— Ты будешь Гордоном там, куда приведёт тебя судьба и моля Всевышнего. Будешь, как все шотландцы, сражаться за того короля истинной веры, который примет тебя на службу. Гордоны из Охлухриса никогда не были плохими воинами.
Патрик ещё не представлял себе жизни где-то за пределами родного горного края, самой Британии. Мальчик отвечал суровому отцу:
— Хорошо, отец, я обещаю тебе быть настоящим шотландцем. Но биться хочу только за нашего короля Карла, за его род Стюартов...
Настойчивый в воспитании отец вновь подавал в руки сыновей тяжёлые палаши, уча их наносить удары и защищаться от них. Они бились друг с другом то на лесной поляне, то на горной дороге среди камней, то на берегу горной речушки. Учились не показывать усталости, не бояться поднятого разящего клинка. Гордон-старший слыл в Крондене хорошим фехтовальщиком на палашах, за свою жизнь не раз побывав в опасных переделках.
Видя, что сыновья устали, размахивая не для детских рук железными палашами, Джон Гордон останавливал урок и рассказывал отцовским наследникам историю каждого горского меча:
— Вот этот моему отцу достался от деда. Тот заплатил за него в Эдинбурге цену шестнадцати овец. А этот я добыл в бою, когда мы, шотландцы, столкнулись с англичанами на равнине — те хотели с оружием в руках прийти в наши горы. Но Господь Бог и удача были в тот день не на их стороне...
В десять лет Патрик уже хорошо держался в седле, умел стрелять из кремнёвого мушкета в цель и знал все премудрости обращения с ним. Как отмерить нужный вес пороха, вогнать свинцовую пулю в дуло, верно прицелиться. И выстрелить так, чтобы при отдаче приклад не сильно ушиб правое плечо. При этом синяки в счёт не шли.
Если пули летели заметно в сторону от мишени, если на землю просыпался порох, если кремень не давал искру, то в таких случаях Гордон-старший оказывался крут на наказание. Ласку в детстве Патрик получал только от матери, да и то она давалась ему украдкой.
Но на этом домашнее образование не оканчивалось. Приходский священник за самую скромную плату учил смышлёных сыновей владельца Охлухриса грамоте. Учебник был только один — Библия. Арифметике-счету учила детей мать. Других наук в дворянских семьях горной Шотландии не знали по одной простой причине — за ненадобностью.
Ещё до того, как маленький Патрик познал отцовскую науку владения палашом, он научился грамоте. В пять лет его отправили вместе со старшим братом Джоном в школу при Круденской церкви. Отец разместил сыновей за весьма скромную плату на жильё и пропитание у вдовы по имени Маргарет Эллан. Это была суровая по характеру женщина, и потому Патрик Гордон в своём «Дневнике» упомянул её имя только один раз. В приходской школе братья Гордоны проучились четыре года, часто бывая дома, в Охлухрисе.
По писаным законам и неписаной традиции, наследником имения мог быть только один — старший сын. Всем остальным в наследство давалось только доброе родительское напутствие. Для младших сыновей дворян мог быть только один путь — наёмного шотландского воина-ландскнехта, на котором он мог положиться только на себя самого да на такого же земляка-шотландца и обязательно правоверного католика.
Патрик Гордон понял это ещё на пороге юности, зная, что иного будущего в жизни у него просто не будет. Может быть, поэтому он так стремился схватить всё, что касалось военного дела. И с открытым ртом слушал рассказы старших о давних битвах в горах с англичанами, клановых кровавых распрях, опустошавших родовые замки, жизни шотландских ландскнехтов-гвардейцев при дворе французского короля...
Судьба по-своему распорядилась юными годами Патрика Гордона. Поистине большая беда для его семьи пришла в Охлухрис со словами отца, встревоженного известиями с далёкого юга:
— Противники веры взялись за оружие в Лондоне и Англии. Наш король, его величество Карл Первый, королевский род Стюартов в большой опасности...
В родном шерифстве Патрика Гордона начались столкновения между роялистами и ковенантерами — противниками новой церковной литургии, вводимой королём Чарлзом I по англиканскому образцу. Это стало прологом многолетней гражданской войны в Шотландии. Почти все Гордоны, включая вождя клана — маркиза Хантли, решительно и последовательно стояли за короля.
В Англии тоже вскоре началась революция и кровопролитная гражданская война. Её апогеем стало свержение монархии и публичная казнь короля Карла I. Теми событиями дышала вся горная Шотландия. Ополчение горцев пришло на помощь сторонникам королевской власти. Но сила буржуазного Лондона возобладала над войсками монархистов-католиков. «Железнобокая» кавалерия Оливера Кромвеля в битках не оставляла противникам никаких шансов на победу.
Клан Гордонов сражался за короля и заметно поредел в своей мужской половине. Их предводитель, сэр Джон Гордон оф Хэддо, был схвачен и казнён ковенантерами. Сыновьям владельца Охлухриса не довелось тогда повоевать за династию Стюартов по своему малолетству. А было их пятеро в семье, не считая сестры, — Джордж, Патрик, Джон, Джеймс и Александер.
