Глава 16. Уолкер
Оливия вела себя так, будто ничего не произошло вчера вечером или сегодня утром.
И это сводило меня с ума. Она пыталась сесть между двумя подружками невесты на ужине, а не рядом со мной, и была совсем не рада, когда я улыбнулся одной из девушек, и она уступила мне свое место, не задумываясь.
– Ты снова убегаешь, – пробормотал я. Она сидела, уставившись в свою тарелку, как будто в ней хранились тайны вселенной.
– Просто решила, что я идиотка, – ответила она бесцветным голосом. Она смяла подол платья в кулаке. – С каждой секундой, проведенной рядом с тобой, становится все труднее. Я… все так сложно…
Черт. Ее голос звучал так, будто она сейчас заплачет, и это сводило меня с ума.
И, кажется, впервые была так близка к признанию – она тоже что-то чувствует ко мне.
– Мы можем кое-что сделать, – осторожно сказал я, и ее взгляд метнулся ко мне. Она смотрела с долей обиды, из-за чего я сильно насторожился.
– Скажи мне, Уолкер. Я похожа на идиотку?
Я моргнул, не понимая, о чем она говорит.
– Извини, ангельское личико, но я понятия не имею, на что ты сейчас намекаешь.
Она начала активно жестикулировать, как этим утром, немного безумно.
– Посмотри на себя. Ты можешь получить все, что угодно, и кого угодно. Зачем я тебе?
Она не продолжила, но ее взгляд обвел зал, внезапно напомнив мне, что мы окружены людьми.
Тогда меня впервые осенило – потому что, по-видимому, я был идиотом.
Она винила себя в том, что с ней случилось.
Она считала, что с ней что-то не так, что ее уничтожили эти придурки.
Нельзя было этого допустить.
– Мне нужно идти. Я… я забыла кое-что в своей комнате, – внезапно пробормотала она и на нетвердых ногах выбежала из зала. Я хмуро посмотрел ей вслед, и поймал убийственный взгляд Харли. Мне стоило больших усилий не закатить глаза.
Серьезно, чувак.
Я сосчитал до двадцати, что, честно говоря, показало, что у меня терпение, как у гребаного святого… и потом направился к комнате Оливии.
Должно быть, она бежала, потому что нигде ее не было видно.
Я старался не торопиться, когда поднимался, хотел дать ей секунду успокоиться… но это, похоже, не помогло.
Я подошел к двери и постучал. Никакого ответа.
– Оливия, это я. Впусти меня, – прорычал я. Тишина.
– Впусти. Меня. Внутрь.
По-прежнему ничего.
Я терпеливо вздохнул, потому что, честно говоря… такая мелочь, как дверь, не могла остановить меня.
Вчера я стащил карточку из тележки горничной… на всякий случай, если мой изначальный план не сработает. Сейчас она определенно пригодится.
Она театрально распахнула глаза, как в какой-нибудь комедии, когда я вошел. Оливия сидела на краю кровати и снова кусала эту чертову нижнюю губу.
– Что? Как?! – воскликнула она, вытянув рот буквой «о», став похожей на прекрасную маленькую рыбку гуппи.
– Я хочу быть с тобой, – грубо сказал я. – Я хочу, чтобы ты дала мне чертов шанс.
Оливия все еще сидела с широко распахнутыми глазами… и открытым ртом.
Я хотел пошутить, что могу положить ей кое-что в рот, если она так хочет, и тут же проклял Ари Ланкастера – потому что это было его влияние.
Я был джентльменом, черт возьми!
Она наконец-то начала смеяться, будто я сказал что-то безумное.
– О, а ты в курсе, что я вообще ничего не контролирую в своей чертовой жизни?
– Я могу тебе с этим помочь, – твердо сказал я.
Надежда – опасная штука. Я уже говорила это раньше.
И не было ничего более обнадеживающего, чем вид Уолкера Дэвиса, стоящего передо мной прямо сейчас. Он сказал мне, что хочет быть со мной.
Что хочет… меня.
Одна только мысль об опекунстве заставила горечь осесть на языке. Уолкер явно не понимал реалии моей жизни.
– Меня все душит. Моя мать и агент контролируют каждую мелочь. У меня нет свободы, никакой автономии. Я марионетка, запертая в золотой клетке. И я там навсегда – пока не дам им то, что они хотят.
Он ничего не сказал… и я продолжила.
– Еще есть папарацци, – мой голос дрожал от сдерживаемого плача. – Два года назад они преследовали меня днем и ночью, вторгались в мою личную жизнь. Они выдумывали обо мне ложь, и не было никого, кто мог бы их остановить. Мне просто нужно было натянуть улыбку и сделать вид, что мне все равно на то, что они называли меня наркоманкой, шлюхой и другими мерзкими словами. – Я отвернулась, потому что теперь-то он точно уйдет.
– И кое-что из этого было правдой, – прошептала я.
Украдкой взглянув на Уолкера, я заметила, как он от гнева сжал челюсти и кулаки.
– И если всего этого недостаточно, чтобы уйти от незнакомки, с которой ты провел две ночи… тебе стоит подумать о себе, – слова застряли у меня в горле. – Ты заслуживаешь ту, которая может дать тебе всю себя, а не только осколки.
