(Нас. 9861. чел)
Город, забытый Богом.
Под этими словами — или эпитафией — в левом нижнем углу стояли номер телефона, по которому Винс мог дозвониться, и номер почтового ящика и индекс, по которым он мог написать.
Подняв глаза от карточки, Винс в первый раз за день улыбнулся:
— Чего это ради Бог позволил себе забыть Дюранго, шеф?
Допив пиво, Сид Форк вытер усы тыльной стороной ладони.
— Это был не Бог… во всяком случае, не он лично. Это был старый отец Серра, который проезжал тут в 1772 году, направляясь на юг от Монтерея, и забыл поставить тут миссию, что, как мы чертовски уверены, привлекало бы теперь сюда туристов.
— Он в самом деле забыл… или просто проехал стороной?
— Вы католик?
Винс отрицательно покачал головой.
— Когда десять лет спустя, в 1782 году, тут проезжала компания францисканцев, и они снова не основали миссию — это было уже во второй раз, так? И возьметесь ли вы отрицать, что Бог явно подзабыл дать хороший пинок и отцу Серре и всем остальным?
— Похоже, что так, — согласился Винс, который давным-давно дал себе зарок никогда не вести в барах споров о религии, политике или достоинствах того или иного подающего в бейсболе.
— Другую ошибку, которую они совершили — и францисканцы, и Господь Бог, — заключалась в том, что они возвели миссию в Санта-Барбаре, где погода совершенно не такая, каковой должна была бы быть.
— Я всегда считал, что в Санта-Барбаре отличная погода, — Винс уже не без удовольствия начинал ощущать себя в роли прямого и откровенного человека.
— И сравнения быть не может, — возразил Форк, подав знак, чтобы принесли еще пива. Когда молодой сероглазый мексиканец-бармен поставил перед ним бокал, Форк сделал два больших глотка, быстрым движением руки провел по усам и продолжил: — Если вы хотите убедиться, что такое абсолютно безукоризненная погода, мистер… э-э-э… боюсь, я не расслышал ваше имя.
— Келли Винс.
— Как я говорил, мистер Винс, если вы ищете совершенные погодные условия, то можете считать, что поиск закончен, ибо этот город обладает, по оценке Всемирной Организации Здравоохранения, «самым здоровым климатом на зеленой земле Господа Бога», — Форк сделал паузу, — если не считать несколько заброшенных деревушек на Итальянской Ривьере… но никто и не слышал о нем.
Винс вежливо и даже с некоторой долей заинтересованности кивнул, с наслаждением сделал глоток «Кровавой Мэри» и оглядел по-прежнему пустынный бар отеля.
— Я бывал в Дюранго в Колорадо, в Дюранго в Мексике и в таком же поселении в Испании, но никогда не знал, что есть еще одно такое… до встречи с вами.
Уголки широкого рта Форка опустились, словно он услышал грустную новость.
— По сути, о нас, в самом деле, мало кому известно, так как к нам идет единственная дорога, — разве что вы решитесь добираться вплавь — убийственное двухполосное шоссе, которое отходит от 101-й трассы и где еще надо вовремя увидеть знак поворота, что дано далеко не всем. — Помолчав, он отпил еще пива и спросил: — Как вы сюда добрались — на машине?
— Привезли. Но у меня была толковая девушка-проводник.
Шеф полиции ухмыльнулся.
— Если бы вы сказали, что добирались по воздуху или поездом, или автобусом, я бы ответил, что вам это приснилось, поскольку федеральные власти закрыли наш так называемый аэропорт два года назад, ибо этого, как было объявлено, требовали соображения безопасности полетов, а последний пассажирский поезд останавливался тут одиннадцать — да нет же, Господи! — двенадцать лет назад, и даже компания «Грейхаунд» отменила тут автобусную остановку, так что в следующем месяце минёт два года, как «Дженерал электрик» закрыл свое предприятие по соседству.
— Похоже, вы существуете в полной изоляции, — заметил Винс, на этот раз пропустив два глотка «Кровавой Мэри».
— Вы не входите в число отшельников?
— Пока еще нет.
— У нас тут есть несколько таких — которые не имеют ничего против того, чтобы оказаться отрезанными от всего мира.
Винс сочувственно кивнул и предпочел подождать, что последует дальше.
— Хотя все мы чувствуем себя как нельзя лучше, — продолжил шеф полиции, еще раз отдав должное пиву. — У нас даже выходит чуть ли не ежедневная газета, сообщения в которую, как и во все подобные, приходят аж откуда-то из Лондона в Англии. Что же касается культуры, то у нас тут на сто процентов автоматизированная радиостанция, которая с рассвета до заката гонит коммерческие объявления вперемежку с роком, после чего затыкается. Вот касательно телевидения, о нем говорить не имеет смысла, потому что нас закрывают горы, и ни одна кабельная компания в здравом уме не будет сюда добираться. Но человек всегда может купить себе тарелку спутниковой антенны, чтобы ловить новости, или же взять напрокат видеокассеты, даже такие, где ребята из колледжа трахаются с девчонками.
Форк остановился, ожидая реакции своей аудитории из одного человека. Винс сделал глоток «Кровавой Мэри» и согласился:
— Рай земной.
