— Чтобы вред не причинили ему.
Заложив руки за спину, Сергей Ильич удалился — пешком, а не используя свои хитрые приёмчики.
Его белое кимоно долго мелькало среди тёмных стволов деревьев.
Я забыл спросить сэнсэя, какой таттве, по его мнению, принадлежу я. Скорее всего, Воде — если воспоминания детства, которые неожиданно всплыли в памяти, были правдивыми.
Сотни ночей я провёл без сна, в попытках вообразить, вспомнить, придумать — какой была моя жизнь до того, как я попал на Ёшики.
Мой первый мир. Тот, где я родился. Нет сомнений, его жители тоже умели управлять Эфиром. Золотые фениксы в небе, магия Серебряной Воды… Надеюсь, что со временем я вспомню ещё что-то. Что-нибудь такое, что поможет мне отыскать свой мир и вернуться домой.
Теперь я точно знаю: это возможно.
Для путешествий между мирами не нужен метасендер.
Глава 16
Утро принесло невыносимую боль во всём теле и полное опустошение. Я чувствовал себя, как кувшин, у которого треснуло дно, и вода в нём теперь не задерживается, сколько ни лей.
Поворочавшись ещё пару минут на жесткой циновке, я поднялся, кряхтя, как древний старик, и выполз на улицу.
Солнце давно взошло. Из додзё доносился нестройный гул голосов, глухие удары о татами и сухой стук деревянных кэндо. Ученики вовсю занимаются…
Почему меня не разбудили?
Одно из двух. Или сэнсэй считает: я настолько крут, что не имеет смысла тренироваться с детьми, или наоборот. Слишком туп и все тренировки бесполезны.
Судя по моему нынешнему состоянию, верно всё-таки второе.
На улице было хорошо. Буки и клёны давали красивую перистую тень, травка под ногами поражала мягкостью и насыщенным изумрудным оттенком, а земля была тёплой, рыхлой и приятной для босых ступней.
Неподалёку журчал ручей — я слышал, как вода бежит по мелким камушкам, как она огибает твёрдые стебли осоки и бамбука.
Вдруг страшно захотелось умыться. Сбросить с себя одежду, окунуться в эту воду с макушкой… Не думая, я шагнул на тропинку, но тут же с шипением переступил на траву: тропинка была усыпана колкими чешуйками шишек, а ноги я натёр так сильно, что чувствовал малейший камешек.
Вернувшись в хижину, я надел кроссовки — после вчерашних подвигов их стоило выбросить, но другой обуви у меня не было, — и похромал к ручью.
Отошел подальше, так, чтобы не слышать голоса, и сняв одежду, вошел в воду.
В первый миг показалось, что я погрузился в кипяток. Но сразу понял свою ошибку: вода была обжигающе-ледяной.
Дыхание спёрло, холод мгновенно пробрал до самых костей.
Но пересилив себя, я всё-таки погрузился в воду с головой. Для этого пришлось опуститься на четвереньки, а потом лечь лицом вниз, опираясь на руки. Как если бы мне приспичило отжиматься в ручье.
Сосчитав про себя до трёх, я вынырнул, набрал воздуху, и нырнул ещё раз. Тело привыкло, и вода уже не казалась такой ледяной. Кожу приятно пощипывало, накатило очень приятное ощущение — чистоты и свежести.
Я выскочил на берег, как из катапульты, и клацая зубами, запрыгал, размахивая руками, чтобы согреться.
А потом вспомнил вчерашний урок сэнсэя. Тот, где он показал, как черпать тепло из земли…
Встал прямо. Раскинул руки в стороны, ладонями вниз… Энергия шибанула с такой силой, что меня оторвало от земли. Это было всё равно, что держать равновесие на струях воды…
От неожиданности я вскрикнул и падая, врезался спиной в ствол дуба. На голову посыпалась сухая листва и мелкий мусор, в ветвях сердито зацокала белка.
Ну, хотя бы согрелся, — поднявшись на ноги, я понял, что недавняя боль в мышцах и опустошенность сознания прошли, как не бывало. Все недомогания, неуверенность в себе, усталость, — всё смыла вода.
Одевшись, я уже собирался вернуться к храму, когда за ручьём, в глубине подлеска, заметил какое-то движение. Словно там кто-то прятался. Сидел, наблюдая за мной, и вот решил переменить позу.
Волоски на руках встали дыбом, кожа на лбу нестерпимо зачесалась. Было такое ощущение, что мне в голову направили пистолет.
Нет. Не оружие. Взгляд. Но он обладал такой интенсивностью, словно был материальным.
И одновременно с этим я услышал зов. Он звучал внутри моей головы, как набат. И в то же время я мог с уверенностью сказать, что зов этот идёт из леса на той стороне ручья.
Не осознавая, что делаю, я шагнул в воду прямо в кроссовках, пересёк ручей вброд, и устремился туда, откуда, по моему мнению, шел зов.
Подлесок здесь был куда гуще, чем возле храма. Жесткие плети шиповника переплетались с ежевикой, сквозь них прорастала крупная, с желтой каймой на листьях, крапива.
Продравшись сквозь колючки, я выбрался на тропинку, сдавленную стволами деревьев, как слишком узкое русло реки. Их ветви создавали сплошной полог, и только несколько солнечных лучей пронзали его, словно копья, оставляя на тропе яркие пятна. Как световые указатели на тёмной парковке.
