(Выносит из-за кулис стол и становит к шпалерам так, чтоб неможно было их изнутри отворить, и Честохвалов остался б за ними взаперти, и хохочет там тихо и указывает зрителям.) Но где-то наш господин залыгала подевался, где-то он засунулся? Ха! ха! ха! не могу вспомнить, как он совсем своим высоко-умием сделался давеча весь, как мокрая мышь. Теперь желал бы я, чтоб он так же, как мышь, и в западню куда-нибудь попал. То-то бы я уже ему насмеялся! Перестал бы уже он у меня шутить над своею братьею и такими, которые его ничем не хуже. Да у нас с ним недолго. Мы тотчас куда-нибудь с ним залетим: молодцы-то мы ловкие! Честохвалов (тихо). О! черт бы тебя побрал, и сгинул бы ты отсюда!
Явление девятое
Оронт, Добродушин и Честохвалов
Оронт . Не видали ль вы, господин Добродушин, где наш Честохвалов девался?
Добродушин . Батюшка ты мой, я его сам ищу, но не могу нигде найтить.
Честохвалов (за ширмами тихо). Вот еще и другого нелегкая опять принесла. О, проклятые! (Становится на цыпочках.)
Оронт . Чего, батюшка, я и сам искал его, искал да и стал. Хотел было бедняка с горя попотчевать уже яблоками, но не найду нигде. (Ест яблоки и притворяется, что будто дурны.) Тфу, пропасть! Какая кислятина! (Бросает надкусанное яблоко за шпалеру.)
Честохвалов (жмется и тулится). О, прах бы тебя побрал и с яблоками твоими!
Оронт (надкусывает яблоко другое). Это такое же. И того еще хуже! (Бросает туда же.)
Честохвалов (туляся и глаза зажимая). Глаз, право, вышибет! Изуродует!
Оронт (ест еще). Тфу, пропасть какая! Все ни к чему годные. Каков сам он негоден, так и яблоки-то такие трафились. (Бросает за шпалеры и плюет и харкает туда же.)
Честохвалов (тихо). Проклятой! Заплевал совсем.
Добродушин . Уже не в девичьей ли он, господин Оронт? Молодец-то ловкой. У него и лучшее это ремесло, чтоб за девушками лазукать.
Оронт . В девичьей! Сохрани его Господи! То-то бы хорошо! То-то бы, право, было любо! Да разве бы не узнал о том только дядюшка, а то оборони господи.
Добродушин . А что ж?
Оронт . Да он и бог знает что в состоянии был с ним сделать. Нет, господин Добродушин, у нас позабыл бы он скоро туда загуливать. У нас – не в другом доме – ему вешаться: скоро бы молодца так проучили, чтоб в другой раз не захотелось ему того же делать.
Добродушин . Так видно, что дядюшка ваш очень этого не жалует.
Оронт . Господи! Да ничем его так скоро и сильно рассердить не можно. Да сохрани Боже, если он что-нибудь проведает! Вмиг загорится огонь и поломя да и понеси вон святые.
Честохвалов (тихо). Эй! Это и не очень ладно.
Добродушин . Воля твоя, а это и хорошо.
Оронт . Но правду сказать у нас и девки не такие, чтоб можно было кому что выторговать. Да как же, господин Добродушин, проклятые они да и люди-то сами нашколены! И каких проказ они в угождение дядюшки над молодцами молодыми не делают, когда вздумается кому к ним завернуться или в доме у нас предпринять что-нибудь.
Добродушин . Нет, право!
Оронт . Как рассказать, так вы со смеху надсядетесь. Одному однажды насовали хлопьев, другому – початков в карманы, третьему – целую намыку мошеницы пришпилили сзади к кафтану, а он так пред гостьей и выступил.
Добродушин . Браво, ей-ей, браво! Спасибо.
Оронт . А иному молодцу и того лучше досталось: нарядили его в женский платок, но был же ему этот платок! Ха! ха! ха! не могу вспомнить.
Добродушин . Что ж такое?
Оронт . Понравилась ему одна из наших девушек, и вздумалось ему ее подговаривать. Но было ж ему, и вышло это боком. Между нами будь сказано, люди наши замучили молодца, да чем же – плетищами. И теперь, небось, спина не зажила.
Честохвалов (тихо). Ох! уже не было б и со мною того ж! Беды мои, как узнают.
Добродушин . Что вы говорите? Да как же не слыхать этого было?
Оронт . Не слыхать! Да как не слышать. Дело-то так спроворено и распоряжено было, что и пристать и привязаться было никак не можно. Принужден, сударь, был сам молчать.
Честохвалов (тихо). Ей-ей! Беды! Ах, какая напасть!
Добродушин . Ну, хотел бы я теперь, чтоб Честохвалову нашему пришло на ум также за девушками вашими поволочиться. А Марфутка-то у вас девка изрядная. Диковинка, что он ею не прельстится.
Оронт . Да она-то, окаянная, всему и затейница!
Честохвалов (тихо). Вот тебе на! Того лучше.
Добродушин . Ну, право, бы хорошо. Желал бы я того, а сверх того, когда б еще дядюшка сведал еще одно за ним дельцо.
Оронт . А какое?
Добродушин . То! О котором давича я вскользь упомянул, помните? О Венере. Молодка-то в лесу была ваша, и мужичок-то, высечен<ный> им, был дядюшкин, не мое дело! И потому-то не стал я далее высказывать.
