Или счастливый, потому что избавление. Или… Хрен разберешь какой! Все, что он четко помнил: на полу тогда было очень много крови, а брат увел из квартиры. Больше они туда никогда не возвращались. «Пойдем! Я устал это терпеть всю жизнь!» — сказал тогда совершенно спокойно еще молодой Алекс, как будто речь шла о чем-то обыденном. Убивал он так же, без эмоций и особой агрессии, точно из необходимости. И так каждый раз. И так в тот день. Но это все не важно. Обсуждать или стоить догадки не имели права какие-то жалкие создания из дешевой забегаловки.
Хайделл кинулся стремительнее бешеного пса, автоматически вышло на Рози, но ее тут же заслонил Джон. С ним теперь завязалась настоящая драка.
Джон пер как танк, сметая на своем пути столы и стулья, по которым скакал верткий Хайделл, поражаясь неуклюжести гориллы с дубинкой охранника. Хайделл же вывернулся в очередной раз из-под руки громилы, и дикой рысью прыгнул ему на шею со спины, повиснув и сцепив руки. Так он душил наиболее крупных и мускулистых врагов. Он научился отлично использовать и свой вес, и свой рост без особого наращивания мышц. Жизнь заставила. А за каждую победу наносил на тело по татуировке. И их уже хватало! Урод Джон обещал стать одной из таковых. Вот уже меньше пытался лягнуть или ударить о стену, только руками размахивал. Пристрелить бы его сразу. Но куда-то продевался револьвер, да и стрельба в баре привлекла бы копов, а видеонаблюдение все же велось — верный способ снова выбесить Алекса. Он твердил, что только с Хойтом Волкером договорился, что какое-то время надо устранять только указанные цели.
— Алекс! Алекс! Помоги Джону! — внезапно взвизгнула проклятая Салли.
При имени «Алекс», Хайделл едва ль не испугался, считая, что это брат заявился. Но нет, со стороны кухни влетел другой остолоп, наподобие первого. Тут же схватил с ближайшего стола кружку с недопитым пивом, размахнулся. Хайделл дернулся вместе с полузадушенным Джоном в сторону. Кружка стукнулась о стену и раскололась. Но в руках у нападавшего оставался приличный осколок с ручкой.
Хайделл хотел потянуться к ножу, но тогда пришлось бы отпустить второго противника. Драка получалась совсем уж нечестной! Хотя кого это когда интересовало?
Алекс-номер-два атаковал второй раз, Хайделл расцепил руки, отбрасывая Джона. Но кусок кружки уже отчасти достиг цели. Похоже, этот самый Алекс пытался сразу пропороть голову осколком. Но только полоснул по лицу сверху вниз…
Боль пришла сразу, даже несмотря на наркотики. Обычно они затуманивали разум, уводили от ощущений и мыслей. Но не в этот раз!
Издав нечеловечески вопль и обложив всех трехэтажным матом, Хайделл выбежал из бара. Несясь по пустым улицам, он все тер и тер правый глаз, а на ладони оставалось много крови. Подступала противным комком тошнота. И, наверное, страх. Остаться беспомощным, слепым или искалеченным — это неосознанный ужас всех «господ» черного города.
— Кто это сделал? — тут же спросил Алекс, когда Хайделл сам к нему приполз в их «штаб» на заброшенном складе. Отличное местечко, просторное и одновременно незаметное.
— По***! Не твое ***ое дело! — огрызнулся молодой бандит.
Хайделл попытался замахнуться на брата, чтобы стереть с его щетинистого широкого лица это выражение обеспокоенности. Да кто ж о цепных псах волнуется? Но главарь как всегда оказывался сильнее, поймал руку, скрутил. Но бить не стал.
Все тот же Алекс потом долго смывал с лица и глаза кровь, думал, что можно сделать, чтобы не перекинулось воспаление на оба глаза. А Хайделл уже не пытался сопротивляться, он копил злость, уже не на брата, а на паршивцев Джона и другого Алекса, которые решили, будто круче, будто у них больше прав на фигуристую шалаву Рози и дохлячку-Салли.
