[5] картошки, да два шиллинга в неделю арендной платы — тут не разгуляешься. Миссис Табб — как, впрочем, и её муж, когда был трезв — бесконечно сожалела о том, что два с половиной года назад они оставили Тренвит. Потеряв мужа и обеднев, Элизабет Полдарк была вынуждена рассчитать слуг, одного за другим, пока с ней не остались только верные Таббы, но в подпитии Табб уж слишком полагался на свою незаменимость, и когда миссис Полдарк внезапно снова вышла замуж, им пришлось уйти.
Однажды днем в начале октября Джордж Табб расчищал площадку для петушиных боев за таверной, чтобы подготовить ее к предстоящим состязаниям, когда ему свистнул хозяин таверны и сказал, что к нему кто-то пришел. Зайдя внутрь, он увидел худого мужчину в черном. Его глаза были так близко посажены, что казалось, будто он страдает косоглазием.
— Табб? Джордж Табб? С тобой хотят поговорить. Скажи своему господину. Тебя не будет полчаса.
Табб осмотрел посетителя и спросил, что всё это значит, кто за ним послал и для чего. Но не получил ответа. На улице ждал еще один человек, так что он убрал метлу и пошел с ними.
Идти оказалось недалеко. Несколько ярдов вниз по переулку, вдоль речного берега, где мерцающая вода снова выходила из берегов, вверх по улице к двери в стене, потом через двор. Задняя стена высокого дома.
— Сюда.
Он вошел. Комната походила на кабинет стряпчего.
— Жди здесь.
За ним захлопнулась дверь. Его оставили одного.
Табб встревоженно щурился, гадая, что предвещают все эти процедуры. Ему не пришлось долго ждать. Через другую дверь вошел джентльмен. Табб уставился на него с удивлением.
— Мистер Уорлегган!
У него не было шляпы, и он коснулся морщинистого лба.
Другой Джордж, чрезвычайно важная персона, кивнул ему и сел за стол. Пока он просматривал какие-то бумаги, беспокойство Табба росло. Именно по приказу мистера Уорлеггана, когда тот женился на миссис Полдарк, Таббов выставили, и сегодняшнее приветствие не было дружелюбным.
— Табб, — сказал Джордж, не поднимая глаз. — Я хочу задать тебе несколько вопросов.
— Сэр?
— Эти вопросы я задам тебе по секрету, и надеюсь, ты его сохранишь.
— Да, сэр.
— Я вижу, ты ушёл с той работы, которую я тебе предложил, когда миссис Уорлегган попросила тебя уволить.
— Да, сэр. Миссис Табб не могла работать и...
— Напротив, я узнал от мисс Агар, что она была недовольна именно тобой и предложила оставить одну миссис Табб, если бы она на это согласилась.
Взгляд Табба смущенно забегал по комнате.
— Итак, сейчас ты влачишь жалкое существование слуги в таверне. Хорошо, это твой выбор. Те, кто не в состоянии себе помочь, должны принять последствия.
Табб откашлялся.
Мистер Уорлегган достал из кармана две золотые монеты.
— Как бы то ни было, я готов предложить тебе временное улучшение твоей доли. Эти гинеи. Они твои на определённых условиях.
Табб уставился на деньги, как на змею.
— Сэр?
— Я хочу задать тебе несколько вопросов о твоих последних месяцах работы в Тренвите. Ты помнишь их? С тех пор как ты ушёл, прошло чуть больше двух лет.
— О да, сэр. Я хорошо всё помню.
— Здесь только мы с тобой, Табб. Только ты будешь знать вопросы, которые я задам. Если в будущем выяснится, что об этих вопросах знает кто-то ещё, я пойму, кто проболтался, понятно?
— Ох, я не проболтаюсь, сэр.
— Не проболтаешься? Я в этом совсем не уверен. У пьяницы язык ненадёжный. Так слушай, Табб.
— Сэр?
— Если когда-нибудь я услышу хоть слово из того, о чём сегодня тебя спрашиваю, тебя вышвырнут из этого города, и ты будешь голодать. Сдохнешь от голода. В канаве. Я тебе обещаю. Не забудешь об этом, когда напьёшься?
— Хорошо, сэр, честно, обещаю. Больше ничего сказать не могу. Я...
— Говоришь, больше ничего сказать не можешь. Что ж, сдержи своё обещание, а я сдержу своё.
Он замолчал. Табб облизнул губы.
— Я хорошо помню то время, сэр. Я хорошо помню все те дни в Тренвите, когда мы, я и миссис Табб, пытались вдвоём вести и дом, и хозяйство. Там больше никого и не было, все дела на нас двоих...
— Я знаю, знаю. И вы воспользовались своим положением. Поэтому и потеряли работу. В знак признательности за долгую службу вам нашли другое место, но вы и его потеряли. Вот что, Табб, есть некоторые имущественные вопросы, которые надо урегулировать, и ты можешь мне в этом помочь. Во-первых, я хочу, чтобы ты припомнил всех, кто заходил в дом. То есть всех, кого видел. Примерно с апреля 1793 до июня того года, когда вы ушли...
— Кто заходил? К госпоже Элизабет, вы хотите сказать? Или к мисс Агате? Да мало кто заходил, сэр. Дом-то совсем на отшибе... Помню, приходил кто-то из деревни. Бетти Коуд с сардинами. Лобб из Шерборна с почтой раз в неделю. Аарон Нэнфан...
Джордж махнул рукой, чтобы он замолчал.
— А к Полдаркам? Кто-нибудь приходил?
Табб с минуту подумал, почесывая подбородок.
