— Какое, Джон?
— В Польше идёт война. Она тянется уже много лет. Я слышал, что у князя Яна Радзивилла есть рота телохранителей, почти вся из наших, шотландцев. Туда мы, без сомнения, смогли бы устроиться солдатами.
— Хорошо, Джон. Я принимаю твоё приглашение и готов вместе с тобой отправиться к полякам на службу. Лишь бы приняли...
В Польшу Патрик Гордон уходил с четырьмя талерами в кармане, которыми снабдил его один из земляков. Свой плащ он переделал в польский кафтан, оторочив его овчиной. В поисках князя Яна Радзивилла два друга добрались до Познани. Там опеку над Патриком взял ещё один земляк, Джеймс Линдсей, к которому он имел рекомендательное письмо.
— Гордон и Огилви! Это два великих клана — вы, должно быть, джентльмен!
— Да, я дворянин с гор Шотландии, умеющий владеть оружием и желающий стать солдатом польского короля...
Однако сразу на службу к монарху Речи Посполитой шотландский дворянин не попал. Сперва земляки устроили его в свиту знатного пана Опалинского, который собирался совершить дальнюю поездку — в германский город Гамбург. Познанские шотландцы помогли приодеться, снабдили деньгами на первое время.
Однако судьба сложилась так, что эмигрант оказался в рядах не польской армии, а в шведской, тоже королевской. Тому были обстоятельства. В Гамбурге Гордон расстался с паном Опалинским, который больше не нуждался в лишних телохранителях, отправляясь в голландский город Антверпен. Пришлось шотландскому дворянину искать новую «работу».
В Гамбурге в то время находилось немало шведских офицеров-вербовщиков. Проживая в недорогой гостинице, Патрик познакомился с одним королевским кавалеристом в звании корнета, который пытался нанять его на службу. Но они с трудом понимали друг друга, поскольку оба совсем плохо говорили по-немецки.
Вскоре судьба свела изгнанника ещё с одним кавалеристом уже в звании ротмистра, который тоже занимался вербовкой солдат. Он оказался братом королевского майора по фамилии Гардин и шотландцем. Поскольку Гардин и Гордон были созвучны, то ротмистр, смутно помнивший Шотландию, признал молодого человека за своего родственника. Разговор вёлся в гостиничном номере, в котором пировало несколько офицеров короля Швеции:
— Так ты, Патрик, собираешься вернуться обратно в Шотландию?
— Да, господин ротмистр.
— Но там же тебя поднимут на смех. Побывать за границей, и всего лишь для того, чтобы посмотреть на неё. Это не дело чести для шотландского дворянина.
— Но для того чтобы попасть на службу к королю, требуются протекции от знатных лиц. У меня же их нет.
— Верно. Но у тебя, молодой человек, есть другое. Они, будь ты храбр и верен долгу, всегда скажут за тебя слово Иди к нам.
— Хорошо, господин ротмистр. Я обещаю следовать за вами на войне. Я готов стать королевским кавалеристом...
Не откладывая дел в долгий ящик, ротмистр повёл Патрика в гостиничную конюшню. Там он показал ему трёх строевых коней и сказал, что теперь один из них его. И что молено выбирать любого.
На службе у короля Швеции Карла X
Королевская Воинская служба для молодого дворянина началась с... «трёхдневной лихорадки». Однако офицеры-вербовщики не оставили его в Гамбурге, а погрузили с вещами на повозку. Так они добрались до Рацебурга — резиденции германских герцогов Саксен-Лауэнбургских. Один из них — Франц Хартман — был полковником и командовал кавалерийским полком армии Швеции, в который и записался Патрик.
Так Гордон стал военным человеком в 1655 году, подобно другим младшим отпрыскам шотландских дворян. В немецком городе Гамбурге он завербовался рядовым кавалеристом в войско шведского короля Карла X, пополнив ряды конного полка Адольфа Иоганна Баварского. Первый поход, в котором довелось участвовать шотландцу, был в Померанию, на город Штеттин. Там в июле был назначен сбор наёмной королевской армии. И оттуда началось вторжение в Польшу для действий против короля Яна Казимира. В Стокгольме его обвиняли, среди прочего, что он перестал писать монарху Швеции по-латыни.
Перед выступлением против поляков шведский главнокомандующий фельдмаршал Виттенберг собрал командиров и приказал им дать следующие наставления своим наёмным солдатам. Суть их сводилась к тому, что поляки — прекрасные наездники и потому надо соблюдать строй, держаться плотно. И что в бою не следует обращать внимания на их крики и шум.
Поход получился удачным. Поляки особенно не усердствовали на бранном поприще, и шведский фельдмаршал больше получал приветствий от местной шляхты, чем выстрелов в ряды своих войск. Курфюрст Бранденбургский был союзником Стокгольма и потому прислал наёмникам безвозмездно сто бочек пива. Военная кампания закончилась перемирием. Польский подканцлер Радзиевский был готов идти на любые условия, лишь бы шведы не совершили опустошительный поход по польским землям.
