Кабинет был полупустым: ни шкафов, ни стеллажей, где бы могли храниться важные вещи или книги с запретными знаниями. Открыв единственный ящик письменного стола, он обнаружил там лишь пакетик мятных леденцов.
– Если эти леденцы не позволяют обрести бессмертие, то считай, что ничего ценного, кроме кальяна со сплетнями, у тебя и нет, – заключил Флинн.
– Эти леденцы позволяют обрести лишь свежее дыхание.
Граф Л нагнулся и, ловко выудив из открытого пакетика темно-зеленый леденец, сунул его себе за щеку.
– А ты чего в моем кресле расселся? – нахмурился он. – Вот станешь стражем порядка – будешь сидеть в нем сколько угодно, а до этого момента – не смей пристраивать свой зад на мое имущество!
– Ладно, встаю. – Флинн поднялся на ноги и, постанывая, расправил плечи. – Все равно оно неудобное. Кстати, ты зачем попросил меня остаться?
– А, точно! – ударив себя по лбу, воскликнул Граф Л.
Спрыгнув, он подошел к длинному столу посреди комнаты.
– Аргус, убери это и достань мой архив.
Деревянные ножки стола начали погружаться в пол, будто он превратился в зыбучий песок. Стулья накренились и скрылись из виду первыми. Совсем скоро в кабинете стало почти пусто, но продлилось это недолго. Бледно-фиолетовые обои принялись вздуваться и рваться на части, выпуская наружу деревянные шкафы со множеством прямоугольных ящиков. Но это было еще не все: кабинет стал расти, удлиняясь в бесконечность, и из стен продолжали появляться шкафы. Вдалеке все еще были слышны звуки рвущихся обоев, когда Граф Л с непринужденным видом пошел вперед.
– Так, это должно быть где-то здесь… – пробормотал он. – Или не здесь… Хм-м-м…
Его густые черные брови то сходились на переносице, то опять расходились в стороны, и Флинну подумалось, что они похожи на двух упитанных танцующих гусениц. Эта мысль настолько развеселила его, что он не сдержался и прыснул со смеху.
– А что это за архив такой? – спросил Флинн, стараясь подавить смех.
– Тут хранится самое ценное, что есть во Вселенной, – ответил Граф Л, не отрываясь от поисков.
– И что же это? – Во Флинне проснулся неподдельный интерес.
– Знания, – гордо произнес Граф Л. – Нет ничего дороже знаний.
– В мире живых с тобой бы не согласились… – Флинн плотно сомкнул губы и с грустью посмотрел на бесконечный архив. – Там деньги ценятся больше.
– Нет, определенно нет, самостоятельно я этот ящик не найду, – самому себе сказал Граф Л, пропустив слова Флинна мимо ушей. – Аргус, отведи меня к разделу с самыми яркими звездами.
Что-то зашуршало вдалеке, и к их ногам из бесконечно длинного коридора примчалась красная ковровая дорожка. Граф Л встал на нее и, обернувшись, выжидающе посмотрел на Флинна. Все поняв по одному лишь взгляду, он подошел к дорожке и тоже встал на нее.
– Держись, – предупредил его Граф Л, и они рванули вперед.
Флинн ощущал себя серфингистом, который поймал огромную волну и теперь мчался на ее пенном гребне. Его волосы трепал ветер, а глаза слезились от пыли, которую поднимала ковровая дорожка. Хотелось кашлять, но Флинн боялся, что тогда он потеряет равновесие, свалится и костей не соберет. Графу Л для завершения своего невозмутимого образа не хватало только кальяна под мышкой, который бы он сейчас спокойно покуривал, делая вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит.
Ковровая дорожка замедлилась и остановилась. Когда Граф Л и Флинн сошли с нее, она немного приподнялась над полом и стряхнула с себя пыль, которая плотной стеной взметнулась до самого потолка.
– Фу, блин! – прокашлял Флинн, потирая глаза. – Ты бы хоть иногда из нее пыль выбивал.
– Ты ведь знаешь, что бить кого-то – жестоко? Или для тебя это новость? – задумчиво произнес Граф Л, подойдя к ближайшему шкафу.
– Тогда хотя бы постирай ее! – сказал Флинн и мотнул головой, чтобы избавиться от осевшей на волосах пыли.
– Она терпеть не может воду, – вздохнул Граф Л, внимательно изучая надписи на ящиках. – И, кстати, пылесос тоже не вариант: она боится щекотки.
– Что ты ищешь? – спросил Флинн, заглядывая через его плечо.
– Рецепт пирога из космической пустоты, – серьезным тоном сообщил Граф Л, но Флинн ему, естественно, не поверил.
Он отчетливо слышал, как страж порядка попросил Аргус привести его к разделу с самыми яркими звездами. Вот только зачем? И какое отношение может иметь к ним Флинн? В детстве он, конечно же, как и большинство детей, мечтал стать звездой, но явно не той, которая сияет на небе.
– Нет, она точно не в этой галактике, – промычал Граф Л.
Открыв один из ящиков, он принялся перебирать папки. Шелест бумаги терялся на фоне громко бьющегося сердца Флинна: он волновался. Ему почему-то казалось, что сейчас произойдет нечто такое, что изменит его будущее не в лучшую сторону. Откуда взялось это предчувствие – он не знал.
– Нашел! – победоносно воскликнул Граф Л, выудив из ящика нужную папку. – Точно! Как же я мог забыть? Самая яркая звезда, которая когда-либо существовала во Вселенной, называется Эренделлой.