— Вы, сэр. Вы приходили чаще всех! Еще доктор Чоук к мисс Агате, преподобный Оджерс раз в неделю, капитан Хеншоу, церковный староста, капитан Полдарк из Нампары, сэр Джон Тревонанс пару раз. Вроде Рут Тренеглос заходила однажды. Миссис Тиг тоже как-то видел. Помню, я почти всё время проводил в поле и едва мог...
— А капитан Полдарк из Нампары часто приходил?
— Ну... раз в неделю. Где-то так.
— Обычно по вечерам?
— Нет, сэр, он всегда приходил днём. По четвергам, днём. Пил чай и уходил.
— Тогда кто приходил вечером?
— Да никто, сэр. По вечерам было тихо, как в могиле. Вдова, молодой джентльмен десяти лет и на редкость старая леди. Но если бы вы спросили меня о тех временах, когда был жив мистер Фрэнсис, вот в те времена...
— А госпожа Элизабет точно не выходила по вечерам?
Табб заморгал.
— Выходила? Нет, насколько я знаю, сэр.
— Но в эти месяцы — апрель, май, июнь, по вечерам светло. Возможно, она каталась верхом.
— Нее, она почти не выезжала. Мы продали всех лошадей, оставили только двух, но они были слишком старые, чтобы на них ездить.
Джордж указал на две гинеи, и Табб посмотрел на них с надеждой, что вопросов больше не будет.
— Погоди, погоди, ты ещё ничего не заработал, — сказал Джордж. — Думай. Кто-то ещё наверняка приходил.
Табб напрягся.
— Жители деревни... Дядюшка Бен вроде приносил кроликов. Незнакомцев не было...
— А госпожа Элизабет часто ходила в Нампару?
— В Нампару?
— Именно это я и спросил. Навестить Росса Полдарка.
— Никогда. Никогда. Нет, насколько я знаю. Нет, никогда.
— Почему же она не ходила? Они ведь соседи.
— Я думаю, думаю, может, потому, что она никогда не ладила с женой капитана Полдарка. Но это всего лишь мои догадки.
Повисла долгая пауза.
— Постарайся вспомнить, особенно май. Середина или начало мая. Кто приходил? Кто приходил вечером?
— Ну... ну, никто, сэр. Ни одной живой души не видал. Это уж точно.
— Во сколько ты ложился спать?
— Ох... В девять или десять. Как только стемнеет. Мы вставали с рассветом, и до заката...
— Во сколько госпожа Элизабет ложилась спать?
— Ну, примерно так же. Мы все уставали.
— Кто запирал двери?
— Я, в последнюю очередь. Было время, когда мы совсем двери не запирали, но без других слуг, да когда вокруг столько бродяг...
— Что ж, боюсь, ты ничего не заработал, — сказал Джордж, протягивая руку, чтобы забрать деньги.
— Ох, сэр, да я если б я знал, чего вы от меня хотите, я б сказал.
— Не сомневаюсь, уж ты сказал бы. А скажи мне вот что. Если бы кто-нибудь пришёл после того, как ты отправился в постель, ты услышал бы дверной колокольчик?
— То есть ночью, значит?
— Когда же ещё?
Табб задумался.
— Вряд ли. Сомневаюсь, что хоть кто-нибудь услышал бы. Колокольчик-то, он в нижней кухне, а мы все наверху спали.
— Нет, значит? Ты бы знал?
— Ну, пожалуй, нет. Зачем кому-то приходить, разве только чтобы обворовать. А красть-то там почти и нечего было.
— А ты не знаешь, не было ли в доме какого-нибудь потайного входа, известного только членам семьи?
— Не... Я про такой не знаю. А я там двадцать пять лет прожил.
Джордж Уорлегган встал.
— Отлично, Табб.
Он бросил монеты на стол.
— Забирай свои гинеи и иди. Я тебе приказываю ничего никому не говорить. Даже миссис Табб.
— Не скажу я ей, — ответил Табб. — А то... ну, сэр, вы ж знаете, как это. Она эти деньги отобрать захочет.
— Забирай свои гинеи, — сказал Джордж. — И ступай.
В тридцать один год у Элизабет Уорлегган было двое детей. Старшему, Джеффри Чарльзу Полдарку, вскоре должно было исполниться одиннадцать, он первый год учился в Харроу. Она получила три неряшливых письма, сообщающие, что он по меньшей мере жив и, очевидно, здоров, и привыкает к будням школы. При взгляде на письма, аккуратно сложенные в уголке стола, ее сердце каждый раз сжималось, воображение рисовало так много между строк. Младшему сыну Элизабет, Валентину Уорлеггану, еще не исполнилось и двух лет, он медленно поправлялся после рахита, от которого страдал прошлой зимой.
Элизабет выходила играть в карты с тремя старыми подругами, это было одно из удовольствий, которыми она наслаждалась каждую зиму в Труро. В Труро все играли в карты, это так отличалось от скучных и одиноких вечеров в Тренвите с Фрэнсисом и после его смерти. Жизнь с новым мужем имела свои сложности, в особенности в последнее время, но была куда более стимулирующей, а Элизабет всегда нуждалась в стимулах.
Она заворачивала в гостиной небольшой пакет, когда вошел Джордж. Он не сразу заговорил, а подошел к столу и стал просматривать бумаги. Потом он сказал:
— Тебе следовало поручить это лакею.
— Мне и так особо нечем заняться, — с живостью ответила Элизабет. — Это подарок для Джеффри Чарльза. В конце недели — его день рождения, а почтовая карета в Лондон отправляется завтра.