Вот так и превратимся мы в чудную ледяную скульптуру, а потом рухнем на землю и разобьёмся… — мысль была медленная и тягучая, и не вызвала почти никаких эмоций.
Говорят, умирать от переохлаждения не так уж и страшно.
Неведомая сила потянула нас, закружила в снежном вихре… И я вдруг снова смог дышать. Лёгкие разрывало тысячами ледяных игл, я закашлялся, а потом меня начало рвать какими-то кровавыми сгустками. Я лежал на боку, на чём-то твёрдом — а значит, мы уже не парили в небе.
Рядом кашлял Фудзи — в поле зрения то и дело попадали знакомые кроссовки. Где-то за спиной, как простуженный медведь, ворочался Колян.
А потом к моей груди приложили два раскалённых камня — справа и слева. На миг стало очень больно, но сразу за этим — хорошо…
Открыв глаза, я увидел бледное, склонившееся надо мной лицо Тани.
Да она целитель! И только что спасла мне жизнь…
— Спасибо, — голос был хриплым и каким-то чужим, но я снова мог говорить.
Кивнув, Таня убрала ладони с моей груди и переместилась куда-то за спину — к Коляну.
Сев, я наконец-то понял, что вновь нахожусь в хвосте самолёта, в грузовом отсеке. Прямо передо мной, на расстоянии протянутой руки, высится кресло Соболева.
Он сидит очень прямо, вцепившись бледными руками в подлокотники. Усы его, обычно белые, почему-то кажутся розовыми, и я сначала думаю, что это обман зрения, но тут же соображаю, что из носа князя течёт кровь…
— Что вы… — я кашляю, на пол вылетает противный склизкий комок. — Что вы здесь делаете? Мы победили?
— Я думал, только Николай имеет способность впадать в состояние берсерка, — оторвав руку от подлокотника, Соболев достаёт из кармана белоснежный платок и промакивает усы. — Но оказывается, безумие заразно.
— Семпай, мы же его сбили, — Колян всё ещё ворочается на полу, над ним колдует Татьяна.
— Зачем тебе понадобилось стрелять второй раз? — Фудзи уже поднялся. На вид — как огурчик, только очень бледный, сквозь прозрачную кожу проглядывают синеватые вены. — Я же говорил: пять секунд. Не больше.
— Вторым выстрелом Николай повредил их самолёт сопровождения, — отвечает Соболев. — Не слишком сильно, но достаточно для того, чтобы нас оставили в покое.
— Как ты умудрился его разглядеть? — там царила кромешная тьма. Выл ветер. Мозг просто вымораживало.
— Интуиция, — бурчит Колян, отводя от лица Танину руку с большим белым тампоном.
Вокруг его глаз наливаются причудливые синяки, и подмигивание кроваво-красного зрачка выглядит не комически, а зловеще.
Я посмотрел на Соболева.
— Это вы нас вытащили, — говорить было всё легче, не считая того, что из горла всё время лезли противные склизкие комки. — Как вам это удалось?
— Чудо, — Соболев на мгновение поднимает бледные руки и улыбается.
Убедившись, что с Коляном всё в порядке, Таня подошла к князю. Встала за спиной, положила руки на виски. Постояла так пару минут — и на лицо Соболева стали возвращаться краски.
— Хватит, — сказал он, и ласково накрыл руку девушки своей. — Оставь что-то и для себя.
— Я в порядке, — Таня слабо улыбнулась, а потом, словно не удержавшись, наклонилась и быстро поцеловала князя в макушку.
Я отвернулся.
Фудзи, как ни в чём ни бывало, выглядывал в окошко.
— Пусто! — повернувшись ко мне, он улыбнулся своей фирменной улыбкой. — Ни дракона, ни вражеского самолёта.
— Круто, — мой мозг онемел. Наверное, чтобы по-настоящему осмыслить всё, что случилось, понадобится какое-то время.
— Как ты, чудовище? — спросил участливо Фудзи.
— Всё нормально. Просто не верится.
— Да ладно тебе, круто же вышло! Все живы, все здоровы… Ну, относительно, — он бросил осторожный взгляд на Соболева.
Мне бы твой оптимизм… — мысль была мне не свойственная. Наверное, я просто переволновался. Вот психика и даёт сбои.
— Алексей Григорьевич, подлетаем к Шереметьево, — прозвучало из динамика. Я узнал голос пилота. — Будем садиться?
— Разумеется, — Соболев ответил, нажав кнопку на переборке, рядом с динамиком.
— Датчик тангажа отказал. И ещё много чего…
— Иду, — коротко бросил Соболев, развернулся и покатил к голове самолёта.
Повинуясь внутреннему толчку, я пошел следом за креслом-каталкой. Фудзи — за мной. Таня осталась с Коляном — усадив в кресло, она хлопотала вокруг него, как наседка.
А ведь он даже не маг, — подумал я о водителе с несвойственной мне теплотой. — И тем не менее, задумал и совершил этот опасный для жизни трюк…
Даже если бы мы не помогли — он всё равно вылез бы на фюзеляж и принялся палить по дракону.
Крутой мужик. Очень крутой, в Корпусе такого приняли бы «на ура»…
В кабине уютно перемигивались приборы, пилот спокойно сидел за штурвалом. Под самолётом разливалось озеро огней — такое громадное, что края его пропадали за горизонтом.
— Москва, — с каким-то поэтическим настроем сказал Фудзи. — Как много в этом звуке…
— Я передал диспетчеру, что у нас будут сложности с посадкой, — сказал пилот, обращаясь к Соболеву. — Они освободили самую длинную полосу, пригнали пожарных и воздуховиков. Помогут нам сесть.