Меня окутала тишина. Я чувствовал её давление всей кожей. Всё время казалось, что за деревьями кто-то есть — недобрый, выжидающий, готовый напасть.
В окрестностях храма жизнь кипела ключом. Трещали в ветвях деревьев сороки, стучал клювом дятел, свиристели цикады, бабочки кружили над заводями в ручье…
Здесь не было слышно ни одной живой души. Даже трава не шевелилась. Словно я попал в стеклянный шар.
Кожа покрылась пупырышками, хотя ни ветра, ни даже сквозняка я не чувствовал.
Я словно оказался в другой вселенной.
Лес здесь был гуще, темнее. Мрачные ели стелили по земле длинные колючие ветви, высокие кроны дубов закрывали небо и солнце. Даже воздух сделался тягучим, как патока.
У этих деревьев есть душа, — подумал я, оглядывая древние, покрытые мхом и лишайником стволы. У них есть СИЛА.
Они живут своей собственной жизнью, и до нас, людей, им нет никакого дела. Плевать они на нас хотели.
У них есть власть. Такая же, как у охотника над дичью.
Некоторые посланники в Корпусе, из самых лучших, знали об этой власти. Бывает так, что выслеживая беглеца, приходится не спать сутками. Это продолжается так долго, что ты успеваешь узнать о своей жертве всё. Все её повадки, привычки. Её характер.
Ты идёшь по следу, подбираешься всё ближе… И в какой-то момент понимаешь, что знаешь все её шаги наперёд.
И тогда жертва САМА выходит к тебе. Она чувствует: куда бы она не подалась — там будешь ждать ты. Ей больше некуда деваться.
В этом лесу дичью был я. Я чувствовал себя таким крохотным, таким беспомощным, что хотелось плакать.
Ручей в двух шагах за спиной, — подбадривал я себя. — А от него — рукой подать до храма. Бояться нечего.
Но я боялся. Тем самым глубинным животным страхом, который испытывали перед лесом пещерные люди.
Они знали, что лес может поглотить их без остатка.
Целую вечность я простоял вот так, борясь с собственными инстинктами. Страх постепенно отступал, мутная зелень перед глазами рассеялась.
Удивляясь: что это на меня нашло?.. — я повернулся, чтобы вернуться к ручью, а затем — и к храму.
Тропинки не было.
Буки и дубы теснились сплошной стеной, с ветвей свисали густые плети синего мха. Ни просвета, ни щелочки не было видно.
Я сделал несколько шагов, и протянув руку, ощупал стволы — слишком свежа была память об иллюзиях. Колибри, дракон среди зданий… Может, кто-то и учеников подшутил надо мной, окружив иллюзорным лесом?
Но стволы были слишком реальны. Кора шершавая, прохладная на ощупь. Я поднёс ладонь к лицу и вдохнул запах древесной смолы… На коже поблёскивало несколько прозрачных капель.
Не будучи фанатиком битья головой о стену, я повернулся, и пошел по тропинке в другую сторону. Световые пятна служили указателями. Тропинка была еле заметна, иногда её полностью перегораживал какой-нибудь поросший лишайником валун, или пересекал небольшой ручей.
Однажды мне встретилась колонна муравьёв. Как чёрная река, текли они через тропинку, скрываясь в густой траве. На меня муравьи не обратили никакого внимания.
Понаблюдав за муравьями, я снова обернулся назад.
Никакой тропинки за моей спиной не было.
Я шел по светло-желтой утоптанной тропе минут пять. Мог по памяти нарисовать каждый изгиб, каждый ручей и камень.
Но за спиной опять высился сплошной лес.
Кожа покрылась липким потом, в горле застрял комок. Внезапно нестерпимо захотелось в туалет, но мысль встать, и помочиться на эти деревья показалась немыслимой.
Испытывая неприятную режущую боль внизу живота, я пошел вперёд. Сколько может продолжаться эта гора? Лес не бесконечен, рано или поздно я выйду к обрыву, и по его краю смогу вернуться к храму.
Я даже побежал — чем быстрее я буду двигаться, тем быстрей это кончится.
И внезапно вылетел на поляну. Небольшую, до деревьев на той стороне было всего метров десять. Но там они ТОЖЕ стояли сплошной стеной. Тропинка на поляне заканчивалась.
Как только я это понял, почувствовал что-то вроде злости. А ещё уважение. Лес может поглотить меня — вот что он хочет сказать своими играми. Он был здесь задолго до того, как пришли люди, и будет стоять после того, как мы умрём. Равнодушный, высокий, загадочный.
Подумав об этом, я невольно улыбнулся: что такое человеческая жизнь по сравнению с жизнью дерева? Сотни, тысячи лет безмолвной неподвижности. Снег на ветках, тепло солнечных лучей на листве… Мы — крошечные муравьи на его коре.
Засмеявшись, я не сразу различил посторонний звук. В привычной уже тишине он прозвучал, как выстрел. Хотя скорее всего, это был просто хруст ветки под ногами.
И тут на поляну вышел лис.
Я моргнул. Казалось, я явственно слышу шаги человека, тяжелую поступь подкованных сапогов, а не лёгкий бег пушистых лап…
Зверь смотрел на меня, чутко насторожив уши. Он замер, словно был отлит из металла.
Я тоже не двигался.
И в тот момент, когда наши взгляды встретились, я почувствовал ту самую незримую связь, что возникла у меня в первое утро, на дне оврага. Вряд ли это был тот самый лис. Но то, что между нами происходило, я не мог объяснить.