Выехав на трассу, я даже ненадолго открыл шлем. Ветер ударил в лицо, заставив сощурить глаза.
Как приятно было просто нестись по дороге, ощущая пахнущий нагретым асфальтом ветер, слушая ровный рокот мотора и наблюдая, как белые полосы разметки убегают за спину…
К сожалению, всё хорошее кончается очень быстро.
Трасса была забита автомобилями. В-основном, малолитражками, похожими на разноцветные леденцы. В каждой было по несколько человек. Багажники дыбились чемоданами и баулами, в стёкла тыкались пухлыми ладошками дети и мокрыми носами — собаки.
За задним стеклом одной машины я увидел кота. Взъерошенного, явно недовольного тем, что его лишили привычного домашнего уюта и послеобеденного сна…
Между машинами, как носороги, толпились автобусы. Они тоже были набиты под завязку, некоторые даже пошатывались и проседали под грузом людей.
Но машины и автобусы — это ещё не всё. По обочине тянулись пешеходы. У некоторых были нагруженные скарбом тачки, другие шли, опустив пустые руки, и покорно переставляя ноги.
У всех лиц было затравленное, потерянное выражение. Глаза немногих метали молнии — страх и злость перемешались, преобразовались в чувство потери, в боль, которую испытывает каждый человек, изгнанный из своего дома.
И все они двигались в одном направлении: прочь от Осаки.
На севере находятся русские военные базы, — знание всплыло, как всегда, в нужный момент.
Наконец впереди я увидел нужный поворот, и лавируя между машинами, проскочил в крайний ряд.
Дорога к рыбзаводу была пуста. Никаких холодильных фур, маленьких грузовичков с изображением смешной рыбки под зонтиком…
Да и сам завод казался вымершим. Не кивали желтыми шеями подъёмные краны, не слышны были гудки буксиров. И только чайки продолжали кружить над крышей, в надежде на выброшенные рыбьи потроха…
Когда я остановился у входа, сначала решил, что никого здесь нет. Но как только заглушил двигатель, высокая дверь, крашенная тускло-коричневой краской скрипнула и приоткрылась. На меня пахнуло запахом сухой рыбьей чешуи.
Не секретарь, — решил я, увидев верзилу в желтой рыбацкой робе. Снял шлем и коротко поклонился.
— Янака-сан ждёт, — ответил здоровяк и поманил меня внутрь.
Глава 19
…Ход был очень тесным. Приходилось ползти на карачках, но всё равно я то и дело задевал потолок. Куртка на спине протёрлась до дыр, пару раз я так сильно врезался макушкой в торчащие из потолка камни, что волосы слиплись от крови.
Темнота. Люминесцентная трубка, зажатая в зубах, освещает крошечный кружок света перед глазами, и окружающий мрак от этого кажется ещё плотнее.
Колени ноют, ладоней я уже не чувствую.
Пройти два километра под землёй. Когда Янака об этом предупредил, казалось: нет ничего проще. Но старик и сам не подозревал, насколько изменился подземный ход за последнее десятилетие.
— Янака-сан, у меня к вам просьба, — сказал я, как только мужчина в желтом плаще провёл меня к боссу.
— Хорошо, — кивнул старик. — Чем смогу — помогу.
На вид он совсем не изменился. Всё тот же белоснежный костюм. Всё та же шляпа. Лицо бесстрастное, на нём почти нет морщин. Лишь от глаз разбегаются тонкие лучики.
Он совсем не удивился моему появлению. Казалось, в этом пустом здании, где бродило эхо прошлой бурной деятельности, он ждал только меня…
…Сколько ещё осталось? По моим расчётам, я прошел не меньше половины. В одном месте пришлось преодолеть завал: сначала вытащить несколько больших валунов, затем прорыть узкий лаз. Ах, как бы мне сейчас пригодилась магия!
Но предупреждение старика было очень строгим: никаких обращений к Эфиру.
Я тогда подумал: да легко! Ведь я всю свою жизнь был самым обычным простецом. Неужели пара месяцев другой жизни могла так уж меня изменить?
К хорошему привыкают быстро — так говорят.
Много раз я думал, что сотворить небольшой световой шар в метре от себя было бы гораздо проще и эффективнее, чем пользоваться неудобной световой трубкой. Которая то и дело норовила выскользнуть изо рта, а ещё не позволяла нормально сглатывать слюну.
И расширить проход с помощью Эфира можно было за пять минут… Но вместо этого я ковырял его руками, обламывая ногти и чувствуя, как всё больше затекает спина.
Наверное, когда я вылезу из этих катакомб, буду походить на крота.
— Янака-сан, — сказал я. — Вам удалось вывести из-под удара маленького Владимира Антоку в самый разгар переворота. Принца искали несколько недель. Но до сих пор никто не знает, как вы это сделали.
Старик кивнул, поджав губы. В глазах его светилось лукавое удовлетворение.
— Значит, ты собрался во дворец, — сказал он.
Я кивнул.
— Дочь государя, — сказал Янака.
Я снова кивнул.
Старик пожевал губами, вздохнул…
— Трудная задача. Почти невыполнимая.
— Не сложнее той, что стояла перед вами, — сказал я. — Спасти маленького мальчика. Испуганного. Не понимающего, что происходит.
— Любава тоже боится, — сказал Янака. — Дурой была бы, если бы не боялась. Но она не такая.
