Черный страж — страница 7 из 10

Глава шестаяРэндалл из Дарквальда в городе Ро Тирис

 Возвращение в Ро Тирис не принесло Рэндаллу особенной радости. С того дня, как они покинули Козз, он стал более жестким, наивность исчезла, но ему не нравилось это новое видение мира. Каждый раз во время путешествия, поднося к лицу зеркало, он видел человека, которого почему-то не узнавал, — бородатого, мрачного, а в глазах была печаль, прежде незнакомая ему.

Тело брата Ториана, завернутое в белый саван, лежало на деревянной повозке, которой управлял Рэндалл. Тело Пурпурного священника было обработано разными бальзамическими препаратами, и под белой тканью угадывались очертания его безмятежного лица.

Ута не желал говорить о смерти своего друга с тех пор, как они уехали из Козза. За последние несколько недель поведение и внешность Черного священника сильно изменились. Он не успел найти себе новых доспехов и поэтому был одет в простые серые одежды, отчего походил не на воина, а на монаха или Коричневого священника. Ута начал учить Рэндалла обращению с мечом, и молодой оруженосец наконец-то наловчился правильно держать в руке меч Большого Когтя.

Ута стал менее желчным и обращался с Рэндаллом с большим уважением после того, как тот проявил мужество в схватке в Коззе, и, хоть и с неохотой, признал, что оруженосец спас ему жизнь.

— Теперь выпад выше, — сказал Ута, когда они начали очередную ежедневную тренировку.

Рэндалл взмахнул мечом, клинок просвистел у плеча Уты, но тот парировал его выпад топором, и раздался звон железа.

— Хорошо, теперь отвечай на мой выпад. — Священник нацелился в нижнюю часть тела Рэндалла, и клинки их снова скрестились. — Больше двигайся, не стой столбом.

Они находились немного в стороне от Большой королевской дороги; до южных ворот столицы оставался еще почти день пути, и потому они переночевали в палатке вместо того, чтобы въезжать в город после наступления темноты. Утро было ясным, погожим, и Рэндалл видел столбы дыма, поднимавшиеся из труб Тириса.

Рэндалл отступил в сторону и попытался нанести колющий удар в бок Уты, но топор просвистел сверху вниз, отражая атаку.

— Превосходно, когда-нибудь мы все-таки сделаем из тебя воина, — улыбнулся Ута. — Только не нападай на киринских наемных убийц, и все будет в порядке.

— Мне все равно тяжело держать меч в одной руке, — сказал Рэндалл.

Он пытался держать меч в одной и двух руках и обнаружил, что, когда сражается одной рукой, у него ноет плечо.

— Конечно, тяжело, это здоровенный кусок железа. Если бы он был легче, он бы сломался.

Ута еще далеко не всегда вел себя мягко по отношению к молодому оруженосцу, но теперь Рэндаллу казалось, что его шутки более безобидные.

Элиот и Робин остались в Коззе, чтобы оправиться от ран, поэтому Рэндалл путешествовал вдвоем с Черным священником те две недели, которые занимало возвращение в Ро Тирис. Первые несколько дней пути были нелегкими, Ута почти все время молчал, а Рэндалл пребывал в глубокой задумчивости. Когда они оставили позади город Вой, Черный священник немного пришел в себя и начал болтать с Рэндаллом. Юноша не сразу привык к этой перемене, но вскоре обнаружил, что Ута — не такой уж плохой спутник, когда он не оскорбляет собеседника и не осыпает его ядовитыми насмешками.

Он коротко рассказал о том, что произойдет, когда они приедут в столицу, и Рэндалл решил, что Ута, настаивая на том, чтобы провести вне городских стен еще одну ночь, скорее всего, просто желал отсрочить наказание. Даже если не считать тех неприятностей, которые ожидали Черного церковника за невыполнение приказа, смерть Пурпурного священника грозила ему еще большими бедами. Ута боялся, что его обвинят в смерти Ториана, и, несмотря на настойчивые уверения Рэндалла, что это была не его вина, настроение у него очень портилось, когда он говорил обо всем этом. В глубине души Рэндалл приходил в ужас, когда думал о том, что ему придется сопровождать Уту в Черный собор в Тирисе. Впрочем, он понимал, что выбора у него нет: он был единственным свидетелем, способным рассказать о произошедшем. Если его показания могут спасти честь Уты, он должен заставить себя пережить несколько неприятных часов.

Они продолжали утреннюю тренировку еще час, пока солнце не начало пробиваться сквозь легкие облака. Ута был хорошим учителем, и Рэндалл чувствовал себя теперь с мечом в руке довольно-таки уверенно. За последний месяц он стал сильнее; неторопливая манера боя, присущая Уте, нравилась Рэндаллу. Топор священника назывался «Объятие Смерти», и Рэндалл вскоре понял, что, если Ута окончательно попадет в немилость после неудачной охоты за Бромом, у него отберут оружие. Это явно беспокоило священника, и Рэндалл часто замечал, как он пристально, с любовью смотрит на свой топор, точно так же, как некогда сэр Леон смотрел на свой длинный меч, прежде чем он достался Рэндаллу по наследству.

— Ты по-прежнему слишком сильно вытягиваешь руку, — сказал Ута после того, как Рэндалл оступился, пытаясь нанести удар в верхнюю часть туловища противника. — Нельзя держать меч так далеко от своего тела. Помни, это длинный меч; им можно достать противника и без того, чтобы вытягивать руку.

— Так произошло с Элиотом, верно? — Рэндалл вспомнил, как Бром ударил молодого стражника ногой в живот, а потом отрубил ему руку.

Ута кивнул:

— Да, он решил, что сможет одолеть Брома, потому что у него было два клинка, но забыл, что его мечи значительно короче. Никогда не совершай этой ошибки, не считай, что ты обладаешь преимуществом перед противником, просто сражайся, и пусть твое искусство обращения с оружием решит исход схватки. — Он улыбнулся. — И не бойся действовать руками или ногами. Меч ты держишь в одной руке, но и вторая должна тоже работать. Помнишь, как Бром ударом кулака повалил меня на землю?

Рэндаллу не очень-то хотелось ворошить в памяти подробности той схватки, хотя он знал, что из нее можно извлечь много полезных уроков.

— Он вывел вас из строя, — просто ответил оруженосец.

— Точно. Он сообразил, что я представляю наибольшую угрозу, и ударил меня так, что я потерял сознание, чтобы в это время разобраться с Элиотом и Клементом, которые были не ровней ему.

Рэндалл теперь понимал, что искусство боя — это нечто гораздо более сложное, нежели умение рубить людей мечом.

— Как там наша овсянка? — спросил Ута, устраиваясь на своем одеяле.

— Готова. — И Рэндалл положил ему большую порцию в деревянную миску.

Они ели овсянку каждое утро после того, как уехали из Козза. В Ро Тирисе они смогут от души попировать в какой-нибудь таверне — и это была заманчивая мысль после густой, скользкой каши, которой они питались в пути.

Они ели медленно, говорили мало, оба размышляли о своем. Рэндалл думал о собственной жизни, о неожиданных поворотах судьбы, которые ему довелось испытать за последний месяц, и догадывался, что Уте не дает покоя предстоявший визит в Черный собор. Штаб-квартира Черных священников располагалась в Ро Тирисе, что отличало их от других церковных орденов, которые базировались в Ро Арноне. Ута рассказывал как-то о традиции держать служителей смерти поблизости от короля и подальше от Пурпурных кардиналов. На вопросы относительно причин этого он ответил уклончиво, но подразумевалось, что Черные священники единственный орден, который всегда был рядом с королем.

— Пора идти, юный Рэндалл, — сказал Ута, заканчивая с едой. — Собирай пожитки, а я потушу костер.

На Уте были сапоги, которые носили члены его ордена, — из плотной кожи, с тугими стальными застежками — единственное, что осталось от всех его доспехов. Он по-прежнему был огромным, широкоплечим, мускулистым человеком, но без своих черных лат выглядел не так устрашающе. Бледная кожа и красные глаза уже не производили прежнего впечатления, а шрам на шее был скрыт капюшоном серого плаща.

В полном молчании они быстро свернули скромный лагерь. Рэндалл попробовал завести разговор, но его слабые попытки не имели успеха. Священник молча упаковал свои немногочисленные вещи и сунул в футляр топор, но прежде чем уложить его, возможно, в последний раз посмотрел на оружие несколько секунд.

— Итак, запомни вот что, Рэндалл: когда мы будем ехать через Тирис, держи рот на замке. Я не желаю с тобой разговаривать. Понял? — При этом он не смотрел на оруженосца.

— Понял, но напомните мне, почему я обязан выполнять ваши приказы?

Черный священник бросил на него угрожающий взгляд:

— Потому что я выбью тебе все зубы, если ты этого не сделаешь.

— Вы забыли, я должен иметь возможность говорить, чтобы защищать вас. — Рэндалл почти полностью утратил прежний страх перед Утой и без всякой робости выкладывал все, что думал. — И я больше не оруженосец, если вы этого не заметили.

Священник поднялся и потянулся, изображая, будто размышляет над словами Рэндалла. Затем быстро шагнул к оруженосцу. Тот заметил, как замахнулся Ута, но не успел вовремя уклониться и полетел на землю. Он почувствовал вкус крови на губах, однако понял, что удар был намеренно не сильным.

— Мы едем в Черный собор, а ты будешь держать свою вонючую пасть закрытой, пока я не прикажу тебе говорить. — Ута сунул руку за пазуху и швырнул на землю перед Рэндаллом золотую монету. — Ну вот, теперь ты мой оруженосец, я тебе плачу, так что делай, как тебе говорят, чтоб ты провалился.

Рэндалл молчал всю дорогу до Ро Тириса. Он чувствовал, как распухает губа, и ощупывал языком зубы, чтобы убедиться, не расшатался ли какой-нибудь после удара Уты. С Утой спорить было опасно, но Рэндалл был почти уверен, что Черный священник не сдержался потому, что его не оставлял страх перед возвращением в собор.

Они въехали в город через южные ворота; дежурные стражники узнали Уту Призрака и не осмелились приблизиться к нему, когда он проезжал под аркой. Раздались обычные замечания по поводу Черного священника, но молодой оруженосец уже не ощущал страха, который вызывал у всех других его новый хозяин, и едва слушал, что говорилось вокруг, когда они въезжали по Большой королевской дороге в столицу Тор Фунвейра.

Черный собор оказался не слишком внушительным. Он приютился к западу от гильдейской площади, неподалеку от огромных казарм Красных рыцарей. Улицы были в основном пусты, и Рэндалл предположил, что только рыцари пользовались дорогой между двумя церквями, а обычным жителям Тириса соваться сюда было запрещено. Собор представлял собой простое здание из черного камня, без всяких украшений, кроме единственного странного шпиля, который торчал над зубчатой крышей под углом.

Когда они ехали по улицам, Рэндалл подумал: странно, что площадки для учений по обе стороны казарм пусты. База Красных рыцарей находилась в Ро Арноне, но казармы в Ро Тирисе были велики, в них размещалась королевская армия.

Ута тоже заметил, что вокруг пусто.

— Кажется, здесь много чего произошло, пока мы разыскивали Черного Стража, — сказал он. — В последний раз, когда я здесь был, в казармах находились восемь или девять тысяч рыцарей.

— А куда они подевались? — спросил Рэндалл у священника, на миг забыв о том, что Ута приказал ему не открывать рта.

— Я не уверен, но подозреваю, что они ушли на север. Взгляни на это.

Он указал на Белую Башню Тириса, возвышавшуюся над королевским дворцом. Штандарты с изображением белого орла Ро Тириса развевались на половине высоты флагштока; это означало, что короля Себастьяна Тириса сейчас нет в городе.

— Я думаю, что кто-то совершил большую ошибку, — сказал Ута, качая головой. — Месяц назад меня это, возможно, и взволновало бы. — И он пришпорил коня.

Впереди показалась небольшая группа гвардейцев в официальных золотых латах; они стояли у сводчатой арки, ведущей в Черный собор. Рэндалл насчитал шесть человек, и каждый был вооружен длинным мечом и копьем.

Командир отряда, седовласый воин без шлема, заметил приближавшегося священника и шагнул на дорогу, сделав знак своим подчиненным следовать за ним.

— Ута Призрак, — произнес он с формальным кивком.

— На самом деле его имя — брат Ута из Арнона, — не подумав, ляпнул Рэндалл.

Все гвардейцы посмотрели на оруженосца, и пожилой командир устремил на него тяжелый взгляд.

— Молчать, мальчишка.

— Это мой оруженосец, господа. Если кто-нибудь и может приказывать ему заткнуться, то только я, — сказал Ута, оборачиваясь, чтобы взглянуть на Рэндалла. — Спасибо, парень. Рад, что хоть кто-то помнит мое настоящее имя. — Он едва заметно улыбнулся оруженосцу, затем обернулся к главному гвардейцу. — Что вам нужно, лейтенант?

— Мы получили приказ принца Кристофа Тириса препроводить вас в тюрьму.

Шестеро гвардейцев окружили Уту и Рэндалла, привычным движением направив на двух всадников копья.

Ута не тронулся с места и держал руки на виду, когда лейтенант приблизился к нему.

— Мне придется забрать у вас топор, брат.

— Полегче, гвардеец, я вам не подчиняюсь. Мое начальство находится вон в том здании, и я мог бы на вполне законных основаниях разрубить на куски вас и ваших людей за то, что вы мешаете мне войти внутрь.

Он говорил спокойно, и Рэндалл заметил на лицах гвардейцев страх.

— Итак, за что меня приказано арестовать? — бесстрастно продолжал Ута.

— Его высочество не сообщает мне мотивы своих действий, брат; однако вы пойдете со мной.

Огромная дверь, которая вела в собор смерти, начала отворяться, и все обернулись. На пороге появилась фигура в черных одеждах. Лицо человека скрывала маска, руки — длинные рукава, но говорил он четко и ясно:

— Брат Ута пока еще является членом нашей церкви, поэтому вопрос о его судьбе вправе решать только я… а не ты, гвардеец. Он принадлежит богу, а не человеку. — Говоривший не назвал себя.

— Брат аббат, у нас имеется приказ арестовать этого священника, и, если вы вмешаетесь, мы готовы применить силу. В этом городе правит дом Тириса, а не Черная церковь. — Гвардеец говорил уверенно, и, насколько было известно Рэндаллу, люди короля были непоколебимо преданы короне и ни за что не уступили бы служителям церкви.

Ута протянул руку за спину и положил пальцы на рукоять «Объятия Смерти».

— Вы как никогда близки к смерти, лейтенант, — произнес он, и в его бледных глазах промелькнул гнев. — Принц воистину смелый человек, если считает себя важнее Одного Бога.

Седовласый лейтенант громко стукнул рукоятью меча по своей нагрудной пластине, и через несколько мгновений еще два отряда гвардейцев появились с двух сторон улицы. Они все это время прятались в переулках на случай, если командиру понадобится помощь, и теперь эти воины, опустив копья, присоединились к первому отряду, окружавшему Рэндалла и Уту.

— Прошу вас, брат Ута. Мы можем покончить с этим мирно, без кровопролития. — Гвардеец говорил искренне. — Я не хочу смертей.

Черный аббат, стоявший в дверях, поднял голову, и Рэндалл увидел темные глаза, оценивающе разглядывавшие людей короля. Ута медленно убрал пальцы от «Объятия Смерти» и развел руки в стороны.

— Я надеюсь, вы отдаете себе отчет в своих действиях, лейтенант, — произнес он.

— Разумеется, брат… я получил приказ от дома Тириса, и этот приказ должен быть выполнен буквально. — Он продолжал: — А теперь, брат Ута, я должен забрать ваш топор.

С молниеносной скоростью Ута извлек из чехла «Объятие Смерти». Командир воинов даже отшатнулся от неожиданности. Когда стало ясно, что Черный священник не собирается применять свое оружие, лейтенант приблизился и взялся за рукоять топора Уты.

— Позаботьтесь о нем, — сказал священник-альбинос. — Он мне дорог.

Рэндалл и Ута спешились, и их повели куда-то под усиленной охраной. Всю дорогу Ута молчал, внимательно разглядывая дома и улицы, по которым они шагали, словно пытался сообразить, куда они направляются.

Когда они свернули с широкого бульвара, проходившего к северу от гильдейской площади, Рэндалл на мгновение был ошеломлен: показался королевский дворец. Дворец королей из рода Тирис представлял собой красивое белое здание, расположенное в некотором отдалении от города, на холме над гаванью. Запах моря ударил в ноздри Рэндаллу, заглушив обычную городскую вонь и заставив его улыбнуться. Он повернулся к Уте, но не увидел и следа улыбки; лицо священника выражало лишь озабоченность. Судя по всему, его не удивило то, что их привели в королевский дворец, и Рэндалл пожалел, что согласился сопровождать Уту в город.

— Ута, — прошептал Рэндалл, — зачем нас привели во дворец?

— Не знаю, Рэндалл, но принц Кристоф либо лишился рассудка, либо обладает некоей неизвестной нам информацией, раз решился обходиться с Черной церковью без подобающего уважения. — Он говорил тихо, чтобы не расслышали гвардейцы. — Когда войдем внутрь, не открывай рта, говорить буду я. Понял?

Рэндалл кивнул, и они продолжали шагать по направлению к Белой Башне Тириса, возвышавшейся над королевским дворцом.

Ворота были распахнуты, за узорчатой кованой оградой простирался огромный двор. Двор патрулировали королевские телохранители, они шагали в ногу и всякий раз, когда проходили мимо фасада Белой Башни, отдавали ей честь. Казармы располагались в стороне, за очередной оградой, и точно так же, как тогда, когда они проходили мимо Красного собора, Рэндалл подумал: очень странно, здесь совсем никого нет.

Однако самым странным были, судя по всему, пустые крытые тюремные повозки, которые стояли во дворе. Рэндалл обратил внимание, что их стенки утыканы ножами странной формы, которые кто-то метал в эти самые повозки, а все окна заколочены досками. Когда их проводили через ворота во двор, он заметил гвардейцев, которые, стоя на приставных лестницах, пытались извлечь ножи из дерева. Они дергали и тянули изо всех сил, но клинки в форме листьев не поддавались; очевидно, они были брошены с большой силой.

Ута тоже заметил эти кинжалы и спросил лейтенанта:

— С каких это пор королевские гвардейцы охотятся на восставших из мертвых?

— С таких пор… У нас приказ, — ответил воин. — У дома Тирис появился новый советник, который обеспечил нас необходимой информацией об этих монстрах, и теперь охотиться и брать их в плен стало проще.

— А имя у этого советника есть? — спросил Ута.

— Это каресианская волшебница по имени Катья… Рука Отчаяния, или что-то вроде этого. По-моему, одна из Семи Сестер. — Лейтенант произнес странное имя вполне равнодушно, и Рэндалл не понял, как он к ней относится.

Однако Ута уловил что-то в словах гвардейца. Ее имя или название ее ордена явно встревожило его, услышав их, он стиснул зубы.

Рэндалл приблизился к священнику, пошел рядом с ним и едва слышно спросил:

— Кто такие Семь Сестер?

— Колдуньи, которым здесь не место… и которые не должны давать советы принцу и помогать ему охотиться на доккальфаров, — ответил тот. — Если зазеваешься, она проникнет в твое сознание, так что имей в виду: если нам придется встретиться с этой ведьмой, напряги всю свою силу воли.

— И как это делается? — спросил Рэндалл, который не совсем понимал, что означает «напрягать силу воли».

— Просто стой поближе ко мне и смотри в пол, — то ли в шутку, то ли всерьез посоветовал Ута.

Когда они приблизились к высоким позолоченным дверям, створки распахнулись с довольно громким скрипом. Показалась внутренность дворца, и оруженосец в очередной раз разинул рот, увидев поразившую его роскошь. Это был дом короля Себастьяна Тириса, его жены, леди Александры, и их сына, принца Кристофа. Дворцовые помещения были богато украшены, но имели казенный вид, и Рэндаллу показалось, что здесь не очень-то уютно жить.

В просторных комнатах, устланных коврами, суетились слуги, которые чистили и полировали деревянные и золотые поверхности. Дежурные гвардейцы, облаченные в церемониальные доспехи, стояли у дверей. Оруженосца удивило, что их привели сюда, а не в тюремную камеру, и он снова подумал: что же за дело у принца может быть к ним двоим?

В вестибюле имелась огромная винтовая лестница, которая поднималась к потолку и образовывала наверху круглый балкон. Гвардейцы провели пленных мимо лестницы к более скромной двери, находившейся на уровне первого этажа.

— Значит, нас не в спальни ведут, а? — саркастически спросил Ута.

Одного из гвардейцев возмутили эти легкомысленные слова, и он ударил Уту по шее. Остальные вызывающе уставились на Черного священника, ожидая его реакции.

Ута едва слышно хмыкнул и пощупал место, по которому его ударили. На пальцах не осталось крови, и он кивнул, прежде чем обернуться к человеку, ударившему его, и двинуть его кулаком прямо в лицо. Гвардеец с грохотом повалился на пол и уронил копье.

Ута стоял спокойно, расставив руки в стороны в знак покорности людям, которые привели его, и не пытался дальше бить упавшего стражника.

— Ты ударил меня, я ударил тебя, мы квиты, парень, — произнес могучий священник.

Лейтенант вмешался:

— Довольно. Солдат, не распускай руки, — обратился он к человеку, лежавшему на полу. — Если понадобится ударить пленного, это сделаю я. Брат Ута, прошу прощения, этого человека накажут кнутом за то, что он поднял руку на служителя Одного Бога. — Он говорил формальным тоном, с уважением. — Ты, вставай и доложи о своем проступке своему начальнику.

Стражник быстро поднялся, отдал честь и ушел, держась за лицо: вполне возможно, что ему сломали челюсть. На лице Уты не было заметно никакого удовлетворения, и Рэндалл решил, что тот по-прежнему погружен в свои мысли.

Дверь, к которой их подвели, была сделана из дерева, окованного железом, и резко отличалась от прочих. Она напоминала дверь темницы, и Рэндаллу ее вид совершенно не понравился. Лейтенант открыл дверь, и пленников быстро провели вниз по узким каменным ступеням. Отряд гвардейцев разделился; несколько человек остались наверху.

Лестница была скудно освещена, лучи солнечного света сюда не проникали. Рэндалла и Уту вели друг за другом по узкому коридору. Когда они углубились в подвал, Рэндалл заметил по обеим сторонам коридора двери со стальными решетками — тюремные камеры, — хотя все они были пусты.

— Нас ведут в «каменный мешок»? — спросил Ута, когда они дошли почти до середины коридора.

Лейтенант кивнул:

— Принц хочет увидеться с вами в как можно более уединенном месте. Похоже, он считает вас опасным человеком, брат Ута.

— А что такое «каменный мешок»? — со страхом спросил Рэндалл.

— Место, куда сажают человека, о котором хотят забыть, — ответил Черный священник. — Самая страшная темница. Король пользуется ею только в тех случаях, когда некто совершает предательство и он хочет забыть о предателях. — Ута взглянул лейтенанту прямо в глаза. — Мы совершили предательство?

— Мне лишь велели привести вас сюда. — Гвардеец знал только о полученном им приказе и, похоже, не мог ответить на вопросы пленников.

Человек, шедший впереди, добрался до какой-то двери в конце коридора и достал ключ. Ею явно часто пользовались, и она была прочной на вид, безо всяких украшений. Ключ легко повернулся в замке, и огромная дверь открылась внутрь; за ней находилась довольно просторная квадратная комната.

Лейтенант вошел и жестом велел другим гвардейцам провести Уту и Рэндалла в «каменный мешок». Черный священник мгновение помедлил на пороге, затем неторопливо вошел, положив руку на плечо оруженосца и увлекая его за собой.

Рэндалл испугался, но, пытаясь не выдать своего ужаса, оглядел помещение. Комната была большой и грязной, на полу лежало несколько соломенных тюфяков. В эту центральную камеру выходили стальные двери примерно десятка темниц. Рэндаллу показалось, что большинство камер занято, но узники либо сидели, скрючившись, либо завернулись в темные одеяла, и он не видел, кто это такие. В углу «каменного мешка» находилась лестница, которая вела к большому люку в потолке, и люк этот выглядел гораздо более роскошно, чем остальные двери в подземной тюрьме.

— Отлично, мы на месте. Вы свой долг выполнили, а теперь скажите мне, что у вас здесь происходит? — требовательным тоном произнес Ута.

— Вам следует ждать, пока принц не пожелает вас видеть. А теперь прошу меня извинить…

Лейтенант подошел к лестнице, поднялся и добрался до люка. Постучал, кто-то отодвинул засов и открыл люк с другой стороны, и гвардеец скрылся наверху. Он забрал с собой «Объятие Смерти».

Оставшиеся гвардейцы прислонили копья к стене и окружили Уту и Рэндалла. Вид у них был враждебный, и Ута заговорил, криво усмехнувшись:

— Не думаю, что вашему лейтенанту понравится, если вы попытаетесь нас избить.

— Может быть, вы чуть не сбежали, — сказал один из стражей, бородатый воин, снимая латные перчатки.

— Может быть, я сломаю тебе челюсть, если ты сделаешь еще один шаг ко мне, мешок с дерьмом, — зловеще произнес Ута, сжимая кулаки. — У тебя здесь только девять приятелей; ты уверен, что этого хватит? Пожалуй, следует привести еще нескольких, чтобы бой был честным.

Рэндалл, стоя рядом с Утой, буквально трясся всем телом. Он не разделял уверенности своего нового хозяина.

В этот момент люк снова открылся. У Рэндалла перехватило дыхание; он сообразил, что они чудом избежали побоев от людей короля. На лице Уты появилось разочарованное выражение, и он, продолжая сжимать кулаки, оглядывал каждого из гвардейцев по очереди.

Те разобрали свои копья и, продолжая с ненавистью смотреть на священника, сделали вид, будто ничего не произошло.

— Не забывайте, кто вы такие и кто я такой, и мы с вами поладим, — с неприятной улыбкой сказал Ута и обернулся посмотреть, кто спускается по лестнице.

Краем глаза Рэндалл заметил, что узники в камерах зашевелились, и сквозь решетку ближайшей двери он увидел темные глаза; голова человека была покрыта тонким одеялом. Юноша решил, что перед ним мужчина, но в тусклом свете факелов кожа пленника казалась серой, и Рэндалл не мог различить черт его лица или догадаться, откуда он родом.

Первый человек, спустившийся с лестницы, производил большой шум. По доспехам и оружию в нем без труда угадывался Пурпурный священник. На его поясе в ножнах висел длинный меч, ножны украшали искусные серебряные узоры в виде львов, стоящих на задних лапах. Он выглядел старше Уты, и нос у него был сломан.

За ним следовала очень красивая каресианка, одетая в облегающее темно-красное платье. Она соблазнительно покачивала бедрами, спускаясь по ступеням. Рэндалл разглядел у нее на лице татуировку в виде воющего волка, начинавшуюся на шее и протянувшуюся до левой щеки.

Увидев женщину, Ута шагнул к оруженосцу и прошептал:

— Перед тобой волшебница, юный Рэндалл, так что постарайся сохранить ясность ума.

И снова Рэндалл подумал: интересно, как это сделать; он попытался не смотреть на нее. Она заметила это и улыбнулась.

Седовласый лейтенант тоже вернулся, но остановился на верхней ступени лестницы, словно ждал кого-то еще. «Объятия Смерти» при нем не было.

— Я думаю, гвардейцев можно отпустить, — заговорил Пурпурный священник. — Отправляйтесь выполнять свои обязанности, господа. Вас позовут в случае необходимости.

Люди в латах явно не хотели уходить, но, помедлив мгновение, все же подчинились. Дверь снова закрылась, и в комнате остались только Пурпурный священник, волшебница, лейтенант и пленники.

— Брат Ута, — произнес Пурпурный священник, вежливо склоняя голову.

Служители церкви узнали друг друга, Рэндалл догадался об этом по их лицам.

— Брат Северин, — ответил Ута, хотя и не наклонил головы и смотрел на старшего священника без особой приязни. — А это мой оруженосец, Рэндалл из Дарквальда. Рэндалл, поздоровайся с Северином из Тириса, исповедником принца.

Рэндалл заставил себя открыть рот и кое-как пробормотал:

— Здравствуйте, милорд.

— Оруженосец? В высшей степени необычно. — Северин говорил с акцентом, присущим людям высшего класса.

— Этим он зарабатывает на жизнь. Он был оруженосцем Ториана, — ответил Ута. — До тех пор пока его не убил сообщник Черного Стража, кирин по имени Рам Джас Рами.

На лице Северина отразилось неудовольствие при новости о смерти Ториана, но более интересной была реакция волшебницы на упоминание о Рам Джасе Рами. Казалось, на мгновение она испугалась, услышав это имя, но быстро овладела собой и продолжала улыбаться.

— И ты был рядом с братом Торианом, когда он умер? — спросил Северин.

— Я стоял в нескольких футах от него, когда ему в шею попала стрела из лука. — Ута старался не выдавать своих эмоций при воспоминании о смерти друга.

— И все же вы упустили Бромви, — вмешалась каресианская женщина, сладострастно растягивая слова.

— А ты кто такая, почему я должен отчитываться перед тобой? — возмутился Ута.

— Следи за своими манерами, Ута! — рявкнул Северин. — Это Катья Рука Отчаяния. Она дает советы дому Тириса по некоторым вопросам, и ты обязан выказывать ей уважение.

Рэндалл счел, что это имя совершенно не подходит женщине с такой приятной внешностью и девической улыбкой. Она была родом из Каресии и обладала экзотической красотой, с которой могли соперничать немногие женщины ро, но в ее лице и манере держаться не было ничего, указывающего на то, что она — «рука отчаяния».

— Семь Сестер дают советы принцу? — переспросил Ута.

— И королю, — заявила Катья с очередной обезоруживающей улыбкой. — Нас пригласили сюда ради наших знаний и советов, которые мы можем дать.

— А почему «каменный мешок» набит восставшими из мертвых? — И Ута обвел рукой двери камер.

Черный священник до этого момента вроде даже не смотрел в сторону зарешеченных дверей, и Рэндаллу показалось странным, что он догадался, кто сидит внутри, даже не глядя.

— Удивляюсь, что охотник на монстров озабочен судьбой восставших из мертвых, — с высокомерным выражением лица ответил Северин.

— Я больше не охотник, и тебе это прекрасно известно.

Рэндалл заметил, что Ута очень напряжен, руки стиснуты в кулаки и он старается не смотреть на Катью.

— Восставшие из мертвых представляют собой угрозу стабильности Тор Фунвейра, и с нашей помощью церковь ро смогла более успешно, чем прежде, выслеживать их, — ответила Катья. — Мы собираемся захватить их всех, заключить в тюрьму или перебить в течение года.

Ута с яростью взглянул на нее, затем обратился к Северину:

— Брат, мы с тобой никогда не были друзьями, но ответь мне на вопрос, почему этой ведьме оказывают подобное уважение?

Катья рассмеялась, и при этом в комнате как будто стало светлее. Северин посмотрел на нее с радостной улыбкой, и они с лейтенантом наклонили головы, чтобы лучше расслышать ее смех. Рэндалл и Ута переглянулись. Здесь определенно происходило нечто очень странное.

— Пожалуйста, ответь мне, Северин, — повторил Ута, на сей раз более настойчиво.

— Все ответы ты получишь в свое время, мой дорогой Призрак, — произнесла Катья, не давая Пурпурному священнику возможности ответить.

— Я не помню, чтобы я обращался к тебе, ведьма! — взвился Ута; с каждой минутой гнев его усиливался.

Северин, продолжая улыбаться, как будто находился в каком-то очарованном состоянии, шагнул вперед и ударил Уту по лицу.

— Следи за языком, Призрак! — произнес он жестко.

Ута, казалось, собрался ответить ударом на удар, но его отвлекло какое-то движение наверху. Лейтенант открыл люк, и появился человек. Он был молод, едва ли старше Рэндалла. Его богато разукрашенные золотые доспехи и оружие больше подходили для парадных залов, чем для поля боя. На поясе у него висел меч, но эфес и ножны были совсем новенькими. Все в нем выдавало человека, привыкшего к изнеженной жизни, — гладкая кожа, светлые волосы, ни бороды, ни шрамов на лице.

Это был принц Кристоф Тирис, наследник трона Тор Фунвейра. Катья и Северин поклонились ему, когда принц спустился по лестнице, а Ута лишь едва заметно кивнул.

— Мой принц, — с уважением заговорил Северин. — Это брат Ута Призрак, предатель и отступник.

Услышав эти слова, Ута едва не разразился гневной тирадой, но принц Кристоф поднял руку и заставил его замолчать.

— Брат Ута… почему тебя называют Призраком? — слегка шепелявя, спросил Кристоф.

Очевидно, он не обратил внимания на то, что Ута альбинос. Лицо его выражало такую же радость и воодушевление, что и у Северина.

— Его называют Призраком потому, что он был проклят при рождении, мой принц, — ответила Катья, устремляя на Уту прекрасные карие глаза.

— А, я вижу… да, Один Бог может быть жесток к недостойным людям, — заметил принц, презрительно глядя на Черного священника. — Ему известно, зачем он здесь?

— Нет, мой принц, мы ожидали вашего появления. — Северин встал так, чтобы отгородить принца от Уты.

Рэндалл решил: какой бы проступок они ни приписывали его хозяину, это должно быть нечто очень серьезное.

— Ну что ж, я пришел, и мы можем начать, так?

— Верно, ваше высочество. — Северин повернулся к Уте. — Брат Ута Призрак, предъявляю тебе обвинение в измене короне и народу Тор Фунвейра. — Произнеся эти официальные слова, он жестом велел лейтенанту встать ближе к Уте.

До этого момента на Рэндалла никто не обращал внимания; к тому же у него почему-то не забрали его длинный меч. Это не осталось не замеченным Утой: Рэндалл перехватил взгляд хозяина, устремленный на оружие рода Большой Клык.

Затем Ута рассмеялся:

— Предательство? А я думал, здесь что-то серьезное. Ваше высочество, я не знаю целей этого спектакля, не знаю, почему вы или Северин слушаете эту ведьму, но я не отвечаю перед священниками Пурпурной церкви. Я служитель Черной церкви и требую, чтобы меня доставили в собор моего ордена.

Принц разозлился, услышав эти слова, и положил руку на эфес меча — это был хорошо отрепетированный жест, выражавший негодование.

— Молчать, предатель.

— Я не предатель! — вызывающе заорал Ута, забыв о том, что говорит с членом королевской семьи.

Северин шагнул к пленному и снова ударил его по лицу, на сей раз кулаком, и Черный священник неуклюже рухнул на пол.

— Значит, вот до чего дошло… вы бьете безоружного человека в грязном подземелье? — воскликнул Ута. — Как это благородно с вашей стороны… Ториан гордился бы тобой, ты, мразь. — И Ута снова блеснул глазами, обернувшись к Рэндаллу и мечу на поясе оруженосца.

Катья подошла и остановилась в нескольких дюймах от лежавшего на полу Черного священника.

— Дорогой, милый, добрый наш Ута, — произнесла она. — Ты виновен в том, что помогал восставшим из мертвых и укрывал их. Предпочесть неумирающих монстров своему народу — это возмутительное преступление, но со временем, уверена, я смогу излечить тебя от этого пагубного заблуждения.

Ута на миг смутился, затем поднялся на ноги и встал перед волшебницей.

— Итак, ты околдовала принца, — объявил он. — И Северина тоже… и, могу поклясться, еще многих слабых разумом людей ро.

Она продолжала улыбаться, говоря нараспев, словно обращалась к возлюбленному:

— Восставшие из мертвых — это воплощение зла, такими они рождены. Это не их вина и не твоя вина — то, что они использовали свою магию, чтобы приобрести твое расположение.

— Мы допросили множество восставших из мертвых за последние несколько недель, Ута, — сказал Северин, — и они постоянно повторяют твое имя. Похоже, эти монстры считают тебя своим союзником. Называют тебя другом обитателей лесов.

Ута прикрыл глаза и глубоко вдохнул, чтобы успокоиться.

— А разве мы теперь не просто убиваем их? Допрашивать восставших из мертвых — нечто неслыханное.

— Госпожа Катья посоветовала нам это, — ответил Северин. — Теперь мы сажаем их в клетки и с помощью пыток добываем у них информацию. Это не люди, поэтому наш церковный кодекс не запрещает подобные вещи.

Ута шагнул назад и очутился рядом с Рэндаллом, краем глаза оценивая расстояние до ножен и легкость, с которой можно было бы выхватить у оруженосца меч Большого Клыка.

— Ты не первый человек, прежде обладавший честью, который запятнал себя подобным предательством, Ута, — объявил Северин, снова возвращаясь к официальному тону. — Другие тоже сидят в тюрьме за помощь восставшим из мертвых в их кампании террора против благородных людей ро.

— У них нет никакой кампании террора! — раздраженно бросил Ута.

— Ты проклят за собственные слова, Призрак! — высоким, писклявым тоном закричал принц. — Тебе ничего не известно о нравах неумирающих — злобных и коварных, они склоняют на свою сторону таких слабых людей, как ты и мой дед.

При упоминании деда принца Ута вопросительно взглянул на Северина. Рэндалл слышал о Бартоломью Тирисе, он был отцом короля Себастьяна, его считали мудрым человеком.

— Бартоломью не способен на предательство, — сказал Ута. — Это шутка… я счел бы это шуткой, но мне почему-то не смешно.

Катья стояла по-прежнему совсем близко к Уте, и следующие слова она произнесла шепотом:

— Ты не можешь победить… тебя заставят измениться и принять свое наказание. — Она помолчала, затем снова прошептала так тихо, что ее могли слышать лишь Ута и Рэндалл: — Твоя земля слишком ценна, чтобы оставлять ее в руках ро… потомок Гигантов.

Ута попытался ударить волшебницу, но не смог пошевелиться — Рэндалл заметил, как тщетно напрягались его мускулы. Он слышал истории о Семи Сестрах, о том, что их невозможно убить, и начинал уже верить этому, видя, как руки не слушаются его хозяина.

— Моя дорогая Катья, следует показать ему, что происходит с предателями, — возбужденно произнес принц, указывая на запертую дверь в одной из стен «каменного мешка».

— Мне кажется, лучше для безопасности сначала заковать его в кандалы, мой принц, — ответил Северин. — Ута — человек опасный, с ним надо обращаться осторожно… Лейтенант, — обратился он к седовласому стражнику, — следите за пленным в оба.

