е. Природа выставила нас на позор народам и племенам за то, что мы не имеем правителя и судьи из мужчин и над нами тяготеют женские законы». В ответ на это госпожа, сделав вид, что не заметила нанесенное ей оскорбление, и скрыв душевную боль под женской застенчивостью, засмеялась и сказала: «Дело обстоит действительно так, как ты говоришь: я женщина и веду себя подобно женщине. Я кажусь вам не слишком умной, ибо веду суд, не прибегая к железной палице. Поскольку вы живете, не ведая страха, то вы, естественно, питаете ко мне пренебреженье. Ибо где страх, там и уваженье. А теперь надо, чтобы вы получили правителя более жестокого, чем женщина. Так некогда голуби отвергли белого коршуна, которого выбрали себе в цари[108], как вы меня отвергаете, и предпочли выбрать своим князем более жестокого ястреба, а тот стал истреблять как виновных, так и безвинных, измышляя несодеянные ими преступления. И с тех пор и по сей день ястреб питается голубями. А теперь ступайте домой, и кого вы завтра выберете себе господином, того я возьму себе в мужья».
Между тем Либуше призвала названных выше своих сестер, которых охватили подобные же чувства, и с помощью своего и их чудодейственного искусства стала во всем обманывать народ. Ведь она, как мы уже сказали, была прорицательницей, подобно Сибилле Кумской. Одна ее сестра была волшебницей, как Медея Колхидская, а другая — нечестивицей, как Цирцея Ацейская. Неизвестно, какой совет держали эти три эвмениды[109] в ту ночь, что предприняли тайного, но утром солнечный свет показался всем ярче, когда одна из сестер, Либуше, назвала место, где находится будущий князь, и его имя. И кто бы мог подумать, что они призовут себе в князья человека от плуга? И кто мог бы знать, где пашет тот, кто станет правителем народа? Или не ведает ничего восторг прорицания? Или разве есть что - либо такое, чего не смогло бы свершить волшебство магии? Ведь смогла же Сибилла предсказать римскому народу события чуть ли не вплоть до судного дня; и она же, насколько можно верить, предсказала о Христе, поскольку некий проповедник ввел в свою проповедь сочиненные Вергилием от имени Сибиллы стихи о пришествии господа[110]. Могла же ведь Медея с помощью трав и заклинаний не раз призывать с неба Гипериона и Берецинтию[111]; смогла же вызывать из облаков дождь, молнии и гром; смогла же она превратить царя Егака из старика в юношу[112]. С помощью чар Цирцеи друзья Улисса были превращены в различных животных, а царь Пикус[113] обращен в птицу, называемую теперь дятлом. И что же во всем этом удивительного? А какие чудеса творили с помощью своего искусства жрецы в Египте? Ведь с помощью своих чар они творили такие чудеса, каких не мог свершить с помощью бога даже слуга божий — Моисей! Но довольно уже об этом.
5
На следующий день по приказанию [Либуше] народ был без промедления созван на собрание. Когда все собрались, женщина, сидевшая на высоком престоле, обратилась к грубым мужчинам:
«О, народ, ты несчастен и жалок, ты жить не умеешь свободно.
Вы добровольно отказываетесь от той свободы, которую ни один добрый человек не отдает иначе, как со своей жизнью, и перед неизбежным рабством добровольно склоняете шею. Увы, будет поздно и тщетно, когда вы в этом станете раскаиваться, подобно лягушкам, которые стали сокрушаться лишь тогда, когда змея, избранная ими себе в цари, стала их уничтожать. Если же вам неясно, в чем заключаются права князя, то
В этом наставить я вас попытаюсь в немногих словах.