— Значит, моя задача неизмеримо легче, чем ваша.
…Временами воздух в подземном ходе становится спёртым и пахнет тухлыми яйцами. В такие моменты я несказанно радуюсь, что не пользуюсь обычной свечой.
Но иногда до меня долетают и другие запахи. Нагретой земли. Каких-то цветов. Бензина.
Я даже слышу приглушенный гул над головой. И понимаю, что там, наверху — автострада.
— Когда к власти пришел Ёмэй Фудзивара, — неожиданно перевёл тему Янака. — Принцу Сётоку, его старшему сыну, было уже двадцать. Двадцать один, если быть точным. Он считался совершеннолетним. И по приказу отца именно он возглавлял чистку. Знаешь, что это такое?
Янака сидел всё в той же комнате с барной стойкой, за которой мы когда-то, вечность назад, пили сакэ и ели сасими. Сейчас здесь пусто. Исчезли красивые бутылки с полок, коробочки с пряностями и посуда. Плита давно остыла.
— Сётоку, с отрядом самых преданных людей, шел по комнатам дворца и придавал смерти всякого, кто попадался на пути, — сказал он, когда я промолчал. — Слуги, секретари, повара, чайные девушки… Он предпочитал убивать сам. Простым мечом. Хотя мог использовать пистолет… Разумеется, он искал наследника. С матерью и отцом к тому времени было покончено, осталось завершить дело. Прервать династию. По законам старого сёгуната, если в правящем клане не осталось мужчин, то власть переходит к другому клану, — Янака немного помолчал, собираясь с мыслями. — Сётоку мог бы оставить твою мать в живых. Наталья ничем не угрожала новым правителям… Он мог бы отправить её домой, к отцу — в знак почтения государю Святославу. Но он всё равно убил её. Прямо в спальне. В то время, как мы с принцем начинали свой долгий путь к спасению, она умирала. Закрывая своим телом дверь чёрного хода. В тот момент в ней как никогда проявилась кровь отца. Кровь князей Соболевых. Спасти сына для Наташи было делом чести.
Я сглотнул.
Эта история не имела ко мне никакого отношения. Я — не принц Владимир. Не тот маленький мальчик, которого тащили в подземелье, в то время как его мать защищала тайный ход.
Тогда почему чья-то ледяная рука сдавила сердце? Почему так жарко и тесно стало в груди? Почему на глаза наворачиваются слёзы?..
— Как мне попасть во дворец? — жестко спросил я. Сердце отпустило. Глаза высохли. Осталась только решимость.
— В старые времена, ещё до эпохи Токугава, был построен замок Нидзё, — сказал Янака. — Это была резиденция сёгуна. Она находилась на некотором удалении от дворца Госё, жилища императора. Между ними было около двух километров. И в мирное время сёгун путешествовал во дворец по улицам города. На его роскошный кортеж, на громадных чёрных лошадей, воинов в деревянных рогатых шлемах, с длинными пиками у бедра, с большими страшными мечами за спиной — сходились посмотреть жители со всего Киото. Но времена были неспокойные. Сёгун частенько воевал, и тогда было не до кортежей и торжественных выездов. И для скорейшего сообщения между замком Нидзё и императорским дворцом был устроен подземный ход. Дворец Госё с тех пор претерпел несколько реставраций, а шестьдесят лет назад был кардинально перестроен и приобрёл прозвище Нефритового дворца — из-за новых крыш из необычной зелёной черепицы. О тайном ходе давно забыли. Исчезли даже старинные планы дворца — их, с некоторой посторонней помощью, потерял один незадачливый архитектор. Сёгунский дворец Нидзё превратился в музей. Каждый день его посещают толпы туристов со всего света. Разумеется, там тоже никто не помнит о крошечном чулане, в котором пол представляет собой вход в подземелье.
…А ещё за эти годы Большой остров подвергался землетрясениям, — думаю я, разгребая руками очередной завал. Земля слежалась, спрессовалась в твёрдую породу, и пришлось пустить в ход нож — из арсенала, которым снабдил меня предусмотрительный Колян…
Рюкзак пришлось надеть задом наперёд. Он сковывал движения, к тому же ремень слишком сильно давил на поясницу… Но доставать из него инструменты стало значительно проще.
В эпоху Токугавы прямой путь из замка во дворец поддерживали в хорошем состоянии. Слуги регулярно расчищали проход, меняли факелы, следили, чтобы не забивались отдушины. Ловили крыс.
Почувствовав, как по ногам и спине пробежали крошечные лапки с острыми коготками, я невольно задёргался. Накатила волна отвращения.
На Ёшики давно не было крыс. Не было комаров, мошки, бабочек, а также бродячих собак и кошек. Каждое животное ценилось на вес золота.
И сейчас я испытывал страх пополам с благоговением. Настоящее животное, которое не побоялось притронуться ко мне!
А вдруг оно залезет под куртку?.. Или ему взбредёт в голову полакомиться моей мягкой частью…
Пока я судорожно втягивал воздух и раздумывал, что делать, крыса благополучно спрыгнула с моего плеча и неспешно удалилась, волоча за собой голый сероватый хвост.
Выплюнув люминофор, я вытираю рукавом вспотевшее лицо. Чувствую, что пора подкрепиться, и найдя губами резиновый наконе