— Молодчага, профессор! Командуйте парадом! Наведем порядок! отозвались пьяные молодчики.
— Ради бога! Прошу вас, не надо! Сжальтесь! — молил старик. — Я ничего дурного не сделал!
Он еще сильнее обхватил обеими руками колени своего заступника. Двое молодчиков попробовали оторвать Тома от Стронга и чуть не опрокинули последнего.
— Полисмен! — закричала Бекки и сказала отцу: — Па, ведь Том страдает из-за твоих дел. Пусть вмешается полиция… Стыдитесь, Арнольд Лифкен!
Высокий студент, по-видимому заправила шайки, отпустил Тома и грубовато отстранил девушку:
— Не суйтесь не в свое дело, мисс Стронг, обожжетесь!
— Не волнуйтесь, Бекки, — добавил Лифкен. — Негру не сделают ничего плохого. Небольшой урок хороших манер, который необходимо давать время от времени каждому цветному.
— Порядок — это закон! — взволнованно сказал Стронг. — Я требую полисмена. Лифкен, или вы позовете полисмена, или…
— Полисмен! — закричал Лифкен, не дав Стронгу закончить фразу, и громко добавил: — Где Пит? Зовите толстяка Пита!
Молодчики, изумленные вначале требованием позвать полисмена, теперь охотно закричали:
— Пит! Сюда законника Пита! Пит наведет порядок!
— Сейчас доставлю Пита, — сказал долговязый студент и исчез в толпе.
— Может быть, мне и не следовало бы опекать вас, дорогой Стронг, но за вами так усиленно охотятся люди неамериканского образа мыслей, а вы человек непрактичный и неминуемо попали бы в их сети… А тогда… о, это повлекло бы крупные неприятности для вас! Вызов в Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности, занесение в черный список и так далее и так далее, — сказал профессор Лифкен примирительным тоном. — Пока не пришел полисмен, скажите побыстрее, кто и что вам писал. Я надеюсь, что эта переписка не скомпрометирует доброе имя нашего колледжа?
— Насколько я понимаю, директор Кэмп Дэтрик — персона вполне благонадежная, — ответил Стронг.
— О чем он вас запрашивал? — не обращая внимания на насмешку в голосе Стронга, спросил Лифкен.
— Приглашал на работу.
— А вы?
— Отказался… чтобы работать с вами, Лифкен. — В голосе Стронга слышалась ирония.
— А второе письмо, Стронг?
— Из Лиги ученых и изобретателей.
— Вот как! Интересно, что Лиге нужно от вас?
— Вообще… ну, интересуется моей научной работой… Сейчас не время говорить об этом… Прекратите это безобразие с Томом!
— Так, так… Я хотел бы напомнить вам, что скрытность мало способствует улучшению наших с вами отношений. Кому вы отправили телеграмму?
— Одному ученому на остров Барбадос.
— Интересно, что вам могло понадобиться на острове Барбадосе? — сказал профессор Лифкен небрежно, словно не придавая значения своему вопросу, но вместе с тем с любопытством посматривая на доцента.
Стронг ничего не ответил.
— Все-таки я не понимаю, Стронг, — уже с некоторым раздражением сказал Лифкен, — что вы делали ночью в саду?
— Ведь я вам говорил, Лифкен, — устало ответил Стронг, — хотел произвести опыт с жуками-вредителями…
— Оставьте! — грубо прервал его Лифкен. — Ночью! Скрытно от всех?!
В затихшей толпе, жаждущей сенсационных разоблачений, послышались смешки. Стронг поднял голову и произнес с необычайной резкостью:
— Это мое личное дело!
Бекки рассердилась:
— Па, по какому праву профессор Лифкен говорит с тобой таким тоном?
Профессор обернулся и посмотрел на Бекки:
— Вы прекрасно знаете, Бекки, что я не могу не интересоваться делами отца моей невесты! — И Лифкен взял Бекки за руку повыше локтя.
— Пустите! — И Бекки резко рванула руку, но Лифкен не выпускал ее из цепких пальцев. — Вы должны освободить Тома, если вы порядочный человек… Больно! Уберите руку! Ударю!
— Черт возьми, ведь вы моя невеста все-таки, — пробормотал Лифкен и отодвинулся.
Он подумал, что разумней будет подействовать на доцента через его супругу. Миссис Дебора Стронг относилась к профессору Лифкену с явной благосклонностью. Профессор был уверен, что с ее помощью он сумеет узнать, что же скрывалось в конверте с золотыми буквами и что делал Стронг ночью в саду.
— Почему нигер залез в сад через изгородь с ножом в руках? — раздался чей-то нетерпеливый голос. — Почему нигер пытался бежать?
— Это только маленький перочинный ножик, — оправдывался Том. — Простите, профессор Лифкен, всего только три письма и одну телеграмму я не показал вам. А все остальные письма и телеграммы для мистера Стронга и от него я приносил вам, и вы их читали, масса Лифкен!
— Нет! Мы не дождемся полисмена! — в бешенстве закричал профессор Лифкен, чтобы прервать откровенные излияния Тома. — Берите негра и везите… в полицейский участок. Там разберутся!
— Вы не захотите убить старика, у которого два сына, два… — Том поднял правую руку над головой, показывая два пальца, — погибли на фронте, сражаясь против фашистов. Я бедный старый негр… Я никому не делал зла…
В этот момент его схватили за правую руку.
