оде в дом, погоняя быков. Кроме того, они делают четырехугольные ящики из расколотых маленьких прутьев, величиной с большой сундук, а после того, с одного краю до другого, устраивают навес из подобных прутьев и на переднем краю делают небольшой вход; после этого покрывают этот ящик, или домик, черным войлоком, пропитанным салом или овечьим молоком, чтобы нельзя было проникнуть дождю, и такой ящик равным образом украшают они пестроткаными или пуховыми материями. В такие сундуки они кладут всю свою утварь и сокровища, а потом крепко привязывают их к высоким повозкам, которые тянут верблюды, чтобы можно было таким образом перевозить эти ящики и через реки. Такие сундуки никогда не снимаются с повозок. Когда они снимают свои дома для остановки, они всегда поворачивают ворота к югу и последовательно размещают повозки с сундуками с той и другой стороны вблизи дома, на расстоянии половины полета камня, так что дом стоит между двумя рядами повозок, как бы между двумя стенами».
«Они живут в куполообразных хижинах [20]. У них не строятся города со стенами и каменные здания. Они кочуют с места на место в зависимости от наличия воды и травы для скота без постоянных маршрутов», – рассказали нам китайские послы Пэн Дая и Сюй Тин.
Китайцы довольно поэтично описали движение по степи клана кочевников: «При перекочевках повозки передвигаются по пять в одном ряду. При сборах для перекочевок они, как вереницы муравьев, как нити при плетении веревки, тянутся к одному месту справа и слева на протяжении пятнадцати ли. Когда колонна из съехавшихся повозок выпрямляется и половина их достигает воды, то колонна останавливается. Это называется “установкой лагеря”».
Марко Поло также описывал быт монголов: «Зимою татары живут в равнинах, в теплых местах, где есть трава, пастбища для скота, а летом – в местах прохладных, в горах да равнинах, где вода, рощи и есть пастбища. Дома у них деревянные, и покрывают они их веревками; они круглы; всюду с собою их переносят; переносить их легко, перевязаны они прутьями хорошо и крепко, а когда дома расставляют и устанавливают, вход завсегда приходится на юг.
Телеги у них покрыты черным войлоком, да так хорошо, что, хоть бы целый день шел дождь, вода ничего не подмочит в телеге; впрягают в них волов и верблюдов и перевозят жен и детей».
Сходное описание жилища монголов оставил и Джованни де Плано Карпини. Дома монголов он описывал так: «Ставки у них круглые, изготовленные наподобие палатки и сделанные из прутьев и тонких палок. Наверху же в середине ставки имеется круглое окно, откуда попадает свет [21], а также для выхода дыма, потому что в середине у них всегда разведен огонь. Стены же и крыши покрыты войлоком, двери сделаны также из войлока. Некоторые ставки велики, а некоторые небольшие, сообразно достоинству и скудости людей. Некоторые быстро разбираются и чинятся и переносятся на вьючных животных, другие не могут разбираться, но перевозятся на повозках. Для меньших при перевезении на повозке достаточно одного быка, для больших – три, четыре или даже больше, сообразно с величиной повозки, и, куда бы они ни шли, на войну ли или в другое место, они всегда перевозят их с собой».
Питание монголов
Чрезвычайную бедность рядовых кочевников отмечали все путешественники. Пищевые традиции монголов заставляют предполагать, что небогатый кочевник, арат, постоянно находился на грани голодной смерти и был готов употребить в пищу все мало-мальски съедобное.
Марко Поло сообщает: «Едят они мясо, молоко и дичь; едят они фараоновых крыс [22]: много их по равнине и повсюду. Едят они лошадиное мясо и собачье и пьют кобылье молоко. Всякое мясо они едят». Чрезвычайно не любивший монголов аль-Асир с отвращением пишет: «У них не было запретной пищи, и они ели всех верховых животных, собак, свиней и прочее».
Ему вторит папский легат Джованни де Плано Карпини: «Их пищу составляет все, что можно разжевать, именно они едят собак, волков, лисиц и лошадей, а в случае нужды вкушают и человеческое мясо. …Они едят также очищения, выходящие из кобыл вместе с жеребятами. Мало того, мы видели даже, как они ели вшей, именно они говорили: «Неужели я не должен есть их, если они едят мясо моего сына и пьют его кровь?» Мы видели также, как они ели мышей. Скатертей и салфеток у них нет. Хлеба у них нет, равно как зелени и овощей и ничего другого, кроме мяса; да и его они едят так мало, что другие народы с трудом могут жить на это».
С ним соглашается Гильом де Рубрук: «Об их пище и съестных припасах знайте, что они едят без разбора всякую свою падаль, а среди столь большого количества скота и стад, вполне понятно, умирает много животных». То, что кочевники могли есть даже падаль – не выдумка, об этом есть упоминания и в «Сокровенном сказании».