Прежде всего [знайте], что легче возвести в князья, чем возведенного низложить, ибо человек в вашей власти до тех пор, пока он не произведен в князья. А как только вы произведете кого - либо в князья, вы и все ваше имущество будет в его власти. От одного его взгляда ваши колени будут дрожать, а онемевший язык ваш прилипнет к сухому нёбу, и на зов его вы от сильного страха будете с трудом отвечать: «Так, господин! Так, господин!» когда он лишь одной своей волей, нс спросив предварительно вашего мнения, одного осудит, а другого казнит; одного посадит в темницу, а другого вздернет на виселицу. И вас самих и людей ваших, кого только ему вздумается, он превратит в своих рабов, в крестьян, в податных людей, в служителей, в палачей, в глашатаев, в поваров, в пекарей или в мельников. Он заведет для себя начальников областей, сотников, управителей, виноградарей, землепашцев, жнецов, кузнецов оружия, мастеров по коже и меху[114]; ваших сыновей и дочерей он заставит служить себе и возьмет себе по своему усмотрению все, что ему приглянется из вашего крупного и мелкого скота, из ваших жеребцов и кобыл. Он обратит в свою пользу все лучшее, что вы имеете у себя в деревнях, на полях, на пашнях, лугах и виноградниках. Однако зачем я задерживаю вас своим многословием? Зачем я вам все это говорю, словно хочу вас запугать? Но если и после сказанного вы настаиваете на своем решении и [считаете], что не обманываетесь в своем желании, тогда я назову вам имя князя и укажу то место, где он находится». На это простой народ разразился единодушным криком: все в один голос требовали дать им князя. Тогда [Либуше] продолжала: «Вон за теми горами, — сказала она, указывая на горы, — находится небольшая река Билина[115], на берегу которой расположена деревня, известная под названием Стадице[116]. А в ней имеется пашня в 12 шагов длиной и во столько же шагов шириной[117]. Как ни удивительно, но пашня эта хотя расположена среди стольких полей, тем не менее она не относится ни к какому полю. На этой пашне на двух пестрых волах пашет ваш князь; один из волов как бы опоясан белой полосой, голова его тоже белая, другой весь белого цвета с головы и до спины; и задние ноги его белого цвета. Ну а теперь, если вам угодно, возьмите мои жезл, плащ и одежду, достойную князя, и отправляйтесь по повелению как народа, так и моему и приведите его себе в князья, а мне в супруги. Имя же этому человеку Пржемысл[118]; он выдумает много законов, которые обрушатся на ваши головы и шеи, ибо по - латыни это имя означает «наперед обдумывающий» или «сверх обдумывающий». Потомки же его будут вечно править в этой стране»[119].
6
Между тем были назначены послы, для того чтобы перетать названному человеку повеление госпожи и народа; когда госпожа заметила, что послы, как бы не зная дороги, стоят в нерешительности, она сказала: «Что же вы медлите? Идите спокойно, следуя за моим конем: он поведет вас но правильной дороге и приведет обратно, ибо уже не раз доводилось ему ступать по ней»[120].
Ходит пустая молва, а с нею ложные толки,
что эта госпожа имела якобы обыкновение каждую ночь ездить верхом [к этому человеку] и возвращаться с пением петухов.
И пусть тому верит еврей, что зовется Апелла[121]
И что же дальше? Продвигаются вперед неведающие мудрости послы, идут неумудренные знанием за конем. Они перешли уже горы и стали приближаться к деревне, в которую направлялись, когда навстречу им выбежал мальчик. «Слушай - ка, добрый малый, — сказали они, — не деревня ли это по названию Стадице, а если это она, то нет ли в ней человека по имени Пржемысл?» — «Это, — ответил тот, — деревня, которую вы ищете. А вот человек по имени Пржемысл погоняет волов недалеко в поле и спешит завершить дело, которым занят». Подойдя к этому человеку, послы сказали:
«Не счастлив ли муж тот и князь, рожденный богами для чехов?»
И, по крестьянскому обычаю, по которому сказать один раз недостаточно, они повторили в полный голос:
«Здравствуй же, здравствуй, наш князь, ты славы великой достойный!
Волов и одежду оставь и садись на коня дорогого».
На одежду златую, коня, они указали ему.
«Госпожа наша Либуше и весь наш народ просят тебя прийти поскорей к нам и принять на себя княжение, которое предопределено тебе и твоим потомкам. Все, что мы имеем, и мы сами в твоих руках. Мы избираем тебя князем, судьей, правителем, защитником, тебя одного мы избираем своим господином»[122]. В ответ на это обращение мудрый человек, как бы не ведая будущего, остановился и воткнул в землю палку, которую держал в руке. Распрягая волов, он сказал им: «Отправляйтесь туда, откуда пришли». И волы тотчас же по слову его исчезли из вида и никогда больше не появлялись. А та палка, которая была воткнута Пржемыслом в землю, дала три больших побега; и что еще более удивительно, побеги оказались с листьями и орехами. Люди, которые видели все это, стояли пораженные. Затем любезно, как гостей, [Пржемысл] пригласил всех к трапезе; из плетеной сумы он вытряхнул замшелый хлеб и остатки еды; свою суму он кинул на дерн вместо стола, сверху разостлал грубое полотенце и положил все остальное. Между тем, пока они ели и пили воду из кувшина, два ростка, или побега, высохли и упали, а третий сильно разросся ввысь и вширь. Поэтому удивление гостей возросло еще более, а с ним и страх. [Пржемысл] же сказал: «Чему вы удивляетесь? Знайте, из нашего рода многие родятся господами, но властвовать будет всегда один. И если бы госпожа ваша не спешила столь с этим делом, выждала бы некоторое время веление рока и не прислала бы столь быстро за мной, то земля ваша имела бы столько господ, сколько природа может создать благороднорожденных».