Четверть века в Америке. Записки корреспондента ТАСС — страница 2 из 33

Отделение ТАСС в американской столице располагается в Национальном доме печати (National Press Building, NPB) на 14-й улице северо-западной части города, у пересечения с Пенсильвания-авеню. Это самый центр Вашингтона: ближайшая станция местной подземки так и называется «Метро-центр».

У истоков лоббизма

Через дорогу от NPB стоит отель «Уиллард», где, по американским политическим преданиям, родилась сначала практика лоббизма, а затем и само это слово. Считается, что 18-й президент США Улисс Грант в середине XIX века частенько коротал вечера в баре этой гостиницы за бокалом бренди и сигарой, а в лобби его караулили разного рода просители со своими челобитными. Правда, британцы, как обычно, придираются и все портят: по их словам, и у них в парламенте, и даже в самой Америке, термин «лоббизм» употреблялся и задолго до Гранта.

Как бы то ни было, для вашингтонцев история выглядит правдоподобно хотя бы потому, что противоположным от NPB боком «Уиллард» выходит на Минфин США, а тот в свою очередь граничит с Белым домом. То есть президенту до отеля действительно было рукой подать.

Понятно, что такое соседство чрезвычайно удобно и для журналистов. Дом печати, построенный около ста лет назад, привлекал и привлекает СМИ всего мира прежде всего местом своего расположения (в доцифровую эпоху еще очень важны были специально подведенные коммуникации). И до сих пор под крышей этого 14-этажного «терема-теремка», с виду напоминающего скорее улей, работает целый интернациональный рой журналистов; например, нашими ближайшими соседями по этажу при мне всегда были японцы.

А незадолго до моего отъезда из Вашингтона коллеги из китайского агентства Синьхуа пригласили посмотреть их будущие хоромы. Было чему позавидовать. Половина верхнего этажа, в здании рядом с NPB. И Пенсильвания-авеню, и Белый дом с прилегающей территорией оттуда — как на ладони.

И клуб, и центр

Помимо всего прочего в NPB располагаются Национальный клуб печати США и Центр иностранной печати (FPC) Госдепартамента. И тот и другой регулярно устраивают для журналистов встречи с разными интересными и полезными людьми, так что и это соседство профессионально выгодное.

Кстати, клуб находится на 13-м этаже: NPB — одно из немногих зданий в Вашингтоне, где такой этаж имеется в наличии. Обычно американцы при нумерации пропускают его из суеверия.

Что касается FPC, это вообще первое место, куда иностранным журналистам положено являться при аккредитации в Вашингтоне. Там репортеров «ставят на учет» и оформляют им пресс-карточки. Туда же люди, как правило, обращаются потом и с различными текущими вопросами — от профессиональных до бытовых.

Нам это делать было сподручно, потому что наше отделение и офис FPC находились буквально через этаж: мы на десятом, они на восьмом. Так что общались мы по-соседски тесно, и со временем рабочие отношения нередко перерастали в приятельские, почти дружеские. Я и «официально» и публично, на новогодних и прочих приемах, и с глазу на глаз много раз говорил сотрудникам центра, что считаю их нашими лучшими друзьями в Вашингтоне.

Eye Candy

Вот, кстати, забавная иллюстрация, показывающая, как к рабочим отношениям примешиваются личные нотки. Как-то раз наш «куратор» в FPC (обязанности там делились среди сотрудников по регионам), молодая симпатичная латиноамериканка, шутливо выговорила мне за то, что в ТАСС уж слишком красивые стажерки.

А к нам и впрямь тогда одну за другой присылали из Москвы на стажировку девушек просто модельной внешности. Вокруг них сразу начинали увиваться вашингтонские кавалеры, в том числе и преклонных лет, из числа моих знакомых. Но, оказывается, и местные дамы следили за конкурентками весьма ревниво.

Раз уж об этом зашла речь, добавлю, что женской красотой Америка меня никогда не поражала (ну разве что изредка в афроамериканском варианте). Меня это даже немного удивляло: казалось, что воистину глобальное смешение рас и народов должно приносить более яркие и привлекательные плоды.

Тем не менее факт остается фактом. Голливудские эталоны пользуются всемирной известностью, но в обычной жизни мужскому глазу в Вашингтоне или Нью-Йорке зацепиться было особо не за что (кстати, один мой местный приятель так это и называл: eye candy, то есть услада для глаз). Вернувшись домой, я нередко думал и говорил, что в поезде метро в Москве больше красивых и элегантных женщин, чем на американском конкурсе красоты.

«Обязательная программа»

Как и в Нью-Йорке, тассовская бригада в Вашингтоне состояла из заведующего и четырех корреспондентов, периодически усиливаемых стажером. Рук постоянно не хватало, но зато скучно не было. Рабочий ритм в городе на Потомаке был в целом более напряженным, чем на Гудзоне, — прежде всего из-за «обязательной программы».