В том походе начинающий кавалерист едва не попал под военно-полевой суд. Он вместе с ротмистрами, шотландцами Гардином и Данканом, лейтенантом-цыганом и двумя немцами — квартирмейстером и капралом — без разрешения отлучился из полка. Спасло шотландцев лишь заступничество полкового начальника за дворян. Остальные трое были преданы суду и бросали кости — повешен должен быть только один. Жребий выпал лейтенанту. Полк построили на берегу ручья, на противоположном рос дуб, который и стал виселицей.
Фельдмаршал был строг с королевской армией, которой уже несколько месяцев не платили жалованья. Вешали всех провинившихся без разбора: за угон лошадей у местных поляков, за кринку молока, отобранную рейтаром у поселянина. Виттенберг приказал повесить даже собственного врача-хирурга за убийство с целью ограбления викарного епископа Гнездинского. За первый год военной службы наёмник-рейтар Патрик Гордон насмотрелся на много казней в рядах шведской королевской армии.
После окончания перемирия боевые действия возобновились. Во время одной из конных схваток с поляками Гордон был ранен пулей в бок, но не опасно.
Шведская армия победно шла по польской земле. Крепостные города сдавались ей без боя на условиях, что фельдмаршал не будет вводить своих солдат в город. За это горожане обеспечивали победителей хлебом и пивом. Войска получали мясную порцию за счёт скота, реквизированного в поместьях той польской знати, которая воевала под знамёнами короля Яна Казимира.
Служба наёмного ландскнехта мёдом не казалась. Гордону постоянно приходилось бывать то в составе дозорных разъездов, то стоять в карауле по нескольку дней подряд. Приходилось каждый день заготовлять по очереди дрова, доставлять воду, устраивать жильё, стряпать. Будущий генерал русской армии писал в «Дневнике» о себе, рядовом рейтаре:
«Мои беды весьма усугублялись тем, что я пребывал среди чужаков и не знал языка людей, с коими приходилось общаться. В товариществе с другими рейтарами (простыми мужланами, привычными к молотьбе) был обязан промышлять... причём быстро и безропотно. Во всём этом я старался превзойти сослуживцев, но те выглядели недовольными, и мне всегда доставались лишние наряды или поручения. Хуже того, поскольку я был застенчив, не возмущался при всякой обиде — чтобы меня не слышали и не считали строптивым, — это вызывало заносчивое и презрительное отношение товарищей, кои крайне досаждали мне насмешками и издёвками над моим поведением и языком. В таких случаях я не знал, как быть».
Постоянно уязвляемый рейтар-шотландец испросил сонета у своего земляка лейтенанта-волонтёра Уильяма Лодера. Тот служил в германском полку шведской армии. Патрик откровенно признался ему:
— У меня в роте большинство рейтар немцы. Я уже с трудом сдерживаюсь, чтобы не ответить на их насмешки и оскорбления.
— А ты и не спускай им ни одной обиды.
— Но как себя вести в таком случае?
— Очень просто. При малейшем поводе спрашивай обидчика — к кому относится его насмешка: ко мне или кому-то другому. Если он отрицает, то больше не спрашивай.
— А если он подтверждает или начинает уклоняться от прямого ответа?
— Тогда затевай свару и дерись на поединке. Не важно, кто победит. Тогда твои немцы увидят, что ты не намерен больше сносить их оскорбления...
Такой совет земляка действительно помог рядовому Гордону утвердиться в коллективе таких же, как он, королевских наёмников. За время стоянки в местечке Коло шотландец за три недели дрался на шести дуэлях. Поединки были на палашах. И хотя он выиграл всего две дуэли, в роте поняли, что этот дворянин из Британии наделён большим мужеством, хотя ему по молодости недостаёт ещё силы и умения владеть оружием.
Все поединки проходили подальше от глаз начальства и при секундантах. По обычаю, противники бились только до первой крови, поэтому дело до тяжёлых ранений или смерти почти никогда не доходило. Начальники наёмников на такие дуэли смотрели сквозь пальцы, поскольку офицеры устраивали схожие поединки между собой.
Пришлось Патрику попробовать и офицерской трости, неизменного спутника военачальника той эпохи. Во время ночного марша королевской конницы эскадронам приказали остановиться. Измотанные люди спали, сидя на конях. Какой-то шутник выгнал лошадь Гордона из общего строя, и спящий всадник этого даже не почувствовал. Лошадь остановилась возле командира соседнего эскадрона графа Кенигсмарка. Тот пробудился и, заметив справа от себя седока, спросил:
— Кто идёт?
Сонный рейтар Гордон, даже не заметивший, что он покинул ряды своего эскадрона, решил, что его дразнят, и потому ответил в темноте соседу резко и грубо:
— Помолчи, собака!..
Такого граф Кенигсмарк стерпеть, разумеется, не смог и наградил рейтара несколькими сильными ударами трости. Гордоновский конь отнёс седока подальше, но тот всё же успел заметить в темноте, что его обидчиком является королевский полковник, а не рядовой солдат.
В другом случае Патрик попробовал офицерской шпаги, но удары наносились плашмя. В одном из польских местечек местный ксёндз выкатил голодным рейтарам б