Однажды меня спросили, сколько времени проходит до того, как я выпью первую чашку горячего чая утром. Ну, давайте посмотрим: зимой я разжигаю огонь, подметаю пол и бужу детей для работы по дому... Я бегу за водой к коровам, приношу им сено, даю цыплятам зерно и воду, кормлю уток. Иногда я помогаю детям лошадей и амбарных кошек, а потом возвращаюсь в дом. Затем я ставлю чайник. Может быть, мне удастся что-нибудь выпить в течение часа после пробуждения. Если все идет хорошо. Час?
Нам нет нужды останавливаться на том, является ли новый, сознательно неудобный образ жизни Кесмаат по своей сути лучше, чем тот, в котором есть центральное отопление, еда на вынос и поездки два раза в день. (Хотя я думаю, что, возможно, да: ее дни кажутся занятыми именно в том приятном, не перегруженном смысле этого слова, как у Ричарда Скарри). И очевидно, что не у всех есть возможность выбрать именно ее путь. Но на самом деле ее решение о столь радикальных переменах было вызвано осознанием того, что ей никогда не удастся построить более осмысленную жизнь - а для нее это означало культивирование более осознанных отношений с физическим окружением своей семьи - за счет экономии времени и, таким образом, большего втискивания его в существующее. Чтобы освободить время для того, что имеет значение, ей нужно было от чего-то отказаться.
Культура удобства соблазняет нас воображением, что мы можем найти место для всего важного, избавившись только от утомительных жизненных задач. Но это ложь. Вам придется выбрать несколько вещей, пожертвовать всем остальным и смириться с неизбежным чувством потери, которое возникает в результате. Кесмаат выбрала разведение костров и выращивание еды вместе со своими детьми. "Как еще мы можем узнать это место, в которое мы попали, кроме как ухаживать за ним?" - пишет она. "Как, кроме как выращивать пищу, которую мы едим, мы можем узнать о живом характере почвы, о различных потребностях перца, салата и капусты?" Конечно, вы можете сделать совсем другой выбор. Но неизбежная реальность конечной человеческой жизни такова, что вам придется выбирать.
3. Столкновение с бедностью
Невозможно углубиться в вопрос о том, что значит быть конечным человеческим существом с ограниченным временем пребывания на планете, прежде чем не столкнуться с философом, который был одержим этой темой больше, чем любой другой мыслитель: Мартин Хайдеггер. Это прискорбно по двум причинам, наиболее очевидная из которых заключается в том, что на протяжении более десяти лет, начиная с 1933 года, он был членом нацистской партии. (Вопрос о том, как это отразилось на его философии, - непростой и увлекательный, но здесь мы отклонимся от темы. Так что вам придется решить для себя, делает ли этот исключительно неудачный жизненный выбор недействительными его мысли о том, как мы делаем жизненный выбор в целом.) Вторая причина заключается в том, что его почти невозможно читать. Его работы изобилуют такими обрывистыми фразами, как "Бытие навстречу смерти" и "отступление", а также - вам лучше присесть для этого - "беспокойство "перед лицом" той потенциальности-бытия, которая есть собственной сущности". Вот почему ничья интерпретация работ Хайдеггера, в том числе и моя, не должна восприниматься как окончательная. Однако в отношении второго обвинения - в непостижимости - у него есть своеобразная защита. Повседневный язык отражает наши повседневные способы видения. Но Хайдеггер хочет провести ногтями по самым основным элементам бытия - вещам, которые мы едва замечаем, потому что они так привычны, - чтобы отдать их на наше рассмотрение. Это означает, что нужно сделать вещи незнакомыми, использовать незнакомые термины. Поэтому вы спотыкаетесь и спотыкаетесь о его сочинения, а иногда, как следствие, бьетесь головой о реальность.
Брошенный во времени
Самое главное, что мы не понимаем в мире, утверждает Хайдеггер в своем опусе "Бытие и время", - это то, как удивительно, что он вообще существует, - то, что есть хоть что-то, а не ничто. Большинство философов и ученых проводят свою карьеру, размышляя о том, как устроены вещи: какие виды вещей существуют, откуда они берутся, как соотносятся друг с другом и так далее. Но мы забыли поразиться тому, что вещи вообще существуют - что "мир вокруг нас", как выражается Хайдеггер. Этот факт - факт существования бытия - является "грубой реальностью, о которую все мы должны были бы постоянно спотыкаться", по великолепному выражению писательницы Сары Бейквелл. Но вместо этого она почти всегда проходит мимо нас.