При мне она включала практически ежедневные брифинги в Белом доме и Госдепартаменте, который, кстати, тоже находился от нас недалеко: минут 15–20 пешком. Кроме того, раз-другой в неделю журналистов собирали на брифинги в Пентагоне (туда, в вашингтонский ближний пригород Арлингтон, при необходимости приходилось ехать на машине или на метро), а время от времени, без строгой периодичности, и в других правительственных ведомствах, включая тот же Минфин или Минюст.

В Конгрессе США (с полчаса от нас пешком по Пенсильвания-авеню) в различных комитетах и комиссиях бесконечно тянулись слушания, обычно многочасовые. Брифинги, конференции и тому подобные встречи устраивались в международных организациях — МВФ и ВБ.

Сверх того, журналистов зазывали к себе на «посиделки», как я их называл, всевозможные политологические конторы, которые мы в шутку именовали «думающими танками», поскольку по-английски они называются think tanks (другой расхожий эпитет — brain trusts, то есть мозговые тресты, термин, родившийся при Рузвельте, в наши дни уже канул в Лету).

В Вашингтоне подобных заведений не один десяток, поскольку они варьируются не только по исследовательскому профилю, но и по идеологической ориентации. Они вырабатывают политические оценки и рекомендации, преподносят их правительству, Конгрессу и всем, кто готов слушать, а также служат временным пристанищем для чиновников, оказавшихся не у дел в результате очередной ротации партий во власти, но рассчитывающих со временем еще «порулить».

Вся эта публика плодила бессчетное множество докладов, исследований и тому подобных бумаг, которые также требовали внимания.

Не конкуренты, а союзники

Иностранные посольства, торгпредства и культурные центры тоже проводили собственные мероприятия для прессы по различным поводам. А в Вашингтоне ведь представлен весь мир!

Российское посольство в США при мне возглавляли поочередно Юлий Воронцов, Юрий Ушаков, Сергей Кисляк и Анатолий Антонов. Все были профессионалами высшей пробы, я у них учился, как и у Алексея Можина, который в те же годы бессменно представлял Россию в МВФ. Но в повседневной работе я все же старался замыкаться не на послов, а на их заместителей и других старших дипломатов. Многие по сей день остаются моими добрыми друзьями.

Вообще я, честно говоря, никогда не понимал смысла межведомственного соперничества и ревности, хотя и сознавал, что они существуют. На мой взгляд, с теми же дипломатами мы, журналисты, не конкуренты, а естественные союзники. И если сегодня я делюсь с сотрудниками посольства добытой информацией (оговорив, конечно, что от них она не должна «утечь» в другие СМИ), то завтра они мне расскажут о своих планах или подскажут какой-нибудь осмысленный вопрос ньюсмейкеру.

И даже когда я в силу профессиональных ограничений не все могу сказать коллегам (а такие случаи тоже бывали, поскольку нормальный журналист никому не раскрывает конфиденциальных источников), они отнесутся к этому с пониманием, поскольку и сами неукоснительно соблюдают служебные правила. Вообще главное — знать и понимать эти самые правила, не подводить друг друга и стремиться к обоюдной выгоде: win-win, как говорят американцы. Я всю жизнь из этого исходил и пока еще ни разу не пожалел.

Служба службой, а дружба дружбой

Помимо российских мы, естественно, всегда выделяли в общем ряду представительства постсоветских государств. В те годы их дипломаты только начинали обживаться в американской столице, и я всем им искренне предлагал нашу помощь. И далеко не сразу осознал, что даже искренний благожелательный интерес с нашей стороны отнюдь не всех радует. Некоторые наши бывшие соотечественники — и не только прибалты — подчеркнуто старались держаться от нас подальше.

Хотя случались и исключения. Так, некий новоиспеченный посол, пришедший в дипломатию со стороны, однажды попросил меня… написать за него годовой отчет. Я, естественно, поблагодарил за доверие, но вежливо отказался, ссылаясь на занятость.

В целом у нас выработался подход, при котором мы никому не навязывались, но дружили с теми, кто был к этому готов. Например, несколько лет готовили видеоматериалы из Вашингтона по запросам казахстанских СМИ (это был спецпроект, согласованный руководством национальных информагентств двух стран).

Тесно общались мы поначалу и с украинцами, которых я считал и считаю братским народом. Один из глав МИД Украины вместе со свитой даже однажды заглянул к нам в отделение ТАСС, и мы беседовали там «в тесноте, да не в обиде». В другом случае киевский МИД распространил как свой документ написанный мной текст о визите в США еще одного их министра. Посольство попросило для этого мою заметку, а я, разумеется, был этим только польщен.

Правда, позже произошла и загадочная история с украинскими санкциями. В 2015 году меня по причинам, которые мне и до сих пор доподлинно не известны, внесли в Киеве в некий черный список вместе с несколькими другими российскими журналистами. На следующий год так же внезапно и необъяснимо из него исключили («искупил, значит», пошутил по этому поводу один мой приятель).