– Можно мне теперь сказать? – спросил он. Его голос был таким нежным… и заботливым… что часть моей брони надломилась. – Я искал настоящие чувства, дорогая, чертовски долго. И я не знаю, как это объяснить… но когда мы встретились той ночью. Я нашел кое-что настоящее.
Я нахмурилась, потому что не понимала… Не понимала, как все может происходить так быстро.
Мне всегда говорили, что нельзя доверять тому, что поглощает тебя слишком быстро.
И то, что было между нами… сравнимо с ударом молнии.
– Как ты это делаешь? – прошептала я, удивленно смотря на него.
– Что? – уточнил он, наклонился и смахнул слезу, которая текла по моей щеке, поцелуем.
– Заставляешь чувствовать себя так, будто со мной никогда не случалось ничего плохого… будто меня никогда не ломали раньше?
Он внимательно посмотрел на меня. Его лицо было нечитаемым, щека дернулась, будто он держался из последних сил.
– Ты заставляешь меня чувствовать то же самое. Как будто теперь, когда у меня есть ты, все неприятности испарились. Как будто теперь, когда у меня есть ты, ничего плохого больше не существует.
Он поцеловал меня в губы.
– Так что думаешь, ангельское личико? Дашь мне шанс? – Его дыхание обожгло кожу.
– Может быть, – ответила я. Потому что, думаю, это был единственный правильный ответ.
– Что ж, с «может быть» тоже можно работать, – сказал он с торжествующей ухмылкой победителя.
Когда его губы накрыли мои, и он толкнул меня на кровать… мне показалось, что, возможно, я тоже стала победительницей.
Если она облажалась… то и я облажался. Потому что все в ней звало меня.
Я все еще был внутри нее – ее влагалище все еще сжимало член.
Я находился практически на небесах.
Оливия пошевелилась, на лице появилось странное выражение.
– Что такое?
– Я только сейчас поняла, что мы даже не поговорили, – сказала она… выглядя немного болезненно.
– Поговорили?
– Ну, эм. Чисты ли мы? То есть – мы же должны были как-то поговорить перед тем, как заниматься незащищенным сексом… несколько раз… но… просто скажи мне плохие новости.
– Плохие новости? – Я знал, что мои слова звучат глупо, но у меня в голове не было ни единой догадки, о чем она говорит.
– У тебя есть… что-то?
Оооо. Теперь я понял. И я был немного оскорблен. В особенности потому, что мой член все еще был внутри нее.
– Эм, у меня ничего нет. Нас постоянно проверяют на медосмотрах в команде… а я уже несколько месяцев ни с кем не занимался сексом. – Геркулес напрягся внутри нее, словно пытаясь убедить в правдивости моих слов.
Сначала она расслабилась… А затем на ее лице появилось замешательство.
– Есть ли… причина, по которой ты спрашиваешь об этом?
Я перевернул Оливию так, чтобы она оседлала мои бедра, а сам я оказался на спине. Черт, какая же она сексуальная.
Сосредоточься, Уолкер. Она думает, что у тебя ЗППП. Сейчас определенно не время думать о том, какая идеальная у нее грудь.
– Просто… ты… у тебя… сейчас на твоем члене какие-то бугорки. – Она подняла руки. – Не пойми меня неправильно, они очень, очень приятные на ощупь… но мне кажется, что их не было там, когда мы в первый раз… когда мы в первый раз занимались сексом.
Черт. Она заметила.
Плюс в том, что ей, кажется, понравилось. Но я надел на нее наручники этим утром, просто вошел в ее номер в отеле при помощи украденной карточки от номера… и теперь собирался показать ей… свой пирсинг на члене.
Сделанный для нее.
Я либо прокляну Линкольна Дэниелса и Ари Ланкастера после этого… или скажу, что безумно их люблю.
Это было очень рискованно, но пути назад нет.
– Мне кажется, это доказательство того, что я очень вкладываюсь в наши отношения, – сказал я и осторожно вышел, немного постанывая при этом, потому что хотел жить внутри нее, если бы это было возможно.
– Почему я так нервничаю? – пробормотала она.
Я встал на колени и показал ей…
– Это… бусины, – медленно сказала она, уставившись на мой член огромными глазами.
– Не просто бусины, – гордо ответил я, чувствуя себя немного увереннее, потому что она выглядела скорее очарованной, чем разочарованной. – Посмотри внимательнее.
– О! Это бусины, которые на браслетах дружбы! Я никогда не видела их в таком месте, но…
Тут ее осенило… что означают буквы на бусинах.
Понимаете, когда я был в отключке, Линкольн и Ари подумали, что было бы забавно выложить имя Оливии пирсингом, а не сделать такую татуировку. Бусины у основания моего члена составляли ее имя.
– Это мое имя, – сказала она, сглотнув. – Ты нанес мое имя… на свой член. – Она начала пятиться. – Пожалуйста, скажи мне, что мы не закончим костюмом из моей кожи или чем-то таким.
Я фыркнул, мой член дернулся.
– Я не знаю, что такое костюм из кожи, но это звучит как что-то, что мне определенно не интересно.
Она пыталась отвести взгляд от моего члена, но каждый раз он тут же возвращался к нему.