После победы Английской революции семья Патрика Гордона, как и многие убеждённые католики и сторонники королевской власти, лишилась всего своего движимого и недвижимого имущества, прежних привилегий. Оливер Кромвель, став полновластным диктатором, ничего не прощал приверженцам казнённого Карла I. Он всячески изгонял их с Британских островов. Гордоны из епископата Круден в большом числе были вынуждены покинуть Шотландию. Начались скитания изгнанников на материке.
Отец Патрика оказался на грани разорения. Обременённый долгами, он уступил своей сестре и её мужу, Джеймсу Гордону оф Гринмайр, главную ферму Охлухриса с мельницей за две с половиной тысячи шотландских марок с правом выкупа. Сделка проходила в присутствии Патрика, и его имя впервые появилось в официальном документе.
Ярая приверженность Гордонов католицизму и династии Стюартов не позволяла юноше надеяться на военную карьеру у себя на родине. Его не приняли бы ни в один королевский полк или на военный корабль рядовым. Другой же науки, кроме владения оружием, к шестнадцати годам юный дворянин просто не познал.
Более того, по законам того времени он, как младший сын, не мог рассчитывать и на отцовское имение в случае его возврата изгнанникам. Гордон-старший, бравшийся за любую работу, чтобы прокормить домочадцев, не стал удерживать подле себя младшего сына, заботясь больше о старшем Джордже, законном наследнике.
Патрику Гордону пришлось самому выбирать себе жизненный путь, и он сумел его найти вдали от Шотландии. Он решил уехать в какую-нибудь иноземную страну, не заботясь, в какую именно, ибо не имел ни единого друга ни в одной чужой стране. О том Патрик сказал своему отцу:
— Отец! Я младший сын младшего брата из младшей ветви рода Гордонов. Поэтому у меня нет надежд на обеспеченное будущее на родине, в нашей Шотландии. Я хочу покинуть её, как это делают многие другие знакомые нам люди.
— Хорошо, сын мой. Ты прав — я не могу выделить тебе наследства, как твоему старшему брату. Таковы законы страны, в которой мы с тобой живём. Куда же хочешь направиться?
— Пока ещё я не выбрал той страны, в которой мог бы найти для себя хорошую службу. Поеду в Эбердин и сяду там на любой корабль, уходящий оттуда в Европу.
— Хорошо, сын мой. Я пошлю за матерью, чтоб она могла попрощаться с тобой...
3 июня 1651 года Патрик, после грустного расставания с родителями, братьями и сестрой, друзьями детства, отправился в Эбердин в сопровождении отца и дяди. Мать благословила сына, а отец с дядей снабдили уходящего из дома юношу добротной одеждой, деньгами и всем самым необходимым в дорогу.
Корабль, на котором юный Гордон покинул берега Шотландии, был торговым судном из города Данцига и имел на борту восемнадцать пушек. Командовал им Якоб Бартман, который тепло отнёсся к молодому человеку.
Патрик Гордон сошёл на берег континента у форта Мюнде, от которого пешком добрался до Данцига. Там ему повезло — на улице Святого Духа он встретил земляка-шотландца, который первые дни приютил его. После этого начались непродолжительные скитания по землям Северной Германии.
Так в семнадцать лет юный дворянин стал эмигрантом и оказался в немецких землях. Сначала он поступил в Браунсбергскую иезуитскую коллегию, где пробыл около двух лет. Но затворническая и обеспеченная жизнь в коллегии иезуитов оказалась ему не по душе, и он убежал оттуда, имея семь монет — рейхсталеров в кармане и мешок с книгами в руках. Немецкого языка он ещё совсем не знал, поскольку в иезуитской школе говорили только по-латыни.
Молодого шотландского дворянина-эмигранта влекла военная карьера в роли наёмника.
Когда Патрика Гордона много лет спустя спросят, что заставило его сбежать из коллегии иезуитов, он откровенно скажет:
— Я не мог вынести столь замкнутого и строгого образа жизни. К тому же отец мой не зря учил владеть палашом и стрелять из мушкета...
Однако устроиться на военную службу наёмником ему удалось далеко не сразу. Требовались и протекции, то есть знакомства, и к тому же в тот бранный век желающих зарабатывать себе на жизнь профессией ландскнехта оказалось немало. Сказывалось дворянское воспитание Патрика. Он скажет потом, почему его влекла эта профессия:
— Прислуживать или работать я всегда считал унижением, а просить подаяния — ещё того хуже.
В первое время ему пришлось пережить и уныние, и печаль. Он снова оказался в портовом городе Данциге с мыслью вернуться домой, в Шотландию. Но Патрику опять повезло — он вновь встретил доброжелательство со стороны случайных земляков-купцов. Они дали ему кров и помогли устроиться пассажиром на торговое судно, уходившее в Швец.
Прибыв в город Торн, он остановился в доме шотландца, своего однофамильца. Там Патрик познакомился с земляком Джоном Диком, и их встреча круто изменила его судьбу на всё оставшееся будущее:
— Знаешь, Патрик, я тоже хочу наняться на военную службу. У меня есть к тебе предложение.