Лейтенант подошел к входной двери, открыл и жестом велел двум стражникам, находившимся снаружи, войти. На Рэндалла никто не обращал внимания; от волнения он вонзил ногти в ладони.

— Может быть, ты будешь вести себя более разумно, когда увидишь, как дом Тириса наказывает людей, предавших корону, — произнес принц Кристоф тоном вздорного ребенка. — Ведите нас, брат Северин.

Пурпурный священник на мгновение встретился взглядом с Утой, затем пересек «каменный мешок» и открыл железную решетчатую дверь. Она была на вид такой же, как другие двери, за которыми сидели восставшие из мертвых, но вела в темный каменный коридор.

Рэндалл случайно бросил взгляд в одну из камер и в первый раз в жизни ясно увидел восставшего из мертвых, одно из созданий, которых Ута называл доккальфарами. Он — вроде это был мужчина — скрючился на полу, но тем не менее казался высоким и нескладным, у него были светло-серая кожа и круглые черные глаза без зрачков и радужных оболочек. Существо пристально посмотрело на оруженосца и наклонило голову, когда люди проходили мимо его клетки. Рэндаллу показалось, что он мало чем отличается от человека, хотя удлиненные уши в форме листьев и слишком длинные пальцы придавали доккальфару какой-то странный вид.

Когда Ута приблизился к двери, он остановился и взглянул прямо в глаза восставшему из мертвых. Северин подошел, чтобы толкнуть его дальше, но Ута быстро присел рядом с дверью камеры и протянул руку между прутьями решетки.

— Мне очень жаль… Я пытался им сказать. Клянусь, пытался.

Рэндалл угадал глубокую печаль в словах Уты, но Северин грубо схватил Черного священника и потащил его прочь.

— Вы видите, — объявил принц, — ему небезразличны эти чудовища… он прикасается к ним, относится к ним лучше, чем к собственным сородичам.

Рэндалл решил, что ему крайне не нравится принц Кристоф.

— Это не чудовища… ваше высочество. — Ута буквально выплюнул последнее слово.

Северин ударил Уту кулаком в солнечное сплетение, тот согнулся пополам, и у него перехватило дыхание.

— Мне не хочется постоянно бить тебя, брат, — сказал Пурпурный священник, схватив Уту за плечо.

Ута откашлялся и кивнул:

— Ну так перестань бить меня… Брат.

Оттолкнув Северина, он оперся на плечо Рэндалла. Оруженосец злобно посмотрел на Пурпурного священника и попытался помочь Уте выпрямиться.

Стражи повели их дальше мимо сырых, поросших мхом кирпичных стен. В конце коридора Рэндалл различил дверь, запертую на засов; она была сделана из дерева и выглядела даже более прочной, чем стальные решетки, крепко закрытые на замки. Седовласый лейтенант начал открывать дверь, затем обернулся к принцу и спросил:

— Наше присутствие внутри необходимо, мой принц? — В глазах его промелькнуло нечто похожее на страх, и Рэндалл подумал: интересно, что ждет их внутри.

— Да, гвардеец, необходимо, — ответил принц Кристоф таким тоном, словно услышал глупый вопрос. — Ты должен стеречь предателя.

Трое гвардейцев не выглядели особенно счастливыми, но не могли ослушаться приказа принца. Они окружили Уту, и дверь отворилась; от запаха, ударившего оруженосцу в нос, его затошнило. Внутри было темно, и Рэндалл ничего не мог разглядеть, кроме дрожащего воздуха и мерцания единственного факела.

— Вперед! — приказал Северин, шедший сзади, и толкнул Уту в темноту.

Они вошли по одному, и наконец все очутились внутри помещения. Катья двинулась вдоль стен с факелом, зажигая по очереди полдюжины образующих полукруг других факелов.

Когда света стало больше, Рэндалл ошеломленно замер: он увидел огромное темное дерево, росшее на клочке земли посередине, и дряхлого старика, которого дерево опутало своими ветвями. Человек был из народа ро, облачен в простую пурпурную одежду, которая была порвана в нескольких местах, и дерево как будто присосалось к человеку похожими на иглы выростами, торчавшими из темного ствола.

Человек не шевелился, но глаза его были открыты, грудь поднималась и опускалась, и Рэндалл понял, что несчастный все еще жив. Он несколько напоминал внешне принца Кристофа, и оруженосец догадался, что перед ним, скорее всего, Бартоломью Тирис. Глаза его были налиты кровью, и он, казалось, не заметил вошедших.

Катья шагнула, подняла руки в странном жесте и поклонилась диковинному дереву. Северин вытащил меч и, приставив острие к спине Уты, толкнул его вперед.

— Что вы наделали, принц? — с отчаянием воскликнул Ута, глядя на отца короля, опутанного черными ветвями, похожими на щупальца.

— Молчать! — приказал принц с хихиканьем, повторяя жест Катьи. — Разбуди Отпрыска, Катья, разбуди Отпрыска.

Пленники в изумлении взглянули на принца, в глазах которого появился безумный блеск; он захихикал еще громче.

Рэндалл заметил, что все три гвардейца отвели глаза и старались смотреть в пол. На лице брата Северина тоже появилось выражение безумного ликования, и Рэндалл догадался, что Катья заколдовала и принца, и служителя церкви. Он обернулся к Уте и попытался встретиться с ним взглядом, но его хозяин пристально рассматривал дерево, скрюченные ветви которого начали шевелиться.

— Мы нашли Призрака! — пронзительно вскричала Катья. — Мы нашли потомка Теневых Гигантов… он твой, ты можешь поглотить его.

Слова ее заставили дерево резко сдвинуться с места, его корни выползли из земли, ветви начали извиваться, по стволу медленно прошли какие-то волны. Тело Бартоломью Тириса рухнуло, пульсирующие щупальца, словно ноги, опустились на пол, присосались к нему, начали сокращаться и выдернули толстый ствол из земли.

Северин острием меча подтолкнул Уту вперед. Черный священник, казалось, оцепенел при виде этой жуткой картины. Ствол высвободился из земли, стряхнул с себя грязь, подобно кошмарному чудовищу, наклонился вперед, и показалась пасть, полная игл, которая потянулась к священнику. Рэндалл прирос к полу от ужаса и мог лишь смотреть на то, как Катья танцует вокруг дерева, а принц хлопает в ладоши, словно недоразвитый ребенок. Оба они переместились дальше от входной двери и сейчас находились по другую сторону от страшного дерева.

На лице Северина появилась хищная усмешка, и он продолжал толкать Уту вперед, к существу, которое только что было темным деревом.

— Жрец и алтарь, — визжала Катья, — жрец и алтарь!

Рэндалл стоял как вкопанный, но вдруг, как это ни странно, он подумал о брате Ториане. Пурпурный священник, которому оруженосец служил меньше месяца, обладал твердыми понятиями о добре и зле. И в этот момент воспоминание о прежнем хозяине заставило Рэндалла стряхнуть оцепенение и начать ясно мыслить.

Иглы, торчавшие из круглой пасти чудовища, тянулись к Уте, они удлинялись, выделяли отвратительную зеленую жидкость.

Рэндалл понял, что дольше тянуть нельзя, и взревел что было сил:

— Ута!

И он стремительно вытащил из ножен меч Большого Клыка.

Гвардейцы продолжали смотреть себе под ноги, а Северин явно впервые заметил Рэндалла. Его собственный меч был приставлен к спине Уты, и он не успел поднять его, чтобы парировать удар оруженосца. Рэндалл был молод и силен; меч его обрушился сверху на плечо противника, раздался скрежет металла, и клинок разрубил металлическую пластину доспехов и врезался в плоть.

Кровь Северина обрызгала лицо Уты; Черный священник тряхнул головой, быстро пришел в себя и попятился прочь от монстра.

— Рэндалл, меч! — рявкнул он, протягивая руку.

Оруженосец сунул длинный меч в руку стоявшего рядом хозяина. Гвардейцы подняли головы. Седовласый лейтенант владел собой, но остальные замерли на месте от страха.

Ута отвернулся от дерева и, взглянув на лейтенанта холодными, полными ярости глазами, напал на него. Брат Северин лежал и дергался от боли на каменном полу, и Рэндалл, быстро опустившись на колени, схватил длинный меч Пурпурного священника.

— Стойте!.. Темному Отпрыску нужна пища! — пронзительно вскрикнула Катья. — Мертвый Бог требует крови.

Принц также вытащил меч из ножен, но не спешил атаковать Черного священника, к тому же дорогу ему преграждало извивавшееся посередине комнаты чудовище. Дерево по-прежнему тянуло свои щупальца к Уте, но до него было уже не достать, и священник больше не смотрел на это жуткое существо.

Рэндалл со своим новым мечом действовал стремительно; он оттолкнул в сторону одного из пораженных ужасом гвардейцев, чтобы пробраться к выходу. Человек даже не сопротивлялся, просто повалился на пол, а Рэндалл ухватился за железную дверную ручку.

— Открывай, парень! — крикнул Ута, толкая лейтенанта к стене мощным движением.

Дверь с трудом подалась, и Рэндаллу пришлось приложить все силы, чтобы она отворилась. В коридоре он заметил еще троих гвардейцев. За спиной у него Ута перерезал лейтенанту горло и развернулся, чтобы драться с принцем, который пробрался мимо монстра и с диким блеском в глазах напал на Черного священника.

Рэндалл даже задержал дыхание, когда Ута парировал неуклюжий выпад принца Кристофа и с силой пнул его в грудь. На мгновение на лице принца появилось выражение боли и неподдельного возмущения, и он рухнул назад, к подножию дерева.

Катья снова вскрикнула:

— Нет!.. Только не это…

А извивающиеся щупальца чудовища уже впились в тело наследного принца Тор Фунвейра.

Иглы, которыми заканчивались щупальца, присосались к телу принца, и спустя секунду он потерял сознание, а существо начало пожирать его, втягивая головой вперед в свою отвратительную пасть.

Ута на мгновение оглянулся, а потом с силой оттолкнул в сторону последнего гвардейца.

— Прочь с дороги, или я вас убью! — взревел Ута, обращаясь к королевским гвардейцам, которые преградили им путь.

Все трое замерли на миг, но они были профессиональными воинами, и угроза их не слишком испугала. Они не видели, что происходило в комнате, и, когда они вытащили мечи из ножен, дерево уже прекратило выпускать щупальца.

Ута сделал молниеносный выпад, меч вонзился ближайшему противнику в живот, священник выдернул клинок и парировал выпад следующего воина, направленный сверху вниз. Рэндалл, долго не думая, присоединился к своему хозяину и вступил в бой с последним стражником, размахивая мечом над головой и стараясь не вытягивать руки.

Они сражались бок о бок, и Рэндалл почувствовал ликование, когда его меч зазвенел о меч гвардейца. Несмотря на отсутствие опыта, в тесном коридоре они были с противником практически на равных, и, когда Ута повалил своего стражника на пол, Рэндалл перехватил меч и рукоятью ударил стражника в челюсть.

Один из троих умирал, но двое были просто оглушены. Ута с Рэндаллом перепрыгнули через их тела и побежали по узкому каменному коридору, слыша за спиной вопли каресианской волшебницы.

— Ты не ранен? — спросил Ута, когда они достигли «каменного мешка».

— Нет, по-моему, нет, — ответил Рэндалл.

Он быстро осмотрел себя, но не заметил ни крови, ни ран, хотя мысли его смешались; он ощущал одновременно страх и возбуждение.

Ута шагнул к ближайшей камере с доккальфарами и присел на корточки, протянув руку внутрь, как сделал это недавно.

— Рэндалл, помоги мне отпереть эту камеру.

Оруженосцу больше всего на свете хотелось немедленно бежать отсюда, и мысль о том, чтобы задерживаться и освобождать других пленных, показалась ему глупой.

— Ты меня слышал? — заорал Ута. — Засунь клинок в петли и помоги мне выломать дверь.

Оруженосец повиновался, механически выполнил приказ хозяина и просунул острие своего нового меча в железную петлю внизу двери темницы. Ута поднялся, и, когда он изо всех сил поддал ногой по клинку, петля согнулась. Затем Ута схватился за эфес и нажимал до тех пор, пока петля не сломалась.

— Помоги мне! — крикнул он, и они вдвоем навалились на решетку, дверь перекосилась, образовалось отверстие, и существо, сидевшее внутри, смогло выбраться наружу.

— Быстрее, надо уходить, — сказал ему Ута.

Восставший из мертвых выпрямился, и Рэндалл не поверил своим глазам, таким высоким было это худое, с тонкими руками и ногами существо, по меньшей мере семи футов ростом. Оно двинулось к людям, наклонив голову, чтобы рассмотреть их лица.

— Ута Тень… ты наш друг. — Доккальфар заговорил нараспев со странным акцентом; Рэндалл подумал, что он ставит ударения в словах не там, где нужно.

Доккальфары, томившиеся в других клетках, поднялись и молча смотрели через решетки на то, как Ута помогает освобожденному пленнику выбраться из камеры. Черный священник обернулся к остальным и, видимо, разволновался, сообразив, сколько времени понадобится на их спасение. Издалека послышались какие-то крики, и Ута вздрогнул. Гвардейцы очнулись и собирались преследовать их.

— Ута, нам нужно бежать! — крикнул Рэндалл, хватая хозяина за руку и пытаясь увлечь его к выходу.

— Нужно их освободить, — быстро сказал Ута.

— Если мы попытаемся это сделать, нас поймают… бежим! — снова заорал Рэндалл и сильнее потянул Уту за руку.

Могучий священник с неохотой подчинился, и освобожденный доккальфар двинулся за ними.

— Мне жаль, — обратился священник к тем, кто остался.

Один из гвардейцев, неловко пошатываясь, появился на пороге и воскликнул:

— Вы убили принца…

Ута мгновенно развернулся и швырнул в стражника меч Большого Клыка. Длинный меч с глухим стуком вонзился воину в грудь. Затем священник выхватил меч у Рэндалла и рванул на себя входную дверь.

Рэндалл стремительно пересек «каменный мешок», чтобы забрать свое оружие. В открытую дверь он заметил, как двое оглушенных гвардейцев поднимаются на ноги, а в самом конце коридора из комнаты с деревом показалась Катья Рука Отчаяния. Каресианская волшебница пристально, с ненавистью взглянула на Рэндалла, и оруженосец быстро отвел глаза, чтобы избежать колдовства.

— Рэндалл, чего ты там копаешься? — окликнул его Ута с порога.

— Они идут, — задыхаясь, проговорил Рэндалл, присоединяясь к хозяину.

Когда они все оказались снаружи, Рэндалл заклинил дверь с помощью своего кинжала, чтобы ее не смогли открыть изнутри. Они бросились прочь из темницы, и освобожденный узник следовал за ними. Рэндалл не смотрел на восставшего из мертвых и пытался сосредоточиться на том, как выбраться живым из королевского дворца. Добравшись до двери, ведущей в покои королей Тириса, Ута собрался толкнуть ее.

— Погодите. — Рэндалл положил руку на плечо Уты. — Там наверху полно гвардейцев и слуг. Как мы выберемся?

— Очень просто. Я убью любого, кто попытается нас остановить, а потом мы угоним повозку. — И без дальнейших объяснений он стряхнул с себя руку Рэндалла и устремился вверх по лестнице.

Оруженосец хотел уже последовать за хозяином, но восставший из мертвых удержал его. Существо до сих пор молчало, и Рэндалла угнетало его присутствие. Когда света в подземелье стало больше, молодой оруженосец, взглянув существу в лицо, заметил, что кожа у него серая. Это был не человек, он не принадлежал к расе людей, и Рэндалл невольно старался держаться от него подальше.

— Не пытайся остановить Тень, юноша из народа ро, — носовым голосом произнесло существо. — Его сейчас — более важно, чем мое или твое.

Рэндалл даже не пытался понять эти слова, просто вырвал руку из пальцев доккальфара и припустил вверх по лестнице следом за Утой.

Черный священник с мечом в руке бежал по устланным коврами комнатам, направляясь к главному входу. Он был залит кровью и имел устрашающий вид. Рэндалл, следовавший за ним, видел, как шарахались в стороны слуги, не желая очутиться на пути у разъяренного священника; они были слишком сильно испуганы, чтобы звать подмогу. Беглецы быстро пересекли вестибюль и без затруднений достигли дверей.

Ута остановился, чтобы подождать Рэндалла и доккальфара.

— В этом дворе дежурит по меньшей мере десяток гвардейцев, — произнес он. — Там также есть повозки. Ты займешься повозкой, а я займусь стражей. Ясно?

— Яснее не бывает, — ответил Рэндалл; он был слишком возбужден, чтобы бояться.

Ута кивнул и положил руку Рэндаллу на плечо:

— Ты уже дважды спас мне жизнь, парень, ну а теперь забирайся в повозку, и давай-ка останемся в живых еще ненадолго.

Рэндалл посмотрел вниз и заметил, что рука его больше не дрожит; и длинный меч Большого Клыка почему-то показался легче, чем прежде.

Ута сделал глубокий вдох и распахнул огромные двери. Когда Ута и следом за ним Рэндалл очутились во дворе, яркий свет солнца ударил им в глаза, и оруженосец прищурился.

Ворота, ведущие на улицу, были заперты, и больше дюжины королевских гвардейцев в золотых доспехах расхаживали по двору; они явно еще не знали о том, что произошло в потайной темнице. Одна из повозок стояла поблизости, в нее были запряжены три лошади, и гвардейцы продолжали вытаскивать ножи доккальфаров из деревянного фургона.

Ута немедленно бросился к двум ближайшим воинам. Они заметили его слишком поздно, остальные люди короля тоже не сразу сообразили, что среди них оказался разъяренный Черный священник.

Ута обрушил на первого противника удар огромной силы, едва не отрубил ему голову, затем развернулся и пронзил клинком нагрудную пластину второго, за какое-то мгновение тем самым освободив повозку.

— К оружию! — закричал один из гвардейцев, стоявший у главных ворот.

— Рэндалл, повозка! — заорал Ута и развернулся к другим солдатам, которые уже начали приходить в себя.

Оруженосец пытался не думать о том, что люди короля обладают колоссальным численным превосходством, он просто вскарабкался на место кучера и схватил поводья. Доккальфар, накинув капюшон на лицо, ловко извлек из деревянных стенок повозки два ножа и запрыгнул на скамью рядом с юношей.

Ута схватил меч, принадлежавший убитому, и принялся с потрясающей ловкостью орудовать двумя клинками, выкрикивая угрозы воинам, бежавшим к нему. Черный священник двигался, подобно разъяренному монстру, и Рэндалл заметил страх в глазах тех, кто готовился сразиться с ним.

Ута не ждал, пока все присутствующие набросятся на него разом; он ринулся навстречу врагам и врезался в их гущу. Он рубил и колол двумя мечами, стараясь скорее калечить, чем убивать, отсек одному человеку правую руку по локоть, второму нанес страшную рану поперек лица.

— Ворота! — крикнул он Рэндаллу, не оборачиваясь; оруженосец дернул за поводья, и три могучие лошади тронулись с места.

Пока повозка ехала через двор, два арбалетных дротика со стуком вонзились в дерево в нескольких дюймах от головы Рэндалла. Оглянувшись, он увидел на ступенях дворца нескольких человек в доспехах; они перезаряжали арбалеты. Оруженосец узнал одного из них, виденного в подземной камере, и понял, что волшебница тоже присоединится к погоне.

Доккальфар, сидевший рядом с ним, грациозно поднялся на ноги и швырнул свои ножи в людей, окружавших Уту. Двое умерли мгновенно, потому что ножи угодили им в шею, а Ута убил третьего, который обернулся посмотреть, откуда прилетели ножи. Сейчас Черный священник был окружен, и только два длинных меча помогали удерживать его противников на расстоянии.

— Держись крепче, — обратился Рэндалл к существу, сидевшему рядом, и лошади врезались в богато украшенные ворота королевского дворца.

Повозку сильно тряхнуло, но под тяжестью лошадей и повозки ворота распахнулись.

— Ута, сюда! — заорал оруженосец через плечо.

Путь на улицу освободился, но бежать пока, к его великому сожалению, было невозможно.

Он остановил повозку и, обернувшись, увидел Уту в гуще врагов. Не думая, Рэндалл спрыгнул на землю и вытащил меч. Какой-то стражник, оказавшийся спиной к оруженосцу, был первым, кого Рэндалл осознанно убил мечом Большого Клыка. Второй не успел вступить в бой, нож доккальфара вонзился ему в горло.

Ута снова взревел — в кольце воинов образовался просвет, и он бросился в него, отражая удары врагов. С искусством и жестокостью, подобных которым Рэндаллу никогда не доводилось видеть, брат Ута Призрак зарубил пятерых человек и сумел приблизиться к повозке.

Скользящий удар по ноге заставил священника потерять равновесие, и казалось, что сейчас его одолеют, но в этот момент Рэндалл присоединился к своему хозяину. Он старался не думать о том, что делает, забыть об уроках Уты и полагаться на собственные инстинкты. Он далеко уступал воинам в искусстве владения мечом и опыте, но их основное внимание было сосредоточено на служителе смерти, и именно это требовалось Рэндаллу. Второго человека, молодого гвардейца, он убил колющим ударом в бок, вонзив меч в незащищенное пространство рядом с нагрудной пластиной.

Через головы гвардейцев Рэндалл заметил, что Ута получил новую рану, на сей раз глубокую, в грудь. Священник заставил себя выпрямиться и вращал двумя мечами, которые описывали дуги, не давая врагами приблизиться.

А затем их новый союзник швырнул еще один нож, и на мгновение между Утой и Рэндаллом не осталось врагов. Ута получил несколько ран, но решимость и гнев гнали его вперед, он бросился на землю мимо окружавших его рыцарей и неуклюже перекатился по булыжникам, которыми был вымощен двор.

Рэндалл видел, как в дверях дворца показались еще люди с арбалетами, и среди них стояла Катья Рука Отчаяния. Она дико хохотала. Голосом, в котором прозвучало безумие, она приказала воинам остановить Уту:

— Он убил принца, схватить его любой ценой!

Рэндалл помог Уте подняться, а доккальфар швырнул свои последние два ножа, убил еще двух воинов и тем самым дал своим спасителям время вскарабкаться на повозку.

— Вперед, — слабым голосом приказал Ута, и лошади понеслись по мостовой, ими правил восставший из мертвых.

Дротики вонзались в фургон, но крики скоро смолкли; узникам удалось бежать. Раненый Ута был бледным даже для альбиноса. Рэндалл закрыл дверь повозки и, отворив окошко спереди, обратился к доккальфару:

— Гони прочь из города. Не останавливайся, что бы ни случилось! — Ему пришлось кричать, чтобы тот расслышал его из-за стука копыт по мостовой.

— Мы не остановимся, и они нас не остановят, — ответило существо, когда Рэндалл рухнул на пол повозки рядом с Утой.

— Это уже третий раз, юный Рэндалл. — Священник слабо улыбнулся. — Дай мне руку. — Ута протянул оруженосцу окровавленную руку, и тот сжал ее. — Я охотно назвал бы тебя братом, Рэндалл из Дарквальда, — проговорил он, и веки его опустились.

Глава седьмаяРам Джас Рами в проливе Канарн

 Рам Джас замерз; ему не нравилась погода на севере. Корабль был плохонький, и капитан не задавал вопросов, но удобств тоже не было никаких. После наступления темноты резко похолодало. Через Тирис они пробрались быстро и относительно легко — при помощи небольшого количества денег. Коли и Дженнер остались в городе; они собирались найти способ вернуться в Каресию и покинули Рам Джаса и Бромви со словами: «Смотрите, чтоб вас не прикончили, и передавайте привет Аль-Хасиму».

Этот совет то и дело всплывал в памяти кирина, и он всю прошедшую неделю, пока они медленно двигались на север через пролив Канарн, провел в размышлениях о том, каким образом лучше всего сохранить жизнь себе и Брому.

Теперь до цели было уже близко; день пути оставался до берега, на котором Рам Джас велел капитану их высадить. Леса в Канарне попадались редко, но они были густыми и непроходимыми, что обеспечивало превосходное укрытие доккальфарам, которые там обитали. Рам Джас помнил, куда нужно идти, однако представлял себе множество неприятных вариантов развития событий. Однако он дал слово помочь другу, и, как наемник ни старался, он не мог заставить себя покинуть Брома. Дело было уже не в расплате за то, что молодой лорд некогда спас ему жизнь, это превратилось в нечто личное. Нужно было довести дело до конца, доставить Брома домой и сыграть в этой истории ту роль, которую судьба предназначила для него.

Близился полдень, но Рам Джасу теплее не стало. Солнце не показывалось из-за бесконечных серых туч, и небо было неприветливым. Бром торчал на нижней палубе, как обычно. Он ел и спал, но, кроме этого, ничего не делал, только сидел в своей каюте и хандрил. Рам Джас привык к одиночеству, но все равно предпочел бы более разговорчивого спутника. Кирин надеялся повеселиться один вечер в Ро Тирисе в обществе бутылки вина и шлюх, но Брома это не привлекало, и по его настоянию они покинули город немедленно. Рам Джас тогда скрежетал зубами, глядя, как Коли и Дженнер направляются в район красных фонарей с улыбочками на самодовольных каресианских рожах.

— Рам Джас… — Это говорил капитан Макад, каресианский торговец, который был кое-чем обязан Рам Джасу и согласился перевезти их за небольшую плату. — Море сейчас неспокойное. Если хотите, чтобы я высадил вас на том берегу, вам придется добираться до него в шлюпке. Я к этим скалам и близко не подойду.

— Не волнуйтесь, капитан, мы умеем грести, — ответил кирин. — А вам лучше держаться подальше от побережья Канарна.

— А то как же, — ухмыльнулся капитан, затем вернулся к своим обязанностям.

Они не смогли осмотреть ни казармы, ни королевскую гавань, поэтому им не было известно, сколько рыцарей находится сейчас в Ро Канарне. Подойдя слишком близко к побережью, капитан Макад рисковал быть захваченным Красными рыцарями; а Рам Джас не сомневался, что капитан выдаст им своих пассажиров за весьма небольшие деньги. В Глухом лесу рыцари, конечно, не сумеют их найти, но все равно лучше было, чтобы об их местонахождении пока никто не узнал.

Волны становились выше, и Рам Джас сомневался, что ему удастся поспать. Они должны были достичь берега назавтра, а через несколько часов после этого — Глухого леса, и он надеялся услышать песню доккальфаров хотя бы еще раз в жизни — прежде чем лесные жители вышвырнут их с Бромом из своего царства.

В Глухом лесу было темно, и Рам Джасу не нравилось, что он не видит ничего из-за высоких и величественных деревьев. Они росли здесь задолго до основания герцогства Канарн и выглядели прочными, словно башни из дерева и коры. На земле не было видно ни упавших веток, ни поваленных стволов. На ровной, поросшей травой поверхности земли лежали лишь опавшие листья.

Несмотря на то что большую часть молодости Бром провел в нескольких часах пути от Глухого леса, он никогда не осмеливался ступить сюда, и сейчас, когда он рассматривал гигантские, величественные, почти волшебные деревья, на лице его отражался благоговейный ужас.

Каждое дерево имело свое имя на языке доккальфаров, и, хотя Рам Джас никогда не пытался не то что запомнить, но даже произнести эти имена, он знал, с каким почтением доккальфары относятся к деревьям. И это было не просто уважение к живой природе. Очень давно доккальфары поклонялись Лесному Гиганту и, в отличие от людей, понимали, что природа одновременно прекрасна и ужасна, заслуживает не только любви, но и страха. Лесные животные ежедневно боролись за выживание, одни непрерывно охотились, другие старались спастись от хищников в этом бесконечном круговороте жизни и смерти. Все это делало доккальфаров подозрительными, они постоянно находились на пределе, настороже, никогда не расслаблялись.

Рам Джасу нравились эти существа. Несмотря на то что большинство людей испытывали к ним отвращение, он уважал их родство с лесами и древнее отношение к гонениям и травле как к неизбежному злу, которое нужно терпеть. Уводя Брома в глубь леса, киринский наемный убийца почувствовал, как в душе его воцарились мир и покой, что случалось с ним очень редко. Быстро оглянувшись, Рам Джас заметил, что Бром не разделяет его чувств, и вынужден был напомнить себе, что другие люди недолюбливают обитателей лесов и боятся их.

— Долго еще идти? — спросил молодой лорд.

— Не знаю… может, час, может, два. Они подойдут к нам тогда, когда сочтут нужным — если сочтут нужным.

Рам Джас знал, что искать обитателей лесов бесполезно. Доккальфары могли прятаться бесконечно; они бы не выжили в течение такого долгого времени, если бы их было легко найти.

— Этот лес напоминает мне Фелл. — Бром шел следом за другом и, задрав голову, рассматривал высокие стволы.

— Это потому, что здесь растут такие же деревья. Думаю, Фелл — это нечто вроде их… родины. Хотя не уверен, можно ли применить к ним такое понятие, как «родина». — И Рам Джас замедлил шаг, чтобы Бром смог получше разглядеть окружавший их лес.

— Насколько мне известно, Черные священники никогда не охотились в этом лесу, поэтому они должны чувствовать себя здесь более свободно… разве не так?

Рам Джас приподнял бровь:

— Боюсь, не совсем так. Они могут сообщаться друг с другом на дальние расстояния; каждое поселение разделяет боль другого поселения, на которое нападают, страдания каждого из убиваемых доккальфаров. Они называют это Медленная Боль.

— Интересный народ, — просто сказал Бром.

— Это не народ, друг мой, это доккальфары. Они не любят, когда их сравнивают с людьми. Различие между ними и нами очевидное и очень важное.

— Но они выглядят как люди, правда же? То есть я, конечно, никогда их не видел, но всегда представлял себе… ну, две руки, две ноги, голова. — Бром нервничал, и Рам Джас позволил ему задавать вопросы.

— У них такие же конечности, как у нас, и примерно такие же черты лица, только они немного… отличаются, — сказал кирин и понял, что ответ этот весьма расплывчат. — Они выше ростом, чем ты или я… они просто не люди. Сам увидишь.

Они неторопливо шли по густому лесу, Рам Джас отмечал знакомые места, не делая никаких попыток скрываться. Он знал, что спрятаться в лесу доккальфаров от его обитателей практически невозможно и посторонних, скорее всего, уже заметили. Где-то неподалеку наверняка сейчас принимается решение о том, что делать с двумя людьми, которые забрели в Глухой лес. Он понимал, что его самого не убьют, но беспокоился за Брома. Молодой лорд здесь чужак и, как аристократ из Тор Фунвейра, связан родством с благородными семьями, которые выслеживали и убивали обитателей лесов на своих землях. А доккальфары способны чувствовать подобные вещи.

Рам Джас остановился, когда они добрались до маленькой полянки, окруженной шестью высокими деревьями; единственный луч света пробивался сквозь лесной балдахин, подобно копью. Земля по-прежнему была совершенно ровной и везде одинаковой, ее скрывал неизменный ковер зеленых и бурых листьев. Рам Джас узнал это место и решил сделать привал.

— Давай остановимся здесь на час-другой, дадим наблюдателям возможность хорошенько нас рассмотреть. — Он снял со спины длинный лук и, усевшись на землю, привалился к стволу дерева.

— Что, они за нами наблюдают? — в некоторой тревоге воскликнул Бром.

— Наблюдают с того самого момента, как мы вошли в лес. Такой у них обычай.

Рам Джас знал, что друга его одолевает нетерпение, но кирин не хотел торопить события. Чем более настойчивым был чужак в Глухом лесу, тем меньше у него оказывалось шансов выжить.

— Сядь, Бром, так или иначе, неплохо уже отдохнуть.

Лорд с неуверенным видом уселся рядом с Рам Джасом у толстого древесного ствола. С земли лес производил еще более странное, даже потустороннее впечатление, и листья поблескивали в единственном луче солнечного света. Рам Джас различил слабый звук, доносившийся откуда-то издалека, ритмическое пение доккальфаров. Оно не походило ни на какие другие звуки, которые доводилось слышать кирину, — это был хор высоких голосов, и каждый поющий менял высоту и тембр с удивительной точностью, создавая необыкновенное впечатление. Временами звук почти стихал, но затем он снова становился громче.

Бром тоже услышал звук и поднял голову, чтобы лучше расслышать прекрасную песнь обитателей лесов. Он невольно закрыл глаза и начал покачивать головой, когда темп и громкость пения усилились снова.

— Прекрасно, — прислушиваясь, сказал Бром. — Это действительно они поют?

Рам Джас кивнул.

— Говорят, что именно таким образом они разговаривают с деревьями и передают сообщения жителям других поселений доккальфаров, — тихо сказал он, чтобы не мешать другу наслаждаться пением. — Моя жена многие часы проводила в лесу, в Ослане, просто слушая их.

Они сидели молча, и звуки песни плыли над ними. Рам Джас скрестил ноги, а Бром откинулся назад, словно купаясь в небесном сиянии, и луч солнца падал ему на лицо. Песня заметно успокоила молодого лорда, и Рам Джас разрешил себе надеяться, что они действительно получат помощь у лесных жителей Канарна.

Тянулись минуты, казавшиеся бесконечными, и друзья слушали пение, как вдруг откуда-то сверху раздался новый звук. Это уже была не музыка, и Бром резко сел и потянулся к эфесу меча.

— Спокойно, — негромко произнес Рам Джас. — Не вытаскивай из ножен.

Оба подняли головы, и Рам Джас разглядел какую-то фигуру, сидевшую высоко на ветке. Существо держало в руках, прижатых к груди, два клинка в форме листьев. Среди теней невозможно было различить ни лица, ни каких-либо подробностей, но затем существо наклонило голову, как будто изучая двух людей. С такого расстояния трудно было оценить его рост, однако фигура казалась высокой, крупной и угрожающе возвышалась над чужаками.

— Рам Джас… — начал Бром, не отрывая взгляда от загадочной фигуры.

— Если бы они хотели, то давно убили бы тебя, — перебил его кирин, и друг бросил на него быстрый вопросительный взгляд.

— Ты хотел сказать — давно убили бы нас?

— О нет, мне опасность не грозит, — с широкой ухмылкой ответил Рам Джас. — Ты же из народа ро, забыл? Все ненавидят ро.

Бром недовольно взглянул на Рам Джаса, прежде чем снова задрать голову и посмотреть на существо, сидевшее на ветке.

— Я могу сказать «привет», или это здесь не принято?

— Ты можешь говорить что угодно, но не жди ответа, прежде чем он будет готов дать его, — сказал Рам Джас.

Мгновение спустя фигура начала двигаться стремительно, словно тень, так что люди даже не заметили, как она очутилась перед ними и грациозно приземлилась на обе ноги. Мужчина пригнулся, выставив один клинок перед собой, второй — назад, готовый защищаться. Бром в первый раз в жизни взглянул в лицо доккальфару, и у него перехватило дыхание.

Это был мужчина примерно семи футов ростом, с серой кожей и длинными, черными как смоль волосами, которые свободно падали ему на спину. Глаза у него тоже были черными, напоминали озерца чернил, и казалось, чернила эти плескались в его глазницах, когда он рассматривал людей. Он был гибким, стройным, с длинными, ловкими пальцами, которые заканчивались острыми ногтями, напоминавшими когти. Когда он выпрямился во весь рост, волосы его упали на спину и открыли удлиненные уши в форме листьев; на лице не было никакой растительности. В темно-зеленую тонкую ткань одежды были вплетены черные и серые нити.

Бром не отрывал взгляда от жителя лесов, и Рам Джас понял, что его друг пытается совместить в сознании вид изящного существа, стоявшего перед ними, со страшными рассказами и слухами о восставших из мертвых.

Доккальфар наклонил набок голову и посмотрел сначала на Брома, затем устремил долгий, не слишком дружелюбный взгляд на Рам Джаса. Кирин неловко улыбнулся, надеясь на то, что тому известно, кто он такой. Рам Джас посещал несколько различных селений доккальфаров, и их воины всегда узнавали его, потому что получали сведения о нем из далеких лесов. Тот факт, что Тир пока не напал на них, казался Рам Джасу довольно благоприятным признаком, но ему хотелось бы, чтобы существо заговорило и сняло напряжение.

И оно заговорило странным низким голосом:

— Паиваа, Рам Джас Рами. Хауска тутустуа. — Язык существа был непонятен, и Бром в недоумении посмотрел на друга.

— Э… гм… добрый день, — ответил Рам Джас. — Прошу прощения, я не знаю вашего языка. Нанон как-то пытался научить меня, но у меня к этому нет способностей. — Рам Джас откашлялся и попытался произнести единственную заученную фразу. — Пухут ко Ро? — спросил он, пытаясь узнать, говорит ли существо на распространенном языке людей.

Доккальфар как будто улыбнулся, хотя улыбка эта была едва заметной.

— Я знаю вашу речь, — сказал он, и слова языка людей звучали странно, как будто неправильно из его уст, потому что он ставил ударения не там, где следовало.

— Это Бромви из Канарна, лорд среди людей ро, — представил друга Рам Джас, предчувствуя неприятную реакцию существа. Но оно не пошевелилось, ничего не сказало, и кирин продолжал: — Мы просим разрешения увидеться с вашими Витар.

— Ты друг нам, Рам Джас Рами. Твоего друга мы не знаем.

Доккальфар при этих словах наклонял голову то в одну, то в другую сторону, и Рам Джас подумал, что он оценивает Брома.

— Я в вас нуждаюсь, — неуверенно произнес Бром.

— Нуждаться — странное понятие у вашего народа, — ответил житель леса. — Вы нетерпеливы, и ваша нужда должна всегда быть сейчас… сейчас вы будете делать что-то, сейчас вы нуждаетесь в помощи, сейчас вы действуете. Мне неинтересно сейчас людей.

— И тем не менее мы просим аудиенции, — повторил Рам Джас.

Доккальфар, грациозно ступая, приблизился и остановился в нескольких футах от Брома; из-за своего роста, серого цвета кожи и глаз, лишенных всякого выражения, он казался огромным, устрашающим. Он по-прежнему держал в руках клинки, но руки были опущены, и Рам Джас не думал, что существо нападет на них. Бром по-прежнему разглядывал незнакомое существо и поднял голову, чтобы лучше увидеть его лицо; он не желал показывать, что боится или нервничает.

— И каково твое сейчас, Бромви из Канарна? — спросил доккальфар.