– И зачем тебе эта информация? – еле проговорил Флинн, ощущая, как тревога сжимает его горло ледяным обручем.
– Только металл, созданный из пыли самой яркой звезды, сможет удержать его.
Граф Л достал из кармана мантии маленький треугольный камень. Свет заиграл на его гранях, но блики были какими-то странными: они словно хлестали по глазам, из-за чего выступали слезы.
– Это то, что было в Тигмонде, да? Зло в чистом виде? – спросил Флинн, чувствуя себя зверем, который угодил в капкан. Вот только было одно существенное отличие: даже если он отгрызет себе руку – это его не спасет.
– Да, это оно, – сказал Граф Л, внимательно рассматривая камень. – Эта гадость чуть не угробила моего лучшего посыльного Смерти. Назову ее скверниумом. Что, звучит скверно? – увидев перекошенное лицо Флинна, ухмыльнулся он.
– Я бы сказал: прехреново.
– Есть другие предложения?
– Да, назови ее «та хрень, которую срочно нужно вернуть в Лимб и забыть о ней напрочь».
– Нет, дружочек, – засмеялся Граф Л, положив папку обратно в ящик и закрыв его, – ты так легко не отделаешься. Уговор дороже денег. Правда ведь?
Он подошел к Флинну и, обхватив его шею рукой, поднес к его глазам скверниум.
– Смотри, – приказал Граф Л, – это ответ на все наши вопросы. Этот камушек поможет тебе разгадать самую главную загадку: куда деваются Танаты одержимых.
– Неужели нет другого способа? – с надеждой спросил Флинн.
– Если бы был, я бы давно его использовал. – Граф Л отпустил его, посмотрел наверх и обратился к Аргус: – Позови Эренделлу, она нам нужна.
Нарисованные глаза закрылись, и потолок начал разъезжаться в стороны, открывая вид на черноту древнего космоса.
– Пойми же, я это делаю вовсе не потому, что хочу максимально испортить тебе загробную жизнь, – продолжил Граф Л. – Сейчас все действительно настолько плохо, что приходится идти на крайние меры. За последний месяц появилось столько одержимых, сколько не было за предыдущие двадцать лет.
– Почему? – потирая шею, спросил Флинн.
– Я думаю, что одержимые готовят армию, чтобы захватить мир живых, а может быть, и мир мертвых тоже…
– Зачем им мир мертвых?
– Два королевства лучше, чем одно, правильно? – Граф Л внимательно посмотрел на Флинна.
Сначала ему показалось, что фиолетовые глаза стража порядка засветились, но потом он понял, что засветились не только они, но все его тело, впрочем, как и его собственное.
Из черноты древнего космоса к ним приближалась гигантская голубая звезда. Она двигалась вальяжно, не спеша, и была похожа на сияющую медузу, которая плыла в океанских глубинах.
– Тебе лучше зажмуриться, – посоветовал Граф Л. – Твои глаза вряд ли выдержат ее необычайный свет: ты либо ослепнешь на неделю, либо навсегда. Точно сказать не могу.
Флинн не стал задавать лишних вопросов: он крепко зажмурился и закрыл лицо руками. Но невообразимо яркий свет пробивался сквозь пальцы и веки. Он боялся, что жар Эренделлы испепелит его, но вспомнил слова Хольды, что «мертвые звезды не могут навредить «почти живым» людям», поэтому успокоился.
– Эренделла! – крикнул Граф Л. – Прошу тебя, дай мне немного своей звездной пыли!
– За-чем? – раздался низкий голос.
Флинн впервые слышал, как разговаривают звезды. Это больше походило на скрежет металла.
– Чтобы твоим светом удержать то, что чернее черного, – зло человеческой души.
– Тог-да бе-ри…
Рядом будто ударили в громадный колокол, и от этого гула все внутренности Флинна сделали сальто, а мысли в голове перемешались, отчего ясно соображать стало невозможно.
Когда тьма снова воцарилась над разверзнутым потолком кабинета Графа Л, Флинн наконец-то решился отнять руки от глаз и осмотреться. Пятна света прыгали по стенам, но он сразу понял, что это ему только кажется из-за встречи с Эренделлой, – скоро пройдет.
– Держи, – сказал Граф Л. – Теперь это принадлежит тебе, смотри не потеряй.
На его ладони лежал перстень из голубовато-серебристого металла, украшенный черным треугольным камнем.
– Надев его, я стану одержимым? – не отваживаясь принять подарок, решил уточнить Флинн. Он же должен понимать, во что ввязывается.
– Если бы все было так просто, мы бы за неделю решили все наши проблемы, – вздохнул Граф Л. – Надев его, ты впустишь в себя тьму, но звездное серебро не даст этой тьме сожрать твою душу. Это что-то вроде противоядия. Одержимым из-за этого ты не станешь. Твое задание – вернуться в свою банду и втереться в доверие, чтобы они сделали из тебя одержимого. Перстень тебе просто поможет сымитировать истинное зло в твоей душе.
– И как я в таком состоянии будут ловить одержимых? Для этого ведь нужно вспоминать самое хорошее, что есть во мне.
– А ты больше не посыльный Смерти, теперь ты разжалован до псевдоодержимого. Но не переживай: твой змей-напарник и духовное зрение останутся при тебе.
– Какое падение по карьерной лестнице, – кисло сказал Флинн. – Но каким образом я вернусь в банду? Они же меня не узнают: я мертв. Да и стоит мне уйти – они тут же забудут меня, как будто никогда и не встречали.