Вскоре Хайделл понял, что окосел на один глаз. Вроде на лице осталось их два, но правый затянуло белесой пленкой, это в дополнение к длинному шраму вдоль лба до середины щеки. Рожа с каждым разом становилась все более «неприметной», уродливой — самое оно для отрыжки ада на земле, под стать душе.
С тех пор бандит сделался в два раза злее, а с правой стороны — где он лишился обзора — к нему вообще с тех пор опасались подходить, а то он бил первым. На всякий случай. Ведь всегда существовала вероятность, что это враг. Даже большая, чем союзник. А понятия «друг» он никогда не ведал. Только враги, только месть.
========== 4. Безжалостно топчут… ==========
Но не услышат снега мольбы,
Люди были и будут глухи.
Безжалостно топчут они красоту,
Переломав снега мечту.
© Your Schizophrenia «Winter Requiem»
Салли ошивалась который день у своего парня — Алекса. Просто завелась в его квартирке, как бродячая кошка. Отец не заходил, но вроде не помер после того падения, копошился и буянил несколькими этажами выше.
У Алекса же периодически дрались бабка и его отец, тоже знатные алкаши. Но они хотя бы работали и периодически приходили трезвыми. Они посматривали на девушку с неодобрением, но когда она дала понять, что готова жить на свою зарплату и еще часть им и Алексу отдавать, то успокоились и перестали фактически ее замечать. Вроде сносно, вроде жизнь налаживалась.
Салли только боялась, что у нее раньше времени могут появиться дети. Что с ними делать, она не знала, понимала только, что никогда не посмеет убить, как это случалось с некоторыми. Но, кажется, общее хроническое нездоровье и преддистрофическое состояние мешали образованию новой жизни, как бы намекая, что этот сосуд-тело не походит. Может, так и лучше. Дети без любви — это грустно. А то, что она никогда не полюбит Алекса, Салли поняла еще с первой их ночи. Не потому что он чем-то обидел ее, а потому что и сердце, и тело вообще никак не отзывались, точно ощущения и мысли оглохли, одеревенели. И виной тому оказался не пережитый стресс до поспешного знакомства.
Просто… Может, и нет той любви, что в фильмах, нет тех принцев, что в сказках. Даже пожертвовать собой не за кого, хотя Салли казалось, что ей не хватило бы смелости. Она оценивала себя как преступную трусиху, которая способна испуганно отступить, когда придет самый ответственный миг, когда потребуется эта самая жертва. Или же… Какую в сущности жертву и во имя чего принесла та же Русалочка? Только себе жизнь искалечила, принцесса. Салли начинала ненавидеть свою любимую сказку, теряясь в серости будней, перебранок старухи с чужим отцом.
Девушка буквально слышала, как собственный разум медленно угасает в этой атмосфере. Вроде не очень страшно, рано или поздно это случилось бы, с ее-то окружением.
Алекс вел растительный образ жизни, не учился и не пытался даже подрабатывать. Только тусовался периодически с Джоном. Салли пыталась не думать, с какой радости Рози порекомендовала ей такой «подарок судьбы»; утешала себя тем, что Алекс словно бы защищает ее от Хайделла.
Последний некоторое время не проявлялся. И это настораживало Салли.
— Он будет мстить нам, — как-то упомянула зимнюю потасовку в баре девушка. К тому времени в Детройт уже несмело постучалась весна, поднимая из-под стаявшего снега первую траву и трупы пропавших без вести. Каменные громадины не менялись.
— За что? Не мы же драку начинали, — отмахивался парень, хлопая круглыми пустыми глазами. Как же она ненавидела этот бессмысленный взгляд снулой рыбы!
— Нет, я чувствую, теперь он будет мстить, — отвернулась порывисто Салли.
Она задумывалась, насколько все-таки поменялась ее жизнь. Весной легче, чем зимой, дни длиннее, сложнее замерзнуть насмерть. Порекомендованная защита — вот, кто теперь мешал. По сути, смена места жительства с добавлением лишних проблем в виде общей постели, то есть продавленного дивана-полуторки. Вот и все. И еще меньше перспектив куда-то выбраться. И где-то там существовал мир даунтаунов и цветных коробок. Обреталось в них хоть какое-то содержание? Или всем владел упаковочный синдром?