Бром быстро посмотрел на Рам Джаса, пытаясь взглядом сказать, что не понял вопроса. Красота и чуждая внешность существа явно потрясли молодого лорда, но Рам Джас почувствовал, что сейчас нельзя вмешиваться. Он отошел к краю поляны, уставился в чащу леса, пока Бром и обитатель лесов искали ответы на свои вопросы на лицах друг друга.

И когда наследник Канарна заговорил, слова его, тщательно обдуманные, прозвучали уверенно:

— Мое сейчас — это необходимость помочь моей родине и освободить от завоевателей мой народ, — убежденно произнес он. — И заставить расплатиться за свои преступления бесчестных людей, которые убили моего отца.

Доккальфар замер, перестав качать головой, и Рам Джас догадался, что он обдумывает слова Брома.

— Меня зовут Тир Сигурд, и мне… интересно познакомиться с тобой. — Обитатель лесов слегка наклонил голову. — Вы последуете за мной. — Сигурд резко развернулся и зашагал через поляну, на ходу засовывая кинжалы за пояс.

— Что теперь делать? — обратился Бром к Рам Джасу.

— Идти следом, — ответил кирин. — И я должен сказать, Бром… Ты просто молодец, он тебя не убил. — Рам Джас широко осклабился и вместо ответа получил несильный тычок кулаком в плечо.

Сигурд шел медленно и часто оглядывался, стараясь двигаться так, чтобы не затруднять людей. Шаги у него были размашистые, и он без труда обходил препятствия, попадавшиеся на земле, даже не глядя под ноги. Он шел по ковру из листьев, производя лишь едва слышный шорох и при этом не сдвигая с места ни сучья, ни обломки ветвей.

Люди последовали за ним, затем спустились по крутому обрыву в узкую долину, защищенную от солнца еще более плотным лиственным балдахином, чем прежде. Стволы деревьев стали тоньше, у оснований деревьев виднелись корни. Рам Джас знал, что это означает: под ковром из листьев находится деревня доккальфаров. Корни деревьев уходили глубоко в землю, а внутри стволы оказались полыми, но искусственный потолок подземного селения находился на половине высоты дерева, и поэтому оно было совершенно незаметно со стороны.

Сигурд остановился у одного из деревьев и обернулся к людям.

— Вы не сможете найти это место во второй раз, поэтому не пытайтесь… а если попытаетесь и вам это удастся, вас убьют, — небрежно сказал он, затем наклонился и открыл деревянный люк, спрятанный среди листвы.

Круглый люк был сплетен из тонких веток, и его было невозможно заметить, если специально не присматриваться. Внизу виднелось слабое желтое свечение, и кирин почуял характерный аромат пищи доккальфаров — вареных овощей и трав, но тем не менее они источали очень аппетитный запах.

Сигурд прыгнул вниз, беззвучно приземлился внутри. Бром посмотрел на Рам Джаса, и кирин улыбнулся, а затем тоже спрыгнул в люк, но с немалым шумом — раздался глухой стук, когда ноги его коснулись плотно утоптанного земляного пола. Бром последовал за ним мгновение спустя, и, когда люк закрылся, люди постояли немного на месте, чтобы оглядеться.

Шагая по ковру опавших листьев, устилавшему землю у подножия деревьев, ни за что нельзя было догадаться о том, что внизу расположено такое огромное пустое пространство; Рам Джас и Бром буквально ахнули, когда свечение стало ярче и они смогли рассмотреть деревню доккальфаров. Перед ними возвышались корни деревьев, служившие колоннами, они тянулись вперед, образуя хаотичные переплетения. Вокруг основания каждого дерева были сооружены простые жилища; казалось, что они выстроены с большим искусством, но одновременно производили такое впечатление, будто их создала исключительно природа. Здесь не было прямых линий, не было ни окон, ни дверей, но везде присутствовали мотивы листьев. Лесная почва представляла собой высокий потолок; расстояние до потолка составляло примерно двадцать футов, и Рам Джас заметил балки и распорки из искривленных стволов деревьев и земли, которые не давали земле обрушиться. Он не мог бы сказать, были ли эти балки природными образованиями, или же их искусно соорудили доккальфары. На лице Брома проступило выражение благоговейного изумления.

Сигурд остановился на некотором расстоянии от них и изящно взмахнул рукой, давая понять, что люди должны следовать за ним дальше, под землю. Но они не сразу тронулись с места, потому что заметили других жителей деревни; и все, без исключения, смотрели черными глазами на пришельцев. Рам Джас отметил, что дома представляли собой простые шатры или большие навесы и обитатели обоих полов и всех возрастов выглядывали из жилищ. Рам Джас почувствовал некоторое стеснение, когда несколько дюжин доккальфаров, наклонив головы, принялись пристально рассматривать людей.

— Идите за мной, — сказал Сигурд. — Никто здесь не причинит вам вреда.

Эти слова не убедили Брома, но Рам Джас слегка подтолкнул его вперед, и они вошли в деревню доккальфаров.

Вместо огня для очагов жители пользовались раскаленными камнями; над ними были расположены приспособления, к которым подвешивали горшки из обожженной глины. Казалось, огонь здесь неизвестен, однако доккальфары знали какой-то способ разогревать продукты до нужной температуры.

Рам Джас шел за Сигурдом, нервно улыбаясь жителям подземной деревни, а Бром старался не отставать. Обитатели лесов пристально наблюдали за их движениями, и Рам Джас угадывал в их взглядах одновременно любопытство и злость, хотя и не чувствовал, чтобы от них исходила угроза.

Сигурд вел их по подобию улицы, жители которой занимались тем же, что и обитатели любой деревни людей. Рам Джас видел детей, игравших с палками, изображавшими мечи, видел воинов Тир, которые работали у раскаленных камней, служивших горнами.

Бром был прав, когда говорил, что Черные священники никогда не охотились в Глухом лесу Канарна. Герцог Эктор всегда сопротивлялся попыткам церковников основать поблизости Черную крепость, и, хотя люди Канарна не подозревали о присутствии обитателей леса, они невольно защищали своих соседей-доккальфаров, потому что не доверяли священникам.

Однако взгляды, направленные на двух людей, были враждебными, а дети шептали оскорбительные слова.

— Кажется, мы им очень не нравимся, — проговорил Бром, констатируя очевидное.

— Ты просто скажи «спасибо» за то, что они не любят нашу расу, а не конкретно нас, — ответил Рам Джас. — Если бы лично мы им не нравились, наши головы сейчас украшали бы верхушку самого высокого дерева в лесу.

— А кто такие Витар? — спросил Бром, когда они спускались следом за Сигурдом по склону, оставив позади деревню.

— Шаманы, — ответил Рам Джас. — У доккальфаров нет вождей и лидеров как таковых, они спрашивают совета у шаманов Витар, если неясно, как себя вести. Витар всегда советуют проявлять терпение и безропотно сносить все.

Бром кивнул, но Рам Джасу показалось, что он слушает вполуха и задает вопросы лишь затем, чтобы отвлечься от беспокойных мыслей.

Они шли за своим проводником все дальше, пока не добрались до большой впадины с довольно крутыми склонами. Потолок находился на той же высоте, но подземные древесные стволы здесь напоминали гигантские деревянные колонны, высокие, как башни Канарна, и глазам чужаков предстало зрелище, от которого захватывало дух: вокруг стволов было сооружено множество галерей, мостков и платформ.

— Ну чтоб мне провалиться, — сказал Бром, останавливаясь и разглядывая грандиозную пещеру, расположенную под Глухим лесом. — И как это я не знал о том, сколько всего здесь настроено?

— Потому что лесная почва наверху плоская и выглядит естественно. Люди проходили над этим селением тысячи раз, не подозревая о том, что находится у них под ногами.

Рам Джас пытался вести себя так, будто совершенно не удивлен, но на самом деле ему тоже никогда не доводилось бывать в таких местах. Поселения доккальфаров, которые он видел в Фелле и Ослане, по сравнению с этим были просто маленькими скромными деревушками.

— Ну что, давно не обагрял свои грязные лапы кровью священника, Рам Джас Рами, человек кирин? — Этот голос принадлежал доккальфару, сидевшему на ветке у них над головами.

Сигурд не поднял головы, но остановился, пока Бром и Рам Джас, вытянув шеи, пытались разглядеть, кто говорит. Доккальфар спрыгнул с дерева и, приземлившись, очутился нос к носу с Рам Джасом.

— А ты постарел, — отметил Нанон, оглядев кирина с головы до ног.

— А ты выглядишь как прежде, — ответил Рам Джас, — но иначе и быть не может.

Он не видел Нанона несколько лет, с тех пор как доккальфар помог ему устроить засаду на одного Пурпурного священника в окрестностях Ро Лейта. Он выглядел точно так же, как и тогда, — был низкого роста по сравнению с сородичами, лишь немногим выше шести футов, и на серой коже в нескольких местах виднелись шрамы. Рам Джас знал, что Нанон много путешествовал и далеко уходил от своего дома в Глухом лесу; люди забавляли и интересовали его, что было странно для представителя его народа.

— Я выгляжу так, как считаю нужным, человек кирин. Сейчас для человека — это всегда для доккальфаров, — улыбнулся он; и это было первое искреннее выражение эмоций, которое люди видели с момента встречи с Сигурдом.

Бром немного успокоился, потому что Нанон говорил на языке ро почти без акцента и тон его был приветливым. Рам Джас знал, что этот воин Тир гораздо опаснее, чем он сам или Бром, но в то же время он повидал мир и довольно терпимо относился к людям.

— Зачем ты и человек-лорд ро пришли сюда? Это опасно сейчас для людей. — Глаза у него были такими же черными, как у Сигурда, но каким-то образом в них отражались чувства, и у него отсутствовала странная привычка наклонять голову то в одну, то в другую сторону, присущая его сородичам.

— Бромви из Канарна, — представился Бром.

— Мы знаем твое имя, человек ро, и мы знаем, почему ты в гневе… возможно, тебе следует немного успокоиться. — Он приблизился к Брому, осматривая его точно так же, как до этого рассматривал кирина.

— Тир, я должен отвести их к Витар, — сказал Сигурд.

Нанон сначала не обратил внимания на эти слова и продолжал пристально смотреть на наследника Канарна. Рам Джасу показалось, что Бром начал немного нервничать под взглядом Тира, но внешне сохранял спокойствие и позволял изучать себя.

— Очень хорошо, — снова улыбнулся Нанон. — Я пойду с вами.

Тир шагнул к Сигурду, и два воина продолжили путь вместе. Они вели Рам Джаса и Брома вниз по склону к основаниям более крупных деревьев. Вокруг пришельцы наблюдали все новые поразительные картины: высоко на деревьях разнообразные странные структуры, казавшиеся творением природы, тянулись через все селение. Доккальфары, в своих простых зеленых одеждах, передвигались по этим платформам и крытым переходам между толстыми стволами деревьев, спешили по своим неизвестным делам и едва ли обращали внимание на чужаков.

Рам Джас до сих пор не мог полностью осознать тот факт, что огромная «крыша» над селением одновременно являлась подножием леса, росшего наверху. Он абсолютно не понимал, каким образом доккальфарам удавалось поддерживать этот представлявший собой узловатую сетку из корней потолок — или пол, — чтобы он не обрушился, ведь по лесу ходили животные и люди. Рам Джас видел подземные поселения на юге, но такого огромного — никогда, и ему пришло в голову, что Глухой лес, возможно, имеет для доккальфаров некое особое значение.

Рам Джас поднял глаза и оценил высоту деревьев — около пятидесяти футов, — и у него даже слегка закружилась голова при мысли о том, насколько необъятно это поселение. Бром, шагавший рядом, был потрясен не меньше и, широко распахнув глаза и буквально раскрыв рот, глядел наверх, на деревья. Рам Джас не знал, согласятся ли Витар помочь им, но надеялся, что новое положение Брома как наследника Ро Канарна сыграет решающую роль. Если они добьются успеха и освободят город, если Бром станет герцогом, у него появится возможность совершить беспрецедентный шаг — объявить Глухой лес неприкосновенным местом жительства для доккальфаров. С другой стороны, подумал Рам Джас, оглядывая бескрайнее подземное поселение, вряд ли обитателей лесов это особенно волнует.

— За мной! — приказал Сигурд, и они с Наноном ступили на деревянную платформу, прикрепленную к стволу дерева толстыми лианами.

Бром оглянулся на Рам Джаса, два чужака одновременно встали на платформу — и едва не упали, потому что она сразу начала подниматься и двинулась вперед. Бром, чтобы не свалиться, схватился за лиану.

Подняв взгляд, Рам Джас заметил густое переплетение таких же лиан над всей деревней. Они тянулись вдоль древесных стволов и поддерживали бесчисленные платформы и висячие мосты. Некоторые двигались, но большинство, казалось, представляло собою часть дерева, к которым они были прикреплены.

— Впечатляет, а? — спросил Нанон с ноткой гордости в голосе, когда платформа на довольно большой скорости ехала среди деревьев.

— Мне от этого становится дурно, — пошутил Рам Джас. — Нельзя ли попросить тех, кто управляет этой штукой, немного замедлить ход?

Сигурд, казалось, не понял юмора кирина, но Нанон громко рассмеялся — звук этот разнесся среди древесных стволов, и казалось странным, что он исходит из уст доккальфара.

— Все смеешься, человек кирин. Мне не хватает чувства юмора твоего народа.

— Я путешествую с ним месяц, и меня уже тошнит от этого чувства юмора, — пробормотал Бром, который все еще цеплялся за лиану и старался не смотреть вниз.

Рам Джас стоял на платформе более уверенно, чем его друг, но даже он выглядел неповоротливым по сравнению с доккальфарами. Сигурд и Нанон ни за что не держались, казалось, они интуитивно чувствовали, когда следует сделать необходимое движение, чтобы не упасть с платформы. Их грация и красота были настолько чужды людям, что Бром с трудом мог примирить реальность и свои представления об этих существах, восставших из мертвых, о которых ходили такие страшные сказки.

И как раз в тот момент, когда Бром побелел, словно его действительно должно было стошнить, платформа резко остановилась у высоко расположенной террасы. Два местных жителя в тот же миг сошли с платформы, а люди едва не свалились вниз. Рам Джас удержался благодаря своей ловкости, а Бром не упал потому, что крепко держался за лиану, — но оба выглядели глупо и неуклюже, сходя с платформы следом за обитателями леса.

Рам Джас быстро огляделся и увидел, что они находятся примерно на половине высоты могучего дерева; среди ветвей виднелось нечто вроде зеленого амфитеатра. Мост, который вел в этот необычный зрительный зал, висел на лианах и зловеще раскачивался, когда доккальфары пересекали его.

— Ты знал, что это все находится здесь, под землей? — спросил Бром.

— Разумеется… об этом все знают, — с насмешливой улыбкой солгал Рам Джас. — Ну, не конкретно об этом, но о чем-то в таком духе.

Рам Джас заметил в амфитеатре других доккальфаров, вероятно, перед ними находились шаманы Витар.

— Давай договоримся: ты молчишь, пока они не обратятся к тебе, ладно?

— Ладно, — ответил Бром. — Но, если ты вдруг почувствуешь, что они собираются на нас напасть, попытайся меня предупредить.

Рам Джас подумал, что друг шутит, но потом засомневался в этом.

Они ступили на раскачивающийся мост и прошли за воинами Тир на более устойчивую платформу, которая находилась перед зрительным залом. Над ней поднимались галереи из искривленных древесных сучьев и несимметрично расходились в стороны, образуя сиденья для нескольких десятков доккальфаров; но пока было занято лишь несколько. Нанон и Сигурд остались у основания амфитеатра и жестом велели Рам Джасу и Брому выйти вперед.

Кирин положил руку на плечо друга, и оба шагнули на платформу-сцену. Подземное селение освещалось слабо, но что-то именно в этом месте заставляло их лица выделяться из мрака, словно на них был устремлен некий взгляд, проникающий сквозь темноту.

— Рам Джас Рами, темная кровь, друг доккальфаров, — произнесло существо, сидевшее в середине, — добро пожаловать в Сердце.

— Благодарю, — ответил Рам Джас и сразу же подумал, что ляпнул глупость. — Я хотел бы попросить об одолжении вас и ваш народ.

Доккальфар, который говорил с ним, поднял голову, и Рам Джас увидел его темно-серую кожу; она была темнее, чем у других, и казалось, существо сливается с окружающей тьмой и выделяется из мрака только тогда, когда говорит.

— Меня зовут Джорор, — с сильным акцентом произнесло существо, и Рам Джас догадался, что оно уже давно не говорило на языке ро. — Мы Витар, и мы будем слушать о вашем сейчас.

— Погодите, — раздался чей-то голос сзади.

Могучий воин Тир прошел мимо Нанона и Сигурда и остановился около людей. Такого огромного доккальфара Рам Джас никогда не видел — он был не просто высоким, но еще и мускулистым, и широкоплечим. За спиной у него висел меч с клинком в виде листа. Кирин усомнился в том, что человеку под силу хотя бы поднять такое оружие, а не то что воспользоваться им в бою. Черные глаза существа смотрели на людей с презрением.

— Ты можешь говорить, Рафн, — сказал Джорор.

— А я не спрашивал разрешения, — ответил могучий Тир. — Я здесь не для того, чтобы спрашивать. Я здесь для того, чтобы не дать вам услышать сейчас этих подлых существ. Их ядовитые слова служат только для того, чтобы причинить нам вред, и я убью их прежде, чем они заговорят.

Рам Джас, отвернувшись от сидевших в амфитеатре, поднял голову и посмотрел в лицо существу по имени Рафн.

— Какие грозные слова для такой маленькой девочки, — произнес он без улыбки.

За спиной у него раздался смех Нанона, но остальные доккальфары молчали, пока Рам Джас пристально смотрел на Рафна.

— Ты Рам Джас Рами, темная кровь, друг доккальфаров, — сказал Рафн. — Но он — человек ро благородной крови, и я убью его, чтобы отомстить за жестокость его народа.

Тир был зол потому, что люди появились в его доме, и Рам Джас мысленно прикидывал, как лучше и быстрее убить его, если возникнет такая необходимость. Киринский наемный убийца знал, что тот может истечь кровью и умереть, как все другие живые существа.

— Я ваш друг, а этот человек — мой друг. — Рам Джас говорил громко, вызывающе. — Если наше присутствие настолько раздражает тебя, то приглашаю тебя остаться и выслушать наши слова… вместе с вашими Витар.

— Ты приглашаешь меня? Ты приглашаешь меня? — закричал Рафн.

Рам Джас не попятился, хотя услышал, как Бром шагнул в сторону Сигурда и Нанона, казавшихся ему более дружелюбными.

— Я не мальчишка, который боится тебя как огня, серокожий. Не забывай об этом! — рявкнул Рам Джас, пристально глядя на возвышавшегося над ним воина. — Этот человек — мой друг, и я разорву тебя на кусочки прежде, чем ты хотя бы пальцем дотронешься до него.

Витар по имени Джорор поднялся и приблизился к противникам. Рам Джас знал, что у Витар нет власти над другими доккальфарами, кроме тех случаев, когда требовался совет, но очень надеялся, что благодаря их мудрости ему не придется драться с Рафном.

— Ты говоришь глупости, — сказал Джорор. — Этот человек известен тебе… и всем нам. Он наш друг, и, если он говорит, что сейчас другого стоит того, чтобы его выслушать, мы его выслушаем.

Рафн не отвернулся от кирина, наклонил голову набок, еще секунду смотрел на человека, затем опустил взгляд и отступил прочь, очевидно, вняв совету Джорора.

— Рам Джас Рами темная кровь, я не буду нападать на тебя. — Обернувшись к Джорору, он произнес: — Я останусь и выслушаю сейчас человека ро.

На платформе снова воцарилось спокойствие, и Рам Джас вздохнул с облегчением, поняв, что ему не придется испытывать свое боевое искусство в схватке с таким могучим противником. Бром тоже немного успокоился и снова приблизился к своему другу.

— А если бы пришлось драться, ты бы смог его одолеть? — шепотом спросил он.

— Понятия не имею, — ответил Рам Джас, — но шансов у меня было больше, чем у тебя.

Бром невольно хихикнул.

— А почему они называют тебя «темная кровь»? — спросил он.

— Точно сказать не могу. По-моему, это как-то связано с тем, что однажды меня пришпилили арбалетной стрелой к темному дереву и так я провел несколько часов. — Его называли «темная кровь» и прежде, но он не особенно обращал на это внимание. — Они боятся и уважают это дерево; наверное, то, что в моих жилах течет немного его сока, имеет для них какое-то значение.

Рафн сел рядом с Джорором, и два человека, сопровождаемые Наноном и Сигурдом, выступили вперед.

— Моего друга зовут Бромви из Канарна, он аристократ из Тор Фунвейра, земель народа ро, и он нуждается в вашей помощи. — Рам Джас старался говорить как можно громче и официальнее. — Он вне закона в своей стране, на языке священников его называют «Черный Страж», и его отца убили Красные рыцари, которые служат Одному Богу. — Это вызвало перешептывания среди доккальфаров, и Рам Джас обрадовался, что обитатели лесов по-прежнему ненавидят церковь ро.

— А почему это должно нас волновать? — пренебрежительно спросил Рафн. — Если ро убивают друг друга, то это значит, что они на некоторое время оставят леса в покое.

Слушатели закивали, и Рам Джас понял, что доккальфары больше всего озабочены собственным выживанием и судьба Брома их не интересует.

— У меня есть что сказать, — раздался голос Нанона.

— Тир Нанон может говорить, — объявил Джорор, махнув рукой.

— Я знаю этого человека кирина лучше остальных, и я вижу, что он говорит от души. Его тревожит малефициум, которая живет в городе людей.

Рам Джас прежде не слышал такого слова, но реакция доккальфаров была немедленной и несколько испугала его. Витар сжали руки в кулаки и начали трястись всем телом, а воины Тир почти невольно схватились за оружие. Мгновение спустя они успокоились, но Рам Джас никогда не видел таких проявлений чувств у жителей лесов.

Нанон смотрел в глаза Рам Джасу, словно искал в них что-то. Кирин знал: чем больше времени человек проводит в обществе доккальфаров, тем более сильное взаимопонимание возникает между ними. В данном случае это означало, что Нанон понимал юмор человека, в отличие от своих собратьев, и обладал способностью время от времени читать его мысли.

— Ее зовут Повелительница Пауков, и она держит сердца Красных людей в своих злых руках, — сказал он, получив эти сведения из сознания Рам Джаса.

— Вам известно о Семи Сестрах? — спросил Бром, забыв о совете друга хранить молчание.

— Замолчи, низшее существо, — приказал Рафн, которого по-прежнему раздражало присутствие Брома. — Ты даже не можешь себе представить, на что способна эта тварь. — Его явно встревожило известие о малефициум — очевидно, таким словом доккальфары обозначали волшебниц Каресии.

Бром сделал шаг вперед.

— Эта женщина своим колдовством заставила рыцарей Красного ордена вторгнуться в мою страну, убивать мой народ и казнить моего отца. Я знаю, на что она способна! — вызывающе произнес он.

Рафн помолчал, изучая лицо Брома. Затем обернулся к Джорору и негромко произнес:

— Сейчас человека совпадает с вечностью доккальфаров… Никогда бы не подумал, что такое возможно. — И огромный воин Тир разразился смехом, а потом поднялся и размашистыми шагами направился к Брому.

Рам Джас хотел преградить ему дорогу, но Нанон, подняв руку, остановил его. Рафн не собирался нападать, и в любом случае Бром был слишком разгневан для того, чтобы испугаться огромного воина.

— Назови мне еще раз свое имя, человек ро, — низким, похожим на рычание голосом спросил Рафн.

— Меня зовут лорд Бромви из Канарна, я сын герцога Эктора, а в Тор Фунвейре меня называют Черным Стражем.

Впервые Рам Джас услышал, как Бром признает то, что стал Черным Стражем. Должно быть, он наконец принял свою судьбу.

— Бромви, — повторил Рафн незнакомое человеческое имя. — Твое сейчас более опасно, чем ты представляешь себе, потому что малефициум стремится к гибели твоей страны и твоих богов.

— Я прошу у вас помощи против Повелительницы Пауков и ее рабов, Красных рыцарей. — Бром говорил с убеждением, стараясь побороть невольное желание отступить подальше от высокого, внушительного противника.

Несколькими рядами ниже Джорора сидел другой шаман с опущенным на лицо капюшоном, и, когда он заговорил, оказалось, что это женщина.

— Выслушайте нашу вечность, Бромви и Рам Джас Рами из земель людей. — Голос ее звучал мягче, чем голоса мужчин. — Тогда вы лучше поймете, почему мы поможем вам.

Женщина отбросила на спину капюшон и открыла светлое лицо — почти белое по сравнению с лицами мужчин, — и уши у нее были более удлиненными, изящными, в виде листьев, они виднелись из-под ее черных волос.

— Меня зовут Джофн, и я буду говорить о вечности, которая существовала много веков назад, — начала женщина доккальфар, и все присутствующие внимательно смотрели на нее. — Мы были такими, как вы сейчас, — рождение, жизнь, любовь и смерть. У нас были земли, дома, которые мы называли своими, и бог, которому мы поклонялись.

Она говорила о вещах, неизвестных даже Рам Джасу. Он всегда считал жителей лесов забытыми остатками поклонников Мертвого Бога.

— Наше божество, Теневой Гигант, было убито спустя много веков существом, которое вы знаете под именем Мертвого Бога, — Лесным Гигантом наслаждения и крови, созданием чистого зла, и нам пришлось служить ему из страха. Наш собственный бог был мертв, стал одной из многих жертв Долгой Войны.

Остальные доккальфары склонили головы, словно вспоминая эти события, но Рам Джас не мог постичь, о каком промежутке времени она говорила. Он знал, что жители лесов способны прожить долгую жизнь и обитали на этой земле задолго до возвышения людей, но при мысли о тысячелетиях, которые требовались для того, чтобы боги возвышались и падали, у него буквально кружилась голова.

— Мы обязаны были производить на свет Темных Отпрысков Мертвого Бога. Он изменил нашу внешность, и из созданий света и красоты мы превратились в существ с темными лицами, которых вы видите, и нашу смерть он использовал для порождения своих чудовищных слуг.

Рам Джас слышал слова «Темный Отпрыск» по отношению к темным деревьям, но не понимал их смысла.

— А потом, в Глубинное Время, возвысились другие боги, и во время игры, которую они назвали Долгой Войной, Гиганты, известные вам как Рованоко, Джаа и Один, сговорились убить Лесного Гиганта и его мерзких слуг точно так же, как он убил нашего забытого бога, Теневого Гиганта, которого мы любили.

Черная слеза появилась в уголке ее глаза, когда она вспоминала древнюю историю доккальфаров.

— Один нашел его, Рованоко сразился с ним, а Джаа похитил его силу, и они сочли его мертвым. Высокомерный Огненный Гигант дал доккальфарам возможность приносить себя в жертву после смерти, чтобы мы больше не порождали Темных Отпрысков, и так продолжалось в мире бесчисленные тысячи лет.

— Затем, с возвышением людей, три Гиганта выбрали себе последователей среди молодых рас и дали им силу насаждать свои законы и сражаться в Долгой Войне. Рованоко и Один поделились могуществом со своими жрецами, но Джаа… Джаа решил приобрести преимущество, не отдавая ни частицы своей силы. Он воспользовался украденным могуществом Мертвого Бога, чтобы наделить волшебной силой колдуний, и тем самым, не подозревая того, освободил их из-под власти своих законов.

Бром и Рам Джас переглянулись в изумлении и смущении, услышав эти слова женщины Витар. Она говорила так, словно легенды и мифы были историей.

— Мы всего лишь люди, а ты рассказываешь о вещах, которые выше нашего понимания, — произнес Рам Джас, стараясь говорить с уважением.

— Малефициум в твоем городе, Бромви из Канарна, желает лишить трех Гигантов власти над людьми и вернуть поклонение Черному Богу лесов с тысячью Отпрысков. Так что Мертвый Бог оказался не таким уж и мертвым.

— Но ведь этот Гигант был убит, как он может вернуться? — спросил Рам Джас, уже предугадывая ответ.

— Могущество, которое Джаа украл, принадлежит ведьмам, Семи Сестрам Каресии, и, пока они живут, Мертвый Бог не умрет. — Она помолчала, и глубокая печаль появилась в ее черных глазах. — Но пройдет много эпох, и даже смерть может умереть.

Рам Джас почувствовал смысл, скрытый за словами Витар, и понял, что он ничтожество в этом мире, всего лишь киринский наемный убийца, который по какой-то причине решил помочь одному из своих немногочисленных друзей.

— Рам Джас как-то раз убил одну из этих ведьм, — сказал Бром, и кирин неловко улыбнулся, потому что все посмотрели на него.

Женщина Витар по имени Джофн улыбнулась в ответ, хотя ее улыбка была более понимающей.

— Ты также обладаешь силой Мертвого Бога, Рам Джас Рами, темная кровь. Сок Темного Отпрыска течет в твоем теле, дает тебе силу, скорость и способность к быстрому заживлению ран. Их украденное могущество бессильно против тебя, и ты никогда не станешь их рабом, никогда не будешь беспомощен в их присутствии. — Она словно выплюнула эти слова, как будто хотела унизить волшебниц. — Наши цели совпадают, потому что ведьмы-малефициум поняли природу своей силы и намеренно отвернулись от Джаа, чтобы поклоняться Мертвому Богу.

Рафн, который слушал этот рассказ молча, поднял голову и четко произнес:

— Эти… ведьмы устроили так, чтобы прервать связь с тремя Гигантами, и их злой замысел близок к завершению. Им осталось только разорвать связь с Ледяным Гигантом Рованоко, и они смогут свободно распространять новую религию на землях людей.

— Вы знали это раньше, — помедлив, сказал Бром. — Почему же вы ничего не предприняли? Я вижу в вашей расе силу — совершенно необъятную силу.

Остальные обернулись к Джорору, который, как решил Рам Джас, был кем-то вроде старшего шамана.

Доккальфар Витар откашлялся и произнес:

— Сейчас людей для нас — это мимолетное мгновение. Ведьмы малефициум — человеческие существа, и их действия слишком стремительны и беспорядочны для того, чтобы мы могли следить за ними. Доккальфары плохо приспосабливаются к переменам, но каждый из нас чувствует, что дар Джаа, дар жертвоприношения после смерти, оставил нас. А это возможно только в том случае, если убит последний потомок Огненного Гиганта.

Рам Джасу немного было известно о потомках гигантов, но он заметил, что друг его в растерянности. Однако лорд Канарна тряхнул головой, отбросил сомнения и, выйдя вперед, встал рядом с Джорором.

Глядя сверху вниз на сидящего шамана, Бромви спросил:

— Что ты попросишь у меня в обмен на вашу помощь?

— Попросишь у нас, — поправил его Рам Джас.

Джорор не отводил взгляда от Бромви.

— Ты должен дать нам слово, что присоединишься к нам в борьбе с малефициум. Сердце останется свободным от вмешательства людей, и в обмен на это мы поможем тебе. Рам Джас Рами, темная кровь, вероятно, единственное существо, способное убить этих ведьм, и мы станем его союзниками.

Рам Джас снова почувствовал, как на плечи его ложится неприятное бремя ответственности. Он без труда мог убивать и причинять боль всевозможным людям всевозможными способами, но мысль о том, что он является в каком-то смысле особенным или важным для судеб многих народов, ему очень не понравилась.

— Мне кажется, нужно выпить, — внезапно произнес он, и окружающие окинули его в большей или меньшей степени неодобрительными взглядами. — Просто чтобы успокоить нервы. — Он неловко улыбнулся. — Бутылочка дарквальдского красного сейчас очень пригодилась бы.

Доккальфары не употребляли алкоголь. Рам Джас попытался убедить их, что напиться до бесчувствия иногда полезно, но вскоре бросил эти разговоры и удовлетворился каким-то странным травяным чаем.

Нанон отвел Брома и Рам Джаса на балкон, расположенный высоко над амфитеатром Витар, и они сидели, любуясь прекрасным поселением доккальфаров. Рам Джасу не было известно, что означает «Сердце» — его название или просто исключительную важность, но в любом случае за последние несколько часов он узнал об обитателях лесов больше, чем за всю свою жизнь.

Он пытался сосредоточиться на том факте, что Джорор согласился помочь им, и не думать особенно много насчет воображаемого девиза «Рам Джас Рами спасает мир». Он убил одну из Семи Сестер, почти случайно, но план перебить их всех казался ему несколько превосходящим его возможности.

Бром и Нанон все это время говорили о Канарне; они сходились во мнении насчет того, каким образом организовать возможное нападение. Нанон достаточно времени провел в компании Рам Джаса и понимал его юмор и иронию, но Бром отвечал с сомнением на оптимистичные прогнозы обитателя леса.

— Если мы быстро перебьем достаточное количество врагов, мы сможем победить, — говорил Нанон. — Если нет, нас всех убьют.

— Мы не знаем, сколько рыцарей осталось в городе, — возразил Бром, отпивая глоток чаю. — А Джорор до сих пор не сообщил мне, сколько ваших воинов пойдет с нами.

Нанон наклонил голову набок, демонстрируя, что, несмотря на некоторые особенности, он все равно принадлежал к расе доккальфаров.

— А какое это имеет значение? — спросил он.

Рам Джас знал, что обитатели лесов имеют своеобразное представление о числах. Им трудно было понять, что такое армия, потому что они мыслили индивидуально. Будучи расой долгожителей, они не считали кого-либо более достойным жизни, чем любого другого, тогда как раса людей привыкла гнать в бой безликие массы воинов. Положение в обществе, богатство и закон требовали от людей постоянной борьбы за место под солнцем, и обычай ставить одного человека выше другого неизбежно создал имеющие для них большое значение структуры. Это удивляло доккальфаров, у которых не существовало понятий лидерства или старшинства; их общество основывалось на общих потребностях и уважении друг к другу.

Бром его слов не понял и сказал:

— Конечно же, это имеет значение. Если у врага две тысячи рыцарей, нам нужно такое же количество воинов, чтобы противостоять им.

— У нас будет столько, сколько согласится идти с нами. И этого окажется достаточно, — сказал Нанон таким тоном, что Бром буквально взвился.

— Достаточно? — раздраженно переспросил лорд. — Достаточно — это столько, сколько поможет мне отвоевать мой родной город.

— Тогда столько, сколько у нас будет, и окажется достаточно, — повторил Нанон.

Рам Джас подумал, что следует вмешаться, прежде чем Бром разозлится окончательно.

— Твой друг, Коричневый священник, сообщит нам, сколько в крепости рыцарей. Если мы с тобой сначала повидаемся с ним, мы все узнаем и составим план. — Это несколько успокоило Брома. — Нанон, у вас есть «черная бородавка»? — спросил Рам Джас, и его неизменная ухмылка стала еще шире.

Оба собеседника взглянули на кирина — Нанон улыбался, Бром был в явном недоумении.

— Уверен, смогу раздобыть немного, — ответил доккальфар. — Что ты задумал, человек кирин?

— Я думаю о том, как одним ударом уничтожить побольше рыцарей и дать нам шанс. — Рам Джас привык придумывать необычные способы убивать людей, и несколько мешков «черной бородавки» доккальфаров оказались бы приятным сюрпризом для рыцарей Красного ордена.

— Я знаю, что я всего лишь невежественный ро, — возмущенно заговорил Бром, — но что за хреновина эта «черная бородавка»?

— Это нечто вроде каресианского огня или смолы раненов, но… — Рам Джас посмотрел на Нанона и усмехнулся, — не столько горючая, сколько взрывоопасная.

Нанону тоже в голову пришла некая мысль:

— Кстати, ты мне напомнил об одной вещи… каждого павшего доккальфара обязательно следует сжечь не позднее нескольких часов после смерти, так чтобы остался только пепел.

Бром посмотрел на него:

— У нас тоже есть такой обычай. Это какой-то погребальный ритуал вашей расы?

— Нет, это просто самый лучший способ остановить возникновение сотен новых Темных Отпрысков из наших тел, — ответил он с глубокой печалью во взгляде. — Дар Джаа заключался в том, что наши тела воспламенялись после смерти. Но теперь мы лишились благословения Джаа, и нам нужно подумать о другом способе… Выражаясь вашим языком, мы в полном дерьме.

Они провели несколько беспокойных часов, пытаясь уснуть на высоком дереве, и сразу после полуночи вышли на окраину Глухого леса.

Бром стоял рядом с Рам Джасом, и они смотрели на герцогство Канарн. Молодой лорд пришел в задумчивое настроение, когда впервые увидел свою родную землю после того, как его внесли в список предателей и изгнанников. По обеим сторонам от них из леса возникли вереницы воинов Тир, которые несли несколько плетеных мешков с взрывчаткой доккальфаров под названием «черная бородавка» и были вооружены метательными ножами и мечами. Тяжелые клинки имели форму листа с искусно украшенными рукоятями, они были гораздо красивее функционального оружия людей. Бром попросил себе один такой нож и носил его за поясом как запасное оружие, а Рам Джасу подарили новый колчан, полный искусно изготовленных стрел. Наконечники некоторых были смазаны «черной бородавкой». Мечи людей заново наточили, доспехи тщательно осмотрели и отремонтировали. Двое воинов людей чувствовали себя как никогда готовыми к бою.

С ними шли сорок воинов доккальфаров, которых называли Тир, включая Нанона, Сигурда и великана Рафна. Они представляли собой грозное зрелище, даже по мнению Рам Джаса, но он сомневался, что такого количества союзников им хватит. Сейчас они даже не знали, сколько рыцарей осталось в Канарне, и им необходимо было тайно пробраться в крепость и увидеться с братом Ланри, прежде чем они смогут хотя бы набросать план нападения.

— Только бы Бронвин была еще жива, — пробормотал Бром, стараясь перед предстоявшим опасным сражением отвлечься на мысли о сестре.

Рам Джас молча кивнул.

Глава восьмаяГоспожа Бронвин в руинах Ро Хейла

 Бронвин рано поднялась с постели и вышла на крепостную стену Ро Хейла. Она делила небольшую комнатку с матерью Каменного Пса, старой и мудрой женщиной из Отряда Призраков по имени Фрейя Холодные Глаза, а Аль-Хасим спал в общей комнате с мужчинами Свободного Отряда.