Гильом де Рубрук указывает, что мясо павшей скотины не выбрасывали, а провяливали для употребления в пищу: «…если …доведется умереть у них быку и лошади, они сушат мясо, разрезывая его на тонкие куски и вешая на солнце и на ветер, и эти куски тотчас сохнут без соли и не распространяя никакой вони», – добавляет он.
Монах довольно много говорит именно о жизни простых, бедных монголов: «Рабы наполняют свой желудок даже грязной водой и этим довольствуются [23]. Ловят они также и мышей, многие породы которых находятся там в изобилии. Мышей с длинными хвостами они не едят, а отдают своим птицам. Они истребляют соней и всякую породу мышей с коротким хвостом. Там водится также много сурков, именуемых там согур; они собираются зимою в одну яму зараз в числе 20 или 30 и спят шесть месяцев; их ловят Татары в большом количестве. Водятся там также кролики с длинным хвостом, как у кошки, и с черными и белыми волосами на конце хвоста. У них есть также много других маленьких зверьков, пригодных для еды, которых они сами очень хорошо различают».
Гильом де Рубрук, посетивший Степь уже после походов Чингисхана, когда монголы стали жить богаче и культурнее, писал, что, боясь потерять даже малую толику съедобного, кочевники мыли посуду, используя варящуюся похлебку: «Никогда также не моют они блюд; мало того, сварив мясо, они моют чашку, куда должны положить его, кипящей похлебкой из котла, а после обратно выливают в котел».
Ему вторит де Плано Карпини: «Посуды они не моют, а если иногда и моют мясной похлебкой, то снова с мясом выливают в горшок. Также если они очищают горшки или ложки, или другие сосуды, для этого назначенные, то моют точно так же. У них считается великим грехом, если каким-нибудь образом дано будет погибнуть чему-нибудь из питья или пищи, отсюда они не позволяют бросать собакам кости, если из них прежде не высосать мозжечок».
Мясное изобилие
Конечно, жизнь монгольского нойона, главы племени, была куда более сытной. Особенно если у племени было много скота. Де Плано Карпини отмечал, что монголы «очень богаты скотом: верблюдами, быками, овцами, козами и лошадьми. Вьючного скота у них такое огромное количество, какого, по нашему мнению, нет и в целом мире; свиней и иных животных нет вовсе».
Схож рассказ и автора «Мэн-да бэй-лу»: «У татар земли изобилуют водой и травой и благоприятны для овец и лошадей. Это является их средством к существованию. Для утоления голода и жажды они пьют только кобылье молоко. Обычно молока от одной кобылы достаточно для насыщения трех человек. Дома или вне дома татары пьют лишь кобылье молоко или режут овцу на продовольствие. Поэтому в их стране у кого есть одна лошадь, непременно есть шесть-семь овец. Следовательно, если у человека сто лошадей, то у него непременно должно быть стадо из шестисот-семисот голов овец. Когда при выездах в карательный поход в Срединное государство [24] татары съедают в пути всех овец, то они стреляют зайцев, оленей и диких кабанов для пропитания».
Молочные продукты
Мясо все же не было ежедневной пищей монголов. Забив скотину, кочевник терял животное, он лишался возможности использовать его в дальнейшем, а вот пока корова или лошадь доились – то могли давать пропитание ежедневно.
О любимом напитке монголов – кобыльем молоке и приготовляемом из него кумысе – де Плано Карпини писал так: «Кобылье молоко, если оно у них есть, они пьют в огромном количестве, пьют также овечье, коровье и верблюжье молоко. Вина, пива и меду у них нет, если этого им не пришлют и не подарят другие народы. Зимою у них нет даже и кобыльего молока, если они небогаты. …Летом же, имея тогда достаточно кобыльего молока, они редко едят мясо, если им случайно не подарят его, или они не поймают на охоте какого-нибудь зверя или птицу».
Гильом де Рубрук очень подробно описывает процесс приготовления кумыса: «Самый кумыс, то есть кобылье молоко, приготовляется следующим образом. На двух кольях, вбитых в землю, они натягивают длинную веревку; к этой веревке они привязывают около третьего часа дня детенышей кобылиц, которых хотят доить. Тогда матки стоят возле своих детенышей и дают доить себя спокойно. А если какая-нибудь из них очень несдержанна, то человек берет детеныша и подносит к ней, давая немного пососать; затем он оттаскивает его, и на смену является доильщик молока.
Итак, накопив большое количество молока, которое, пока свежее, так же сладко, как коровье, они наливают его в большой бурдюк… и начинают бить по нему приспособленной для этого деревяшкой; величина ее внизу с человеческую голову, а внутри она просверлена. Как только они начинают сбивать, молоко начинает кипеть, как новое вино, и окисать или бродить, и они его сбивают до тех пор, пока не извлекут масла. Тогда они пробуют молоко и, если оно надлежаще остро, пьют. Ибо оно при питье щиплет язык так же, как вино с прибавкой свежего винограда, а когда человек перестает пить, оно оставляет на языке вкус миндального молока и доставляет много приятности внутренностям человека, слабые же головы даже опьяняет; также вызывает оно много мочи».