Сосредоточив наше внимание на этой проблеме "бытия" как такового, Хайдеггер обращается к людям, к нашему собственному особому виду бытия. Что значит для человека быть? (Я понимаю, что это начинает звучать как плохой комедийный скетч о философах, заблудившихся в диких абстракциях. Боюсь, что еще пара абзацев, и станет еще хуже.) Его ответ заключается в том, что наше бытие полностью, до конца связано с нашим конечным временем. Настолько связано, что эти два понятия являются синонимами: быть для человека - это прежде всего существовать во времени, в промежутке между рождением и смертью, будучи уверенным, что конец наступит, но не зная, когда. Мы склонны говорить о том, что у нас ограниченное количество времени. Но с точки зрения странной хайдеггеровской перспективы было бы логичнее сказать, что мы и есть ограниченное количество времени. Именно так полностью определяет нас наше ограниченное время.
С тех пор как Хайдеггер сделал это заявление, философы расходятся во мнениях о том, что именно может означать утверждение, что мы - время, некоторые даже утверждают, что это ничего не значит, поэтому нам не стоит зацикливаться на попытках точно его прояснить. Достаточно извлечь из него понимание того, что каждый момент человеческого существования полностью пронизан фактом того, что Хайдеггер называет нашей "конечностью". Ограниченность времени - это не просто одна из тех вещей, с которыми нам приходится справляться; скорее, это то, что определяет нас как людей, прежде чем мы начнем справляться с чем-либо вообще. Прежде чем я успеваю задать хоть один вопрос о том, что мне делать со своим временем, я обнаруживаю, что уже брошен во время, в этот конкретный момент, с моей конкретной историей жизни, которая сделала меня тем, кто я есть, и из-под которой я никогда не смогу выбраться. Заглядывая в будущее, я обнаруживаю, что в равной степени ограничен своей конечностью: Меня несет вперед по реке времени, без возможности вырваться из потока, вперед к моей неизбежной смерти, которая, что еще более щекотно, может наступить в любой момент.
В этой ситуации любое решение, которое я принимаю, чтобы сделать что-либо со своим временем, уже радикально ограничено. С одной стороны, оно ограничено в ретроспективном смысле, потому что я уже являюсь тем, кто я есть, и где я нахожусь, что определяет, какие возможности открыты для меня. Но он также радикально ограничен и в перспективном смысле, не в последнюю очередь потому, что решение сделать что-либо автоматически означает пожертвовать бесконечным числом потенциальных альтернативных путей. Совершая сотни мелких решений в течение дня, я строю свою жизнь, но в то же время навсегда закрываю возможность для бесчисленного множества других. (Оригинальное латинское слово "decide", decidere, означает "отрезать", то есть отсекать альтернативы; это близкий родственник таких слов, как "убийство" и "самоубийство"). Любая конечная жизнь - даже самая лучшая, какую вы только можете себе представить, - это, следовательно, бесконечное прощание с возможностями.
Единственный реальный вопрос, касающийся всей этой конечности, заключается в том, готовы ли мы противостоять ей или нет. И в этом, по Хайдеггеру, заключается главная проблема человеческого существования: поскольку конечность определяет нашу жизнь, он утверждает, что жить по-настоящему подлинной жизнью - стать полноценным человеком - значит признать этот факт. Мы должны прожить свою жизнь, насколько это возможно, ясно осознавая свою ограниченность, в режиме существования, который Хайдеггер называет "бытие навстречу смерти", понимая, что это все, что жизнь - не генеральная репетиция, что каждый выбор требует мириад жертв, и что время всегда уже на исходе - более того, оно может закончиться сегодня, завтра или следующем месяце. И дело не только в том, чтобы проводить каждый день "так, как будто" он последний, как гласит клише. Дело в том, что он всегда может быть последним. Я не могу полностью полагаться ни на один момент будущего.
Очевидно, что с любой обычной точки зрения все это звучит невыносимо болезненно и напряженно. Но в той мере, в какой вам удается достичь такого взгляда на жизнь, вы смотрите на нее не с обычной точки зрения - а "болезненность и стресс", по крайней мере согласно Хайдеггеру, это именно то, чем она не является. Напротив, это единственный способ для конечного человеческого существа жить полноценно, относиться к другим людям как к полноценным людям и ощущать мир таким, какой он есть на самом деле. С этой точки зрения, действительно нездоровым является то, что большинство из нас делает большую часть времени, вместо того чтобы противостоять своей конечности, а именно потворствует избеганию и отрицанию, или тому, что Хайдеггер называет "падением". Вместо того чтобы взять на себя ответственность за свою жизнь, мы ищем отвлекающие факторы или погружаемся в суету и ежедневную рутину, чтобы забыть о своем реальном положении. Или мы пытаемся избежать пугающей ответственности, связанной с необходимостью решать, что делать с нашим ограниченным временем, говоря себе, что мы вообще не имеем права выбирать - что мы должны жениться, или оставаться на разрушающей душу работе, или что-то еще, просто потому что так положено. Или, как мы видели в предыдущей главе, мы начинаем тщетно пытаться "успеть все", что на самом деле является еще одним способом уклониться от ответственности за решение, что делать с вашим ограниченным временем - ведь если бы вы действительно могли успеть все, вам бы никогда не пришлось выбирать между взаимоисключающими возможностями.