Они находились в Ро Хейле уже почти две недели, пока Хоррок Зеленый Клинок и Хаффен Краснолицый руководили укреплением разрушенного города. Ворота были сделаны из толстых, прочных досок, деревянные конструкции и баррикады усилены выпавшими из стен камнями, а здания, окружавшие центральный двор, превратились в платформы для метания топоров. Двести пятьдесят воинов Отряда Призраков выполняли свою тяжелую работу охотно и дружно и были готовы каждый день работать с утра до вечера. И теперь, когда передышка подходила к концу, город походил уже не на руины, а на крепость.

— Вы же знаете, что вам его не удержать, — говорил Хасим Хаффену, когда Бронвин поднялась по каменной лестнице, ведущей к надвратной башне; ворота были обращены на юг, к Травяному Морю.

— Хоррок считает, что можем, — ответил ранен.

На лице Хасима отразилось сомнение:

— Не считает, а просто надеется на то, что вы сумеете удержать крепость до прибытия Алого Отряда.

— И что в этом плохого? — с легким раздражением спросил Хаффен.

— Сколько людей находится под командованием Йохана Длинной Тени в Южном Страже?

Хаффен пожал плечами:

— Не знаю… может быть, тысяча воинов.

— Тысяча… да еще ваши двести пятьдесят, получается тысяча двести пятьдесят — против пяти тысяч рыцарей, священников и гвардейцев. Вам не победить, — просто сказал Хасим.

— А как же люди из Фьорлана? — Хаффен упрямо не желал признавать возможность поражения; эту черту характера Бронвин часто отмечала у людей из Отряда Призраков.

— Если они и придут, то придут по морю и нападут на Канарн, а это означает, что сюда они доберутся по меньшей мере через месяц. Вы не выдержите осаду столько времени. Мне очень не хочется это говорить, но тебе следовало бы прислушаться к Вереллиану. — Хасим советовал раненам отступить, и Красный рыцарь настаивал на том же, объясняя, что их ждет бессмысленная резня.

— Хоррок говорит, что мы остаемся, значит, мы остаемся, — проворчал Хаффен.

Бронвин подошла к спорщикам. Только начинало светать; с севера, с Травяного Моря, дул резкий холодный ветер. Мужчины были в доспехах, хотя кожаные доспехи Хасима были легкими, а Хаффен, напротив, носил тяжелую кольчугу. Бронвин, в простом хлопчатобумажном платье, которое одолжила ей Фрейя, еще не облачилась в свои доспехи.

— Мы еще успеем отступить, — произнесла она вместо приветствия.

— Только ты не смей начинать!.. — рявкнул Хаффен. — Вы двое не являетесь образцами храбрых воинов ро и Каресии, а?

— А ты не являешься образцом тупого ослиного упрямства раненов? — резко ответила Бронвин.

— То, что ты называешь упрямством, мы называем честью… а ты сама открыла бы ворота рыцарям и сдалась без боя, если бы они напали на твой дом? — спросил Хаффен, недовольный тем, что оба выступили против него.

Бронвин покачала головой.

— У меня не было особенной возможности сражаться, но… нет, я не сдалась бы без боя, — признала она.

Все трое посмотрели на юг, на голое, безжизненное Травяное Море. В последние несколько дней дождь не шел, и, хотя туман стелился над равнинами и не желал рассеиваться, погода была благоприятной для защитников Ро Хейла и укрепления их базы. Большинство входов в подземелье было заложено, и Фрейе поручили заботиться о детях и больных, когда начнется сражение. Внизу, на территории крепости, люди из отряда приступали к своим дневным обязанностям: патрулированию и сооружению новых укреплений; Хоррок хотел, чтобы все было готово к тому моменту, когда прибудет вражеская армия.

Бронвин нравились эти люди — простые крестьяне, которые решили в свое время присоединиться к Свободным Отрядам и защищать земли раненов от завоевателей. И хотя уже несколько десятилетий не возникало необходимости отражать нападение вражеской армии, они не дрогнули и не падали духом сейчас, когда близился бой, и любой был готов погибнуть за свою страну.

— Аль-Хасим, — крикнул снизу Каменный Пес, — Хоррок хочет, чтоб ты спустился.

Капитан поручил юноше присматривать за пленником, Уильямом из Вереллиана, а это означало, что Бронвин и Хасиму приходилось много времени проводить в его обществе. Это был гордый молодой человек, который с убеждением говорил о своем долге перед Отрядом Призраков и Свободными Землями раненов и никогда не расставался с огромной секирой с крюком на верхушке.

— Что ему нужно? — спросил Хасим.

— Не знаю, не задавай вопросы, а просто пошевеливайся. — Молодой Каменный Пес часто изображал из себя сурового воина, но он был прекрасным солдатом и выполнял все приказы Хоррока, независимо от того, считал ли он их бессмысленными или нет.

— Ладно, иду, — ответил Хасим и подмигнул Бронвин. — Может, мне удастся провести хоть какое-то время в покое впервые за эти несколько дней.

— И госпожа Бронвин тоже, — крикнул Каменный Пес.

— А от меня чего он хочет?

— Неужели это должно быть мне известно, если я не знаю, зачем ему каресианец? — саркастически вопросил юноша. — Просто пошевеливайтесь, и все; он велел, чтобы вы пришли немедленно.

Хаффен хмыкнул и плотнее закутался в свой плащ из медвежьей шкуры; ветер усиливался, а Бронвин и Хасим направились к лестнице.

Они спустились во двор по недавно отремонтированным каменным ступеням и пересекли его. Вокруг них, там, где прежде виднелись лишь рассыпавшиеся каменные руины, теперь высились баррикады и деревянные конструкции, предназначенные для защиты крепости в случае, если рыцарям удастся пробить ворота. Бронвин видела, как люди из Отряда перетаскивают связки метательных топориков и прячут их в тайниках за укреплениями. Все воины были в кольчугах, и Бронвин знала, что они находятся в боевой готовности уже в течение нескольких дней, ожидая нападения в любую минуту. От новых деревянных стен лестницы вели наверх, к каменным укреплениям, с которых было видно Травяное Море, и люди дежурили на башенках, наблюдая за землями Отряда Призраков.

Несмотря на то что укрепления казались вполне надежными, Бронвин не могла представить, как такое небольшое число воинов выстоит против пятитысячной армии Красных рыцарей.

— Мы с тобой можем уйти, ты это знаешь? — спросил Хасим, словно в ответ на ее мысли. — Никто из них не станет обвинять нас в трусости, если мы сбежим на север.

Бронвин оглянулась на каресианца и хотела пристыдить его, но вынуждена была признаться себе в том, что в последние две недели подобная мысль посещала и ее.

— Я не смогу сделать этого, — сказала она. — Как бы мне этого ни хотелось… я не смогу заставить себя покинуть их.

Хасим остановился и, взяв Бронвин за руку, развернул ее лицом к себе:

— Ты случайно не думаешь взяться за зубочистку, которую ты называешь мечом, и сражаться с рыцарями, а?

— Я не собираюсь прятаться в подвале вместе с Фрейей. У меня не меньше причин драться с рыцарями, чем у любого человека из Отряда. — Бронвин знала, что Хасим рано или поздно попытается взять на себя роль ее защитника, потому что его дружба с ее братом повелевала ему позаботиться о ее безопасности.

— Они разрубят тебя на куски в одну минуту, не посмотрят, аристократка ты или нет. Эти гады идут сюда не за тобой, они собрались на войну, хотят вторгнуться на земли раненов и подчинить их себе. — Хасим говорил совершенно серьезно.

Каменный Пес, шагавший немного впереди, остановился у одной из немногих оставшихся дверей, которые вели в подземелье. Он услышал, что Бронвин и Хасим разговаривают, и обернулся к ним.

— Я вам случайно не мешаю? — насмешливо спросил он. — Я знаю, что вы, двое чужаков, без любовного воркования никак обойтись не можете, но все равно поторопитесь, будьте вы неладны.

Аль-Хасим рассмеялся и игриво шлепнул Бронвин. Мгновение спустя она развернулась и ударила его кулаком в лицо. Каменный Пес разразился хохотом, а Хасим отшатнулся и пощупал окровавленную губу.

— Если бы Бром это увидел, он бы тебя убил, — с улыбкой пригрозила она. — И я убью, если ты еще раз прикоснешься ко мне.

Каменный Пес не спеша приблизился к Хасиму:

— Надеюсь, ты закончил свои ухаживания. Хоррок — человек терпеливый, но он и правда велел вам поторапливаться.

Они спустились в подземный лабиринт и быстро прошли через опустевший подвал. В центральном помещении в корзинах лежали чистые тряпицы, бинты и прочие средства для помощи раненым, но никакой мебели здесь не было.

Хасим и Бронвин вошли в комнату Хоррока следом за Каменным Псом и услышали, как капитан Отряда Призраков разговаривает с кем-то негромким, мягким голосом. Он держал на коленях раненский туманный камень, и во взгляде его была глубокая озабоченность.

— Подожди, — сказал он, — ко мне пришли друзья… постарайся не плакать, хорошо? — Хоррок редко выражал эмоции, и Бронвин поразила эта картина.

Каменный Пес остановился в дверях, а Хоррок жестом велел Бронвин и Хасиму подойти. Когда они сели за деревянный стол, стоявший посередине комнаты, Бронвин услышала детский плач. Похоже было, что плакала девочка, она негромко всхлипывала и что-то неразборчиво говорила, туманный камень плохо передавал ее слова.

— Хасим, у меня здесь одна твоя подруга… и она говорит, что расскажет все только тебе, — произнес Хоррок с выражением недоумения на лице. — Все мои отпрыски уже взрослые, и я, по-моему, разучился разговаривать с маленькими детьми. — Он положил камень на стол и сказал: — Пришел Аль-Хасим.

— Аль-Хасим! — радостно воскликнул ребенок сквозь слезы.

— Кто это? — прищурился Хасим.

— Ингрид Слеза, — был ответ, и Хасим с Бронвин переглянулись.

— Ингрид, что случилось? — ласково спросил каресианец. — Как ты достала туманный камень отца?

Девочка снова расплакалась, и Бронвин, наклонившись, увидела смутное изображение. У Ингрид были черные волосы и голубые глаза; по ее лицу струились слезы.

— Я не знаю, что делать, — жалобно всхлипнула она. — Скажите, что мне делать. Они убивают людей топорами, я не смогла найти Алахана и спряталась, только сперва забрала камень. — Она говорила быстро, невнятно.

— Ингрид, немедленно успокойся! — резко произнес Хасим. — Мне нужно, чтобы ты рассказала, что случилось. Сделай глубокий вдох и начни сначала. Ты можешь сделать это ради меня?

На Бронвин произвело впечатление то, как Хасим разговаривал с маленькой девочкой.

Дочь Алдженона Слезы помолчала, несколько раз громко шмыгнула носом и вытерла лицо рукавом синего платья.

— Отец уплыл несколько недель назад на корабле. С ним было очень много людей, и они отправились спасать дядю Магнуса. Я спряталась, когда они разговаривали, они не знали, что я слышу, но я слушала и услышала все.

Хоррок откинулся на спинку стула. Бронвин решила, что он рад новости об отплытии Алдженона, но волновался насчет того, что происходит во Фредериксэнде.

— Хорошо, и что было потом? — мягко спросил Хасим.

Ингрид снова расплакалась и заговорила:

— Вчера появились воины из Джарвика и начали убивать людей. Они вломились к нам в зал, разрубили кресло отца, искали меня, но не смогли найти, поэтому сожгли наш дом и громко распевали про нового верховного вождя. — Она снова говорила неразборчиво, и Хасим тряхнул головой, пытаясь понять смысл слов ребенка.

— Люди из Джарвика, что они затеяли? — пробормотал Хоррок, ни к кому конкретно не обращаясь; с каждой минутой его тревога росла.

— Ингрид, возьми себя в руки, я не позволю им причинить тебе вред, — как можно более убедительно произнес Хасим, — но ты должна сосредоточиться. Представь, что ты верховный вождь, а Фредериксэнд — твой город. Представила?

Ингрид кивнула и сразу перестала плакать, и ее большие голубые глаза смотрели на Хасима с надеждой.

Каресианец взял в руки туманный камень и попытался изобразить улыбку.

— А что произошло с твоим отцом?

Ингрид, пытаясь подавить слезы, отвела взгляд, прикусила губу и снова шмыгнула носом.

— Тот большой человек, который ногой перевернул его кресло, кричал, что отец сейчас на дне моря кракенов. Но это же ложь, да? Это не может быть правдой. Отец — самый сильный человек в мире, никто и ничто не может его убить. — В голосе ее слышалось отчаяние, Ингрид ужасно хотелось, чтобы кто-нибудь сказал ей, что ее отец жив-здоров.

Хасим, Бронвин и Хоррок мрачно переглянулись, но никто не произнес ни слова. Бронвин заметила, что Хоррок старается подавить гнев, а Хасим сам готов был разрыдаться, когда снова заговорил с Ингрид.

— Где ты сейчас, волчонок? — спросил он.

— Я спряталась в часовне человека-монстра. Вряд ли люди с топорами будут искать меня здесь. Мне нужно найти Алахана, он, наверное, знает, что делать. — Поговорив с Хасимом, она немного успокоилась, однако по-прежнему не могла толком описать мрачные события, происходившие во Фьорлане.

— Человек-монстр? — переспросил Хоррок.

— Так она называет Самсона Лжеца, — ответил Хасим, не отрывая взгляда от облачного камня, — это потомок Гигантов, который живет во Фредериксэнде.

Бронвин было известно о потомках Гигантов, людях, в жилах которых текла кровь богов, но она никогда не видела ни одного из них. Предполагалось, что в Тор Фунвейре они вымерли, хотя иногда рассказывали истории о странных существах, наполовину людях, которые прятались в пещерах или высоко на горных перевалах.

— А ты знаешь, что это был за большой человек? — спросил Хасим у Ингрид. — Тот, который сказал, что твоего отца… нет. — Он произнес последнее слово шепотом, боясь, что Ингрид снова начнет плакать.

— Да, я видела его с отцом до того, как уплыли корабли. Его зовут Рулаг Медведь. Он, по-моему, вождь или военачальник, но Вульфрик и Халла сказали, что он придурок. Он и про тебя плохие вещи говорил. Сказал, что ты просто шпион, но я за тебя заступилась.

Хасим улыбнулся девочке:

— Мне повезло, что у меня есть такие друзья, как ты, волчонок. — Он пристально смотрел в туманный камень, и Бронвин поняла, что каресианец отчаянно соображает, что же теперь сказать девочке.

— Если Алдженон мертв… — заговорил Хоррок, — мне даже не хочется думать о том, что произошло с флотом драккаров в море кракенов. Медведю наверняка пришлось перебить тысячи воинов, чтобы добраться до верховного вождя. — Он говорил очень тихо, чтобы девочка его не услышала.

— Ингрид, ты знаешь, что случилось с Вульфриком? — спросил Хоррок.

— Он уплыл с отцом на борту «Молота Фьорлана». Он ведь ни за что не дал бы им убить отца, правда?

Внезапный шум напугал девочку, и она отвернулась от Хасима.

— Кто-то пришел. Я слышу, как они спускаются по лестнице.

— Ингрид, быстро найди место, где можно спрятаться! — властным тоном приказал Хасим.

Раздался какой-то грохот, и в тумане, окутывавшем лицо Ингрид Слезы, Бронвин различила огромную фигуру, прошедшую мимо, с молотом невероятных размеров. Ингрид спряталась за спину огромного существа, и оно обняло ее одной рукой, словно желая защитить.

— Самсон, не дай им убить ее! — закричал Хасим, узнав Самсона Лжеца.

Изображение затуманилось; в часовне появились другие люди, они напали на Самсона. Слышны были пронзительные крики Ингрид, она выронила туманный камень и скрючилась в углу. Все трое могли видеть, как потомок Гигантов с ревом размахивал молотом, проламывая черепа предателям из Джарвика.

Затем изображение пропало — случайный удар топора разбил туманный камень на куски.

Хасим взревел и швырнул стул через всю комнату, и тот сломался, ударившись о стену.

— Я скормлю этих ублюдков троллям, как я их ненавижу! — закричал он. — Она всего лишь ребенок. — Он кричал, глядя на темный туманный камень и жалея о том, что воины, пришедшие за Ингрид, не могут его слышать. — Это не честь… ведь ваш Рованоко требует от вас чести, предатели, мерзавцы…

Хоррок поднялся, схватил Хасима за плечи и как следует тряхнул его.

— Возьми себя в руки, Хасим, не то я швырну об стену тебя, — произнес он своим обычным ровным тоном.

Хасим тяжело дышал, глаза его гневно сверкали, он медленно, безвольно опустился на стул.

— У нас большие неприятности, капитан, — тихо сказал он.

Оба сели за стол, и Бронвин увидела, как выражения различных чувств сменяются на их лицах. Хасим по-прежнему дрожал от гнева, но в то же время он глубоко задумался. Хоррок переводил пронизывающий взгляд с предмета на предмет, словно перебирая возможности. Сама Бронвин боролась с отчаянием. Если флот драккаров погиб, ее родина останется в руках рыцарей, а Ро Хейл им не удержать. В последние недели люди иногда выражали надежду на то, что воины из Фьорлана придут на юг и выгонят рыцарей со Свободных Земель раненов. Такое уже случалось однажды, давно, когда люди ро в последний раз попытались подчинить раненов. Люди Фьорлана были жестоки и страшны в бою, они были более могучими воинами, чем простые жители равнин из Свободных Отрядов, и даже Хоррок видел в них основную надежду на победу.

— Через какое время Йохан Длинная Тень с Алым Отрядом сможет добраться сюда? — спросил Хасим после нескольких минут молчания.

— Он сказал, что они отправятся в путь сразу после того, как мы закончим разговор… это было четыре дня назад. Если они будут скакать день и ночь, все равно у них уйдет не меньше недели. — Хоррок пожал плечами. — Теперь нечего рассчитывать на помощь из Фьорлана, так что…

— Плохо наше дело, — подсказал Хасим, но замечание это не могло принести практической пользы.

— Да, плохо наше дело, — согласился Хоррок. — Либо Рулаг Медведь сошел с ума, либо он больше жаждет власти, чем мне казалось. Ему мало того, что он силой захватил Джарвик, теперь этот негодяй вообразил, что сможет стать верховным вождем.

— Медведь когда-то был приятелем Халлама Певайна, верно? — спросил Хасим.

Хоррок кивнул:

— И до сих пор им остался, насколько мне известно. Певайн помог ему захватить и удержать Джарвик. Чувство чести у обоих одинаковое.

Бронвин догадалась: Хоррок и Хасим считали, что здесь имел место какой-то заговор, который привел к гибели Алдженона Слезы и скоро приведет к захвату Ро Хейла.

Хоррок закивал каким-то своим мыслям, словно решил, каким образом действовать.

— Придется уходить, — произнес он. — Мы успеем уложить провизию и боеприпасы и выбраться из этой ловушки уже к закату. Мы пойдем на восток и соединимся с Йоханом и Алым Отрядом.

Время тянулось мучительно долго, пока члены Отряда Призраков лихорадочно собирали пожитки и грузили в тележки продукты и боеприпасы. Известие о смерти Алдженона и предполагаемой потере флота драккаров быстро распространилось по городу, и Бронвин отметила явную перемену в поведении раненов. Прежде они упрямо верили в то, что, если смогут удержать Ро Хейл в течение одного-двух дней, помощь придет, сначала от Алого Отряда, затем с севера, и рыцари Красного ордена будут отброшены на юг. Но сейчас, глядя в их лица, она видела мужчин и женщин, боявшихся за собственные жизни и понимавших, что одним им здесь никак не выстоять.

Хаффен все еще хотел остаться и не присоединился к остальным в сборах и подготовке к бегству. Вместо этого он стоял на крепостной стене, словно молчаливый часовой, и вглядывался в просторы Травяного Моря. Хоррок заверил людей, что Хаффен пойдет в арьергарде отступающего отряда, ему просто нужно время для того, чтобы смириться с идеей отступления после того, как он настроился на битву. Ранены были упрямыми и стойкими, и Бронвин видела, что никому из них не хочется уходить, никому не нравится то, что сражаться не придется. Свободный Отряд не мог даже надеяться на равный бой с армиями Тор Фунвейра, поскольку уступал им в боевом опыте, снаряжении и тактике, но ранены обладали неукротимым нравом, что делало их страшными в бою. И когда люди Отряда Призрака прощались со своим домом, тяжелее всего им было осознать, что они вряд ли когда-нибудь вернутся обратно. Кроме двухсот пятидесяти воинов, в Отряде Призраков насчитывалось примерно четыреста человек — стариков, женщин и детей, которые не могли сражаться, — в основном они и занимались подготовкой к эвакуации Ро Хейла.

Большую часть дня Хасим молчал, помогая грузить продукты и оружие в телеги для долгого пути на восток. Когда Бронвин смотрела на него, ей казалось, что он с трудом сдерживается, чтобы не расплакаться, настолько его потрясла возможная смерть Ингрид Слезы. Каресианский проходимец часто говорил о своей любви к Фредериксэнду и семье Слезы — к своему другу Магнусу, верховному вождю Алдженону и его детям. Молодой воин Алахан и развитая не по годам Ингрид были для него чем-то вроде семьи. От большинства каресианцев его отличало то, что его не беспокоили северные холода, и он предпочитал еду и напитки Фьорлана пище своей пустынной родины.

Быстро приближался закат, когда Бронвин с Каменным Псом и Фрейей помогали одному старику подняться по лестнице из подвала.

— Я прожил здесь всю жизнь, — бормотал старик. — Если бы я был моложе на несколько лет, я бы показал этим проклятым рыцарям, что такое Отряд Призраков…

— Я уверен, они бы сразу сбежали, вопя от ужаса, — довольно невежливо перебил его Каменный Пес, подхватив старика под руки и подводя к пустой телеге, стоявшей в центральном дворе.

Рядом находилось несколько десятков повозок, нагруженных всевозможными пожитками и припасами. Конечно, Ро Хейл представлял собой развалины, но в то же время являлся домом для нескольких сотен людей, и Бронвин ощутила печаль, глядя на их вещи. Она заметила не слишком чистого игрушечного медведя в корзине рядом со старой свирелью и потертой лошадкой-качалкой. Другая телега была нагружена столами и стульями из подземных комнат, а третья — завалена одеждой и постельным бельем.

Во многие телеги лошади были уже запряжены, на козлах сидели возничие, и все выглядело так, словно жители действительно покинут город на закате. Семьи собирались вокруг своих повозок, и хотя большинство явно с горечью оставляло дом, Бронвин чувствовала некий дух общности, который позволял им сохранять бодрость, когда они заворачивались в плащи и готовились к бегству во владения Алого Отряда.

Ближе к воротам ждали воины Отряда Призраков. Все были одеты в кольчуги и вооружены топорами, молотами и короткими охотничьими луками. Говорили мало, только иногда отпускали шуточки насчет Красных рыцарей.

Хаффен по-прежнему дежурил на крепостной стене над башней, хотя фигура его была едва видна в сумерках. Он стоял спиной ко двору, и Хоррок сказал своим людям, что Хаффен останется на часах до самого последнего момента. Бронвин подумала, что этот момент стремительно приближается, и увидела, как Хасим поднимается по лестнице к Хаффену.

Они помогли старику сесть в повозку, и Бронвин смотрела на Хаффена и Хасима, ждала, когда они спустятся и наконец будет дан сигнал к отступлению. Однако вместо этого они начали что-то обсуждать. Хаффен указывал на юго-восток, Хасим напряженно вглядывался в серые сумерки.

Внезапно Хаффен резко развернулся и осмотрел двор. Взгляд его остановился на Хорроке Зеленом Клинке, который стоял среди повозок.

— Хоррок, поднимись сюда.

В его голосе слышалась тревога.

Члены Отряда прекратили разговоры и вытянули шеи, чтобы получше разглядеть Хаффена. Капитан Отряда Призраков с озабоченным видом отошел от повозок и поднялся по каменным ступеням. Бронвин тоже оставила Каменного Пса и направилась следом за капитаном; вскоре после прибытия в бывшую крепость она решила, что должна знать обо всем, что происходит. Девушка по-прежнему оставалась аристократкой и чувствовала: самое меньшее, что она может сделать, это выслушать других и, если сумеет, дать совет.

Хоррок заметил, что она идет вслед за ним, но ничего не сказал. Когда они очутились на крепостной стене, Бронвин взглянула на погружавшееся в сумерки Травяное Море и вздохнула с облегчением: никакой непосредственной угрозы видно не было: ни лагерных костров, ни каких-либо других признаков приближения вражеской армии.

— Мы готовы уходить, Хаффен. В чем дело? — спросил Хоррок.

Хаффен все еще указывал на юго-восток, примерно в том же направлении, откуда две недели назад появилась Бронвин.

— Смотри туда, на опушку рощи, — обратился Хаффен к своему капитану.

Хоррок облокотился на крепостную стену.

— Ты уверен в том, что просто не ищешь причин остаться? — спросила Бронвин у Хаффена, стараясь говорить легкомысленным тоном.

Он сердито уставился на нее и ответил:

— Взгляни сама, Бронвин, и скажи, видишь ли ты что-либо под деревьями.

Она остановилась рядом с Хасимом и всмотрелась в сумерки. Роща была очень далеко, и в сгущавшейся темноте девушка едва могла различить деревья, которые слегка раскачивались на ветру.

В очередной раз подул ветер, и Бронвин показалось, что в темноте мелькнуло нечто блестящее — тусклая серебристая поверхность, которой было совершенно не место среди деревьев. Все трое невольно наклонились вперед, и у Бронвин перехватило дыхание, когда она заметила между стволами закованного в латы рыцаря верхом на коне. В следующую секунду рыцарь скрылся, но, быстро взглянув на остальных, девушка поняла по их лицам, что они тоже его видели.

— Да поможет нам Рованоко, — произнес Хаффен. — Это рыцарь Красного ордена.

Ветер усиливался, ветви деревьев качались все сильнее. Люди не сводили взглядов с рощи и вскоре заметили еще одного рыцаря, затем еще одного, а потом, когда на рощу налетел особенно сильный порыв ветра, вдалеке стала ясно видна целая колонна врагов.

Они молчали мгновение, затем Хоррок резко развернулся и шагнул к парапету, обращенному в сторону двора.

— Люди! Бежать поздно… Красные рыцари пришли, и мы должны сражаться за нашу землю.

Он помолчал несколько мгновений, а те, кто стоял внизу, ошеломленно смотрели на него со страхом в глазах.

— Будьте сильными, друзья мои! — крикнул Хоррок. — Сильными ради наших сыновей и наших дочерей… если нам суждено погибнуть на этой земле, защищая ее. Мы заставим тех, кто отнимет у нас жизнь, запомнить ночь, когда они сражались со свободными людьми Отряда Призраков.

В словах его слышалось убеждение, и Бронвин видела, что людей охватили дурные предчувствия, страх и одновременно растущая жажда крови.

— Мы будем защищать крепость. Уберите со двора повозки. Старики, женщины и дети пусть спрячутся в подземелье, — приказал капитан. — А вы, — он указал на боевых братьев Отряда, — убивайте любого, кто попытается проникнуть за стену.

— По местам, — спокойно скомандовал Хаффен.

Внизу началось движение, и люди торопливо бросились выполнять распоряжения Хоррока. Телеги быстро убрали под навесы в северной части руин. Женщины, дети и те, кто не мог сражаться, отправились вместе с Фрейей Холодные Глаза в подземные помещения, а воины, собравшиеся во дворе, побежали к деревянным укреплениям.

— Иди с Фрейей, — велел Хасим Бронвин, когда они стояли на крепостной стене.

— Ты знаешь, что я не пойду прятаться, зачем ты просишь меня об этом? — раздраженно произнесла она.

Он устремил на нее жесткий взгляд:

— Потому, что ты наследница Ро Канарна и не имеешь права умереть от меча какого-нибудь рыцаря. — Он был абсолютно серьезен, и Бронвин поняла по его голосу, что он действительно озабочен ее безопасностью.

— Несите метательные топорики, положите по связке в каждой удобной точке двора! — кричал стоявший поблизости Хаффен. — Каменный Пес, ты будешь здесь, со мной.

Бронвин подошла к Аль-Хасиму поближе, чтобы никто не слышал ее слов:

— Я знаю, тебе небезразлична моя жизнь, каресианец. Хотя уверена, что в основном ты боишься разгневать моего брата… но все равно я понимаю, что ты опасаешься за меня.

— Пожалуйста, иди с Фрейей, — мягко произнес он, протянув руку, чтобы взять ее ладонь.

Бронвин невольно убрала руку.

— Не надо, — сказала она. — Ты разволновался, увидев рыцарей, и у тебя мозги размягчились. — Она улыбнулась этому каресианскому проходимцу — человеку, оказавшемуся вдали от родины, который собирался сражаться вместе с раненами за клочок не принадлежавшей ему земли. — Если последние несколько недель нас чему-то и научили, то только тому, что выжить можно всегда, и не важно, при каких обстоятельствах.

— Это не развлечение, Бронвин, — произнес он, печально глядя на нее. — Это война. Я тоже раньше не участвовал в войне. Я всегда всеми силами старался этого избежать. — Он снова протянул к ней руку. — Оглянись вокруг… посмотри на Хаффена, на Хоррока, на этих людей там, внизу… к утру все они будут мертвы. Если ты спрячешься в подвале с женщинами и детьми, тебе могут оставить жизнь.

Они стояли несколько мгновений, молча глядя друг другу в глаза. Потом Бронвин отвернулась и вдруг заметила вдалеке нечто яркое. Хасим по-прежнему держал ее за руку, и она вдруг обнаружила, что ей нравится чувствовать тепло другого человека. Вместе они подошли к парапету, чтобы посмотреть на юг.

— Хаффен, рыцари собираются нас бомбардировать, — сказал Хасим через плечо.

Сообщил он об этом спокойно и мрачно, и когда Бронвин пригляделась, то увидела несколько тяжелых катапульт, заряженных огненными снарядами.

Хаффен громко выругался, подняв голову к небу, затем скомандовал:

— Прячьтесь! Катапульты!

Люди, находившиеся во дворе, бросились под прикрытие каменных стен.

Небо озарилось огнем, несколько катапульт выпустило снаряды в сторону крепости. Бронвин, широко раскрыв глаза, смотрела, как огненная точка все увеличивается; затем снаряд с грохотом пронесся у нее над головой. Хоррок, появившись у них за спиной, схватил их и потащил за крепостные стены.

— Берегись! — закричал капитан Отряда Призраков.

Люди как раз успели разбежаться по укрытиям; первый пылающий камень рухнул во двор, разнеся на куски оставшиеся повозки и осветив руины Ро Хейла. За первым последовало еще несколько снарядов, деревянные конструкции во дворе вспыхнули, укрепления начали рушиться, похоронив под собой людей. В горящей одежде они метались, пытаясь найти воду, или катались по камням, чтобы потушить огонь. Основная часть деревянных сооружений еще была цела. Воины Отряда припрятали бочки с горючей смолой в разных местах двора, готовясь к нападению рыцарей, и теперь спешили убрать их подальше от огня.

Затем со стороны Травяного Моря донеслись сигнал рога и рев множества глоток — это рыцари начинали наступление.

— Занять места, — спокойно приказал Хоррок и, вытащив из чехла двусторонний топор, зашагал вдоль крепостной стены.

Хаффен обернулся к Бронвин и Хасиму:

— Ну что ж, вы готовы к смерти?

Хасим и Бронвин обменялись долгими взглядами, и только в этот миг она поняла, что он по-прежнему сжимает ее руку в своей.

Люди Отряда Призраков скрывались за укреплениями, а горящие камни снова и снова со стуком обрушивались на внешние стены и восстановленные ворота. Бронвин и Аль-Хасим скрылись в сторожевой башенке над воротами, вместе с ними здесь находились Хаффен и еще десяток воинов Отряда. Рыцари наступали строем через равнину с южной стороны, их было человек пятьсот, и Хасим понял, что это авангард армии. Рыцари Красного ордена выкрикивали вызывающие слова, обращаясь к противнику, и стучали эфесами длинных мечей по своим красным нагрудникам. Катапульты подкатили ближе, но зажигательными снарядами больше не стреляли. Вместо этого катапульты заряжали огромными камнями, предназначенными для того, чтобы разрушить стены и сломать ворота.

Никто не предлагал сдаться, и Бронвин поняла, что рыцари просто намеревались очистить Ро Хейл от раненов и использовать его в качестве базы. Они не стали окружать руины, но и ранены не предприняли попыток к бегству. У рыцарей имелись боевые лошади, и они могли легко догнать любого, кто попытался бы бежать из города. Она подумала было посоветовать капитану сдаться, но по лицам окружавших ее воинов поняла, что они собираются оставаться в укрытии лишь до тех пор, пока не представится возможность сойтись с врагом в рукопашную.

У них не было ни катапульт, ни артиллерии, чтобы ответить на бомбардировку, и Хоррок приказал своим воинам спрятаться и сохранять терпение. Рыцари не увидят основных сил раненов, и Хоррок надеялся на то, что они войдут в город, не подозревая о том, что их здесь ждет. Он прикидывал, как нанести наибольший ущерб авангарду рыцарей и выиграть время для того, чтобы беженцы с повозками успели отступить через северный выход — Фрейя отвела туда основную часть детей, женщин и стариков через подземные коридоры.

Во дворе горели остатки разрушенных укреплений и телег, тут и там лежали мертвые тела. Терпение явно не числилось среди добродетелей Свободных Отрядов, и люди буквально дрожали от возбуждения и предвкушения схватки, ожидая рыцарей в своей каменной ловушке.

Стена содрогнулась — еще несколько валунов ударило в укрепления, и Бронвин спряталась за парапетом. Хасим был рядом, он заслонил ее своим телом, в руке он держал ятаган.

Затем снизу раздался треск дерева, и главные ворота Ро Хейла распахнулись внутрь. Рыцари Красного ордена разразились беспорядочными выкриками, послышался звук рога — сигнал к атаке. Все как один, пятьсот рыцарей пришпорили лошадей и поскакали к открытым воротам.

— Спокойно! — крикнул Хоррок, когда авангард образовал достаточно узкую цепочку для того, чтобы войти в ворота. — Пусть каждый выберет себе цель, и цельтесь как следует… После первого метания должны быть убиты пятьдесят человек.

Ранены, скрывавшиеся за высокими деревянными укреплениями, приготовились к атаке. В руках у каждого воина было по два метательных топорика, и примерно сто боевых братьев из Отряда Призраков получили задание метать топоры. Их задачей было уничтожить как можно больше рыцарей, чтобы вторая группа раненов смогла катить бочки с пылающей смолой навстречу всадникам. Если это не заставит рыцарей отступить, третья часть отряда, в которую входили Хасим, Хоррок, Хаффен и Бронвин, должна была вступить в ближний бой с противником.

Хоррок поднял топор, приготовившись к бою, и крикнул:

— Еще не время!..

Рыцари были уже у южной стены и резко развернулись, направляясь к воротам.

— Еще не время!.. — снова взревел Хоррок, а рыцари уже добрались до ворот и начали въезжать во двор. — Еще нет!.. — в последний раз крикнул он, повысив голос, чтобы его услышали за стуком копыт и звоном доспехов.

Люди ро заполнили внутренний двор. Бронвин была поражена числом рыцарей. Пятьсот воинов Красного ордена в полном боевом вооружении въехали во двор и рассеялись, выполняя четко отработанный маневр. В руках у них сверкали обнаженные длинные мечи.

— Пора! — возгласил Хоррок, выпрямился во весь рост и повернулся лицом к авангарду рыцарей.

Спустя мгновение после его команды первый залп топориков обрушился на захватчиков. Ранены, все как один, поднялись из своих укрытий, расположенных высоко над землей, и с вызывающими криками швырнули в рыцарей сотню топоров.

Руины старой крепости словно ожили: воины Отряда Призраков выплеснули свой долго сдерживаемый гнев на людей ро. Крики были оглушительными, и Бронвин не слышала голосов ро из-за воплей защитников, но со своего наблюдательного пункта хорошо видела двор; видела, как острые словно бритва метательные топоры вонзались в тела людей и лошадей.

Требование Хоррока насчет пятидесяти убитых было почти выполнено: топоры сносили людям головы, отрубали конечности, калечили и убивали лошадей.

— Это земля Призраков! — заревел Хаффен, стоявший на стене над воротами, и поднял над головой топор. — Пока мы живы, вам ее не захватить.

Рыцари не ожидали такого жестокого отпора, но быстро пришли в себя, и Бронвин увидела, что их капитан, спрятавшись за круглым щитом, отдает приказ атаковать деревянные укрепления.

Последовал второй залп. На этот раз защитники целились вернее, и немало черепов было расколото стальными топорами Отряда Призраков.

— Отлично, ребята! — кричал Хаффен из сторожевой башенки. — Покажите этим ублюдкам, как сражаются ранены.

Бронвин и Аль-Хасим по-прежнему скрывались за парапетом, хотя прятаться было уже не столь необходимо — капкан захлопнулся. Бронвин могла разглядеть сквозь дым катапульты на равнине, южнее крепости, но, как только рыцари вошли в город, обстрел прекратился.

Два залпа метательных топориков убили и покалечили более сотни рыцарей, и по двору бегали лошади без всадников. Рыцари, которых не задело, но под которыми убили коней, неуклюже поднимались на ноги.

— Подожжем этих гадов! — приказал Хоррок со своей позиции на лестнице.

Из-за баррикад и заграждений, расположенных на уровне земли, полетели пылающие факелы, а вторая волна Отряда Призраков открыла деревянные люки, и воины покатили на Красных рыцарей тяжелые бочонки и бочки. У всех имелся длинный зажженный фитиль, несколько бочек разрубили топорами, чтобы ускорить распространение пламени.

Рыцари не смогли достаточно быстро отреагировать, и спустя несколько секунд их охватило пламя. Во дворе раздались пронзительные крики; перепуганные лошади вставали на дыбы и сбрасывали всадников. Одна из них случайно раздавила горящую бочку, и липкая смола разлилась по булыжникам двора; при этом загорелись рыцари, которые пытались подняться на ноги.

В отряде рыцарей возникли суматоха и беспорядок; люди размахивали руками, пытаясь погасить пламя. Бронвин поморщилась и отвернулась от жуткой сцены.

Деревянные заграждения облили водой, чтобы огонь не распространялся на сооружения раненов, и несколько рыцарей, пытавшихся забраться на укрепления, были моментально убиты защитниками. Капитан авангарда был еще жив и упрямо размахивал длинным мечом над головой, словно имитируя жест Хаффена.