— Я хотел добра массе Стронгу. Он добр к бедным неграм!
Толпа пришла в движение.
— Ты не мужчина, Алл! — закричала подбежавшая Дебора Стронг. — Не позволяй цветному пачкать кровью твой костюм!
Толпа зашумела. Тома схватили и поволокли к машине.
— Масса Стронг, мисс Бекки! — отчаянно взывал Том.
— Старик ни в чем не виноват! — закричал Стронг, пытаясь вырваться из мощных объятий жены.
— Не смейте трогать Тома, оставьте его! — кричала Бекки.
— Аллен, Бекки, глупая девчонка, молчите! — сказала Дебора и схватила Бекки за руку. — Защищая цветного, вы позорите себя, меня и Арнольда Лифкена. Доброе имя мне дороже сотни негров. Ты сам себе не можешь помочь… Я еле-еле свожу концы с концами. Лучше употреби свою энергию на пользу семьи! — И Дебора еще сильнее сжала своей мощной рукой плечи мужа.
— Сто на одного старика! Трусы и негодяи! — кричала Бекки, стараясь освободить свою руку из сильных пальцев матери.
Первый большой белый конверт с золотыми буквами, о котором вспоминал посыльный Том в ту злосчастную ночь, очень взволновал Аллена Стронга. Письмо было из Лиги ученых и изобретателей, учрежденной недавно. Обычно все письма научных обществ адресовались к профессору Арнольду Лифкену, как основному автору их совместных трудов. Это же письмо было адресовано лично Стронгу.
Аллена Стронга поразила исключительная осведомленность Лиги. В письме были перечислены, без указания на соавторство Лифкена, все его многолетние работы по борьбе с колорадским жуком, японским жуком, розовым червем, фитофторой картофеля и другими вредителями и болезнями растений. Упоминались даже ранние научные доклады, о которых он и сам успел позабыть.
Ученый был польщен любезным, почти льстивым тоном письма. Лига предлагала Стронгу самую широкую материальную помощь в его работах и просила, формальности ради, заполнить небольшую анкету. В ней было всего пять вопросов:
1. Какую научную и изобретательскую работу вы ведете сейчас?
2. Кто финансирует вашу работу?
3. Над какими проблемами вы собираетесь работать в будущем?
4. Чем помочь вам и в каких размерах?
5. Какова причина таинственной гибели оазиса в Сахаре, названной газетами «Эффектом Стронга» и которую вы сами называли «Феноменом Стронга»?
Посыльный Том, принесший этот пакет, увидел, как посветлело усталое лицо Стронга. Доцент пошарил в кармане, вынул бумажку в пять долларов и протянул ее Тому.
— Ну как, старина, нелегко тебе? Ничего, мы с тобой еще доживем до лучших времен!
Слезы благодарности выступили на глазах Тома. Всегда у массы Стронга находилось доброе словечко для старого негра. Старик вышел, неслышно ступая подагрическими ногами в войлочных туфлях.
Аллен Стронг задумчиво перечитывал письмо. Неужели же наконец к нему пришло долгожданное признание?
Весь мир ученых Стронг делил на два неравных и резко отличных лагеря. В одном — ученые-дельцы, для которых наука не более чем выгодный бизнес. Почти все работники колледжа были таковы. Аллен их бесконечно презирал, они платили ему тем же.
В другом лагере — подлинные ученые, бескорыстно преданные науке, неутомимые искатели, истинные творцы научного прогресса. Здесь, в ринезотском колледже, был один настоящий ученый, да и тот недавно уволен с работы согласно указанию Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности за то, что подписал Стокгольмское воззвание.
Стронг был огорчен его уходом. Что ж, сам виноват: зачем он занимался политикой! Это не дело для ученого. «Это уведет его далеко от науки, появятся иные интересы», — говаривал Стронг. Однако в последнее время, к большому удивлению Стронга, то один, то другой ученый — из числа тех, которых он высоко ценил, — вступал в политическую борьбу. Об этом Стронгу обычно сообщал профессор Лифкен, предостерегая, чтобы он не упоминал в своих работах их имен. Стронг грустно вздыхал. Ему казалось, что какая-то неведомая болезнь уносит его соратников с поля боя.
С ранних лет Аллен Стронг был воспитан отцом в духе недоверия к людям, занимавшимся политикой.
«Все они плуты, — поучал его отец, — невежественные, лживые. Одни называют себя республиканцами, другие — демократами, но и те и другие одинаково надувают народ. Политиканы сулят рай тем, кто будет голосовать за их партии, а на самом деле стремятся к власти, чтобы набить карманы за счет избирателей. Это просто разновидность гангстеризма! Держись подальше от политики!»
Все помыслы Аллена Стронга были обращены к науке, и он свято верил, что она одна может создать всеобщее изобилие и вывести человечество на путь процветания. Время шло. Появилась коммунистическая партия, верный друг народа, мужественный защитник его интересов, но Стронг, воспитанный отцом в духе отвращения к политике, не вникал в различия между партиями и не понимал их.
Стронг принципиально не читал газет. Ибо так называемая «большая пресса» раз и навсегда оттолкнула его своим крикливым враньем. Он никогда не ходил в кино — ему были противны голливудские фильмы, смакующие уголовные подвиги. Не интересовался он и беллетристикой, уверившись, что в большинстве своем это бульварное, пошлое чтиво. Он добровольно заточил себя в монастырском уединении своего рабочего каби