— Сэнсэев огня и воздуха, — шепотом прокомментировал Фудзи специально для меня. — Создадут воздушную подушку, чтобы мы смогли сесть.
Соболев молча кивнул. А потом занял место второго пилота. Выглядело это так: обычное кресло отъехало на шасси назад, к стенке кабины, а инвалидное кресло вкатилось на его место, щелкнули держатели, намертво закрепив колёса.
Для князя это — обычное дело, — подумал я. — Самолёт полностью оборудован под его нужды, и Соболев чувствует себя здесь не беспомощным инвалидом, а хозяином.
— Запрашиваю разрешение на посадку? — спросил пилот.
— Добро, — кивнул Соболев, а потом посмотрел на нас. — Лучше сядьте и пристегнитесь.
— Я бы предпочёл остаться здесь, — стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, сказал я. Не хотелось вновь сидеть за тонкой переборкой, чувствуя, что здесь происходит что-то важное, — и оставаться не у дел.
— Тогда садись в кресло механика, — Соболев кивнул себе за спину. Я подчинился. — Константин, там у стены откидное сиденье.
— Я уже нашел, — Фудзи успел пристегнуться, и теперь выглядывал из-за плеча пилота. На его лице было полнейшее счастье.
Словно нам предстоит не аварийная посадка, а классный аттракцион.
Интересно, как бы я видел мир, если бы смотрел на всё глазами Фудзи? Воспринимать проблемы, не как очередные препятствия, которые нужно преодолеть, а как интересные приключения?
Может, стоит попробовать?..
Самолёт выполнил широкий круг над городом и стал снижаться. Впереди показалась светлая, освещенная сигнальными огнями полоса…
Пилот плавно наклонил штурвал. За ним наклонился и нос самолёта. Земля стремительно приближалась.
— Падаем, — спокойным голосом объявил пилот. — С поверхности нам никто не помогает.
— Диспетчер? — спросил Соболев.
— Утверждает, что стихийники на месте. Но я не чувствую никакой поддержки. Мы разобьёмся, Алексей Григорьевич.
— Не паникуй, — голос Соболева приобрёл жесткость стального каната. — Обойдёмся своими силами. Володя!
— Слушаю.
Рефлекторно ответив, только после я осознал, что Соболев обращается ко мне.
— Помнишь, как я левитировал кресло?
— Да.
— Сейчас мы с тобой сделаем то же самое, но только с самолётом. Константин, помогай.
Сначала я не понял, чего от меня хотят. Но через секунду, когда в кабине завихрились потоки Эфира, сообразил. Подключился к течению энергии, которое создали Соболев и Фудзи, увеличил мощность…
И поток увлёк меня за собой. Словно втянул в себя, сделал своей неотъемлемой частью.
Я вдруг ощутил своё огромное длинное тело, широкие руки-крылья, увидел, как приближается и быстро несётся куда-то под брюхо серая твёрдая поверхность… Понадобилось мысленное усилие, чтобы замедлить её бег. Сравнять скорость свою, и этого серого твёрдого полотна, почти остановиться, а потом… плавно опуститься, прижаться к земле животом и замереть.
Когда я открыл глаза, мы уже не двигались. Фудзи успел отстегнуться и вставал. Я посмотрел на пилота. Тот полулежал в кресле, откинувшись на спинку и закрыв глаза. Штурвал уплыл куда-то под приборную панель, и пустые руки его бессильно подрагивали на коленях.
— Алексей Григорьевич! — поднявшись, Фудзи решил проверить, как дела у Соболева. — Очнитесь! — он повернулся ко мне. — У него обморок.
— Таня! — я закричал что есть сил, надеясь, что стюардесса услышит меня в хвосте самолёта.
Девушка прибежала сразу.
— Займись им, — Фудзи уступил ей место рядом с князем.
Выпутавшись из безопасной упряжи, я тоже наклонился к Соболеву. Тот был бледен, из носа опять текла кровь. Грудь поднималась и опускалась слишком часто, дыхание было неровным, поверхностным.
— Он потратил весь запас сил, — шепотом сказал Фудзи. — Сначала вытаскивая нас, а потом — вот это… — он постучал носком кроссовка в пол.
— Витя, — позвала Таня, не отрывая рук от головы Соболева. — Свяжись с диспетчером. Скажи, пусть пришлют скорую.
— Сомневаюсь, что это хорошая мысль, — пробормотал пилот. — Тут вообще какая-то хрень творится, я нифига не понимаю.
— Я вызову своих, — оказывается, Колян тоже был здесь. В рубку он не полез, здесь и так было тесно, но стоял сразу за открытой переборкой. И уже давил на клавиши телефона. — Ну вот, — сказал он через тридцать секунд. — Щас здесь будет наш броневик с сопровождением.
— Это те, кто напал на нас в воздухе, — шепотом сказал Фудзи. Не знаю, зачем он шептал — будто кто-то в самолёте не знал, что случилось… — Они саботировали посадку, и могут напасть сейчас, когда князь в отключке…
— Разберёмся, — буркнул Колян.
Как-то вдруг стало ясно, что теперь он — главный.
Соболева погрузили на носилки и укутали в меховое одеяло. Таня всё время была рядом, держала его за руку и неотрывно смотрела на него.
Делится своей энергией, — решил я. Судя по выражению лица, она влюблена в князя по самые уши…