— Все ко мне! — приказал он боеспособным рыцарям.

Менее половины из пятисот рыцарей еще могли сражаться, но многие из них лишились лошадей. Атака с помощью бочек лишила их возможности сразу же напасть на баррикады, но сейчас они перегруппировались.

— К оружию! — приказал Хоррок, приготовив свой топор с двумя лезвиями и спускаясь с крепостной стены на деревянные леса.

— Это он нам, — спокойно обратился Аль-Хасим к Бронвин. — Возьми. — Он протянул ей небольшой деревянный щит. — Ты скорее останешься в живых, если воспользуешься щитом, и поменьше размахивай своим ножичком. — Он кивнул на ее короткий меч.

— После вас, — усмехнулась Бронвин, сделав глубокий вдох.

Хаффен, находившийся поблизости, уже бежал по крепостной стене, чтобы присоединиться к капитану. Другие воины Отряда, вооруженные разнообразными тяжелыми топорами и молотами, быстро двигались к внутренним укреплениям, и Бронвин видела у тех, кто метал топоры, длинные копья.

Когда она вышла из сторожки, кое-что привлекло ее внимание, и она замерла.

— Хасим! — вскрикнула она. — Посмотри!

Далеко на укрытой туманом равнине, позади катапульт, над Травяным Морем поднималось облако пыли. Бронвин видела, как приближается огромное количество лошадей. Их было слишком много, их невозможно было сосчитать. Над головами рыцарей на вечернем ветру развевались два штандарта. На одном изображался белый орел Ро Тириса, а на другом — зловещий пурпурный скипетр священнослужителей-аристократов. Бронвин выругалась про себя, когда в виду Ро Хейла показалась основная часть королевской армии.

Хасим подошел к ней и взглянул на армию ро, наступавшую через Травяное Море.

— Да хранит нас Джаа. Их так много… Хоррок! — крикнул он. — Похоже, к нам пожаловал сам король.

Если капитан Отряда Призраков его и услышал, он не подал никаких признаков намерения изменить свой план. Вместо этого он присоединился к третьей волне защитников и начал рубить рыцарей, пытавшихся взять штурмом укрепления.

— Пойдем, им нужна помощь.

Хасим схватил Бронвин за руку и повел вниз по каменным ступеням на внутренние укрепления.

Стиснув рукоять короткого меча, она почувствовала, что ее пальцы дрожат. Ей приходилось убивать прежде, в туннелях Ро Канарна, когда они с Хасимом спасались бегством, но сейчас все ей виделось иначе — это был бой, и Бронвин знала, что не принесет никакой пользы, если не сможет убить хотя бы одного вражеского воина.

Они спустились на баррикады и присоединились к защитникам крепости. Рыцари перегруппировались и пытались пробиться на деревянные бастионы. Однако это удалось немногим: длинные копья, которыми были вооружены метатели топоров, мешали рыцарям приблизиться, но Бронвин решила, что это всего лишь вопрос времени.

Капитан рыцарей по-прежнему сидел на коне, отдавая приказания солдатам, и на лицах людей ро была написана решимость; они вспомнили о своем профессионализме и боевых навыках. Они рубили деревянные люки, находившиеся на уровне земли, и несколько раненов, которые поджигали шнуры от бочек, погибли от ударов длинных мечей, протыкавших доски и проникавших в щели между ними.

— Открыть люки! — приказал капитан рыцарей, напрягая голос, чтобы перекричать шум сражения.

Бронвин оказалась на краю баррикады; внизу рыцари пытались прорвать оборону. Она встретилась взглядом с одним из воинов ро; человек, покрытый ожогами, разъяренно рубил доски. Мгновение спустя в грудь ему вонзилось копье, и он рухнул на булыжники мостовой. Другой человек занял его место, к нему присоединился еще один, и они продолжили крушить люк.

Хасим появился рядом с Бронвин, держа в руках копье, и, закряхтев от усилия, пронзил одному из противников грудь. Кровь забрызгала других рыцарей, и снизу донесся поток гневных оскорблений.

А в следующую минуту рыцари швырнули один из уцелевших бочонков со смолой наверх, на деревянные укрепления. У Бронвин перехватило дыхание, когда бочонок угодил на леса почти рядом с ней, буквально взорвался и два ранена полетели вниз, во двор. Пламя начало быстро распространяться, и она подняла руку со щитом, чтобы спастись от жара.

— Погасите огонь! — раздался крик Хоррока.

Несколько человек бросились к ведрам с водой, но липкая смола быстро растеклась на достаточно большой площади, и пламя распространялось все дальше.

С гневным ревом капитан Хоррок Зеленый Клинок спрыгнул с баррикады и стал первым человеком из Отряда, вступившим в непосредственную схватку с рыцарями. Одного он убил сразу, разрубив ему грудь могучим ударом топора, но к нему тут же бросились другие рыцари.

— Пора поразмяться, ребята, — объявил Хаффен и присоединился к своему капитану.

За ним последовали и другие. С криками «За Призраков!» они набросились на рыцарей Красного ордена, и вскоре большая часть третьего подразделения покинула укрепления и очутилась во дворе.

— Оставайся здесь, — приказал Хасим, бросая копье и вытаскивая ятаган и нож-крис.

— Не дождешься, — ответила Бронвин.

Он бросил на нее полный раздражения взгляд, но не стал спорить, и оба спрыгнули на землю.

— Тогда держись ближе ко мне. Руби по шее и голове и прикрывайся щитом.

Схватка, среди которой они очутились, была жестокой и отчаянной, многие ранены впадали в состояние боевой ярости и с невероятной силой рубились с рыцарями. Хаффен превратился в разъяренного зверя, и в уголках его рта выступила пена; он держал топор двумя руками, вертелся вокруг своей оси и убивал любого, кто осмеливался приблизиться к нему. Рыцари сначала попятились от ужасного человека с топором, но Бронвин видела, что в искусстве боя люди Отряда уступают Красным рыцарям.

Она заметила, как Мика Каменный Пес отчаянно бьется с молодым рыцарем, стоя спиной к стене. Неподалеку Хоррок сражался сразу с двумя людьми ро, и лишь его могучее телосложение и сила спасали его от смерти. В этот миг Бронвин столкнулась с каким-то рыцарем, который замахнулся на нее мечом. Машинально она подняла щит и едва не упала, такой силы был этот удар. За первым выпадом последовали второй и третий, и она почувствовала, что следующего она не переживет.

— Так с дамой не обращаются, мужлан! — крикнул Хасим, появляясь за спиной у рыцаря; одним движением он ловко перерезал врагу горло. — Я же сказал, держись ближе ко мне, — повторил он, помогая Бронвин подняться на ноги. — Я не позволю тебе умереть здесь.

Они сражались спина к спине, и оба полагались на проворство, чтобы уклоняться от выпадов рыцарей. Бронвин все чаще пользовалась щитом и лишь время от времени быстро наносила удар в лицо или шею нападавшему. Она выколола глаз одному, отрубила ухо другому, но и сама получила несколько незначительных ран. У Хасима дела шли лучше, он пока не был ранен и только что прикончил еще одного рыцаря метким ударом криса. Ногой отбросив мертвое тело, он оттолкнул в сторону Бронвин, когда на них устремился могучий рыцарь.

— Сражайся со мной, ты, сын каресианской шлюхи! — закричал рыцарь, опуская меч на голову Хасима.

Тот едва уклонился от меча, бросившись назад, и вонзил ятаган в бок рыцаря. Гигант вскрикнул от боли, но схватился за торчавший из его тела клинок и вырвал его из руки Хасима. Затем пнул каресианца, и тот покатился по земле.

— Бронвин! — крикнул он, когда рыцарь приблизился к молодой наследнице Канарна.

Рыцарь ро был настолько поглощен битвой, что не замечал раны, нанесенной ему Хасимом, и так же не обратил внимания на скользящий удар метательного топора.

— Пришло тебе время умереть, Черный Страж! — дико оскалившись, произнес рыцарь.

Но, занеся меч над головой для смертельного удара, он вдруг замер, и глаза его полезли из орбит — в затылок ему вонзился кинжал. За широкими плечами рыцаря мелькнула Фрейя Холодные Глаза. Она повернула кинжал в ране, чтобы убедиться в том, что рыцарь мертв, а когда выдернула, тот повалился на камни.

— Фрейя… — выдохнула Бронвин, быстро вскакивая на ноги и не зная, как выразить благодарность.

— Успокойся, молодая госпожа, и просто будь осторожнее. — Женщина-воин улыбалась, но по ее лицу текла кровь, и девушка поняла, что она сражалась так же яростно, как все остальные.

Хасим забрал свой ятаган у мертвого рыцаря и, схватив Бронвин за руку, потащил ее прочь.

— Дело не в Броме, понятно? Я не позволю тебе умереть здесь. — Он снова повторил эту фразу, и Бронвин почувствовала, что каресианский искатель приключений говорит искренне. — Я знаю, что прятаться ты не согласишься, но по крайней мере держись подальше от таких здоровенных ублюдков, как этот. — И он жестом указал на мертвого великана.

Бронвин кивнула и благодарно коснулась лица Хасима. Не говоря больше ни слова, они вернулись во двор. Трудно было сказать, на чьей стороне перевес, но Хоррок и Хаффен были еще живы и убивали направо и налево, хотя Бронвин больше нигде не видела Каменного Пса. Большая часть рыцарей остались без лошадей, обезумевшие животные либо кружили по двору, либо убежали в поле.

Следующие несколько минут тянулись ужасающе долго; из-за отрубленных голов и конечностей, луж крови двор крепости Ро Хейл стал похож на скотобойню. Бронвин держалась подальше от центра двора, они с Хасимом старались не отходить от стен. Хоррок выкрикнул вызов на бой капитану рыцарей, толпа на мгновение расступилась, и Бронвин увидела, что два капитана встретились посередине.

Люди с метательными топорами тоже не сидели сложа руки, и большая часть рыцарей была загнана в угол. Когда Хоррок схватился с капитаном рыцарей, сражавшиеся не могли не наблюдать за двумя командирами; каждый воин надеялся на победу своего. Даже Хаффен отступил к баррикадам, чтобы передохнуть несколько минут и вытереть с лица кровь и пот.

Хоррок сражался не так, как во время поединка с Вереллианом две недели назад; он прибегал к нечестным приемам, пинал рыцаря ногами, иногда наносил удар кулаком, чтобы тот потерял равновесие. Капитана рыцарей раздражало, что Хоррок дерется нечестно, но он ничего не мог с этим поделать; и вот на его латы обрушились удары топора. В нагрудной пластине появились вмятины, он парировал удары все более неловко и наконец после обманного выпада ранена потерял бдительность, и мощный удар топора, направленный сверху вниз, рассек его череп надвое.

Когда окровавленное тело капитана бесформенной массой повалилось на землю, оставшиеся Красные рыцари утратили боевой дух и начали беспорядочно отступать, и еще несколько их было убито во время бегства. Рыцари бросились к открытым воротам и устремились в Травяное Море, а люди Отряда Призраков подняли над головой оружие и издали громоподобные победные крики.

— Хватит орать, олухи! — заорал Хоррок. — Потушите наконец этот огонь и забаррикадируйте ворота. — Люди замерли на мгновение, уставившись на своего капитана. — Пошевеливайтесь!

И все разбежались выполнять его приказания.

Хаффен и другие воины подняли разрушенные ворота и с помощью копий заклинили в петлях, затем подперли их бревнами и обломками дерева. Несколько десятков человек по цепочке передавали ведра с водой, чтобы потушить горящие укрепления. Остальные повалились на землю в крайней усталости.

Хасим и Бронвин пробрались через залитый кровью двор к тому месту, где сидел все еще тяжело дышавший Хоррок.

— Это был всего лишь передовой отряд, — сказал каресианец.

Хоррок посмотрел на него с таким видом, как будто тот говорил о какой-то ерунде, но через мгновение слегка улыбнулся:

— Я знаю, но, по крайней мере, мы их ненадолго задержали. — Он поднялся и осмотрел укрепления и баррикады.

Бронвин видела, что лишь половина из них могла теперь обеспечить какое-то прикрытие и из-за пожара большой участок их полностью обрушился. Повсюду лежали тела убитых, и, несмотря на то что трупов ро было больше, чем трупов раненов, ее все равно потрясло количество погибших защитников.

— Мы не сможем удержать крепость, если они снова пойдут на штурм, — произнесла она, не успев обдумать свои слова.

— Это верно, — ответил Хоррок, — но им это неизвестно. — Он по-прежнему еще не отдышался, но Бронвин увидела в его пронизывающих синих глазах стальную решимость.

— Если я хоть что-нибудь понимаю в Красных рыцарях, — заговорил Хасим, — а мне кажется, что понимаю, то я не думаю, что они рискнут еще раз напасть открыто. — Он указал на ворота, которые Хаффен со своими людьми поспешно восстанавливал. — Если ворота покажутся им достаточно прочными, они попробуют иную тактику. Рыцарям не нравится проигрывать в схватке, и они не рискнут снова вломиться в крепость.

— И что, они будут продолжать бросать в нас камни? — мрачно спросил Хоррок.

Хасим кивнул:

— Возможно. Но, скорее всего, они окружат город и попытаются уморить нас голодом. У них достаточно воинов для осады, и теперь им известно, что мы готовы сражаться…

— Вообще-то у нас есть один человек, совет которого мог бы нам сейчас помочь, — вмешалась Бронвин, имея в виду сэра Уильяма из Вереллиана.

Хоррок и Хасим с сомнением посмотрели на нее.

— Хоть он и пленник, но он рыцарь Красного ордена, Бронвин, — возразил Хасим. — Вряд ли он станет помогать нам советом.

— Верно, но у него есть понятие о чести. Я полагаю, он все-таки поможет. В любом случае он будет хотеть, чтобы погибло меньше людей. — Она подумала и продолжила: — По крайней мере, он сможет сказать нам, что они собираются делать дальше.

Хасим улыбнулся:

— Значит ли это, что ты не доверяешь моим познаниям в рыцарской тактике?

Какой-то человек принес Хорроку миску с водой, тот умыл окровавленное лицо и несколько раз тряхнул головой.

— Твои знания могут быть обширны, Хасим, но все же на самом деле ты не рыцарь, — сказал он.

Его люди сновали туда-сюда по укреплениям, собирали метательные топорики, ремонтировали то, что можно было быстро починить, уносили из двора трупы.

— Каресианец, будь другом, сходи за нашим пленником, — произнес Хоррок. — Найди Каменного Пса и возьми его с собой… и не снимай с рыцаря цепей.

Аль-Хасим не был раненом и тем более не принадлежал к Отряду Призраков, но он отправился выполнять приказ Хоррока, помедлив лишь мгновение. Бронвин следила за ним, желая убедиться, что Каменный Пес жив.

— Ты хорошо сражалась, госпожа, — неожиданно сказал Хоррок. — Ты вся в крови, на твоем щите вмятины, и ты еще жива… я рад.

— Фрейе пришлось один раз спасать мою жизнь… И это верно, я еще жива. А многие из твоих людей мертвы, — печально ответила она, будучи не в силах отвернуться от двора, заваленного изувеченными телами.

Фрейя и несколько подростков из подвала пересчитывали мертвых и уносили пострадавших в безопасное подземелье. К телам мертвых рыцарей относились с уважением, но убирать их было некуда, и их просто сложили в стороне и развели примитивный погребальный костер. Хаффен по-прежнему изо всех сил старался укрепить ворота. Деревянные платформы могли служить как площадки для швыряния топоров, но в качестве баррикад они были уже бесполезны.

— Тебе следует подыскать оружие подлиннее, — неожиданно обратился к ней Хоррок.

— Не поняла… что ты сказал? — переспросила Бронвин.

— Щит — это хорошо, но тебе ведь нужно и атаковать врага, а с твоим коротким щитом и короткими руками это не слишком удобно.

Бронвин рассмеялась, услышав это откровенное замечание.

— Ты когда-нибудь сражалась топором? — спросил он.

— Брат учил меня обращению с мечом, но мне не приходилось убивать до того дня, как месяц назад мы бежали из Канарна, — тихо ответила она. — Мне никогда и в голову не приходило, что мне придется убивать людей. На свете есть много других вещей, о которых стоит подумать.

Хоррок прищурил синие глаза:

— Я однажды встречал Брома. Хладнокровный каналья, насколько я помню. — Он улыбнулся. — И ты такая же. Большинство людей мучаются после того, как убивают в первый раз. Тебе хоть бы что.

— На кону стоит многое… мой дом, мой народ, честь моей семьи… — Она опустила голову. — Пока Канарн занят врагами, я не могу позволить себе быть чрезмерно чувствительной.

Глава девятаяБрат Ланри в городе Ро Канарн

 Когда Ланри отправился в свое ежевечернее путешествие в бывшую канцелярию лорда-маршала, только начинало смеркаться. Сэр Певайн предпочитал, чтобы священник приходил прежде, чем начиналась пьянка наемников. Даже с трезвыми было достаточно трудно иметь дело, но в пьяном виде они проявляли неуправляемую злобу. Ланри было очень нужно раздобыть еще воды и пищи. Люди Ро Канарна, которые оставались в своих домах во время битвы, страдали от голода. Наемники выключили насосы, подававшие воду в город, и пользовались контролем над распределением воды и продуктов для того, чтобы держать население в подчинении. Людям отказывали в самом необходимом, а сколько было тех, кто недавно лишился жилья и семьи…

— Фултон, поторопись, — обратился Ланри к бывшему содержателю таверны, который толкал тележку следом за ним. — Темнеет уже.

— А почему бы вам самому не толкать ее? — буркнул Фултон, на лбу которого выступили капли пота.

Ланри положил руку на его плечо и улыбнулся.

— Потому что я старый толстяк с больной спиной, и, если бы я толкал тележку, мы бы добрались до места только к завтрашнему утру, — пошутил священник.

Ланри старался сохранять бодрость духа, несмотря на то что город лежал в руинах; со дня смерти герцога Эктора люди смотрели на него как на своего защитника. Жестокости войны не могли вынудить его покинуть свой дом, а кроме того, будучи служителем Коричневой церкви, он мог не бояться пыток и смерти, которые ждали его сограждан. За последний месяц ему пришлось немало насмотреться и на то и на другое. Коричневые священники служили той стороне сущности Одного Бога, которая была связана с бедностью и милосердием, и Ланри посвятил жизнь заботе о жителях Ро Канарна. Он был единственным священником в городе, и сначала герцог Эктор едва терпел его присутствие. Ланри потребовалось много времени, чтобы убедить герцога в своих добрых намерениях, и сейчас, спустя двадцать лет после того, как он построил свою небольшую Коричневую часовню, в нем нуждались сильнее, чем когда-либо прежде.

Он улыбнулся про себя, вспомнив, как взял свою тяжелую палицу с железным наконечником и присоединился к гвардии герцога, защищавшей город. Он почувствовал некоторое смущение, когда ему действительно удалось ударить какого-то Красного рыцаря дубиной по голове, и втайне надеялся, что тот остался жив. Ланри не был воином, но он знал, что его долг — сражаться за свой дом вместе с другими мужчинами Канарна.

Они провезли тележку через главную площадь, по направлению к канцелярии лорда-маршала, окна которой выходили на пристань. Певайн убил маршала и занял каменное здание канцелярии, вел себя, словно герой-победитель, и время от времени судил тех, кто ему не нравился. Рыцарь-наемник казнил столько людей, что Ланри даже не хотел вспоминать об этом, и сейчас в заботах священника нуждалось меньше половины прежнего населения города. Они по-прежнему ждали от него помощи, но в душе ему хотелось плакать над ними, над тем, что пришлось перенести его народу. Он видел, как дети умирали от голода; в городе не хватало чистой питьевой воды, началось распространение заразных болезней. Певайн ежедневно выдавал священнику некоторое количество воды, но его едва хватало на сто человек, и Ланри пришлось установить очередность получения воды для горожан. Если человек получал воду сегодня, назавтра ему приходилось обходиться без нее. Священник очень жалел их, но благодаря такой системе большинство людей пока оставались в живых.

— А что, если просто подождать, пока они не напьются и не вырубятся, и тогда набрать еды столько, сколько нужно? — предложил Фултон, когда они приблизились к башне Мирового Ворона.

— Интересная мысль… но тогда будь добр, расскажи мне, что происходит с тобой на следующий день после большой попойки? — ответил Ланри, стараясь говорить терпеливо.

— Просыпаешься с головной болью… я, по крайней мере.

— А теперь подумай: что сделают эти люди, когда они «проснутся с головной болью» и поймут, что мы украли у них пищу и воду?

Трактирщик поразмыслил над этими словами.

— Наверное, они отправятся нас искать, — признал он.

— Терпение сейчас для нас — основное оружие, друг мой, — мягко сказал Ланри и положил руку на плечо Фултона, чтобы его утешить. — Запомни мои слова: скоро ты снова сможешь открыть свою таверну.

Ланри старался сохранять оптимизм в разговорах с жителями Канарна и даже заходил настолько далеко, что выражал надежду на возвращение молодого лорда Бромви в качестве освободителя. Однако на самом деле Коричневый священник был близок к отчаянию и знал, что бесполезно цепляться за эту жалкую надежду.

Они завернули за угол, и впереди показался каменный дом канцелярии. Прежде здесь царило оживление, находилось несколько отличных таверн и небольшой рынок для торговли рыбой. Сейчас окна всех зданий были заколочены, либо их разобрали на дрова, и единственные признаки жизни наблюдались только в самой канцелярии, которая превратилась в импровизированный кабак и штаб-квартиру наемников Певайна. Во всех окнах горел свет, и даже за полквартала слышались голоса и были видны шнырявшие туда-сюда люди. Наемников было слишком много, чтобы все могли найти ночлег в этом здании, и поэтому на площади перед ним был устроен примитивный лагерь. Люди грелись у небольших костров, передавая друг другу бутылки краденого вина и рассказывая неправдоподобные истории о своих сексуальных подвигах. Ланри узнавал лица насильников, убийц и воров — людей, которые, как стервятники, питающиеся падалью, жили за счет жителей Ро Канарна уже больше месяца. За исключением примерно десятка людей, которые патрулировали город, здесь можно было найти всех, и Ланри до боли стиснул челюсти, готовясь пройти мимо них.

— Просто опусти голову и ни на кого не смотри, — бросил он через плечо Фултону, который волновался все сильнее.

Их сразу заметили, и Ланри расслышал несколько непристойных замечаний в свой адрес — мерзкие шуточки насчет их с Фултоном мужских способностей и неприличные жесты, смысл которых Коричневый священник не вполне понимал. Грязные, заросшие лица с неприятными ухмылками обратились к ним. Ланри вежливо улыбался, зная, что эти люди его не тронут, но боялся за Фултона и велел ему держаться как можно ближе к себе.

— Тебе чего нужно, старый педераст? — рявкнул беззубый наемник, охранявший вход в канцелярию маршала.

Часто именно этот человек встречал брата Ланри, когда тот по вечерам приходил за продуктами. Наемник был невежей и, без сомнения, происходил из нищей семьи, если у него вообще была семья; но брат Ланри все равно улыбался при мысли, как он врезал бы дубиной по роже этому кретину.

— Я прошу прощения, вы ко мне обращаетесь? — рассеянно переспросил Ланри.

— Ты же знаешь, что я с тобой говорю, паршивый жрец! — произнес наемник привычным агрессивным тоном.

— И вы знаете, что мне нужно, давайте не будем продолжать этот бессмысленный разговор. — Ланри бесстрастно взглянул на наемника и, небрежно махнув рукой, велел ему отойти. — Я пришел не для того, чтобы разговаривать с вами… Мне даже смотреть на вас неприятно, так что убирайтесь прочь с дороги, — добавил Коричневый священник.

Фултону едва удалось подавить смешок, а наемник смутился, подтвердив предположения Ланри насчет своих умственных способностей; однако он все же отошел, и священник с трактирщиком направились к открытым дверям.

— Как вам это удается? — шепотом спросил Фултон, на губах которого появилась нервная улыбка.

— Потому что эти люди недостойны ничего, кроме презрения и удара мечом, мой дорогой Фултон, и они настолько тупы, что даже не понимают, как они отвратительны. — Он остановился, обернулся и взглянул на трактирщика с безмятежной улыбкой. — Но мне хотелось бы думать, что они все же понимают, что заслужили оскорбления.

Ланри снова двинулся вперед, а Фултон в недоумении поспешил за ним.

Когда-то двери канцелярии маршала были распахнуты настежь целый день и любой гражданин Канарна мог свободно войти сюда. Но с тех пор, как сэр Певайн захватил это здание, он выставил охрану снаружи и впускал только тех людей, которых сам желал видеть. Ежедневные просьбы о пище, воде и жилье раздражали рыцаря-наемника, и он убил нескольких людей, жаловавшихся на то, что их винные склады разграблены и сожжены. После этого дверь уже никому не открывали. Брат Ланри был единственным гражданином Ро Канарна, которого сэр Певайн соглашался терпеть, и то лишь потому, что получил приказ не трогать священника.

Когда Ланри и Фултон вошли, то чуть не задохнулись от невыносимой вони; несло дрянным вином и блевотиной, и они невольно прижали руки к носам.

— Они хоть иногда моют здесь пол? — прошептал Фултон.

— Примерно так же часто, как моются сами, — ответил Ланри, — а это, судя по их виду, событие из ряда вон выходящее.

Дверь вела в помещение старой ратуши Ро Канарна — просторный зал с высоким потолком, который прежде использовался для различных целей: как рыбный рынок, место собраний и заседаний городского совета. Рыбаки больше не выходили в море, и зал превратился в ночлежку для наиболее доверенных лейтенантов Певайна. Они расположились вокруг на краденой мебели, пили краденое вино и ели краденое мясо. Все эти люди были по национальности ро, но принадлежали к самым низшим слоям общества — наймиты, убивавшие по приказу того, кто им платил, которые нашли способ удовлетворять свои кровожадные инстинкты, стремление грабить, насиловать и делать это относительно законно. Ланри понимал, что на войне понятие преступления несколько размыто, но все равно надеялся на то, что однажды вся эта мразь ответит за свои преступления.

Они прошли через коридор, мимо небольших групп наемников в черных доспехах, большинство из которых были уже пьяны почти до бесчувствия, и поднялись по главной лестнице к Певайну, обосновавшемуся на втором этаже. Никто больше не обращался к ним, и Фултон, казалось, несколько успокоился, когда основная масса наемников осталась позади.

Трактирщик остановился на верхней ступеньке, и Ланри увидел на лице друга выражение изумления и гнева.

— В чем дело, Фултон? — спросил священник.

— Этот человек… — ответил тот, дрожащей рукой указывая на огромного бородатого верзилу, развалившегося на скамье перед дверьми Певайна. — Это он, тот самый, который… забрал Беллу.

Ланри вспомнил веселую, жизнерадостную жену Фултона. Она была кухаркой и работала с мужем в их таверне. В ночь сражения наемник вломился к ним в дом, и Белла попыталась убить его кухонным ножом. Но вместо этого он утащил ее в загон для пленников на городской площади. Фултон в это время находился в Коричневой часовне и увидел свою жену лишь несколько дней спустя — ее изнасиловал, а потом обезглавил тот самый человек, с которым она пыталась бороться. И он сейчас лежал, гогоча над какой-то непристойной шуткой, у дверей своего хозяина.

Ланри прикоснулся к плечу Фултона, пытаясь успокоить его.

— Если ты погибнешь сегодня, мой друг, никому от этого не станет легче, — прошептал священник. — Просто отвернись, не смотри на него.

Фултон беззвучно заплакал, но кивнул и послушался совета Ланри, прекрасно понимая, что слова Ланри мудры.

Они прошли мимо убийцы, который едва взглянул на них, занятый разговором с другим наемником, и брат Ланри постучал в дверь Певайна.

— Я занят, — тут же послышался ответ.

— Он занят, брат, — повторил наемник. — Отвали и приходи позже.

— Если я приду позже, мне все равно скажут, что он занят, — произнес Ланри, призвав на помощь все свои запасы терпения. — Одно и то же происходит каждый день. Нельзя ли просто миновать этот обычный ритуал и перейти к основной части, чтобы я мог вернуться в церковь с пищей и водой?

Наемник расхохотался и хлопнул Ланри по спине.

— Ты прав, жрец, — хмыкнул он и сам постучался к Певайну. — Халлам, это твой Коричневый священник.

Последовала небольшая пауза, затем недовольный голос из-за двери произнес:

— Ладно, Ланри, заходи.

Ланри вежливо улыбнулся наемнику, взял Фултона за руку, чтобы тот не отставал, повернул дверную ручку и вошел в кабинет маршала.

Священник пересек его и остановился перед письменным столом. Певайн изображал сейчас кого-то наподобие военного губернатора — хозяина Канарна, только рангом пониже, чем сэр Риллион, который ясно дал понять, что ему нет дела до населения. Рыцари Красного ордена были более благородными и по-своему более добрыми к людям, чем наемники. Однако Ланри не видел ни одного из них с того дня, как крупные силы прошли через город две недели назад, и ему приходилось общаться только с Певайном и его ублюдками.

— Значит, ты за едой и водой, Ланри? — спросил Певайн и демонстративно зевнул.

— Именно так. Я был бы очень признателен, если бы вы выдали немного больше, чем вчера, — ответил священник.

— Сколько получишь, столько и получишь. — Певайн злобно взглянул на Ланри. — У меня количество припасов ограничено, а мои люди тоже должны есть и пить.

— Но ваши люди могут взять пищу и воду, когда захотят, а мои вынуждены распределять на несколько дней то, что вы выдаете нам. Люди умирают от голода и болезней, Певайн.

Вопрос был серьезный, ведь теперь, когда герцога не стало, Ланри отвечал за жизнь и здоровье горожан.

Наемник рассмеялся, как будто Ланри сообщил ему нечто забавное:

— Значит, кучка вонючих крестьян немного похудеет… подумаешь, проблема!

Ланри стиснул челюсти и ощутил внезапное желание помыться, оказавшись дома. Общаться с таким отвратительным негодяем ежедневно было весьма и весьма нелегким испытанием.

— Если вы уничтожили половину населения, это еще не означает, что остальным не надо есть и пить, — сказал Ланри как можно более спокойным тоном. — Мы можем обойтись без вина, рыба и мясо остались в далеком прошлом, но хлеб, крупа и вода необходимы для выживания… сэр рыцарь.

Певайн обошел письменный стол и остановился перед братом Ланри. Рыцарь был очень высокого роста, и от него исходил неприятный запах. Священник даже заподозрил, что Певайн специально не моется, чтобы производить особенно мерзкое впечатление.

— Не надо относиться к жизни так серьезно, Ланри. Почему бы нам не открыть с тобой бутылочку вина и не позвать симпатичных крестьянских шлюх; хоть пару часов получим удовольствие от того, что мы мужчины. — Улыбка Певайна была не менее отвратительна, чем его вонь.

— Прежде всего я служитель Коричневого ордена. Когда-нибудь позднее я наверняка вспомню, что я мужчина. Но сейчас нельзя ли мне, с вашего позволения, получить продукты? — спросил Ланри, позволяя себе выдать охватившее его раздражение.

Фултон по-прежнему смотрел в пол; время от времени он морщился от страха и нетерпения, но в основном лицо его было бесстрастным, и он не издавал ни звука. Певайн до сих пор не обращал на него внимания, но сейчас он вопросительно взглянул на Ланри.

— Твой друг, я вижу, нервничает. Может быть, он составит мне компанию и вспомнит о том, что он мужчина? — Наемник подошел к Фултону. — Как насчет поразвлечься, человечек?

Ланри отстранил Фултона и решительно встал перед Певайном, который устремил на него злобный взгляд.

— Если вас не затруднит… мы очень спешим, — вежливо произнес он.

— Хорошо! — раздраженно рявкнул рыцарь-наемник. — Вы все такие деловые, церковники. Идите за мной.

Ланри вздохнул немного свободнее, когда Певайн повернулся к боковой двери. Внешние стены канцелярии маршала были из камня, но внутри он представлял собой сеть деревянных лестниц, которые вели в различные бункеры для зерна и склады продуктов. В мирные времена эти хранилища использовались для засолки и копчения мяса и рыбы, а также для того, чтобы запасать продукты на зиму — зимы в Канарне были долгими и суровыми. Сейчас этими складами пользовались для того, чтобы контролировать голодавших жителей.

Ланри и Фултон последовали за Певайном к боковой двери, спустились по лестнице; через два пролета начинался туннель. Он проходил под территорией порта Ро Канарна и представлял собой один из нескольких входов в подземные хранилища, построенные отцом герцога Эктора для защиты от воров и сбережения продуктов. Раньше за них отвечал лорд-маршал, а поскольку деловая активность народа процветала, за последние несколько лет здесь было собрано несколько крупных урожаев зерна.

В конце туннеля виднелось несколько деревянных лестниц, которые вели на улицы. У входа слонялись наемники, якобы охранявшие склады, а сами в это время напивались до бесчувствия.

— Все отлично, босс, — сказал один из солдат Певайну вместо приветствия.

Рыцарь не обратил на него внимания и жестом велел Ланри подниматься по ближайшей лестнице.

— Мы что, не пойдем на склад? — удивился священник.

— Нет, — ответил Певайн. — Я подумал и приказал своим парням приготовить ваши продукты заранее. Таким образом, тебе не придется завистливо разглядывать пищу, которую не имеешь права брать. — На губах его снова заиграла гнусная ухмылка, и Ланри ощутил приступ тошноты. — Видишь ли, брат, — продолжал рыцарь, с покровительственным видом положив руку на плечо священника, — ты должен знать свое место. Здесь я главный, и так оно и дальше останется. Понял меня?

Ланри не отвел взгляда и, стиснув зубы, улыбнулся.

— А если припасов, которые приготовили ваши люди, окажется недостаточно?

— Тогда твои горожане останутся голодными. Твое дело — следить за тем, чтобы они проявляли терпение, брат. Ведь вы, Коричневые подонки, занимаетесь именно подобной белибердой, а? Любовь к ближнему и прочее?

Певайну любовь к ближнему была знакома не больше, чем доброта и честь, и Ланри снова оказался вынужден прикусить язык, чтобы не нагрубить наемнику.

Понимая, что у него не осталось больше сил разговаривать с этим ублюдком — а Ланри начинал думать, что слово это самое подходящее, — священник поднялся по деревянной лестнице и снова очутился на улице. Фултон полез за ним, и они вдохнули вечерний воздух Канарна. Они находились немного в стороне от пристаней, над ними высилась башня Мирового Ворона. Ланри посмотрел вверх и произнес про себя молитву Бритагу, раненскому богу удачи и мудрости, а затем его оттолкнул в сторону Певайн, поднявшийся из подземелья.

В стороне, под охраной троих наемников, были сложены несколько бочек и мешков. Ланри прикинул, что такого количества продуктов едва хватит на пятьсот человек и уж никак не будет достаточно для двух тысяч голодных людей, которые ждали его.

— Певайн, это все? — не оборачиваясь, воскликнул Ланри.

— Все, — ответил тот. — Кроме того, ты можешь обращаться ко мне «сэр рыцарь».

— Очень хорошо. Этого недостаточно для того, чтобы поддерживать жизнь, и я смиренно прошу дать мне больше… сэр рыцарь. — Ланри понимал, что его долг перед жителями Канарна стоит выше его личных чувств.

— Возвращайся завтра в то же время, и поглядим, может, я дам тебе еще буханку-другую, — ответил Певайн, и трое наемников захихикали.

— Фултон, прикати тележку. Я подожду здесь, — обратился Ланри к трактирщику.

Его друг торопливо ушел, его подавляло присутствие рыцаря-наемника.

Когда Фултон добрался до крыльца, где оставил повозку, Певайн обернулся и взглянул в лицо брату Ланри.

— Отлично, теперь мы можем поговорить без этого горожанина. Я хочу сделать тебе предложение, — заговорщическим тоном произнес Певайн.

— Не думаю, что ваше предложение меня заинтересует, сэр рыцарь, — ответил Ланри, слегка поклонившись.

— Подожди отказываться, пока не узнаешь, в чем дело. — Певайн расплылся от уха до уха, и от его дыхания Ланри начало мутить. — Возможно, жизнь для тебя полегчает. В конце концов, не вижу причин, почему бы нам с тобой не стать друзьями.

— Я мог бы привести несколько причин, сэр рыцарь, но ни одну из них не рискну упомянуть вам в лицо.

Ланри говорил почти грубо, однако ему не хотелось заходить слишком далеко. Характер у Певайна вспыльчивый, и, если его как следует разозлить, он может наплевать на приказ Риллиона и убить Коричневого священника точно так же, как убивает простых горожан.

— Ты не дурак, жрец, — сказал рыцарь, не обращая внимания на завуалированное оскорбление. — И должен благодарить небо за то, что я здесь распоряжаюсь и еще довольно долго буду распоряжаться. Зачем же нам ссориться? Я уверен, брат Ланри сможет стать богатым человеком… если заведет друзей в нужных местах.

Ланри снова улыбнулся, на сей раз глядя Певайну прямо в глаза. Рыцарь был могучим человеком, ростом на целый фут выше священника, но Ланри не боялся смерти, мечи и доспехи не страшили его.

— Вы… особенный человек, обладающий особенными навыками, сэр рыцарь. А скромный священнослужитель вроде меня не думает о богатстве и высоком положении. Мы предпочитаем получать в качестве вознаграждения благодарность нашей паствы. — В душе Ланри нравилось разыгрывать карту благочестия; на лице Певайна появилось недоуменное выражение, словно наемник просто не мог понять, как человек может не интересоваться деньгами.

— Должно же быть что-то такое, чего ты желаешь, священник. Ваш устав разрешает спать с женщинами? — спросил он, приподнимая брови с похабным выражением лица.

— Да, нам разрешено жениться, — ответил Ланри. — Но только после того, как наша работа по служению Одному будет завершена, а у меня еще много дел.

Фултон появился из-за угла канцелярии маршала, таща за собой тележку. Прежде чем он успел подойти достаточно близко, Певайн шагнул к Ланри и прошептал:

— Ну хорошо, жрец, я все понял. Только запомни, что Эктор мертв, Бромви мертв и у тебя остался только я. Так что пора тебе уже к этому привыкнуть.

— Бромви?.. — повторил Ланри; он не слышал, чтобы сына Эктора схватили и тем более убили. — Вам это известно наверняка?