Оронт . Что вы говорите. Ну! пропал же он навеки! Да ежели дядюшка это проведает, так он и бог знает что с ним сделать в состоянии.
Честохвалов (тихо). Вот тебе сказ! Одно к одному! Да черт ее знал, что она его была.
Добродушин . Да и дельно: и я дивлюсь, как это о сю пору дядюшка ваш не сведает, и мужик не пожалуется.
Оронт . Ахти! Господин Добродушин! Уже не этот ли мужик о чем-то дядюшке на заднем крыльце жалуется и не тем ли привел его в сердце?
Честохвалов (тихо). Ахти беды. Хорош я гусь, что будет, как узнает. О дьявол вас принес и не несет отсюда. Ушел бы уж. Пропади совсем и Марфутка!Явление десятое
Те ж и Благонрав
Благонрав (в сердцах, и начиная говорить еще за кулисами). Господи помилуй! За тем-то ездить-то с собаками! Затем-то дана воля рыскать по полям! Ба! ба! ба! уже у мужей жен насильно отнимать Уже за бабами гонятся и в лес их тащат. А как станут говорить, как плетьми чужих крестьян сечь. И этакому щенку, молокососу! Господи помилуй! Да к чему мы на свете живем, и можно ль это терпеть! Да где он? Где делся он? Не видали вы его?
Добродушин . Кого, сударь?
Благонрав . Да его-то милость! Умницу-то дорогую! Залыгалу-то господина! Хотелось бы мне поговорить с ним полюбовную речь.
Добродушин . Мы сами его ищем, но не найдем.
Благонрав . Да куда он подевался? Уж не в девичьей ли он? Уж не вздумалось ли ему и у меня в доме сводить с девушками такое же знакомство, как в других местах. Да кстати бы уж было! И дурак бы я был, если б не наделал над ним проказ. Каких же! Истинно в паневу бы и в кичку дурака нарядил да так бы и вывел пред гостей и перед невесту. То-то бы молодцу честь!
Честохвалов (тихо). Государи мои, что мне делать? Уже мне тошно.
Благонрав . Малой! Малой! Но нет, пойду-ка я сам за хохол так и потащу, ежели да там он. (Уходит.)
Оронт . Ну, друг! Как-то тебе вывертываться!
Добродушин . Да ничто! Он несмеян над стариками, а то уже уйму нет! Ей-ей! ничто. Вперед было б ему то в науку. Так-то бы их, вертопрахов, и проучивать, посмирнее бы были. А то что также: не глядят, ни на кого не смотрят. Таки все фа…!
Честохвалов (тихо). О, проклятой! А все от тебя!Явление одиннадцатое
Добродушин, Оронт, Клеон, Ванька и Честохвалов за шпалерами
Клеон . Да посылай же скорее, Ванька! (Ванька уходит).
Оронт . Кого это, братец?
Клеон . Давечнего погорелого мужичка, братец. Батюшка хочет с ним теперь на досуге и до приезда гостей поговорить. Я ему об нем докладывал.
Честохвалов (тихо). Вот еще новое препятствие, черти бы вас подавили.
Добродушин . Ну, батюшка, спасибо! Я тебе сто раз спасибо сказал, что тебя бог на разум наставил такое полотенечко-то приготовить.
Клеон . Что, господин Добродушин, а я так очень этим беспокоюсь. Неравно господин Честохвалов подумает, что я нарочно для него это сделал. А я – ей-ей! – сделал без умыслу да и не знал совсем, что он к нам будет.
Добродушин . Ну да хорошо, батюшка. Не нарочно, да кстати случилось и очень-очень кстати.
Клеон . Но я боюсь, г. Честохвалов будет на меня сердиться. А мне весьма бы того не хотелось. Я, право, на него не сердит, хоть он надо мною и насмехался. Бог с ним!
Добродушин . Разумное дитя! Голубчик ты мой! Дай бог тебе здоровья за твое незлобие. Ты один сим во сто раз сего пустозвяка и шалуна превосходишь.Явление двенадцатое
Те ж и Погорелой
Клеон . Вот тотчас, старинушка, батюшка изволит вытти. А между тем скажи мне, в чем тебе, дружок, более нужды.
Погорелой . Кормилец мой! У меня ничего не осталось. Мы ушли как мать родила. Весь хлебишек, все платьишко! Вся скотинишка, и всего было немного, но и то все пригорело. Некуда теперь головы приклонить, и не осталось ничего, чем грешное тело от стужи прикрыть. Бедная моя старушонка сидит теперь на, пепелище и воет над одною только внучкою, которою мы при старости утешались. Бедная! Вряд ли и та жива будет. Насилу из огня ее, кормилец, выхватили, и всю опалило.
Клеон . Боже мой! Какая жалость! Жаль мне тебя, старинушка!
Погорелой . Помилует тебя Бог за то, кормилец, что ты об нас, бедных людях, сожалеешь. Разорились, батюшка, совсем. (Плачет.)
Клеон . Не плачь, старинушка! Как же быть, мой друг. На то была власть господня. Не горюй, касатик. Бог дал – бог и взял, его все было, он и опять тебе дать может, ежели захочет. С ним спорить и на него досадовать не должно.
Погорелой . Ох, батюшка!..
Клеон