Шеф полиции принял его оценку удовлетворенным кивком, но его довольство исчезло, когда он обвел взглядом почти пустой холл.
— Это место, скорее всего, по окончании лета пойдет с торгов.
— Гостиница или только бар?
— Гостиница. Хотите купить ее?
Винс пропустил вопрос мимо ушей, чтобы самому задать свой.
— Как давно вы числитесь шефом полиции?
По лицу скользнуло выражение, которое Винс оценил как ностальгическое с примесью горечи; оно же сказалось и в голосе Форка, с этакими мечтательными нотками.
— Примерно в шестьдесят восьмом в старом школьном автобусе «Дженерал моторс», размалеванным психоделическими узорами, нас сюда приехало из Хейгта девять человек — ехали мы в Дюранго в Колорадо. Хейгт умер или, в крайнем случае, умирал, и мы направились в Скалистые Горы; в головах у нас все перемешалось: и наркота, и политика, и Бог знает, что еще. Вы же должны помнить, как все это тогда было.
— Смутно.
— Вообще, сэр, я сидел за рулем, а наш штурман заприметила это калифорнийское Дюранго на карте, что нам вручили на заправочной станции. Было уже поздно, все вымотались, и мы свернули туда. А на следующее утро, продрав глаза, мы увидели, какая тут стоит отменная погода и вообще все хорошо. Мы взяли и остались. Во всяком случае, часть из нас. А через десять лет я получил пост шефа полиции, а штурман… ну, словом, после выборов она стала мэром.
— Она?
— Мэр Барбара Диана Хаскинс, — Форк прикончил вторую кружку пива и отставил ее с выражением человека, знающего свой предел. — Или же Б.Д. Хаскинс, как она предпочитает себя называть и как подписывает все бумаги, хотя я ей говорю, что это извращенный сексизм или что-то в этом роде. — И Форк снова с тоской и вожделением посмотрел на тросточку, которая продолжала покачиваться на стойке бара.
— Ручаюсь, что приобрету эту штучку, кто бы ею ни владел, мистер Винс. Сколько, по-вашему, владелец может запросить за нее?
— Сомневаюсь, что он захочет получить за нее деньги.
Форк с удивлением посмотрел на него.
— В самом деле? А как насчет обмена? — Прежде, чем Винс успел ответить, Форк снова помрачнел. — Беда в том, что я почти ничего не могу предложить в обмен, кроме разве погоды — и, черт побери, полного уединения.
На несколько секунд Винс погрузился в обдумывание этой перспективы.
— Кое-что ему может и понравиться, — наконец сказал он. — Например, уединение.
— Он здесь, в городе?
— Нет, но сегодня днем мне придется оказать ему содействие в поисках какого-то спокойного места, где он мог бы остановиться на несколько недель. Может и подольше. Скорее всего, в Санта-Барбаре. — Винс улыбнулся: — Несмотря на ее ужасный климат.
Форк обвел глазами бар, словно собираясь задать вопрос, ответ на который был для него более, чем ясен.
— Какого рода уединение он ищет?
— Полного и абсолютного.
— И где он, как вы сказали, сейчас находится?
— Я ничего не говорил. Но примерно к северу отсюда.
Форк перестал шарить глазами по помещению, холодным и понимающим взглядом уставившись на Винса.
— Может быть, в Ломпоке?
На холодное выражение лица законника Винс ответил равнодушным взглядом. Этот молчаливый обмен взглядами длился несколько секунд, которых было более чем достаточно, чтобы собеседники в принципе поняли друг друга, если не заключили сделку.
— Это имеет значение? — спросил Винс.
Холодный взгляд шефа полиции сменился добродушной теплой улыбкой.
— Черт побери, мистер Винс, мы по праву гордимся своим званием столицы Западного полушария, где в полной мере торжествует принцип «Живи и давай жить другим», особенно, когда стало ясно, что мы не можем предложить на продажу ничего иного, кроме разве погоды.
Форк стал было подниматься, но помедлил, дабы его следующий вопрос был предельно мягок и сдержан.
— Какого рода деятельностью занимался владелец тросточки до того, как прибыл сюда, чтобы стать гостем федерального правительства в Ломпоке… если позволите задать вам такой вопрос.
— Он был судьей.
— Каким именно?
— Главой Верховного суда штата.
— Но не в этом штате.
— Скорее всего.
— И вы думаете, что судья может уступить мне тросточку за столь малую выгоду, как возможность обрести полное уединение?
— Сможет.
Форк склонил голову на левую сторону, словно таким образом мог получить полное представление о Келли Винсе.
— А какого рода деятельностью занимаетесь вы, мистер Винс?
— Я юрист.
— В какой области? Корпоративного рынка? Налогового? Уголовного? Или хватаетесь за все, что попадется?
— Я лишен права заниматься практикой, — спокойно сказал Келли Винс.
Глава вторая
Почти все четыре года правления администрации Картера имя Джека Эдера стояло вторым или третьим в тайном списке Белого дома из пяти имен. Если бы кто-либо из девяти судей Верховного Суда ушел в отставку или неожиданно умер, должно было бы всплыть его имя и имена трех других мужчин и одной женщины.