— Это всего лишь вопрос времени. За молодым лордом охотятся Пурпурные священники. Ему крышка, даже если он попросит помощи у своих мерзких друзей. Поэтому если госпожа Бронвин не пожелает вернуться в город, то дом Канарна исчезнет с лица земли, — злобно добавил он.

— Это мы еще посмотрим, сэр рыцарь, — ответил Ланри и отвернулся, чтобы погрузить скромные припасы на свою тележку.

Обратный путь в Коричневую часовню был печален. После того как они оставили позади канцелярию маршала, на пустынных улицах их окружила гнетущая тишина. Фултон молчал, сосредоточившись на том, чтобы тяжелая тележка не перевернулась на неровной мостовой. Груз был сегодня легче, чем в предыдущие дни, и Ланри признался себе, что так жители Канарна долго не продержатся. Певайн больше не выдавал им ни перевязочных материалов, ни лекарств, а Ланри не был лекарем и мог оказать лишь самую примитивную помощь раненым или людям, страдавшим от недоедания. Ночь предстояла тяжелая, и улучшений в их положении не предвиделось; дальше должно было стать только хуже.

Коричневая часовня Канарна располагалась на главной городской площади, которая прежде была оживленным местом, заставленным многочисленными лотками. Сейчас площадь представляла собой нечто среднее между строительной площадкой и полем боя; повсюду валялись обломки дерева, виднелись остатки погребальных костров, и идти следовало осторожно, чтобы не споткнуться и не поскользнуться. Загоны, в которых когда-то держали непокорных горожан, были пусты. Основная часть населения сидела по домам, не желая давать наемникам повод для дальнейших проявлений жестокости. Те, кто лишился дома во время битвы или в последующие недели, жили в подвале Коричневой часовни; прежде он использовался как хранилище, а теперь был набит бездомными людьми.

— Этого мало, — сказал Фултон, нарушив молчание, когда они приблизились к дверям церкви. — У нас две беременные женщины, несколько десятков детей и стариков, и я уже не знаю, сколько раненых и истощенных людей. Мы не можем вечно питаться овсяной кашей, сушеными фруктами и водой.

— Я знаю, — просто ответил Ланри.

Коричневый священник остановился перед входом в свою церковь и, повернувшись лицом к Фултону, обнял его одной рукой за плечи:

— Ты помнишь турнир, устроенный по случаю восемнадцатого дня рождения лорда Бромви?

Фултон слегка наморщил лоб, словно пытаясь вспомнить, и медленно кивнул в ответ.

— Насколько я помню, было очень весело, — продолжал Ланри. — Герцог Эктор всем разрешил участвовать. Даже я попытался вступить в поединок с Бромом. Проиграл, конечно, но он был так добр, что не смеялся надо мной.

Фултон слабо улыбнулся, вспоминая этот эпизод, произошедший пять лет назад.

— А я на поединке сбил Хааке с коня, — припомнил он, — но до сих пор уверен, что стражник мне просто поддался.

— Ты помнишь, что сказал герцог Эктор, когда раздавал награды? — спросил Ланри.

Фултон покачал головой, и Ланри похлопал друга по плечу. Глядя на полуразрушенный, пустынный Канарн, Коричневый священник произнес:

— Братья и сестры, друзья и родичи мои, мы представляем собой единый народ Канарна, народ, твердый духом, гостеприимный и добрый. — Эти слова застряли у Ланри в памяти, и он часто вспоминал их, особенно в последний месяц.

— Твердость духа и доброта нуждаются в топливе, то есть в воде и пище, — рассмеялся Фултон.

— Пожалуй, но давай все же не будем забывать слова старого герцога и попытаемся растянуть эти продукты на возможно большее время, ладно? — И, по-прежнему держа Фултона за руку, он повел его к двери.

В Коричневой часовне царила тишина, и оба вздохнули с облегчением, почувствовав себя в безопасности за ее стенами. Люди обернулись к вошедшим, и Ланри заметил на их лицах слабые улыбки. Скамьи были составлены у стен и превращены в импровизированные койки, и самые слабые и нуждающиеся люди нашли себе здесь дом. Внизу, в подвале, жили те, кто лишился крыши над головой, — мужчины, женщины и дети, дома и лавки которых были разграблены и сожжены.

Кузнец по имени Карахан и его беременная жена Джесмин сидели ближе всех, и Ланри заметил тревогу на лице человека, увидевшего скромно нагруженную повозку.

— Другая тележка у вас осталась на улице? — спросил Карахан.

— К сожалению, нет. Похоже, сегодня вечером у сэра Певайна нет особенной охоты творить добро, — ответил Ланри, улыбаясь Джесмин, которая тяжело ворочалась на неудобной, жесткой скамье.

— А лекарств что, тоже нет? — воскликнул кузнец. — У нас почти закончился лечебный корень, а колики все сильнее и сильнее.

Ланри покачал головой и заметил, как огорчилась Джесмин. Лечебный корень был болеутоляющим средством, недорогим и весьма распространенным, но, поскольку единственная аптека в городе была уничтожена, Певайн забрал себе все запасы этого лекарства, и теперь оно ценилось дороже золота.

— Возможно, мне удастся найти немного у себя наверху, но это последние остатки; потом придется терпеть, пока наемники не выдадут нам еще. Ведь у меня есть и раненые, которым лекарство тоже нужно.

Ланри просто ненавидел отказывать кому-то в лекарствах. Долгом Коричневых священников была равная забота обо всех людях, и решать, кто больше других нуждается в болеутоляющем, являлось одной из самых неприятных обязанностей Ланри.

— Фултон, — обратился он к трактирщику, — Карахан поможет тебе раздать то, что мы привезли. Сначала распределите пищу среди самых истощенных, потом тем, кто вчера ничего не получил. Если останется что-нибудь, распределите, как обычно. То же самое и с водой.

Фултон кивнул и жестом велел кузнецу следовать за собой. Брат Ланри прошел мимо скамей, занятых людьми, и приблизился к лестнице, ведущей наверх, в его комнату. Люди радостно оживились, ожидая своей порции крупы и воды. В конце нефа стояли бочки для дождевой воды, принесенные с улицы, и он заметил, что запасы ее были совсем жалкими.

— Можно помолиться о спасении душ, а можно о дожде, — обратился он сам к себе, поднимаясь по деревянным ступеням. — Не знаю, о чем лучше.

Он открыл низкую дубовую дверь, которая вела в его спальню. Удобств у священника было мало: все свое постельное белье и одежду он уже раздал нуждающимся — но эта тесная комнатка была ему необходима как убежище от царившего вокруг отчаяния.

Брат Ланри, Коричневый священник, служитель Одного Бога, скинул с себя плащ и тяжело опустился в старое кресло-качалку. На столике справа от него стояла масляная лампа и лежала глиняная трубка. Позволив себе несколько минут посидеть спокойно, Ланри набил трубку табаком со сладким запахом и поднес спичку к чаше трубки. Он развернул кресло к окну, открыл ставни и, раскачиваясь, глядел наружу на темный город-призрак, лежавший внизу. Он глубоко затянулся и попытался придумать, как бы еще поднять дух жителей. Недели, прошедшие после взятия города, тянулись бесконечно. Да, народ Канарна вынес больше, чем могли вынести обычные люди, под властью сначала рыцарей Красного ордена, а теперь — отвратительных наемников сэра Халлама Певайна.

Попыхивая трубкой, Ланри вдруг почувствовал, что за спиной у него кто-то стоит, и начал оборачиваться. Ему помешала рука, которая легла ему на плечо; вторая рука зажала ему рот. Его держали не слишком сильно, неизвестный хотел лишь помешать священнику обернуться.

— Кто бы ты ни был, ты пробрался сюда совершенно бесшумно. За это тебя можно похвалить, — сказал Ланри. — У меня ничего нет и красть нечего, так что боюсь, если ты влез ко мне с этой целью, то будешь разочарован; могу порекомендовать бывшую канцелярию маршала. Все ценное, что осталось в этом городе, собрано у Певайна. — И, отодвинув руку пришельца со своего рта, он поднес к нему трубку.

— Ты бы, Ланри, лучше окно закрывал на щеколду, — произнес знакомый голос, и, услышав его, священник резко развернулся.

— Милорд Бромви! — воскликнул Ланри, и на его морщинистом лице отразилось ликование. — У меня нет слов… — Священник вскочил и стиснул молодого лорда в объятиях.

— Полегче, брат, — сказал Бром. — Ты плохо выглядишь, и мне бы не хотелось, чтобы ты поранился о мои доспехи.

Ланри посмотрел на свой живот, который сильно уменьшился в объеме.

— Да, я уже месяц сижу на вынужденной диете, — улыбнулся он.

Лорд Бромви из Канарна сильно изменился: он стал как будто выше ростом, в волосах появилась седина, во взгляде — жесткость, и на лице виднелось несколько новых шрамов. На нем были кожаные доспехи, укрепленные пластинами из прочного дерева, что придавало им странный вид. Ланри обрадовался, увидев литое изображение Бритага, Мирового Ворона, на рукояти меча Брома — символ дома Канарна, — герцог Эктор подарил этот меч сыну на шестнадцатилетие. Удивительно было снова встретиться с молодым лордом, и еще удивительнее было то, что Брому удалось сохранить свой длинный меч, оружие аристократов, которое Черным Стражам носить запрещалось.

— Вы вернулись с армией? — спросил Ланри, и это была шутка только наполовину.

— Нет, зато у него есть я, — произнес чей-то голос из темного угла.

— Кто это?.. — спросил священник, и на свет выступил смуглый кирин.

Он был ниже ростом и худее Брома, на плечи свисали длинные черные волосы. На спине у него висел длинный лук, а на поясе — катана.

— Рам Джас Рами. Приятно познакомиться, брат Ланри, — произнес кирин, протягивая руку. — Я сейчас представлю вас остальным нашим друзьям, но они немного стесняются, поэтому ждут снаружи.

Ланри был озадачен тем, что лорд Бромви появился в сопровождении кирина, явно наемного убийцы, но тем не менее пожал ему руку. «Сейчас нам нужны любые союзники», — подумал священник.

— Сколько сотен друзей пришли с вами? — спросил он.

— Сорок воинов… не считая нас двоих, — сказал Бром, — но у нас есть план.

Глава десятаяХалла Летняя Волчица во владениях Отряда Призраков

 Снег быстро исчез по мере того, как они продвигались в глубь страны, направляясь на юго-восток от скованного льдами побережья. Они шли медленно и с каждым днем старались проявлять все большую осторожность. Халла настояла на том, чтобы группа оставшихся в живых воинов из Фьорлана провела в укрепленном лагере поблизости от моря не менее недели, для того чтобы как можно лучше зажили раны, душевные и физические. И теперь, когда после этого прошла уже неделя, они приближались к Травяному Морю — владениям Отряда Призраков.

В отряде было всего лишь двести пять воинов из Фьорлана. Еще двадцать человек остались на берегу, а шестерым требовалась помощь, чтобы передвигаться. Большинство раненов сняли доспехи и везли их на тележках, сооруженных из обломков кораблей, выброшенных морем. У них не было никаких инструментов, чтобы починить кольчуги и нагрудные пластины, но Халла приказала на всякий случай их сохранить. Боевые топоры воины несли с собой, хотя за последнюю неделю эти топоры пригодились им лишь вместо посохов или для охоты.

Охота на заросших травой низменных равнинах была делом сложным, и без луков и сетей отряду приходилось рассчитывать только на неподвижные цели вроде Горланских пауков или съедобные грибы. Вульфрику однажды удалось незаметно подкрасться к оленю и повалить его метким броском топора, но мясо его оказалось жестким, и его едва хватило на обед такому большому отряду. Люди Халлы — она уже считала их своими людьми — не жаловались на пустые желудки, и каждый старался выполнять свой долг во время этого вынужденного перехода по чужой земле.

Рексель Падающее Облако по-прежнему хромал, но оказался для Халлы бесценным помощником, и она благодарила судьбу за то, что у нее есть кто-то, чтобы кричать на людей. Олефф Твердолобый, оружейник Фредериксэнда, во время их путешествия продемонстрировал неожиданный талант к пению и изо всех сил старался поднять боевой дух отряда. Песни его были в основном вульгарными, но забавными, и люди смеялись, несмотря на голод и тяжелую дорогу. Даже Вульфрик один раз расхохотался как сумасшедший над одной из песенок Олеффа — и это отвлекло его от постоянных мрачных размышлений о гибели его вождя.

— Завтра мы увидим Ро Хейл, госпожа, — произнес Падающее Облако, когда они располагались на ночлег среди валунов на границе Травяного Моря.

— Утром прикажи людям надеть кольчуги, мне не нужны неожиданности, — ответила Халла повелительным тоном, который усвоила за две недели командования отрядом.

Камни поднимались среди травы в виде остроконечных шпилей разнообразной высоты и формы и представляли собой самое лучшее укрытие за все время их пути. Камни спасали людей от пронизывающего ветра, а когда воины натянули между ними полотна ткани, то и от дождя, который нередко шел в этих местах. Здесь было теплее, чем в Тиргартене, и не было снега, но все равно без теплой одежды люди мерзли на резком, пронизывающем ветру.

Вульфрик подошел к Халле и Падающему Облаку и тяжело опустил свое могучее тело на траву рядом с костром.

— А у нас есть что приготовить на этом костре? — поинтересовался он, указывая на тлеющие уголья.

Халла покачала головой:

— Нет, Горланские пауки закончились, а за последние два дня не было видно никакой дичи. Ты бы сам это заметил, если бы иногда смотрел по сторонам. — Она не хотела быть грубой, но ее уже начинало раздражать постоянно угрюмое настроение Вульфрика.

— Я не смотрю по сторонам? Ах ты, такая-разэтакая нахалка! — воскликнул он в притворном негодовании.

— Милорд Вульфрик, — вмешался Падающее Облако. — Я вас строго предупреждаю: никогда больше не разговаривайте с моей госпожой и командиром в таком тоне и такими словами. — Он улыбался, но Халла оценила его заступничество.

— Ну хорошо… возможно, я все еще немного… не в себе, — согласился Вульфрик. — Однако я жив. — Церемониймейстер часто повторял эту фразу после кораблекрушения, и, казалось, его утешал сам факт того, что он по-прежнему ходит по земле. — Мне станет лучше, когда я вернусь во Фредериксэнд и немного поболтаю с Рулагом Медведем.

— Это слишком далеко на севере, брат, — ответил Падающее Облако, который отличался благоразумием по сравнению с прочими хвастливыми воинами.

— Ты прав, но мне необходимо быть именно там. Алахан нуждается во мне, как нуждался его отец, и я по-прежнему вассал Фредериксэнда и рода Слеза.

Он черпал силу духа в своих представлениях о чести и преданности, и Халлу это больше устраивало, чем его прежние жалобы насчет того, что он позволил убить Алдженона.

— И мне хочется увидеть, кто еще с ним снюхался. Мне очень пригодился бы корабль или два, набитые сумасшедшими берсерками, когда я встречусь с этим предателем и ублюдком. — Он на миг опустил голову. — И еще мне нужно сообщить Алахану и Ингрид о том, что их отец пал в бою.

— Это подождет, Вульфрик, — сказала Халла. — Неужели мы хотя бы один день не можем провести без разговоров о несправедливости и предательстве? У нас есть более важные проблемы — как остаться в живых. Пищи добыть неоткуда, и если мы завтра не доберемся до Ро Хейла, то люди ослабнут и не смогут преодолеть Глубокий Перевал.

Горные перевалы, которые вели от южной страны Свободных Отрядов на север, во Фьорлан, представляли собой природные укрепления, и зимой перейти их было невозможно. Халла знала, что если они не достигнут Глубокого Перевала в течение месяца, то завязнут в снегу и погибнут жалкой смертью.

— Найди тролля и следуй за ним по пятам, — усмехнулся Падающее Облако. — Если сможешь выдержать его вонь…

— А ты когда-нибудь встречал разумного тролля, Рексель? — хмыкнул в ответ Вульфрик. — Я как-то видел, как один из этих тупиц прыгнул со скалы, гоняясь за птицей.

Это вызвало смех среди находившихся поблизости людей, и Халла вновь была поражена способностью воинов смеяться перед лицом превратностей судьбы.

— Я никогда не встречала тролля, — вмешалась Халла, — вернее, видела их лишь издалека, но вблизи — нет.

— Ты немного потеряла, — сказал Падающее Облако. — У нас в Хаммерфолле они время от времени уничтожают целые деревни.

— А как же троллиные колокольчики? — спросил Вульфрик, продолжая этот довольно бессмысленный разговор. — По крайней мере, с ними можно заранее узнать о приближении тролля.

— Для этого сначала нужно выстрелить колокольчиком в тролля, а у нас не хватает баллист, способных пробить их шкуры. Вспомни, что Хаммерфолл — это не Фредериксэнд.

Мать рассказывала Халле об охотниках на троллей, которые забирались на высокогорные перевалы с тяжелыми баллистами, которыми управляли с помощью ворота, и эти баллисты стреляли в троллей огромными стрелами с бронзовыми колоколами. Гигантские стрелы не убивали этих тварей, а тролли были слишком тупы, чтобы сообразить, откуда доносится звон колокола; ходили рассказы о троллях, живших по несколько веков с застрявшими в их толстенных шкурах стрелами из баллист.

— Это уже немного похоже на план, — загадочно произнес Вульфрик.

— Какой план? — спросила Халла.

— Если бы мы смогли загнать стадо троллей на юг, то напустили бы их на ро. — Последовал громкий хохот, и настроение у людей в лагере несколько поднялось. — Бьюсь об заклад, им понравятся вкусные стальные латы.

— А я думаю, костлявые южане будут застревать у троллей в зубах, — не согласился Падающее Облако. — Тролль с расстройством желудка… думаю, зрелище не из приятных.

Они продолжали шутить и смеяться еще некоторое время после наступления темноты, и Халла вдруг обнаружила, что ей нравится общество этих людей. Каждый из них потерял друзей или родичей в бою или после нападения кракенов, но, несмотря на все это, люди Фьорлана сохраняли присутствие духа и просто радовались тому, что остались в живых. Вульфрик уже не напоминал прежнего самоуверенного воина, сейчас он стал более сосредоточенным и целеустремленным, чем неделю назад. Он не переставал говорить о потере своего вождя, но уже не обижался, когда Халла приказывала ему замолчать, и теперь она относилась к нему как к ценному бойцу, а не как к бесполезному полусумасшедшему. Если им суждено вернуться домой и отомстить Рулагу Медведю, отряду пригодится такой могучий воин — никто не отрицал, что Вульфрик с топором представлял собой устрашающее зрелище.

Она также узнала от Олеффа причину, по которой у Вульфрика не было родового имени, — необычное явление среди жителей Фьорлана, очень дороживших памятью о предках. Халла гордилась тем, что происходит из рода Летнего Волка, точно так же как Рексель гордился фамильным прозвищем Падающее Облако. Однако Вульфрик был единственным, кого называли только по имени, и Халле когда-то сказали, что его нельзя об этом спрашивать. Очевидно, история заключалась в том, что Вульфрик Взбешенный, сын Ларса Взбешенного, был предназначен для великих свершений; но так было до того дня, как отец его возглавил неудачный заговор против Рагнара Слезы и его обезглавили. Вульфрику оставили жизнь, но ему пришлось поклясться в вечной верности семье Слезы. Он отказался от родового имени, как бы желая смыть бесчестье. По мнению Халлы, это также объясняло его одержимость в служении Алдженону и его детям и его дикое возмущение предательством Рулага.

Она взглянула поверх пламени костра на обветренное, бородатое лицо церемониймейстера и обнаружила, что не могла бы обойтись без его присутствия. В памяти всплыло произнесенное шепотом замечание, которое она услышала после того, как они покинули побережье. Один молодой воин из Хаммерфолла сказал своему спутнику: «У нас все будет хорошо, потому что с нами Вульфрик». Халла знала, что это мнение разделяют и остальные, и знала, что ее отряд был бы не таким устрашающим без гиганта с боевым топором.

— Завтра потеплеет, — рассеянно произнес Падающее Облако, когда стих смех и наступили сумерки. — Надеюсь, у Отряда Призраков найдется чем накормить нас. Думаю, мой желудок перестанет со мной разговаривать, если я в ближайшее время не запихну в него мяса.

Халла улыбнулась и осознала, что тоже голодна, как никогда.

— Что у нас осталось?

— Немного, — ответил он. — Несколько мешков крапивы и грибов, все это не слишком сытное. Дождевой воды хватает, но мужчины нуждаются не только в питье, но и в еде… и женщины тоже. Ты как?

Она была несколько удивлена его озабоченностью, потому что с момента кораблекрушения к ней уже не относились как к слабой женщине. Она просто была одним из воинов — нет, больше того, она была командиром воинов, и если кто-то и сомневался в ее способности руководить отрядом, то держал свое мнение при себе.

— Не хуже тебя… но спасибо за заботу, — ответила она, почесывая глазницу под повязкой.

Халла обнаружила, что то место, где когда-то был глаз, чешется все сильнее за последние несколько дней, и думала, что это, возможно, нервное из-за неожиданно свалившейся на нее ответственности.

Когда они уже начали располагаться на ночлег среди камней, откуда-то донесся странный звук. Источник его находился далеко, и невозможно было понять, что это такое.

Люди, сидевшие у угасавших костров, подняли головы, и Халла увидела на их лицах озадаченное выражение. Никто сначала ничего не говорил, и все прислушивались; вскоре с той же стороны донесся новый звук. Свист, затем глухой стук. Он был негромким, но в ночи над безмолвным Травяным Морем его было далеко слышно.

— Где Олефф? — спросила Халла у Падающего Облака.

— Он с несколькими людьми отправился на холмы, разведать путь, который нам придется преодолеть завтра. — Он указал на довольно высокий скальный выступ, едва видный в отдалении. — Ушли несколько часов назад. Возвышенные места здесь редки, и, по-моему, он хочет убедиться в том, что нас не подстерегают какие-либо неожиданности.

Халла поразмыслила и решила, что нужно пойти на разведку.

— Падающее Облако, остаешься здесь. Вульфрик, пойдем, посмотрим, что там происходит.

Никто не возражал, и Вульфрик взял свой топор и пошел следом за Халлой. Некоторых раненов разбудил далекий непонятный звук.

— Спокойно, ребята, — сдержанно произнес Вульфрик, когда они проходили мимо людей, собиравшихся надевать кольчуги. — Пока ничего страшного не произошло.

Простые воины с уважением кивали Халле, когда командиры шли через лагерь; наконец они оказались на равнине. Каменный выступ по-прежнему находился довольно далеко, и Халла ускорила шаг, чтобы добраться до него быстрее.

На равнину опустилась ночь; Травяное Море окутал туман, и оно выглядело зловеще, покрытая росой трава скользила под ногами.

— Падающее Облако считает, что завтра мы увидим Ро Хейл, — обратилась Халла к Вульфрику, когда они спешили по равнине. — Я там никогда не была.

— Я был один раз, очень давно. Насколько я помню, это просто руины. Люди Отряда Призраков живут в туннелях под городом и не заботятся о том, чтобы восстановить крепость, — ответил Вульфрик и закинул топор на плечо, чтобы легче было идти. — Они будут удивлены, увидев нас.

— Пускай удивляются сколько душе угодно, только бы не забыли предложить нам поесть. — Халла и ее люди очень рассчитывали на встречу с Отрядом Призраков, чтобы получить пищу и отдохнуть, и она молилась о том, чтобы надежды эти не оказались напрасными.

Когда они приблизились к скале, Халла заметила, как кто-то слез с нее и направился к ним. Человек этот не старался двигаться незаметно, главной его заботой было побыстрее добежать до новоприбывших.

— Госпожа Летняя Волчица, — произнес явно возбужденный ранен, — Олефф послал меня за тобой.

— Ну что ж, ты меня нашел. Что это за шум? — спросила она.

— Лучше ты сама поднимись и посмотри. — Он развернулся и побежал обратно к высоким камням.

— Что там? — крикнул ему вслед Вульфрик, когда они заторопились за ним.

— Вы сами увидите, — повторил воин.

У подножия высокой скалы Халла подняла голову. На скале росли невысокие, искривленные деревья, обеспечивавшие укрытие для разведчиков Олеффа, и виднелись многочисленные трещины и щели, благодаря которым можно было относительно легко забраться наверх.

Карабкаться было невысоко, но они поняли, почему Олефф выбрал это место в качестве наблюдательного пункта. Это было самое возвышенное место на равнине, и отсюда во все стороны хорошо просматривались земли Отряда Призраков.

Пригнувшись, Халла медленно двигалась между деревьями. Вульфрику было труднее пробираться за ней к вершине из-за своего массивного телосложения, и она слышала, как он ругается шепотом.

— Халла, это ты? — раздался голос из-за деревьев.

— Олефф… — произнесла она вместо приветствия, присоединяясь к оружейнику, прятавшемуся за скалой и смотревшему на юго-восток.

Вульфрик приблизился к ним, скорчился рядом, и они с Халлой наконец увидели источник шума, встревожившего их.

В нескольких сотнях шагов от их наблюдательного пункта, среди Травяного Моря, виднелось множество лагерных костров. На равнине были установлены палатки и укрепления для нескольких тысяч воинов, и Халла ахнула в ужасе, заметив развевавшийся на ветру штандарт Красных рыцарей ро. Там были и другие штандарты, которых она прежде не видела, а на краю лагеря стояли осадные машины. Задержав дыхание, Халла осматривала открывшуюся перед ней картину. Очертания города с низкими крепостными стенами виднелись в отдалении, и осаждавшая город армия швыряла в него огромные камни, которые свистели, пролетая по воздуху, а затем с глухим стуком ударялись в стены.

— Да поможет нам Рованоко, — прошептал Вульфрик. — Это же Ро Хейл.

Город Отряда Призраков действительно осаждала армия Красных рыцарей, на его стены обрушивался град гигантских валунов, а защитников нигде не было видно.

Лагерь захватчиков казался огромным, но сейчас он почти опустел, потому что основная часть воинов окружила город. Халла никогда не видела за один раз такое количество рыцарей, и она спросила Олеффа:

— Сколько их там?

— Наверное, тысяч пять. В основном рыцари, но есть еще и Пурпурные священники, а также отряд королевской гвардии, — ответил он, не отрывая взгляда от осажденного города.

— Королевской гвардии? — повторил Вульфрик. — Что она здесь делает?

Олефф указал на штандарты, развевавшиеся над лагерем:

— Посмотри на белую птицу вон на том флаге. Это флаг короля Себастьяна Тириса.

Халла взглянула единственным глазом на лагерь и увидела небольшую группу закованных в латы людей, охранявших несколько больших палаток. Вульфрик посмотрел на геральдические знаки короля, и на его лице отразился гнев:

— Король Тор Фунвейра вторгся в Травяное Море? В последний раз подобное случилось двести лет назад.

Все жители Фьорлана знали о веках, которые их братья-южане провели под властью ро, и их глубоко оскорбила новость о том, что подобное может произойти снова. Вульфрик сжал руки в кулаки, и Халла заметила даже, что он потянулся к рукояти топора. Гигант из Фредериксэнда пополз вперед и вытянул шею, чтобы лучше видеть.

— Люди Отряда Призрака в ловушке… эти ублюдки ро уморят их голодом, будут швыряться камнями, пока не разрушат стены, а потом легко поубивают всех, кто остался в живых. — Ему откровенно не терпелось вступить в схватку. — Боевая тактика ро основана на численном превосходстве, они просто трусы… но Отряд Призраков падет, им даже не дадут возможности сражаться.

Олефф и Вульфрик завели долгий разговор насчет бесчестного способа сражаться, который применяют ро, и все больше и больше злились из-за собственной беспомощности.

Халла перестала их слушать; в ее мозгу начала формироваться мысль. Она отвернулась от города и попыталась как следует рассмотреть лагерь, лежавший внизу. Горело всего несколько костров, только большие палатки были освещены, и она решила, что рыцари, окружившие Ро Хейл, проведут ночь вокруг города. Время от времени она замечала среди палаток человека в позолоченных доспехах, сверкавших в лунном свете, и попыталась оценить число воинов, оставшихся в лагере. Увидев немногочисленные костры и церемониальные доспехи гвардейцев, Халла пришла к выводу, что в лагере осталась только личная охрана короля — не более трехсот человек, а может быть, и меньше. Однако больше всего ее заинтересовали оставленные на краю лагеря баллисты и катапульты, которые не использовались в осаде. Воины вокруг них отсутствовали, но одна баллиста вроде была заряжена и готова к бою. Судя по всему, артиллерия, использовавшаяся в осаде, представляла собой в основном машины, стрелявшие на короткое расстояние, и предназначены они были для разрушения укреплений, а более крупные механизмы, оставшиеся в лагере, использовались для швыряния камней на довольно большое расстояние.

— У меня есть мысль, — тихо произнесла она, и мужчины прекратили разговор и обернулись к ней. — Вульфрик, возвращайся в наш лагерь и собирай людей. Только оружие и легкие доспехи, нам нужно будет передвигаться скрытно.

Он недоуменно посмотрел на нее.

— Халла, я всегда за то, чтобы сражаться, даже с превосходящим противником, но атаковать этих рыцарей — просто самоубийство.

— А мы и не будем атаковать этих рыцарей, — ответила она, указывая на город. — Мы будем атаковать вон тех. — И она указала на королевский лагерь. — Вряд ли король лично участвует в осаде, как по-твоему?

Олефф покачал головой:

— Полагаю, он попивает вино у входа в палатку, слушая Пурпурных священников, которые объясняют ему, какой он умный.

— И мы сможем быстро прекратить осаду, если захватим его в плен, верно?

Когда до воинов дошло, что она собирается делать, Вульфрик прикусил губу, чтобы не разразиться ликующим хохотом.

— Алеф Летний Волк, оказывается, жив-здоров и разговаривает с нами устами своей дочери.

— Нет, он мертв, и ты слышишь голос Халлы Летней Волчицы, воительницы Рованоко и госпожи Тиргартена, — с гордостью ответила она.

Вульфрик поклонился:

— Да, моя госпожа.

Олефф принялся разглядывать погруженный в темноту вражеский лагерь, оценивая силы противника.

— Если мы обойдем эти скалы и нападем на них прямо с востока, нас скроют темнота, туман и валуны. Если будем передвигаться тихо, они нас не заметят до последнего момента. — Он обернулся к Халле. — Я поражен; это прекрасная идея, моя госпожа. Лагерь расположен далеко от города, и армия рыцарей не увидит, как мы убиваем их людей.

— Погоди, я еще не закончила; у меня есть план и насчет этих катапульт, которые они так неосмотрительно бросили. — Халла насчитала десять катапульт и пять баллист — достаточно для того, чтобы нанести реальный ущерб осаждавшим. — Олефф, ты возьмешь двадцать человек и пойдешь к катапультам, когда мы захватим короля, ты с их помощью объявишь о нашем присутствии его армии. Убей как можно больше воинов, затем отступай к нашим позициям.

Когда она закончила, Вульфрик и Олефф зловеще усмехнулись, и Халла в душе обрадовалась тому, что они не оспаривают ее приказов и не пытаются взять командование на себя сейчас, когда планировалась битва.

— А если король откажется с нами сотрудничать, я начну отрубать ему пальцы по одному до тех пор, пока он не согласится, — сказал Вульфрик, сжимая рукоять топора.

Халла жестко посмотрела на него:

— Я отдала тебе приказ, воин… что ты до сих пор здесь делаешь? — Но она улыбнулась, когда Вульфрик стукнул себя по груди кулаком, отдавая честь. — Приведи людей к подножию скалы… запомни, никаких тяжелых лат, нам нужно двигаться как можно более бесшумно.

Халла внимательно следила за тем, что происходит внизу, пытаясь не думать о возможном провале своего плана. Допустим, они захватят в плен короля, и Отряд Призраков сможет отступить на восток и соединиться с другими Свободными Отрядами, но перед ней по-прежнему стояла проблема, куда вести собственных людей. Халла не сомневалась в том, что король Тор Фунвейра ценит свою жизнь гораздо дороже жизней своих рыцарей, но подозревала, что им придется держать его в заложниках достаточно долго, чтобы обеспечить безопасное отступление всем раненам. Людям из Фьорлана также необходимо двигаться на север, к Глубокому Перевалу, и это будет не особенно приятное путешествие, если по пятам за ними последуют пять тысяч рыцарей ро. Можно отдать монарха Отряду Призраков, а самим отправиться на восток, и тогда ро наверняка последуют за южанами. Вывод был прост: кто бы ни забрал заложника, армия Красных рыцарей бросится за ним в погоню.

— Олефф, далеко отсюда до Глубокого Перевала? — спросила она, обдумывая свои дальнейшие действия.

— Недели три ходу… если идти быстро. Южный Страж ближе. Если мы как можно скорее не перейдем через перевалы на север, наступит зима и мы застрянем к югу от гор, — ответил он.

— А самое безопасное место для Отряда Призраков — это Южный Страж, так? — Халла знала, что объединенные силы Свободных Отрядов могут противостоять армии рыцарей, но они были рассеяны по южной части Свободных Земель и редко собирались вместе.

— Да, я бы так сказал. Это крепость: высокие стены, катапульты — все, что нужно защитникам. У них недостаточно людей, чтобы сражаться с такой огромной армией на поле, но там у них будет больше воинов и больше шансов остаться в живых, чем в Ро Хейле. — Олефф был родом из Ранен Гара, могучей южной твердыни Отряда Серого Леса, и знал Свободные Земли лучше большинства жителей Фьорлана.

— Отлично, значит, мы потребуем от короля, чтобы он снял осаду и позволил людям Отряда Призраков как можно быстрее уйти в крепость Южный Страж. Когда они скроются из виду, мы направимся вместе с заложником на север.

Это был смелый план, и основывался он главным образом на предположении о том, что рыцари не захотят подвергать опасности жизнь своего короля. Халла решила рискнуть.

— Они будут нас преследовать, ты это понимаешь? — предупредил он ее.

— Вот и хорошо. Это даст Свободным Отрядам время организовать оборону. — Она постаралась говорить уверенным тоном.

— А что мы будем делать с королем, когда доберемся до Глубокого Перевала? — Он задал вопрос, над которым Халла сама ломала голову.

Она не знала, что отвечать, эта часть плана была пока у нее не готова, однако сделала невозмутимое лицо:

— Пожалуй, мы отпустим его в стране троллей, и пусть рыцари неделями бьются головами о камни, разыскивая его.

Олефф негромко рассмеялся и сказал:

— Я рад, что ты командуешь отрядом, госпожа Летняя Волчица. Ты спасешь жизнь многим раненам.

Услышав это, Халла ощутила необыкновенную гордость, но не показала виду, как ей польстила его похвала, и просто кивнула оружейнику Фредериксэнда.

Потребовалось меньше получаса на то, чтобы собрать людей из Фьорлана у подножия скального выступа, и Халла смотрела на подходящих воинов, желая убедиться, что никто не надел тяжелых металлических лат. Вульфрик четко передал ее приказ, и большинство воинов были облачены лишь в укрепленные кожаные нагрудные пластины или вообще были без доспехов — даже сам церемониймейстер снял свои тяжелые доспехи из шкур троллей. Все были готовы к бою и сжимали в руках топоры. Люди Фьорлана буквально рождались воинами, и Халла подумала, что ее отряд выглядит пострашнее любой армии.

— С этой минуты никто не произносит ни слова, — произнесла она шепотом. — Нам нужно преодолеть несколько сотен шагов открытого пространства, прежде чем мы попадем в лагерь. Олефф, ты со своими людьми захватываешь катапульты. Падающее Облако, ты отправляешься на север и наблюдаешь за рыцарями, осаждающими крепость; дай сигнал, если они догадаются о том, что тут происходит. Остальные за мной. Мы должны убить всех, кто находится в лагере, как можно быстрее и незаметнее, затем захватить короля.

Ожидавших воинов охватило радостное предвкушение сражения; некоторым пришлось сделать усилие, чтобы подавить желание выкрикнуть боевой клич. Взмахнув рукой, Халла и Вульфрик двинулись вперед и начали красться вдоль подножия скалы. Халлу поразило то, как тихо воины следовали за ней, и, прежде чем они достигли открытого пространства, ей всего лишь раз пришлось обернуться и приказать соблюдать тишину.

Пригнувшись у камней, она едва могла различить в темноте и тумане вражеский лагерь. Осажденный Ро Хейл находился севернее, и крепости видно не было, лишь мерцали лагерные костры, и время от времени камень из катапульты проносился по воздуху. Оказавшись на уровне земли, Халла убедилась в том, что они смогут незаметно подобраться к лагерю, и жестом приказала людям следовать за собой.

Они рассеялись на поле, покрытом росой; дорогу им освещала яркая луна, и, держа топоры наготове, люди из Фьорлана, пригнувшись, спешили к лагерю ничего не подозревающих врагов. Вульфрик держал тяжелый топор на плече. Халле было спокойнее, потому что гигант шел в бой рядом с ней, дрожа от предвкушения схватки.

Халла, приближаясь к лагерю, не испытывала жажды крови, скорее, ощущала бремя ответственности за своих людей и нетерпение; ей хотелось поскорее начать и закончить. Гвардейцы короля, должно быть, могучие противники, но она понимала, что, если рыцарей застать врасплох, люди из Фьорлана окажутся с ними на равных и даже превзойдут их.

Перед ними появилась вереница пустых палаток, и Халла осмотрелась в поисках часовых, но никого не заметила и понадеялась на то, что король настолько самоуверен, что оставил лагерь без охраны. Чуть замедлив шаг, она сделала знак Падающему Облаку, который с двадцатью воинами отделился от отряда и заторопился на север, поближе к рыцарям, осаждавшим Ро Хейл, затем жестом велела Олеффу отправляться к катапультам и баллистам. Люди из Фьорлана двигались решительно и целеустремленно, и Халла видела на их лицах выражение готовности к бою; они беспрекословно выполняли ее команды.

— Там, — прошептал Вульфрик, указывая на часового, которого заметил в конце ряда палаток, и дал сигнал следовавшим за ним людям соблюдать максимальную тишину.

Они остановились, Вульфрик передал свой топор Халле и извлек из-за пояса тяжелый кинжал. Пригнувшись как можно ниже к земле, Вульфрик отделился от остальных.

Он незаметно прокрался между темными палатками и возник за спиной одинокого часового, огромной ладонью зажал ему рот и перерезал кинжалом горло. Вульфрик обладал мощным телосложением, и убитый выглядел по сравнению с ним как ребенок.

