Числа и знаки. Трилогия — страница 96 из 107

– А если и нет, что с того? Главное, что стих недурен, - усмехнулся престарелый председатель Великой Комиссии, и все согласились с ним, ибо и в самом деле было так.


Я не принуждаю вас давать присягу, ибо вы, веря, что клясться запрещено, свалите грех на меня, который принудил бы вас к нему, но если вы желаете присягнуть, то я приму вашу присягу.

Бернар Ги «Practica»


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ,
в которой все собираются воедино и очень кстати приходятся изловленные Мальтусом Фольконом карлики

Памятуя, что старичок Базилиус Кнерц остановился в гостинице «Белая курица», Бофранк решил отправиться прямо туда, не тратя времени на посещение своего дома, где взять ему все равно было нечего.

В гостинице не составило труда отыскать комнату, кою занял Кнерц, и первой, кого увидал Бофранк, войдя туда, была Гаусберта.

– А вот и вы! - воскликнула девушка с легкою укоризною в голосе, словно она всю ночь дожидалась Бофранка, вышедшего ненадолго по малозначащим делам и сильно запоздавшего с возвращением.

– Как я рад видеть вас! - вскричал субкомиссар, с трудом удерживая радость, переполнявшую его сердце. Он был счастлив не только потому, что приезд Гаусберты означал еще одно раскованное звено в цепочке тайн; куда сильнее был счастлив Бофранк просто видеть прекрасный лик, не раз являвшийся ему во сне, и слышать незабвенный милый голос. Кстати припомнились ему и строки:

Взор ее трепетный - мой властелин;

На королевском пиру

Возле нее, как велит господин,

Я на подушке сижу.

Зубы - подобие маленьких льдин -

Блещут в смеющемся рту,

Стан виден гибкий сквозь ткань пелерин,

Кои всегда ей к лицу,

Кожа ланит и свежа, и румяна -

Дух мой таится в плену…

– А уж мы как рады, - проскрипел из своего кресла Бальдунг, и только тут Бофранк обнаружил, что все его воинство собралось в комнате и, кажется, держит совет. Но еще более поразил субкомиссара человек, стоявший у окна с видом загадочным и изо всех сил сдерживавший - сие явственно видно было по напряженному лицу его - сильные и глубокие чувства.

– Мальтус Фолькон! - воскликнул Бофранк, - Вот кого не чаял я увидеть!

– Однако ж я тут, хире субкомиссар, - со скромною улыбкою произнес юноша. - Посмею вас удивить еще более: жив и окаянный Оггле Свонк, которого я привез с собою, - он, верно, спит сейчас по своей привычке в комнате прислуги, если только не играет в карты или камешки.

– Но куда вы подевались в тот вечер? - спросил молодой Патс. - Мы где вас только не разыскивали…

– Не будем об этом, - отказался отвечать Бофранк. - Я полагаю, что и чудную историю вашего спасения, хире Фолькон, мы также выслушаем позже, как бы ни хотелось мне ее услышать. Я имею сообщить вам важное известие: мы не одни в своих тщаниях, и не знаю, к добру сие или же к худу.

Сказав так, Бофранк поведал друзьям о том, как попал он к добрым адорнитам, о Конфиденции Клириков и исходящем от нее предложении пленить Баффельта, скрытно проникнув в монастырь фелицианок.

Слова эти вызвали немалое замешательство, лишь Бальдунг, по своему обыкновению, проворчал:

– Не хватало нам только святош.

– Вздор! - сказал Рос Патс в волнении. - Покамест мы будем возиться с грейсфрате Баффельтом, Люциус исчезнет бог весть куда.

– Он и без того бог весть где, а предложение, что сделали нам отцы клирики, из тех, от которых невозможно отказаться, - возразила Гаусберта. - Оставим Люциуса; я хочу прежде сказать, для чего собрала всех вас.

Только тут Бофранк понял, что и в самом деле именно Гаусберта собрала всех воедино, и в который раз поразился мудрости сей молодой особы.

– Хире Кнерц - человек честный, мудрый и преуспевший в науке, именуемой алхимией, - начала Гаусберта, не обратив внимания на гнусное хихиканье, что издал после этих слов нюклиет Бальдунг. - Постиг он многое, и в том числе ведома ему Третья Книга; знания хире Кнерца будут нам солидной помощью.

Услыхав сие, старичок приосанился и поправил свою и без того аккуратно уложенную бороду.

– Бальдунга знаю я с детства и еще девочкой бегала в его лесную хижину, где он учил меня ловле птичек и самым простым заговорам. Знание его иное, нежели у хире Кнерца, но оно от земли и света, от воздуха и воды, от цветов и деревьев, тварей летучих и ползучих, и сила его не менее полезна нам.

– От птичек, это надо же! - прошептал с улыбкою Кнерц так, чтобы нюклиет непременно услыхал его.

– Хире Бофранк, может быть, и не сведущ в магии, алхимии, ведовстве и прочих вещах, что доступны немногим, но волею судьбы именно он оказался в самой середине тайного круга. Было сие предопределено или же нет, однако ж сейчас хире Бофранк с нами и иного пути у него нет. Обо мне вы знаете; все, что получила я от отца и от мудрейшего Фарне Фога, употреблено будет во благо нашего союза. Стало быть, нас четверо; число сие непростое и, как я совсем скоро объясню вам, имеет совершенно особый смысл. Но прежде я хочу спросить хире Фолькона: нужно ли вам принимать с нами все опасности и горести, ибо вы, как я понимаю, человек здесь случайный и никаких обязательств перед нами не имеете?