Халла знаком велела остальным следовать за собой и быстро преодолела оставшееся до палаток расстояние. Вернув топор Вульфрику, она неслышно скользнула вперед между темными палатками и тлеющими кострами. Люди ее рассеялись по лагерю, двигаясь в тенях как можно тише. Над большими палатками, располагавшимися в центре лагеря, развевался королевский штандарт, а под ним другой флаг, с изображением пурпурного скипетра, — это означало, что в лагере присутствует также высокопоставленный Пурпурный священник.

Как Халла и надеялась, воины короля ничего не заметили и не ожидали нападения. Она знаком велела Вульфрику обойти эту часть лагеря с другой стороны с половиной людей, сделала глубокий вдох и двинулась вперед.

Ее оценка численности гвардейцев оказалась верной — триста человек, — но они не были готовы к бою, большинство были без доспехов и даже не вооружены. Люди ро сидели вокруг костров или спали в палатках, и вид врагов, беззаботно отдыхавших неподалеку от осажденного Ро Хейла, сильно разозлил Халлу. Она со своими воинами приблизилась к последнему ряду пустых палаток и подождала, пока Вульфрик с остальными не займет свою позицию.

— Я начинаю, — обратилась она к людям, следовавшим за ней, выпрямилась, приготовила топор и устремилась к гвардейцам.

В тот момент, когда Халла выбежала из укрытия на свет, примерно двести воинов из Фьорлана обрушились на лагерь со всех сторон и быстро наводнили его. Один воин ро, расположившийся у костра с бутылкой вина, поднял взгляд и в ужасе уставился на женщину. Она взмахнула топором и одним мощным ударом отрубила ему голову.

Не сразу раздались тревожные крики. К тому моменту, как люди короля сообразили, что происходит, жестокие воины с топорами уже перебили множество гвардейцев. Лишь несколько людей ро имели наготове оружие, и большинство из них встретили мгновенную смерть, даже не успев подняться с мест.

Халла не останавливалась и вела своих людей вперед, к центру лагеря, убивая всех, кто пытался преградить ей дорогу. Она убила какого-то человека, надевавшего свои золотые латы, и другого, который никак не мог вытащить из ножен меч. Она видела поблизости Вульфрика, и великан расчищал себе дорогу с северной стороны, двигаясь в направлении палатки короля.

Через несколько минут Халла, Вульфрик и их люди уже стояли на центральной площадке перед двумя большими палатками, прямо под знаменами Тор Фунвейра. Растерянные Пурпурные священники, в латах и полном вооружении, загородили им дорогу, а отряд воинов с копьями плотным кольцом окружил главную палатку.

— Убить их всех! — взревел Вульфрик, не останавливаясь, взмахнул топором и напал на ближайшего священника.

В ночной тишине раздавались боевые выкрики и брань. Северяне убили множество гвардейцев, и Халла с удовлетворением отметила, что священников и людей с копьями гораздо меньше, чем свирепых воинов Фьорлана.

Пурпурные священники искусно владели мечами, и над лагерем разносился звон стали. Халла надеялась на то, что они слишком далеко от Ро Хейла и основная часть армии их не услышит.

И тут ей пришлось вернуться к реальности: священник, с которым она сражалась, отразил удар ее топора искусно нанесенным выпадом и ранил ее в плечо. Вскрикнув от боли, она упала на землю, но, к счастью, один из ее воинов разрубил череп ее противнику, прежде чем тот успел ее добить. Халла быстро вскочила на ноги и, не обращая внимания на боль, снова вступила в бой.

Наступление их было остановлено, и теперь им с трудом удавалось продвигаться вперед через последнюю линию обороны, чтобы добраться до королевской палатки. Халла, перехватив топор другой рукой, парировала удар копья, отрубила руку напавшему на нее и отбросила гвардейца прочь с дороги.

Слева от нее сражался Вульфрик, и его невозможно было не заметить — самый могучий воин Фредериксэнда возвышался над окружающими, он представлял собой кошмарное зрелище, ярость и вращающийся топор, и он уничтожал любого, у кого хватало глупости встать у него на пути. Халла увидела у палатки нескольких священников, которые выглядели старше и явно были более опытными в бою, чем остальные, и один из них, темноволосый человек в богато украшенных доспехах, целеустремленно продвигался к Вульфрику. Пурпурный священник с молниеносной быстротой успел убить нескольких людей Халлы, но его волновал только великан с топором.

— Варвар, — взревел он, словно вызывая противника на бой, — я кардинал Мобиус, член Пурпурного ордена, и твой Ледяной Гигант больше не имеет здесь власти.

Вульфрик тоже взревел, подняв взгляд к небу, в уголках его рта показалась пена, признак боевого безумия; обезглавив двух священников, он ринулся к Пурпурному кардиналу. Их по-прежнему разделяли несколько человек, но оба явно были намерены сразиться друг с другом. Она попыталась сосредоточиться на собственных противниках, но в глубине души беспокоилась о своем друге. И странно было посреди кровавого боя вдруг подумать о том, что Вульфрик действительно стал ей другом.

Она вырвала копье из рук очутившегося перед ней гвардейца и швырнула его в священника, стоявшего над телом павшего северянина. Ранен был еще жив, и он слабо кивнул в знак благодарности Халле, затем уполз с места схватки. Она развернулась и не увидела поблизости никого, с кем можно было бы сразиться. Вход в королевскую палатку по-прежнему охраняли священники, хотя Вульфрик и его люди несколько потеснили их, прежде чем появился кардинал Мобиус и остановил их атаку. Вокруг валялись тела убитых, в основном ро.

— Помогите им, — приказала она своим людям, находившимся поблизости, и указала на раненов, сражавшихся у входа в палатку короля.

Один из ее воинов при виде того, что Халла ранена, предложил ей руку, Халла Летняя Волчица тяжело оперлась на него и, повернув голову, заметила, что Вульфрик приближается к кардиналу Мобиусу.

Двое воинов скрестили оружие, и остальные расступились. Звук удара топора о клинок меча был оглушителен, и Халла поняла, что кардинал не менее опасен, чем Вульфрик. Они сражались совершенно по-разному. Вульфрик полагался на свою неимоверную, сверхъестественную силу, тогда как Мобиус был дуэлянтом, он то наступал, то отступал, словно выполняя некий сложный танец. У них было слишком разное оружие — двуручный топор против длинного меча и щита, — и Халла подумала, что эта стычка является чем-то большим, чем простой поединок.

Гвардейцев с копьями уже окружили, убивая без всякого милосердия, а перед палаткой короля осталась лишь кучка священников, ничтожная перед превосходящим числом людей Халлы. Взглянув на север, женщина-воин заметила сигнал Падающего Облака: он давал понять, что уничтожил нескольких часовых и гвардейцев, охранявших ту часть лагеря, и знала, что Олефф сейчас наверняка заряжает катапульты и готовится к стрельбе.

Мобиус уклонился от мощного удара топора и ловким выпадом поразил Вульфрика в бок. Удар был скользящим, но северянин поморщился, и люди из Фьорлана забеспокоились.

— А ты быстр, Пурпурный человек! — выплюнул Вульфрик, и двое продолжили кружить друг напротив друга.

Оба видели, что бой уже завершен и ранены одержали победу. Воины из Фьорлана теснились у палатки короля, давая место Вульфрику и Мобиусу для поединка.

— Вульфрик, мы закончили! — крикнула Халла. — А ты, — она кивнула в сторону Мобиуса, — бросай оружие, сопротивление бесполезно.

— Я служитель Одного Бога! — проревел тот. — Я никогда не сдамся варвару.

Ранены двинулись вперед, чтобы схватить его. Халла подняла руку, давая знак, что кардинала убивать не следует.

— Заберите у него меч и свяжите его! — приказала она людям, находившимся ближе всего к ней.

Пурпурные священники и люди ро у всех ассоциировались с многовековым порабощением народа раненов. Из ближайших палаток принесли веревки и начали окружать священника. Халла прошла мимо воинов и дала знак Вульфрику следовать за собой. Раненый церемониймейстер неохотно двинулся за ней к палатке вместе с четырьмя воинами.

— Мой король, мы побеждены! — крикнул кардинал Мобиус.

Он запутался в веревках, неуклюже рухнул на землю и выронил меч.

— Проклятые варвары! — злобно вскричал он, угодив лицом в грязь.

Люди из Фьорлана начали пинать его ногами, бить кулаками, через несколько секунд он потерял сознание, и его надежно связали по рукам и ногам.

— Я бы его одолел, — тихо сказал Вульфрик. — Это был вопрос времени.

— У нас нет времени, — возразила Халла. — Давай закончим то, что начали.

Вульфрик кивнул и резким движением отбросил в сторону полог палатки. Халла с воинами вошла внутрь, Вульфрик последовал за ними. Они очутились в роскошном жилище, среди мехов и геральдических символов, и принялись искать короля Тор Фунвейра.

На низком столе лежала большая карта южных земель раненов. Стены палатки украшали штандарты Тириса и других аристократических домов Тор Фунвейра — в основном это были птицы различных видов и цветов. Пуховое одеяло на огромной кровати, застланной белым бельем, было отброшено в сторону, а на столике у кровати виднелись остатки еды — похоже, оленины. Когда Халла двинулась к дальней стене палатки, она услышала из-под кровати какой-то звук, похожий на всхлип. Приподняв брови, она указала на нее Вульфрику, и тот, размашистыми шагами подойдя к деревянной кровати, перевернул ее.

На полу, закрыв голову руками, скрючился человек; он был одет в простую белую одежду, выглядел лет на пятьдесят пять. Он был чисто выбрит, от него слегка пахло духами. Фигура короля Себастьяна Тириса сейчас выглядела совсем не по-королевски, и лужица на полу показывала, что монарх действительно очень испугался.

— Неужели вы описались, ваше величество? — со зловещей ухмылкой осведомился Вульфрик.

— Пожалуйста, — воскликнул король, — не убивайте меня… Я дам вам золота… много золота, драгоценных камней… только оставьте мне жизнь. — Он поднял на них налитые кровью глаза, и Халла пришла в ярость при мысли, что такой трусливый червь явился причиной смерти стольких людей.

— Мы не собираемся вас убивать… милорд. — Она буквально выплюнула последнее слово. — Вы теперь наш пленник. Привыкайте к этому. Мое имя Халла Летняя Волчица, а это Вульфрик, распорядитель собрания лордов Фредериксэнда. — Она повернулась к Вульфрику и приказала: — Подними этого короля и уведи его отсюда.

— Ну-ка, идемте, ваше величество, мы с вами скоро станем лучшими друзьями. — Великан грубо поставил короля на ноги и наморщил нос, увидев лужу мочи. — Неужели королей Тор Фунвейра не учат пользоваться выгребной ямой? А я думал, мы здесь варвары, — издевательски произнес Вульфрик.

Он взял своей огромной лапой трясущегося от страха монарха за шиворот и вывел его из палатки. Снаружи раздались приглушенные ликующие крики собравшихся воинов Фьорлана — это они увидели охваченного ужасом, жалкого короля Тор Фунвейра. Глаза его сделались совершенно круглыми, когда он очутился в толпе раненов, каждый из которых с радостью убил бы его, дай ему только волю. Затем он взглянул на трупы гвардейцев и священников и заметил связанного кардинала Мобиуса, которого взвалил себе на плечи какой-то человек.

— Ну а теперь, ваше величество, — сказала Халла, — нам нужно, чтобы вы сняли осаду с города. — Она старалась говорить как можно более грозно, несмотря на то что ее отвлекала усиливавшаяся боль в спине. — Если вы не сделаете в точности то, что я скажу… этот человек, — она указала на Вульфрика, — начнет резать вас на кусочки.

Вульфрик улыбнулся королю Себастьяну:

— Я начну с твоих пальцев… потом отрублю кисти… а к тому времени, когда придут твои воины, чтобы опознать твое тело, от него ничего не останется.

Король, трясущийся в цепкой руке Вульфрика, кивнул Халле. Он совершенно пал духом, и люди Фьорлана смотрели на своего командира с молчаливым восхищением. Ее план пока что работал, и погибли лишь несколько раненов.

Отряд людей, спрятав оружие, торопливо пробирался к королевской палатке с севера. Падающее Облако присоединился к ним через минуту и озабоченно взглянул на Вульфрика и Халлу.

— Вам двоим нужно перевязать раны, — сказал он.

— Это подождет, — ответила Халла. — Рексель Падающее Облако, представляю тебе короля Себастьяна Тириса.

Вульфрик толкнул монарха вперед; Падающее Облако оглядел пленника, приподнял брови и улыбнулся:

— Что-то вид у него не больно царственный, а?

— Рексель, не насмехайся, — сказал Вульфрик. — Бедный ягненок обмочился… из-за такого у любого человека испортится настроение.

Стоявшие поблизости воины расхохотались.

— У нас еще могут возникнуть проблемы, — вмешалась Халла более напряженным голосом, чем ей хотелось бы. — Так что давайте не отвлекаться, пока не закончим.

Когда они миновали крайнюю линию пустых палаток и тела убитых Падающим Облаком и его людьми, Халла увидела на равнине множество рыцарей и катапульты, расставленные вокруг стен. До осаждавшей армии было довольно далеко, но Халла все равно едва не ахнула от ужаса, увидев огромное число врагов, окруживших Ро Хейл.

Прямо перед ними стояли десять катапульт — высоких деревянных машин, предназначенных для того, чтобы бросать камни на большое расстояние, — и Олефф Твердолобый радостно улыбнулся, увидев Халлу.

— Госпожа Летняя Волчица, артиллерия готова, — весело сообщил он. — А кто твой новый друг, Вульфрик?

— А, не обращай внимания, это просто король, я нашел его под кроватью в палатке, он умолял не убивать его, — ответил воин-гигант.

Олефф шагнул к пленному монарху.

— Трусливый сморчок, — проворчал он и плюнул королю в лицо.

— Прошу вас, — взмолился король Себастьян, — моя жизнь дорого стоит… если вы не причините мне вреда, вы станете богатыми.

Олефф буквально взвился:

— Оглядись по сторонам, недоумок, разве похоже, что нам нужны деньги?

— Довольно, Олефф! — приказала Халла. — Катапульты готовы?

Оружейник обуздал свой гнев и обернулся к Халле:

— Прошу прощения, госпожа, редко приходится смотреть в лицо человеку, на совести которого смерть стольких невинных людей… когда я вижу ро, то забываю о хороших манерах. — Он сделал глубокий вдох и продолжал: — Десять катапульт и пять баллист заряжены и нацелены. Камни полетят в ближайший отряд рыцарей, они не смогут этого не заметить.

— Отлично. Падающее Облако, построй людей в колонны у нас за спиной. Пусть примут угрожающий вид, но ничего не предпринимают.

Рексель кивнул и, развернувшись, принялся отдавать приказания людям Фьорлана, которые выстроились позади катапульт.

— Вульфрик, я думаю, они нападут на нас сразу же, как только сообразят, что происходит, — обратилась она к своему помощнику, который, схватив короля своей могучей рукой поперек туловища, оторвал его от земли. — Как только они окажутся достаточно близко, покажи им нашего пленника.

— И давайте будем надеяться на то, что они остановятся, — пошутил Олефф.

— Остановятся… они остановятся… — брызжа слюной, воскликнул король, висевший в совершенно неподобающем положении под мышкой Вульфрика. — Я прикажу им остановиться, и они не будут рисковать моей жизнью.

Король Себастьян походил не на короля, а на изнеженного аристократа — он резко отличался от правителей, с которыми привыкла иметь дело Халла Летняя Волчица. Алдженон Слеза скорее расстался бы с жизнью, чем позволил взять себя в плен, и женщина-воин на миг посочувствовала народу ро, которому приходилось жить под властью подобного человека.

Она подошла к Вульфрику и уставилась королю Себастьяну прямо в лицо единственным глазом.

— Советую вам выкрикнуть приказ своим людям как можно громче, ваше величество, — произнесла она. — Мы же не хотим, чтобы рыцари вас не расслышали, правильно? Если это случится, обещаю, вы умрете первым.

На лицах ее воинов отразилась гордость. Люди, выжившие после сражения в море кракенов, не видели ничего хорошего в течение последних нескольких недель, но сейчас, когда суровые воины смотрели на своих командиров и плененного короля, их охватило ликование при мысли о том, что они добились своего в ситуации, казалось бы, совершенно безнадежной.

— Олефф, отправь рыцарям мой пламенный привет, — приказала Халла.

— С превеликим удовольствием, госпожа, — ответил он, почтительно отдавая ей честь.

Он взмахнул рукой сверху вниз, ранены, стоявшие у катапульт, взялись за рычаги, и машины ожили. Каждая осадная машина издала громкий звук, заскрипели деревянные детали. Десять огромных камней взлетело высоко в воздух. Халла проследила за их полетом; они исчезли в темном небе, затем резко устремились вниз.

Как упал первый камень, было очень хорошо слышно даже с такого расстояния. Халла видела, как люди в доспехах разбегались во все стороны: камни сыпались в самую гущу войска Красных рыцарей. Разумеется, их лиц было не видно, она могла только догадываться, какое смятение вызывал этот неожиданный обстрел, но отряды, в которые попали камни, немедленно рассеялись, строй был нарушен, а другие, уцелевшие, начали отступать от городских стен, чтобы перестроиться. Она услышала звук трубы — без сомнения, сигнал тревоги, — и вскоре добрая четверть армии, осаждавшей город, на полной скорости устремилась обратно к лагерю.

Рыцари скакали по размытой дождем земле, выставив перед собой длинные копья. Не похоже было, чтобы они заметили, кто стрелял, но то, что камни прилетели из королевского лагеря, вызвало у них обоснованную тревогу.

— Спокойно, парни. — Вульфрик продолжал крепко держать короля. — Выглядит это страшновато, но скоро они остановятся.

— Покажи им пленника, — спокойно распорядилась Халла.

— Приготовьтесь кричать изо всех сил, ваше величество.

Вульфрик без малейших усилий поднял короля повыше. Король Себастьян был человеком нормального роста и телосложения, но в руках Вульфрика напоминал ребенка.

Рыцари неслись к ним на довольно большой скорости, выглядели они действительно устрашающе, и собравшиеся северяне заволновались, хотя и не думали отступать. Они отчаянно надеялись на то, что наступление прекратится, как только люди ро увидят своего монарха в плену врагов. Халла заметила среди всадников какого-то Пурпурного священника и человека средних лет в богатых доспехах, который, как она предположила, являлся командиром подразделения или даже всей армии.

— Стойте! — крикнул король сквозь слезы.

— Громче! — велел Вульфрик, слегка двинув ему кулаком под ребра.

— Мои рыцари, остановитесь! — завопил король, повысив голос до предела.

Молодой Пурпурный священник, который скакал во главе отряда, прищурился, чтобы разглядеть, кто кричит. Когда он понял, что король попал в плен к раненам, то поднял копье и с силой натянул поводья. Рыцарь-командующий со смесью удивления и гнева смотрел на воинов из Фьорлана, и рыцари, следовавшие за ним, тоже натянули поводья. Несколько лошадей встали на дыбы и сбросили всадников, а еще несколько врезались на полной скорости в тех, кто скакал впереди, потому что приказ не сразу достиг арьергарда.

Примерно тысяча всадников ро остановилась на погруженной в темноту равнине перед линией катапульт.

— Мне кажется, мы привлекли их внимание, — нервно произнес Олефф, глядя на многочисленный отряд противника.

Пурпурный священник в шлеме с изящным гребнем проскакал мимо основной массы рыцарей, а за ним последовал командующий армией. Они отделились от остальных и рысью направились к позициям Халлы. Остальные люди ро медленно последовали за командирами, и многие из них так и не поняли, в чем дело.

— Освободи короля, раненский еретик! — приказал священник, вытаскивая длинный меч.

— Брат Джакан, — крикнул дрожащим голосом король, — убери оружие в ножны, немедленно.

Вульфрик опустил короля на землю и приставил к его горлу лезвие топора.

Командующий армией, менее импульсивный, чем священник, подъехал немного ближе и оглядел раненских воинов. Взгляд его скользнул по трупам убитых гвардейцев и бесчувственному телу кардинала Мобиуса, которое, словно мешок, держал на плечах один из воинов.

Красный рыцарь был старше священника, и на лице его виднелись многочисленные шрамы, а один шрам тянулся через всю левую щеку.

— Командующий армией, рыцарь Тристрам, — обратился к нему король, — приказываю снять осаду с города и отступить. — В голосе его слышался смертельный ужас, взгляд был прикован к окровавленному топору, приставленному к его горлу.

— Фьорлан отсюда далеко, — спокойно заметил рыцарь, обращаясь к Вульфрику. — А отряд у вас маленький… у вас нет ни армии, ни надежды на спасение.

— Я бы на твоем месте прислушалась к словам своего короля, Красный человек! — сурово проговорила Халла, стоявшая рядом с Вульфриком. — Снимайте осаду, и никто больше не умрет.

— Молчать, одноглазая! — рявкнул священник, и все ранены взмахнули топорами и приготовились к бою.

Священнослужитель был явно поражен этой демонстрацией солидарности, и даже его конь встал на дыбы, когда двести человек с топорами зарычали на врагов, впившись в них гневными взглядами.

— Только попробуй еще раз так заговорить с ней, и мой друг отрежет кое-что твоему королю! — заорал Олефф.

Для того чтобы показать серьезность намерений, Вульфрик схватил руку короля и сильно отогнул ему пальцы, на его лице появилась хищная ухмылка. Король взвыл от боли, и люди ро замерли от ужаса.

— Довольно! Освободите короля… сейчас же! — крикнул брат Джакан.

Он продолжал держать в руке меч, несмотря на приказ убрать его, и Халла подумала, что священник вполне способен совершить какую-нибудь глупость.

Она подошла к командующему и спокойно проговорила:

— У вас нет выбора, сэр Тристрам. Отзовите всех своих воинов обратно сюда, в лагерь. А мы заберем вашего короля и войдем в Ро Хейл — и вы нас пропустите.

Рыцарь взглянул на нее серьезно, хотя и в некотором смятении. Тристрам обдумывал варианты действий, слушая женщину-воина, и он показался ей гораздо более разумным и уравновешенным, чем Пурпурный священник, который продолжал размахивать мечом.

— Что ж, согласен, — бесстрастно, но с явной неохотой произнес командующий армией. — Если королю причинят хоть малейший вред, я найду тебя даже на краю земли.

Халла улыбнулась:

— Мы отпустим его на свободу, когда Отряд Призраков совершит недельный переход отсюда на восток, а мы — такой же переход на север. Это понятно?

Тристрам заскрежетал зубами и кивнул, пытаясь сдержать ярость.

— Это преступление против Одного Бога! — вознегодовал Пурпурный священник. — Вы освободите его немедленно.

Северяне сделали шаг вперед по приказу Падающего Облака, а Вульфрик схватил короля за волосы.

— Это земля Рованоко, парень, — произнес могучий воин. — Твой бог не любит холодов.

Халла отошла от рыцаря и повернулась к брату Джакану, который гневно уставился на Вульфрика.

— Если я увижу, что кто-нибудь покидает этот лагерь, пока мы будем в городе, король лишится кисти руки. Если вы попытаетесь преследовать нас, он лишится всей руки, — громко произнесла она, чтобы все присутствующие слышали. — Можете отправить кого-нибудь за ним через неделю — но не больше пяти человек. Мы привяжем его к дереву, и постарайтесь добраться до него раньше, чем это сделают тролли.

Брат Джакан хотел что-то сказать, но сэр Тристрам не позволил ему — схватил его за руку и оттащил назад. Красные рыцари выглядели невесело, и Халла вздохнула немного свободнее.

— Делайте, как она говорит! — вскрикнул король Себастьян, словно испуганный ребенок.

Глава одиннадцатаяМагнус Рагнарссон, по прозвищу Вилобородый, в городе Ро Канарн

 Магнус выглянул в небольшое зарешеченное окно и увидел спину часового, силуэт которого вырисовывался на фоне луны. После появления Аль-Хасима сэр Нейтан настоял на том, чтобы возле тюремных окошек дежурил рядовой воин, и вот уже почти месяц человек этот постоянно присутствовал в жизни Магнуса — помимо Кастуса.

Возможно, и существовал какой-то шанс на побег или спасение, но раненский жрец бросил об этом думать. Его переполняла тревога за судьбу своего народа с того момента, когда он увидел, как королевская армия движется на север, в Травяное Море. Капитан Хоррок был превосходным командиром, но ведь он всего лишь крестьянин и стоит во главе отряда таких же крестьян. Если воины из Фьорлана не смогут ему помочь, как это утверждала ведьма, Отряд Призраков будет либо уничтожен, либо вынужден отступить на север, к горам, это Магнус понимал. Кроме того, его терзал страх за Аль-Хасима и Бронвин. Он ничего не слышал о них уже месяц, с того момента, когда Вереллиан отправился за ними в погоню, и теперь им наверняка предстояло разделить судьбу Хоррока и людей Отряда Призраков.

Мир менялся, и Магнус проклинал свое заключение и вынужденное бездействие в такие дни, когда колеса судьбы вращались быстрее, а люди играли в непонятные игры. Он хотел почувствовать прикосновение солнечных лучей к своему лицу, хотел вновь взять в руки Скельд. Шла война, в которой можно было прославиться, а члены ордена Молота не какие-то бессловесные животные, на которых не обращают внимания, а люди, всегда сражающиеся на передовой, демонстрирующие врагам раненов мощь Рованоко.

Он видел ночное небо Канарна за плечами часового, чувствовал запах соленой воды, который снова воцарился в городе после тех нескольких недель, когда здесь пахло только смертью. Обстановка в городе была более или менее спокойной, потому что Певайн и его ублюдки обосновались в прежней канцелярии лорда-маршала у пристаней, а рыцари почти не выходили из крепости. Люди Канарна, оставшиеся на свободе, были поглощены ежедневными заботами — очередями за скудными порциями пищи и воды, которые выдавал Певайн, и почти половина населения города медленно умирала с голоду, а остальные были уже мертвы, и пепел их рассеялся по главной площади.

Риллиона и Нейтана судьба жителей Канарна не волновала. Магнус не видел этих высокопоставленных рыцарей почти две недели и ничего не слышал о них. Он решил, что Риллиона по-прежнему раздражает пребывание в крепости в то время, когда король и кардинал Мобиус отправились на север. Командующему рыцарей оставили малочисленный гарнизон, в городе хозяйничали в основном наемники, пока рыцари сидели в крепости и жаловались на свою несчастную судьбу.

Волшебница осталась в городе, и ее уверения, что боевой флот из Фьорлана не появится, позволили рыцарям ни о чем не беспокоиться. Простая истина, как понимал ее Магнус, состояла в том, что никто не придет на помощь ни к нему, ни к народу Канарна.

В полнолуние небо было ясным, стоял холод, хотя его было и не сравнить с холодами, наступавшими зимой дома у Магнуса, далеко на севере. Он тосковал по заснеженным полям и покрытому льдами морю, и его вдруг пронзила тоска, когда он понял, как давно не видел брата и родные края. Заключение в тюрьме глубоко оскорбляло его, но бездействие в то время, когда его брат и его народ боролись за выживание, было выносить слишком тяжело.

Он был одет в те же самые шерстяные штаны и черную рубаху, в которых его больше месяца назад привели сюда, и исходивший от него запах раздражал Магнуса не меньше тюремного заключения. Его лицо и руки были относительно чистыми, он по-прежнему ежедневно получал чистую воду, а кроме того — жидкую водянистую овсянку и хлеб, но новую одежду ему никто не собирался выдавать, и еще ему ужасно хотелось почувствовать успокаивающее прикосновение кольчуги.

Выглянув из окошка своей тесной камеры, Магнус на миг подумал, что в другом конце каменного желоба происходит какое-то движение. Пока он пытался приглядеться, откуда ни возьмись появилась какая-то темная фигура. Держась в тени, человек бесшумно двигался к часовому. Когда неизвестный скрючился около окошка соседней камеры, ранену показалось, что он различил за спиной у человека длинный лук. Магнус не видел лица неизвестного, но не знал ни одного человека из народа ро, который стал бы пользоваться подобным оружием; он улыбнулся, заметив на поясе у человека катану в ножнах. Воин, стоявший на часах, не подозревал о появлении постороннего и думал о своем, прислонившись к каменной стене. Он был явно сыт по горло очередным бессмысленным ночным дежурством.

Несчастный еще не понял, что тоскливые дежурства близятся к концу. Рам Джас Рами, киринский наемный убийца, начал бесшумно приближаться к часовому со спины.

Магнус не видел кирина уже несколько лет. Лицо Рам Джаса скрывал капюшон черного плаща, кирин крался к часовому, словно хищник к добыче. Незаметно приблизившись на расстояние ярда к своей жертве, он медленно и беззвучно извлек из ножен катану и выпрямился во весь рост. Стражник по-прежнему ни о чем не подозревал, он даже зевнул и надул щеки — неосознанное выражение усталости и скуки.

Рам Джас держал катану клинком вниз, другую руку медленно поднес к горлу стражника, в последний миг прикрыл ладонью рот человека, вонзил клинок ему в бок, почти под мышкой, и резко повернул вниз. Часовой умер мгновенно, успев издать лишь слабый стон. Рам Джас осторожно забрал его меч и положил тело на землю. Затем кирин высунулся из желоба, чтобы посмотреть, не видел ли кто-нибудь убийства, снова скрылся в тени и подтащил тело убитого к окошку камеры Магнуса.

— Экий ты вонючий, — сказал он со своей обычной наглой ухмылкой, которая бесила Магнуса и за которую кирин не раз получал от северянина тумаки.

— А ты страшен как грех, — ответил жрец, протягивая старому другу руку через решетку. — Рад видеть тебя, кирин.

— Я тоже, ранен, — ответил Рам Джас, и улыбка его стала еще шире, когда он схватил руку Магнуса и горячо пожал ее.

— Понятия не имею, зачем ты пришел, но это приятная неожиданность. Ты привел с собой армию? — спросил Магнус.

— Не совсем. — Рам Джас указал на что-то за спиной жреца.

Магнус быстро обернулся и увидел Кастуса, который стоял в коридоре, широко раскрыв глаза. Он не шевелился, рот его был открыт, и на губах пузырилась кровь. Затем тюремщик неуклюже рухнул на пол, и показалась фигура лорда Бромви, герцога Канарна, с окровавленным мечом в руке.

— Бром! — воскликнул Магнус громче, чем следовало.

— Ну что ты шумишь, — улыбнулся Бром. — Не волнуйся, рабы, которые помогали этой свинье, оба мертвы. Рам Джас, за дело, — обратился он к кирину, стоявшему за окном камеры.

Рам Джас быстро огляделся, чтобы убедиться в том, что путь свободен, затем выбрался из желоба и куда-то исчез.

— Как ты сюда пробрался? — спросил Магнус у Брома; он по-прежнему не понимал, что затеяли его друзья.

— Потом; давай сначала я вытащу тебя отсюда, — сказал Бром, забирая у Кастуса ключ от камеры. — Где Скельд?

Магнус нахмурился:

— Его отдали Певайну в качестве трофея. — Тот факт, что бесчестный рыцарь-наемник получил его боевой молот, по-прежнему приводил Магнуса в бешенство.

— Ну что ж, надеюсь, ты умеешь обращаться с длинным мечом, — улыбнулся Бром, ногой поддав меч тюремщика, и тот отлетел к двери камеры.

На молодом герцоге Канарна были кожаные доспехи, прочные на вид, а за поясом виднелся тяжелый кинжал с клинком в виде древесного листа.

Бром открыл дверь, и скрежет петель прозвучал музыкой в ушах Магнуса — впервые за месяц он вышел из камеры без сопровождения Красных рыцарей.

— За тобой охотятся, Бром. О чем ты только думал, когда шел сюда? — Магнус был глубоко благодарен ему за спасение, но ему очень не хотелось бы видеть кого-либо из детей герцога Эктора схваченными и заклейменными как Черные Стражи.

Бром бросил на друга серьезный взгляд, а раненский жрец поднял с пола длинный меч.

— Ты сомневался в том, что я вернусь? Эти красные ублюдки убили моего отца, Магнус… они обезглавили его, как предателя. — У Брома всегда было суровое выражение лица, но Магнусу показалось, что со времени их последней встречи взгляд лорда стал еще более жестким.

— Они заставили меня смотреть на то, как его убивают… я тоже скорблю по нему. — Северянин угрюмо взглянул на друга.

— Я знаю, что ты помешал бы им, если бы это было возможно. — Бром начал вытирать с клинка кровь тюремщика и, обернувшись, оглядел узкий коридор с каменными стенами. — Почему здесь так мало рыцарей? — спросил он, меняя тему разговора. — Ланри видел, как через город прошла огромная армия, но он не понял, куда они делись.

— Риллиону оставили чисто символический отряд для того, чтобы удерживать город, а король отправился на север, — ответил Магнус.

Бром был искренне удивлен этой новостью:

— Король? Сам король Тор Фунвейра? Король Себастьян Тирис?

— По-моему, ваш народ называет его именно так, — ответил Магнус. — Вижу, ты еще многого не знаешь, мой друг.

— Это и к тебе тоже относится, — сказал Бром, продолжая переваривать новость о том, что король побывал в его городе. — Мы наткнулись на Коли и Дженнера, так что знаем, что Хасим был здесь и отправил мою сестру на север. Прошу тебя, скажи мне, что с ней случилось? — Они направились к выходу из темницы. — Прошу тебя, скажи мне, что она еще жива.

— Я уверен в этом, друг мой, но не видел ее с того дня, как Хасим помог ей бежать из города.

— Если она в Ро Хейле, ей не грозит опасность?

Магнус нахмурился:

— Трудно сказать. Если они выберутся оттуда до прибытия короля… — Он помолчал. — Для того чтобы все Свободные Отряды собрались в единую армию, требуется время.

Бром подошел к комнате дежурных часовых, находившейся в конце коридора, и Магнус увидел еще двух мертвых рыцарей. Молодой герцог Канарна оставался таким же хладнокровным и опасным, как и прежде, и Магнус был поражен тем, что Бром вошел в темницу и убил троих тюремщиков, не производя ни малейшего шума.

— Давай сейчас поговорим о более простых вещах, — сказал Бром, перешагивая через тела. — Сколько рыцарей осталось в главной башне замка?

— Пятьдесят Красных рыцарей и сто простых воинов. Думаю, у Певайна в городе имеется пара сотен наемников… с ними нам не справиться.

— Я знаю насчет Певайна и его ублюдков — у Ланри имеется для них сюрприз, — заявил Бром.

— Нескольких человек недостаточно, чтобы отвоевать город, — сказал Магнус, начиная удивляться про себя: неужели Бром намеревается устроить нечто вроде последнего славного боя?

Бром завернул за угол и на миг остановился у лестницы, ведущей в главную башню, затем шагнул в переднюю, в полу которой имелся давно не использовавшийся канализационный колодец.

— Мы привели с собой нескольких друзей. Они ждут знака, чтобы присоединиться к нам в главной башне. У нас есть шанс, вот и все.

На лице его появилось зловещее выражение, и Магнус увидел, что Бром жаждет крови, и как можно быстрее. И действительно, его друг буквально дрожал от предвкушения боя.

Магнус заметил, что железная решетка, прикрывавшая бывший канализационный колодец, открыта изнутри, и догадался, каким образом Бром смог попасть в темницу, миновав дежуривших во дворе замка рыцарей.

Раненский жрец остановился, а Бром быстро направился к поднятой решетке.

— Бром, — тихо произнес он, и друг обернулся. — Тебе нужно успокоиться. У тебя руки дрожат.

Бром взглянул на руку, державшую меч, и улыбнулся:

— Чувствую себя так, словно впервые в жизни собираюсь драться.

— Риллион и его рыцари — опытные воины. Тебя убьют, если ты не сконцентрируешься. Ни ты, ни я не обладаем дарами Рам Джаса, Бром… простые люди вроде нас должны полагаться на свои боевые навыки, оружие и удачу. Подожди минуту, сосредоточься, друг мой.

Молодой лорд, с трудом борясь с нетерпением, сделал несколько глубоких вдохов.

— Рам Джас ждет наверху, нельзя здесь задерживаться, — сказал он, поднимая взгляд на раненского жреца. — У него есть какой-то план.

— Чем больше времени мы дадим ему, тем дольше он сможет потирать руки и поражаться собственной изобретательности.

Заброшенная траншея вела наружу из внутренней башни, и похоже было, что Бром, придя на выручку Магнусу, совершенно миновал внутренний двор.

— А в этом плане предусмотрено остаться в живых? — спросил Магнус.

Лорд ро обернулся и слегка улыбнулся:

— Если план сработает, мы останемся в живых и, кроме того, сможем отвоевать город.

— Тогда это звучит как великолепный план, — сказал Магнус. — Если он сработает.

— Не волнуйся, кроме нас с кирином, есть еще кое-кто. — Бром вздохнул и медленно поднялся. — Мы нашли себе неожиданных союзников… и передали Ланри кое-что такое, благодаря чему можно будет расправиться с Певайном.

Магнусу было любопытно, но ему также не терпелось очутиться на свободе. Если у них есть союзники и план, это замечательно.

— Нам надо идти, — сказал Бром, отодвигая в сторону стальную решетку.

— Ты успокоился? — спросил Магнус.

— Нет, вовсе нет… но нам все равно надо идти.

Магнус не собирался указывать молодому лорду, как себя вести. Он сумел проникнуть в Ро Канарн, пробрался в город, имея в качестве спутника только киринского пройдоху и негодяя. Если он смог сделать это, подумал Магнус, то, возможно, он не просто лорд ро, играющий в бандита.

— Хорошо, тогда идем, — сказал он, когда Бром начал спускаться в дыру. — Надеюсь, твои союзники умеют хорошо драться.

Они спустились в узкий каменный туннель, в который широкоплечий Магнус едва протиснулся. Стояла почти полная темнота, иногда сверху проникали лучи лунного света, и Магнус радовался тому, что его другу хорошо знакомы ходы в стенах замка его отца. От туннеля в стороны расходились многочисленные боковые ответвления, но друзья сейчас направлялись вниз, по коридору, который некогда был частью канализационной системы Канарна. Герцог Эктор не пользовался темницей много лет, и коридор был покрыт слизью, грязью и зарос мхом.

После нескольких минут продвижения по тесному туннелю Бром остановился и высунул голову наружу. Затем нырнул обратно и жестом поманил Магнуса к себе. Когда раненский жрец отодвинул в сторону часть стальной решетки, он смог выпрямиться и вместе с Бромом взглянуть на Ро Канарн. К решетке была привязана веревка, по ней Бром влез снаружи, и между зданиями виднелась городская площадь. Магнус быстро сообразил, где они находятся, справа увидел подъемный мост, а дальше — главную башню замка. Они очутились на уровне двора замка, где виднелись догоравшие костры.

Бром потянул за веревку, что послужило сигналом для того, кто стоял внизу. Магнус не видел лица этого человека, но разглядел, что тот высок и закутан в плащ.

— Кто твой друг? — шепотом спросил он Брома.

— Его зовут Тир Нанон. Я представлю тебя ему, если нас не убьют, — с черным юмором ответил лорд.

— Какой план у кирина? — Магнус по-прежнему говорил шепотом, не видя никакой армии, которая пришла бы им на помощь.

— Он включает взрывы и элемент неожиданности. — Бром обернулся к Магнусу. — Кто способен доставить нам больше всего неприятностей?

— Риллион и Нейтан — командиры рыцарей и Певайн, — ответил Магнус, в душе желая получить возможность прикончить рыцаря-наемника.

— Отлично, занимаем позиции. — Лицо Брома было серьезным, видно, он уже давно ждал этой минуты.

Они вошли в полукруглый дренажный туннель, который вел во внутреннюю башню замка, мимо подъемного моста. Когда они очутились на противоположной стороне, Магнус ахнул от изумления, увидев темные фигуры, которые перемещались, словно тени, по улицам Ро Канарна. Все были высокими и двигались с грацией, несвойственной людям; они направлялись к подъемному мосту. Магнус заметил трех наемников, болтавшихся без дела у входа в замок; стремительно двигавшиеся неизвестные утащили их в темноту и там мгновенно расправились с ними. Некоторые из загадочных союзников Брома несли за спинами какие-то мешки, и каждый был вооружен длинным клинком в форме листа.

— Бром, ты завербовал себе в помощь отряд привидений? — спросил Магнус, пробираясь за молодым лордом по направлению к кострам во дворе замка.

— Это друзья Рам Джаса… И мои теперь тоже, надо думать. Восставшие из мертвых, доккальфары, обитатели лесов — я слышал много вариантов их имен за последние несколько дней.

Магнус был поражен, но прагматично спросил:

— Им можно доверять, они знают, что такое честь?

— Мне кажется, да. До сих пор они были выше всяких похвал, — ответил Бром через плечо. — И Рам Джас им доверяет.

— Ха, доверие грязного кирина наверняка заслужить нелегко, — произнес Магнус, пытаясь сохранять веселое настроение даже в таких обстоятельствах.

Рам Джас был его другом, они оба любили и развлечься и подраться. Брому это было известно, и он негромко фыркнул.

Когда туннель закончился, они выбрались наружу и скрючились в темноте, во дворе замка. Напротив Магнус видел лестницу, которая вела в тронный зал. Деревянные ступени поднимались наверх из первого этажа внутренней башни, донжона замка. У стен внутреннего двора замка группами сидели рядовые воины — не настоящие рыцари, но тем не менее одетые в стальные латы люди, принадлежащие к Красному ордену; у каждого имелся длинный меч. Магнус насчитал во дворе около пятидесяти человек и подумал: интересно, сколько этих чудных обитателей лесов пришло им на помощь? Подъемный мост был неподалеку, примерно в десяти шагах от них, и Магнус мог различить смутные силуэты, собиравшиеся на краю деревянного пролета.

Бром подал какой-то сигнал, который ближайшая фигура, по-видимому, поняла и бесшумно двинулась к лебедке, поднимавшей и опускавшей мост. План, очевидно, состоял в том, чтобы отрезать подкреплениям путь к главной башне замка, пока они не справятся с находившейся внутри небольшой группой рыцарей, и исключить вмешательство наемников Певайна.

Восставший из мертвых не стал сразу поднимать деревянный мост, но, казалось, ждал чего-то еще. Магнус подумал, что это «что-то еще» — невысокая фигурка, которая двигалась по крепостной стене высоко у них над головой, — и, судя по длинному луку в руках, сам Рам Джас.

— Стой вплотную к стене и будь готов спрятаться обратно в туннель, — прошептал Бром.

Некоторые из призрачных фигур уже проникли в замок; они медленно двигались вперед, стараясь оставаться невидимыми. Они несли с собой небольшие мешки; приблизившись, насколько это было возможно, они швырнули свои мешки в сторону костров.

Не успели мешки упасть на землю, как восставшие из мертвых проворно отступили, и Магнус заметил на лицах Красных рыцарей смятение; мешки беспрепятственно пролетели у них над головами и начали взрываться, угодив в пламя. Магнус видел в действии смолу и каресианский огонь, когда их использовали примерно таким же образом, но никогда не наблюдал взрывов подобной разрушительной силы.

Грохот, огонь, яркие вспышки света наполнили темный внутренний двор; взрывы следовали один за другим, и людей разносило на куски. Рыцари впали в панику, половина из них погибла в считаные мгновения. Менее чем за секунду темный, молчаливый замок был охвачен пламенем. Бром вытащил из ножен меч — сигнал поднять мост. Раздался скрип, мост поехал вверх, и где-то в городе раздался мощный взрыв. Магнус повернулся в ту сторону и разглядел у пристаней охваченную пламенем канцелярию маршала. Очевидно, Ланри и людям Канарна надоело присутствие в городе Певайна.

Бром сделал несколько шагов вперед и выкрикнул вызов на бой рыцарям во дворе; его фигура ясно вырисовывалась на фоне пламени. Восставшие из мертвых двинулись за ним, Магнус не отставал.

Мешки с неизвестным веществом взрывались с большой силой, но пламя быстро потухло. Бром зарубил двоих рыцарей взмахами своего длинного меча. Магнус не любил сражаться мечом, но все равно даже с таким оружием он превосходил простых воинов, пробивая себе дорогу сквозь их ряды, едва давая себе труд парировать жалкие выпады, сея вокруг смерть.

Странно было чувствовать себя свободным, странно было снова сражаться после стольких дней, проведенных в заключении, и раненский жрец наслаждался зрелищем того, как люди падали мертвыми под его сокрушительными ударами. Простые рыцари были слабыми противниками, и Магнус мог позволить себе осмотреть двор и взглянуть, как сеют смерть восставшие из мертвых. Их было около двадцати, и они швыряли свои диковинные кинжалы с поразительным искусством, убивая на месте перепуганных людей ро. Раненский жрец был несколько потрясен силой и ловкостью этих существ и на миг удивился, почему такой народ согласился вступить в союз с этим придурком Рам Джасом.

Магнус отразил неловкий удар рыцаря, покрытого сильными ожогами, и обезглавил его мощным ударом меча. Неподалеку от него Бром с клинком в виде листа не задумываясь убивал любого, кто вставал у него на пути.

— И это лучшее, что у них есть? — крикнул он, перекрывая звон металла и шум битвы.

И, словно в ответ на этот вопрос, Магнус услышал крик со стороны деревянных ступеней, которые вели в главную башню, и, подняв голову, увидел Красных рыцарей, выбегавших из тронного зала Канарна. Служители церкви отнюдь не походили на рядовых воинов, это были настоящие Красные рыцари, опасные противники. Магнус узнал людей из отряда сэра Нейтана и подумал, что адъютант Риллиона наверняка тоже здесь.

На стене Магнус заметил Рам Джаса. Тот выпустил пылающую стрелу, она пролетела через двор и упала у подножия лестницы. К стреле было что-то привязано, и, воткнувшись в дерево, она взорвалась; ближайшие рыцари отлетели назад, их мертвые тела были охвачены пламенем. Несколько человек побежали обратно, и Магнус даже зауважал кирина за его ловкий маневр. Подняв мост, они отрезали доступ в крепость людям Певайна, а хорошо нацеленная стрела или две отрежет и рыцарей, и Бром с Магнусом смогут прикончить врагов, оставшихся во дворе. Старый Коричневый священник в городе, должно быть, перебил немало наемников, когда взорвал канцелярию маршала.

Вокруг умирали люди, и Магнусу вдруг пришло в голову, что, если они должны убить командиров Красных рыцарей, чтобы захватить Канарн, кому-то придется сразиться с Риллионом — и ему совершенно не хотелось, чтобы Бром сделал эту глупость и пошел навстречу смерти, вызвав на бой командира гарнизона. Рубить на куски плохо обученного солдата — это одно, а победить настоящего закаленного в боях воина — совершенно другое. Рам Джасу не было равных в искусстве убивать, Бром превосходно владел мечом, и, судя по недавно увиденному, обитатели лесов были очень опасны, но Магнус сомневался, что они смогут выстоять против превосходящих сил противника. Кроме того, совсем скоро явится Певайн и опустит подъемный мост или проникнет в замок по потайным туннелям и очутится со своими ублюдками прямо во дворе. Хотя, судя по взрывам, по-прежнему грохотавшим в городе, брат Ланри оказался в состоянии относительно надолго задержать наемников.

Ранен поднял голову. Вокруг валялись изувеченные тела вражеских солдат, и, быстро оглядевшись, он понял, что из своих никто не убит. Бром берег силы, уничтожая растерянных воинов, а Рам Джас на стене сражался с несколькими врагами, которые выбежали из сторожевых башенок. Кирин оставался таким же опасным врагом, каким его помнил Магнус, катана свистела в воздухе со смертоносной точностью, и вскоре на крепостной стене не осталось ни одного воина.

Магнус остановился. Уцелела лишь жалкая кучка рыцарей, и они либо трусливо жались к стенам, либо, упав на колени, показывали, что сдаются.

— Убить их всех! — крикнул Бром, и Магнус резко обернулся к другу.

— Нет, — ответил он, повышая голос. — Они сдались.

Бром замер, пот ручьями тек у него по лицу. Он пнул ногой какого-то рыцаря, умолявшего оставить ему жизнь, и быстро спрятал меч в ножны, затем выпрямился и сделал глубокий вдох.

— Твой жрец мудр, Бромви, — произнес один из доккальфаров, существо ниже ростом, чем его собратья, но все же высокое.

Восставшие из мертвых согнали оставшихся в живых рыцарей в кучку, и Магнус заметил, что их всего шесть человек.

— Еще бы, — хмыкнул Магнус, затем обернулся к молодому лорду Канарна. — Бром, тебе нужно взять себя в руки. План пока что работает. Что дальше?

— Магнус, это Тир Нанон, — представил нового знакомого Бром.

Кожа существа была серой, уши заостренными, но Магнус, как уроженец Фьорлана, выросший в непосредственной близости от троллей, не так сильно, как люди ро, удивлялся виду представителей иных рас.

— Добрая встреча, человек ранен, — произнес Нанон, и лицо его странно, едва уловимо изменилось, на губах появилось какое-то подобие улыбки.

По каменным плитам двора текла кровь — меньше, чем здесь было пролито месяц назад, когда Красные рыцари захватили замок, но все равно вид двора напоминал скотобойню. Восставшие из мертвых укрылись за бочками у подножия деревянной лестницы, а Рам Джас пробирался по крепостной стене по направлению к главной башне.

— Остальные доккальфары находятся в потайных туннелях. Я объяснил им, как пробраться в тронный зал, — произнес Бром, направляясь к бочкам.

Все пригнулись в своем укрытии у подножия лестницы и замерли. Рам Джас снова скрылся из виду, и пламя, которое разожгла его пылающая стрела, угасало.

— Сколько там их еще внутри? — спросил Магнус, вытирая кровь с меча Кастуса.

— Человек двадцать. Наши уже начали очищать туннели от рыцарей, — ответил его друг. — Пойдем найдем Риллиона, хорошо? — Бром уже успокоился, но Магнус решил оставаться с ним рядом как можно дольше.

За пределами замка раздались новые взрывы; брат Ланри и народ Канарна продолжали отвоевывать свой город при помощи взрывчатки доккальфаров. Раненский жрец был этому рад, одно его огорчало — что он не может сам сразиться с главарем наемников. Он с трудом смирился с мыслью, что придется копаться в руинах здания, чтобы найти Скельд.

Бром шел впереди, Магнус и Нанон следовали за ним; они поднялись по деревянным ступеням к тронному залу герцога Эктора. На первой лестничной площадке лежали убитые рыцари, и для того, чтобы добраться до дверей, друзьям пришлось перешагивать через окровавленные тела. Королевские гвардейцы, которые прежде охраняли эти двери, ушли на север вместе с армией, а Нейтан не поставил других часовых — впрочем, это бы ему не помогло.

Бром приблизился к двери и пригнулся сбоку от входа, взявшись за дверную ручку. Жестом он велел Магнусу и Нанону присоединиться к нему, и остальные лесные существа заняли позиции по обеим сторонам лестничной площадки. Тем временем Рам Джас, притаившийся за башенкой, вставил в лук очередную огненную стрелу. Со своей позиции он мог обстреливать дверной проем. Оглянувшись и убедившись, что кирин наготове, Бром рывком распахнул дверь.

И в тот же миг мимо них пронеслась искусно выпущенная пылающая стрела. Она влетела в дверной проем и с глухим стуком упала на ковер. Раздался мощный взрыв.

Магнус отпрянул от языков пламени, и изнутри донеслись вопли Красных рыцарей, которых взрыв застал врасплох. Двое восставших из мертвых шагнули к дверям зала и швырнули внутрь свои мешки, последовали новые оглушительные взрывы, а за ними — крики боли. Магнус быстро заглянул в дверь и заметил, что люди Нейтана выстроились неподалеку от двери, ожидая появления противника. Взрывы вызвали панику и сумятицу, но Нейтан и другие старшие рыцари — Рашабальд, палач, и Риллион — были видны сквозь пламя в дальней части огромного зала.

Еще две стрелы, выпущенные одна за другой, влетели в дверь под более острым углом, и Магнус заметил, что Рам Джас быстро перебежал на другую позицию. Стрелы теперь залетали дальше в зал, и одна из них угодила в нагрудную пластину какого-то рыцаря, прежде чем взорваться.

Рыцари отступали от огненной стены, чтобы одежда не загорелась. Риллион ревел не своим голосом, приказывая им построиться в оборонительную линию. Некоторые даже не успели надеть доспехи.

Магнус попытался найти глазами в зале Амейру, Повелительницу Пауков, но ее нигде не было видно, и он подумал, что она в этом сражении неизвестная, а потому чрезвычайно опасная величина — единственная из людей, кого раненский жрец по-настоящему боялся.

Рам Джаса снова не было видно, тот, наверное, скрылся в одном из потайных туннелей, проделанных в стенах главного зала. Огонь уже угасал, и Магнус увидел, как уцелевшие Красные рыцари строятся перед возвышением с троном.

Восставшие из мертвых больше не бросали свои мешки и стояли молча позади Брома и Магнуса.

Из зала раздался громкий голос командующего гарнизоном Риллиона:

— Бромви Черный Страж, я уверен, это ты там, за дверью.

На лице Брома было выражение мрачной решимости, когда он приготовился к схватке с рыцарями, держа в одной руке длинный меч острием вниз, в другой сжимая тяжелый кинжал с клинком в виде листа. Магнус знал Брома достаточно хорошо и понял, что он мысленно готовится к битве, исход которой нельзя предсказать. Риллион был хорошо известен как один из лучших воинов Тор Фунвейра, и Магнус сомневался, что Бром сможет справиться с ним. Еще сильнее его волновала Амейра, Повелительница Пауков. Он не видел ее в тронном зале, но подозревал, что ее злые чары еще сыграют свою роль в этой схватке. Если, как она хвасталась, Рам Джас теперь беспомощен против нее, то эта хорошо спланированная атака может оказаться бесполезной, а ведьма сумеет околдовать их и сбежать. Возможно, люди Канарна и освободятся от власти рыцарей, но волшебница сможет продолжать плести свои интриги в другом месте.

— Не забывай о колдунье, — обратился Магнус к Брому, стоявшему с другой стороны от двери.

— У Рам Джаса для нее тоже кое-что припасено, — ответил тот.

— Она уверена, что кирин не сможет причинить ей вреда. — Магнус пока что не стал распространяться насчет сына Рам Джаса, зная, что это только добавит напряжения перед боем, и без того для них почти безнадежного.

— Пусть кирин разбирается с колдуньей как может. А нам с тобой предстоит позаботиться о рыцарях, — ответил Бром, сжимая и разжимая пальцы, готовясь к самому серьезному сражению в своей жизни.

— Ладно, но позволь мне, по крайней мере, взять на себя Риллиона, — настойчиво попросил Магнус.

Бром обернулся и, стоя на пороге тронного зала своего отца, бросил суровый взгляд на Магнуса.

— Ты понимаешь, что этого я сделать не могу, — ответил он. — Он мой. Для тебя останется множество других рыцарей, мой друг. — Он явно хотел представить дело так, что это для Магнуса всего лишь вопрос тщеславия.

— Зря ты так, Бром, — произнес ранен. — Он тебе не по зубам.

Бром кивнул другу:

— Тогда я умру.

И молодой лорд Канарна смело перешагнул порог и вошел в большой зал.

— Вот же упрямец, — пробормотал Магнус, прежде чем последовать за другом.

Восставшие из мертвых, как один, двинулись за ними, и примерно двадцать воинов вошли в зал.

Умиравшее пламя продолжало лизать немногочисленные предметы деревянной мебели и одежду мертвых. Колонны, уходившие к темному потолку, в основном остались нетронутыми, и Магнус заметил, что Бром бросил быстрый взгляд на знамена с геральдикой своего дома, прежде чем двинуться вперед по устланному ковром полу.

Рыцари выстроились перед возвышением и не пытались остановить нападавших, опасаясь новых взрывов. Люди ро просто ждали, когда странная группа воинов войдет в тронный зал. У жителей лесов больше не было с собой мешков, и Магнус сообразил, что взрывчатка осталась только у Рам Джаса.

— Добро пожаловать в Ро Канарн, Бромви Черный Страж, — крикнул Риллион из-за спин своих рыцарей. — Возможно, теперь не встретишь здесь прежнего гостеприимства, но я уверяю, что рад тебя видеть.

Бром вышел на свет. Он осмотрел просторное помещение, которое служило ему домом двадцать четыре года, и на миг прикрыл глаза.

Магнус и восставшие из мертвых последовали за ним и образовали цепочку шагах в десяти напротив рыцарей. После стрельбы Рам Джаса численность рыцарей сильно уменьшилась, и теперь силы оказались примерно равны — чуть более двадцати рыцарей стояли напротив. Магнус понимал, что где-то в замке есть еще рыцари, но Бром заверил его, что остальные жители лесов с ними разберутся, и бой обещал, к счастью, быть справедливым.

— Сэр Риллион, — официальным тоном произнес Бром, — я намерен вас убить. — Слова эти были произнесены так спокойно, что даже удивили командующего гарнизоном.

— Ты и твои… друзья сегодня встретят правосудие Одного Бога, Черный Страж! — крикнул стоявший рядом с Риллионом Рашабальд.

Магнус заметил, что злобный взгляд сэра Нейтана устремлен именно на него.

— Ты объединился с живыми мертвецами… а я думал, сын герцога знает, что это всего лишь неумирающие монстры, — произнес Риллион, прятавшийся за спинами воинов.

Тир Нанон, стоявший рядом с Магнусом, единственный из жителей лесов отреагировал на эти слова.

— Я прощаю тебе твое невежество, человек ро, — мягко произнес он. — Твоим разумом управляет другой человек.

— Молчать! — крикнул командир.

Самый крупный из восставших из мертвых, огромное существо — примерно на фут выше Магнуса ростом, — шагнул вперед, встал рядом с Наноном и поднял перед собой тяжелый клинок.

— Мое имя Тир Рафн, я самый могучий из защитников Сердца, и я говорю, что вы трусы, которые охотятся на слабых. — Слова он произносил низким, хриплым голосом, похожим на рычание тролля. — Я даю вам шанс показать, что вы умеете достойно сражаться сталью, — сдержанно закончил он, словно бросая вызов рыцарям, которые явно чувствовали страх в присутствии такого огромного существа.

— Ты так и собираешься весь вечер прятаться за спинами своих воинов? — издевательски усмехнулся Бром.

Медленно, уверенно, как опытный боец, командующий гарнизоном рыцарь Мортимер Риллион сошел с платформы и поравнялся с выстроившимися рыцарями. Нейтан из Дю Бана и палач Рашабальд последовали за ним. В первый раз с того дня, как Магнуса схватили, он увидел, что командиры рыцарей присоединились к своим солдатам.

Группы противников оценивающе смотрели друг на друга. Напротив Магнуса остановился Нейтан, который, несомненно, собирался сразиться с ним, и поднял длинный меч, словно отдавая северянину честь. Магнус не ответил и подумал, что надо убить его побыстрее, чтобы затем подобраться к Риллиону и помочь Брому.

Противостояние длилось всего несколько секунд, затем Бром крикнул:

— За Канарн! — и устремился к Риллиону.

Остальные воины последовали его примеру, и два вражеских отряда схватились в центре тронного зала. Магнус парировал серию яростных выпадов Нейтана. Ранен был несколько озадачен боевым искусством Нейтана, но быстро взял себя в руки и удержал свою позицию. Слева дрались Бром и Риллион, обмениваясь ядовитыми насмешками, и лишь кинжал Брома помешал Риллиону быстро покончить с молодым лордом. Восставшие из мертвых в открытом бою были не так опасны, как в те моменты, когда нападали из теней и использовали элемент неожиданности, но бой все равно был более или менее равным. Нанон в первую же минуту прикончил одного рыцаря, проткнув его мечом, причем маневр его напоминал фигуру танца. Лесные обитатели сражались совсем иначе, чем люди ро. Огромный Тир Рафн выглядел самым опасным, с ним сражался сэр Рашабальд; он размахивал двуручным мечом, не подпуская к себе нападавшего.

Люди и жители лесов гибли, в воздухе свистели мечи и кинжалы, клинки рубили и пронзали плоть, и зал превратился в настоящее поле боя. Нейтан оказался серьезным противником, и ранену потребовалось все его искусство, чтобы оказывать рыцарю достойный отпор; с большой неохотой он развернулся спиной к Брому, которого методично теснил Риллион.

— Тебе не победить, жрец! — воскликнул Нейтан, нанося колющий удар в бок Магнусу. — Хотя мне и не хочется тебя убивать.

Магнус рассмеялся, не прекращая орудовать мечом. Это был неистовый, громче звона стали хохот.

— Если ты не хочешь меня убивать, ты уже проиграл, потому что я хочу убить тебя.

Ранен удвоил усилия для того, чтобы заставить рыцаря потерять равновесие.

Нейтан повалился назад, на край платформы, и перекатился набок, едва избежав удара меча Магнуса. Рыцарь вскочил на ноги, и враги снова бросились друг на друга, хотя сейчас Нейтан больше защищался, ловя удобный момент, — он понял, что его противник следит за другими и время от времени отвлекается от боя с ним.

Магнус видел Брома через плечо Нейтана. Лорд Канарна сражался возле длинного деревянного пиршественного стола, на его лице виднелась кровоточащая рана. Риллион вышиб у него из руки кинжал, и Бром яростно сопротивлялся, пытаясь не дать более опытному противнику одолеть себя.

— Тебе конец, рыцарь! — выплюнул Магнус, намереваясь покончить с Нейтаном и поспешить на помощь другу.

Поблизости раздался тошнотворный хруст костей, рассекаемых сталью, он был слышен даже в невообразимом шуме, это Тир Рафн ударил с размаху Рашабальда по голове. Удар этот был такой силы, что меч палача разлетелся на куски, а его голова распалась надвое. Меч Рафна рассек также шею рыцаря и застрял в его нагрудной пластине.

Смерть Рашабальда заставила Риллиона взреветь в гневе, и он обрушил на Брома серию стремительных, как молния, выпадов. Лорд сосредоточился и попытался отразить атаку. Занеся меч над головой, Риллион развернул руку и ловко вонзил его в плечо Брома. Из раны хлынула кровь, и Бром рухнул на пол. Магнус на мгновение задержал дыхание, а Риллион выдернул из раны клинок и приготовился нанести смертельный удар. И как раз в ту секунду, когда меч Риллиона уже готов был обрушиться на Брома, рядом появился Нанон и сильно толкнул рыцаря, причем и сам полетел на пол вслед за ним, и оба откатились к дальней стене. Бром очень медленно сел, зажимая рану и пытаясь преодолеть боль.

Магнус пнул Нейтана ногой и в ответ едва не получил удар в живот; это напомнило ему о том, что капитан требует внимания. Он сосредоточился на своем противнике, но вид раненого Брома отвлекал его. Заставив себя думать только о Нейтане, Магнус прибег к обманному маневру и увидел, что рыцарь оставил слабое место в обороне. Шанс на успех был ничтожно мал, но ранен сумел воспользоваться им и пронзил Нейтану бок. Капитан вскрикнул, поняв, что смертельно ранен.

— Ты убил меня, жрец, — произнес он, уронил меч и ухватился за плечи Магнуса.

— Ты умер достойно, — ответил Магнус, вонзая меч в тело Нейтана, в уголках рта рыцаря выступила кровь, а затем глаза его остекленели.

Обернувшись, Магнус увидел, как Тир Рафн отчаянно пытается выдернуть свой меч, застрявший в доспехах Рашабальда, но огромный клинок не поддавался, и обитатель лесов оказался безоружным. Магнус кинулся к нему на помощь, но он был недостаточно близко, и три рыцаря заметили благоприятную возможность и напали на Рафна, которому приходилось отбиваться лишь ногами и кулаками. Три рыцаря обрушивали на него колющие удары, и серая кровь сочилась из многочисленных ран, а он с трудом отражал выпады врагов. Магнус мгновенно прикончил рыцаря, попытавшегося преградить ему путь, но в этот миг Рафн рухнул на колени, а рыцари буквально набросились на него, яростно вонзая клинки в его грудь, спину, и лесной гигант кричал от боли и гнева, а затем смолк. У дальней стены Нанон сидел верхом на Риллионе и что было сил молотил его кулаками. Оба лишились мечей, и Риллион, по крайней мере на время, оказался нейтрализован. Магнус бросился через зал, точными ударами убивая всех, кто вставал у него на пути, но успел заметить, что среди убитых больше восставших из мертвых, чем рыцарей.

Подбежав к Брому, потерявшему сознание, он услышал откуда-то сверху громкий взрыв и, подняв голову, увидел, что из потайного люка в потолке упали три Красных рыцаря; ударившись о пол, они остались лежать неподвижно. В отверстии показалось лицо, и Рам Джас Рами, спрыгнув вниз, грациозно приземлился на каменные плиты.

— Рам Джас, где ведьма? — крикнул Магнус своему другу.

— Она сбежала от меня с дурацким хихиканьем, — ответил тот, оглядывая сцену кровавой схватки.

Он увидел изувеченное тело Рафна, Брома, лежавшего без сознания, повесил за спину лук и стремительно вытащил из ножен катану.

— Он мертв? — спросил он, указывая на Брома.

— Сейчас умрет, — ответил командующий Риллион, сильно ударил лбом Нанона в лицо и грубо оттолкнул его в сторону.

Он быстро вскочил на ноги, схватил меч и в другую руку взял клинок Нанона. Житель лесов не шевелился.

— Ну, давай, жрец! — крикнул он Магнусу, вызывая его на бой, приблизился к ранену и остановился перед ним.

— Позволь мне с ним сразиться, — попросил Рам Джас, бросив взгляд на окровавленное тело Брома.

— Нет, ты должен найти ведьму, — ответил Магнус.

Рам Джас не тронулся с места.

— Кирин, я не могу убить ее… ты должен идти… немедленно! — взмолился Магнус.

Рам Джас неохотно кивнул и побежал к боковой двери, держа наготове катану.

Магнус и Риллион позволили себе быстро оглядеть зал, и оба поняли, что половина воинов и того и другого отряда либо мертвы, либо умирают. Нейтан, Рашабальд и Рафн были убиты, а Бром и Нанон выбыли из строя.

— Рыцари, стоять!

Услышав приказ Риллиона, оставшиеся в живых рыцари ро опустили оружие и образовали цепочку напротив восставших из мертвых.

Жители лесов на мгновение смутились, но Магнус поднял руку, давая знак успокоиться, они поняли его и отступили, образовав собственный строй. С каждой стороны уцелело менее чем по десять воинов, и каменный пол между ними был усеян изувеченными телами, покрыт лужами крови. Битва за Ро Канарн унесла множество жизней, Магнус даже не мог бы сказать, сколько именно, — начиная с тех, кто пал в первой битве, и заканчивая пленными, которых казнили, и наемниками, погибшими во время взрыва. Люди ро, ранены, простые горожане, рыцари, наемники и аристократы — он подумал: ради какой же цели пролита вся эта кровь, и знают ли выжившие о том, что за всеми этими смертями стоит каресианская колдунья.

Риллион и Магнус вышли на середину зала и начали кружить друг напротив друга; стало ясно, что исход их поединка решит и исход битвы. Амейры по-прежнему нигде не было видно, и Магнусу оставалось только надеяться, что кирину удалось с ней расправиться.

Затем Риллион внезапно бросился в атаку. Рыцарь был старше Магнуса более чем на десять лет, но за эти годы успел приобрести опыт и ловкость, с которыми жрецу ордена Молота редко приходилось сталкиваться. Кроме того, у него было два меча, а у Магнуса только один, и командующий начал стремительно теснить ранена, мечи его свистели в воздухе с головокружительной скоростью. Быстрые удары норовили попасть в незащищенное место, и стало ясно, что Риллион не собирается позволить втянуть себя в состязание в силе, в котором ему было не победить.

Магнус сосредоточился, ему удалось выстоять и не отступить, и он даже заставил Риллиона перейти к обороне. Жрец понимал: чем дольше длится их поединок, тем слабее станет Риллион. Он никак не мог найти щель в обороне рыцаря, но знал, что время играет на руку ему, а не Риллиону. Он не призывал на помощь ярость Рованоко, зная, что только спокойствие поможет ему победить такого искусного противника.

Из боковых дверей показались новые восставшие из мертвых, и Магнус увидел, что численное превосходство теперь на их стороне. Те, кто проник в главную башню через потайные туннели, справились со своей задачей и уничтожили оставшихся рыцарей; теперь они присоединились к главным силам в зале. Ни один из них не обратил особого внимания на тело Рафна и других своих собратьев; они просто встали рядом с живыми в ряд напротив цепочки рыцарей — цепочки, которая теперь выглядела малочисленной и жалкой. Рыцарей было почти в два раза меньше, чем жителей лесов, и Магнус подумал, что, если Риллион погибнет, его люди сдадутся в плен.

На лице командира рыцарей отразились гнев и нечто вроде изумления, и, возможно, ему в первый раз пришло в голову, что он может потерпеть поражение. Однако Магнус знал, что их поединок имеет колоссальное значение, и когда Риллион атаковал его снова, то произошло это с еще большей яростью, чем прежде. Он уже не защищался, а сломя голову бросился в бой, нанося раны Магнусу и сверху, и снизу. Раненский жрец отступил. Он парировал выпады как мог, но на нем не было доспехов, и Магнус понял, что перевес не на его стороне. Он не позволял себе бросить даже мимолетного взгляда на стоявших поблизости союзников или на окровавленное тело Брома, потому что это означало бы для него смерть.

Затем рыцарю все же удалось добраться до него. Магнус парировал выпад, направленный сверху вниз, но не успел отскочить в сторону, чтобы избежать последовавшего за ним колющего удара в живот. Он сумел отшатнуться, и клинок в виде листа задел его бок сильнее, чем живот.

Магнус не упал и не выронил оружие, хотя боль была невыносимой. Ударом меча он оттолкнул клинок противника прочь и отскочил как можно дальше.

По его лицу струился пот, но он заговорил:

— Ты проиграл, Риллион. Канарн больше не принадлежит тебе, и в любом случае тебя ждет смерть. — Когда он говорил, у него закружилась голова, и ему с трудом удавалось удерживаться на ногах.

В этот момент Бром пошевелился — вероятно, он пришел в себя несколько секунд назад и теперь был готов действовать. Меч его находился поблизости, и он бесшумно поднял его, затем, вскочив на ноги, бросился к командующему Риллиону. Рыцарь услышал шаги у себя за спиной и в последний момент обернулся. Он увидел литое изображение Бритага Мирового Ворона, а в следующее мгновение клинок пронзил его нагрудную пластину. Бром продолжал с силой давить на меч, вгоняя его все глубже в тело Риллиона. Рыцарь не вскрикнул, когда острие меча вышло из его спины.

— Я убит Черным Стражем… какое бесчестье, — горестно произнес он.

К тому моменту, когда они с Бромом рухнули на пол, Риллион был мертв, и присутствующие на миг замерли. В воздухе висел запах крови, смерти и горящего дерева. Бром не встал сразу, он просто смотрел в лицо командиру рыцарей, а оставшиеся рыцари были ошеломлены происшедшим и не шевелились.

Магнус улыбнулся и вдруг подумал о своем брате и о том, как гордился бы Алдженон, узнав о том, что здесь произошло. И пожалел, что не сказал Рам Джасу насчет его сына. Затем перед глазами у него возникла темная пелена, и он без сознания упал на пол.

Рам Джас Рами двигался как можно тише, призвав на помощь все свои способности, в сторону вестибюля. Вдалеке мелькнула фигура волшебницы, которая направлялась в тронный зал. Они играли в кошки-мышки последние несколько минут, и ведьма не переставала издевательски хихикать, пока Рам Джас расправлялся поодиночке с рыцарями, еще остававшимися в башне. Она обеспечила себе хорошую охрану из людей ро, которые явно были готовы умереть за нее. Рам Джас заметил, что шум в главном зале стихает, и решил, что Магнус, скорее всего, расправился с Риллионом, и теперь только Амейре и Рам Джасу осталось закончить их игру. Волшебница почему-то казалась слишком уверенной в себе, как будто у нее в запасе была еще какая-то хитрость.

— Рам Джас! — раздался голос из зала.

Очевидно, Бром был еще жив, и, судя по его крику, Амейра вошла в тронный зал. Рам Джас двинулся за ней. Он не видел Амейру, но знал, что она неподалеку.

Рам Джас беззвучно ступил на покрытый ковром пол и приблизился к двери. Он видел доккальфаров и Брома, который стоял на свету рядом со сдавшимися в плен рыцарями, которых заставили опуститься на колени. Магнус лежал на полу, и двое жителей лесов возились с ним. Рам Джас не мог понять, жив тот или нет.

Внезапно воздух в зале как будто сгустился, и все присутствовавшие зажали руками уши и закричали. Амейра появилась среди колонн, руки ее были широко раскинуты в стороны, а лицо выражало извращенное удовольствие. Рам Джас обрадовался, что ее колдовство на него не действует. Он достал стрелу со взрывчаткой и, обогнув колонну, увидел, как рыцари и доккальфары согнулись вдвое от боли. Рам Джас чувствовал давление воздуха, но оно ощущалось лишь как легкий шум в ушах и нисколько его не беспокоило.

— Мертвый Бог примет ваши жизни в качестве жертвы… да умрете вы, испытывая самую страшную боль, — произнесла Амейра, буквально корчась от наслаждения. — Рам Джас Рами, подойди сюда…

Она сделала жест, и Рам Джас почувствовал, как его словно что-то влечет к ней, хотя и не сильно. Вложив стрелу, смазанную «черной бородавкой», в лук, он зажег фитиль и выступил из теней.

— Ты не сможешь причинить мне вреда… мы поглотили твоего отпрыска, и его кровь дала нам над тобой власть. Твоего сына сожрали… его сожрали… — Она смеялась словно безумная.

Рам Джас на миг замер, пораженный ее словами. Бром, скорчившийся на полу поблизости от него, был белым от потери крови и зажимал уши руками. Подняв затуманившийся взгляд на друга, он словно умолял его стрелять.

С большим трудом он заставил себя открыть рот:

— Подожги ее.

Рам Джас взглянул на свою цель сквозь крошечный огонек на конце стрелы и увидел, что Амейра, Повелительница Пауков, смеется. Она направила на него свой гибельный взгляд. Сделав глубокий вдох, Рам Джас Рами выпустил стрелу, которая угодила волшебнице точно в грудь и взорвалась. Та даже не успела удивиться — ее тело разлетелось на куски, и клочья окровавленной плоти посыпались на каменный пол тронного зала.

Саара Госпожа Боли запрокинула голову и издала страдальческий крик, чувствуя, что в этот миг ее сестра умерла. Где-то на севере произошло невообразимое, и Саара села на постели, вцепившись в простыни, по ее телу струился пот. Теплый ночной ветер Ро Вейра дул в открытое окно; она быстро поднялась, стряхивая невыносимую тошноту, которую вызвала смерть Амейры.

Сделав глубокий вдох, Саара приблизилась к окну и, подставив лицо ветру, прикрыла глаза. Вчера ей сообщили, что последний из потомков гигантов, Ута Призрак, сбежал, а сегодня она потеряла сестру. План их был близок к выполнению, и Шаб-Ниллурат — Лесной Гигант, убитый Джаа, — уже скоро должен был возродиться, но что-то пошло не так.

Когда Саара молилась Мертвому Богу, ей открылось, что кровавое жертвоприношение, смерть Зелдантора, защитит их от его отца Рам Джаса. Для нее послужило ударом известие о том, что кирин по-прежнему в состоянии убить любую из них. Саара начала размышлять, кем заменить убитую сестру. Семнадцать женщин до сих пор носили титул Повелительницы Пауков. Ей придется отправить послание в монастырь в Орон Каа, чтобы там начали готовить восемнадцатую.

Что касается ее молитвы Мертвому Богу, она решила еще поразмыслить над этим и попытаться понять, как все-таки правильно интерпретировать волю своего хозяина. Свою сестру Амейру Саара, в сущности, не любила по-настоящему и, как это ни странно, была даже возбуждена этим вызовом своему могуществу.

Она улыбнулась и стала думать о том, каким должен быть следующий шаг. Подчинение раненов практически завершено, Рулаг Медведь на севере уже забрал в свои руки власть над Фредериксэндом, и глупые воины ро как раз сейчас захватывают южные земли.

Что касается Тор Фунвейра, Саара не сомневалась, что ее Псы смогут переловить всех доккальфаров и собрать их в одном месте для того, чтобы породить новых Темных Отпрысков. Многих уже захватили в плен, и теперь, имея в своем распоряжении «Ар Краль Деш Джек», Саара знала, что в конце концов одержит победу. Это сомнений не вызывало.

Эпилог