– Как вы могли подумать такое, хириэль Гаусберта?! - воскликнул юноша, покраснев в благородном возмущении. - Какое бы там ни было число, я готов разделять все беды и напасти вместе с вами, с хире Бофранком и остальными достойными людьми, что находятся в этой комнате.

– Будет вам, будет, Мальтус, - сказал с непривычной для себя мягкостью Бофранк. - Верно, хириэль Гаусберта сказала это лишь для порядку, никакого сомнения в вас не испытывая.

– Да, это в самом деле так, - согласилась девушка, - и я полагаю, что вы, хире Фолькон, окажете нам помощь неоценимую. Однако ж скажите, что у вас вон там, в этих коробах или клетках, что вы столь неумело прикрыли от посторонних глаз одеждою?

– Сие суть каменные карлики, - приосанился юноша, - изловленные мною в Люддерзи, городе, на который дрянные уродцы отчего-то напали, выйдя в превеликом множестве из-под земли.

– Карлики? - оживился Бальдунг. - Уж сколько лет я не видывал ни одного! Стало быть, они еще выбираются на свет? Верно, их подтолкнули к тому проделки Люциуса и сгустившаяся многодневная тьма, говорят же, что, коли одна нечисть полезла из дыры, жди и вторую, а за ней и третью… Осторожно, мудрая хириэль, они могут укусить!

Гаусберта успела с чрезвычайным проворством отдернуть руку, и карлик лишь щелкнул зубами, не в силах просунуть свое гадкое личико меж прутьями.

– Вот уж находка так находка! - радостно воскликнула Гаусберта. - Вы и представить себе не могли, хире Фолькон, сколь полезен окажется ваш груз!

– Я полагал, что сии отвратные недомерки едино и годны, что для ученых мужей - пускай описывают их повадки и ужимки, как делают это с заморскими обезьянами и разными склизкими чудами, - заметил Фолькон в растерянности. - На что же они нам?

– Как известно, карлики эти из мира, чуждого нашему, - пояснила девушка, дразня карлика подобранной с полу палочкой. - Верно, вы понимаете, что и Люциус - существо давно уже не нашего мира. Соответственно и убить или поранить его нельзя оружием, что изготовлено в нашем мире, ибо оно для него почитай что не существует.

– Что же пользы от карликов? - все еще ничего не понимая, спросил юноша.

– Гофрид Мельник писал в книге, именуемой «Удаление греха», что достаточно окунуть меч в святую воду, чтобы и сам меч стал святой - и сталь его, и эфес. Окунем же и мы мечи в нечто, принадлежащее миру, чуждому нам, но своему для прахоподобного Люциуса. Для сего, ежели верить книгам, надобно истолочь карликов живыми в ступе и сей субстанцией смазать оружие - мечи и стрелы, кинжалы и пули, - дабы стали они разящими.

– Как сие жестоко! - пробормотал Мальтус Фолькон, но Гаусберта уже отправилась искать ступу и пест.

Хозяин предоставил ей просимое, даже не спрашивая зачем; и ступа, и пест оказались весьма старыми, в незапамятные времена выточенными из розового камня, - размером пест был с человеческую руку и премного весил, а ступа - достаточно глубока и просторна.

Карлики, кажется, почувствовали беду и забились в углы клеток, а физиономии их не выражали ничего, кроме беспросветной злобы. Осторожно, дабы карлики не задали стрекача, Гаусберта вытряхнула их через открытые дверцы в ступу и поспешила прибить пестом. Некоторое время в комнате раздавался лишь хруст костей и чмокание соков, разминаемых тяжким пестом, отчего юный Фолькон, не удержав рвотных позывов, выбежал в коридор. Гаусберта прилежно перетирала останки карликов, добавляя в ступу некую жидкость из небольшого флакона до тех пор, пока все вместе не превратилось в омерзительную с виду однородную кашицу.

– Теперь субстанция должна настояться, - пояснила Гаусберта, отставляя окровавленный пест в сторону.

Возможно, совершенное девушкой действо и в самом деле кто-то назвал бы прежестоким, но Бофранк с некоторых пор не тратил времени на рассуждения по поводу жестокости, справедливости и прочих категорий, кои весьма расплывчаты и трактуются совсем по-разному в разных же случаях применения.

– Мы же встретимся с верным человеком грейсфрате Шмица, как сказал хире Бофранк, - продолжала Гаусберта, - и в самом деле попробуем поговорить с Баффельтом со всей пристрастностью, на которую способны. И еще: хире Бофранк, полагаю, вы уже поняли, что тот подлый удар нанес вам брат ваш Тристан. Все указывает на то, что он служит тем силам, коим мы противостоим; впредь старайтесь быть осторожнее и остерегайтесь брата.

– Правду ли вы говорите, хириэль Гаусберта? - спросил Бофранк в сомнении. - Я не видел, кто ударил меня.

– Может, я и не права, но предпочла бы знать, где сейчас пребывает ваш брат, - сказала Гаусберта. - Ибо лучшие друзья и близкие родственники порою оказываются на поверку первейшими нашими врагами.