— В том, что произошло, — она опять кивнула на письма, — нет твоей вины. Нет ничьей вины. Так уж сложились обстоятельства. Садись. — Мама похлопала ладонью по сиденью стула рядом с собой. — Поговорить все равно придется.
Я сел, а она стала перебирать конверты и долго молчала, не зная, наверное, с чего начать. Я тоже молчал, хмуро, упрямо молчал.
— Видишь ли, — заговорила наконец мама, — когда я начала получать от него письма, все воспринималось как таинственное приключение, только и всего. Разве могла я представить, во что все это может в дальнейшем вылиться? Таинственный незнакомец пишет на незнакомом мне языке…
— На незнакомом языке? Ты не знаешь итальянского? — поразился я. — Но как же…
— Тогда не знала. Я изучила итальянский спустя несколько лет, и то… — Она отчего-то смутилась. — Совсем по другому случаю. Мне итальянский понадобился для работы. А тогда… Все эти письма мне переводил один человек, мой знакомый, мой близкий друг. Мы вместе работали над одной темой…
— Твой близкий друг? Что-то я никогда ничего не слышал ни об одном твоем друге. Неужели и он?..
— Нет, нет, он действительно просто друг. Никаких романтических отношений между нами никогда не было. Так вот он мне эти письма переводил.
— Но как ты могла доверить такие письма постороннему?
— Ну, сначала я вообще не знала, о чем они, а потом… Знаешь, мне льстило, что кто-то так меня любит, пусть он и никогда меня не видел и не увидит, мне было очень важно знать, что я кому-то нужна до такой степени…
— Ты мне была нужна, ты папе была нужна! — возмутился я.
— Это совсем другое. Совсем! Даже то, как Дамианос узнал обо мне, напоминало таинственную, красивую сказку. Вычислить числовое значение женщины его судьбы — есть от чего сойти с ума и… И немного возгордиться. И мне было не стыдно перед Эдиком, ну, моим другом, который об этом тоже узнал. Я гордилась и чувствовала себя счастливой. Счастливой и избранной, что ли. Но потом… С пятого письма все изменилось, оказалось, что дело не только, а главное не столько во мне, сколько в тебе. Я — только жена, его по-настоящему единственная женщина, данная судьбой, и все, на этом моя роль заканчивается.
— Разве этого мало? — ревниво скривился я.
— Ему мало. Для Дамианоса главное в жизни — его работа, то дело, которому он всего себя посвятил, то дело, которое он не смог закончить когда-то.
— Но ведь Пифагор нашел Число гармонии…
— Да, он вычислил Число, но, как только это произошло, понял, что гармония мира приведет к полному концу. И кончил жизнь самоубийством, чтобы предотвратить гибель человечества.
— Значит, вот за что я расплачиваюсь, — пробормотал я. — Я спас Пифагора и тем самым способствовал его самоубийству.
— Ты не виноват.
— В человеческом смысле не виноват, но в историческом — вина моя очень велика.
— Человек, — продолжала мама, не желая развивать тему моей вины, — состоит из трех составляющих: зло, добро и частица Вечности. Зло и добро — это чисто человеческая сущность, которая составляет две трети. Гармония — суть Вечность. Но если преодолеть эти две трети, человеческое в человеке, то и человека не будет. Гармония — это единый чистый разум, абсолютно другая сущность мира.
— Гармония — это бодрствование разума. Потому что мир, вся жизнь на Земле с ее историей, — вдохновенно подхватил я, — это не что иное, как сон. Сон вселенского разума, сон этой самой Вечности. Бедный Александр Иванович думал, что он — только сон Пифагора. Но ведь и Пифагор — только сон. Мы все — лишь сновидения Вселенского Разума, добрые и злые. Вселенский разум спит, разбудить его может Число гармонии. Пифагор был тем человеком, который мог вычислить это Число. Но нужен еще посредник, своего рода медиум. Этот медиум должен узнать Число, только тогда оно «прозвучит» и разбудит Разум. Винченцо! Вот в чем состоит его роль. Я все не мог понять! Он медиум. Потому-то Винченцо всегда стремился завладеть Числом. Он охраняет вход в реальности, чтобы не пропустить того, кто наконец его узнает. А я…
— Дамианос считал, — перебила меня мама, — что твоя роль состоит в том, чтобы опять спасти Пифагора. Дамианос — новое воплощение Пифагора — думал, что ему удастся преодолеть его противоречие между стремлением к гармонии и жалости к человечеству, но боялся, что в критический момент сорвется, не выдержит. И тогда именно ты опять его спасешь.
— Нет, я не должен был его спасать. Ведь в том-то и состояла моя прошлая ошибка. Если бы Пифагор погиб в Кротоне, не вычислил Число, возможно, на этом все бы закончилось. Сновидение Разума вышло из-под контроля. Пифагор, совершивший самоубийство, искусил Разум. Его душа, не нашедшая покоя, должна была снова возродиться и пройти свой путь. И мы все, кто был причастен к жизни Пифагора, тоже должны были заново пройти свой путь.
— Возможно, — рассеянно проговорила мама и с необыкновенной нежностью провела рукой по стопке писем. — Дамианос не знал тогда ничего об Александре Ивановиче, не мог предположить, что раздвоенный противоречиями дух Пифагора воплотится в двух разных личностях. Однажды ему в руки попался один старинный документ, который был сделан с папируса, найденного два века назад при археологических раскопках. Этот документ представлял собой нечто вроде дневниковых записей человека, живущего в Метапонте в конце пятого века до нашей эры. Он описывал свою встречу с Пифагором во время пожара в Кротоне, их беседы, самоубийство Пифагора и… В общем, то, о чем там написано, тебе должно быть известно лучше, чем мне.
— Ну да, — испуганно сказал я и отвернулся от мамы — говорить о своем дневнике мне не хотелось.
— Этот документ попал в руки Дамианосу совершенно случайно, но он в этой случайности увидел некое указание свыше. Дамианос вычислил число своей жизни — и оно совпало с числом Пифагора. Вот тогда-то он понял, что является новым воплощением великого человека, что должен пройти заново его путь, найти Число гармонии, довести его дело до конца. Свою жизнь он построил в соответствии с Пифагоровой. Так он нашел меня, свою истинную жену, поселился в Кротоне и стал писать письма.
— В Кротоне? — я невесело усмехнулся. — А почему не в Метапонте?
— От того Метапонта ничего не осталось. Современный городок Метапонто, который неподалеку, ничего общего с тем древним городом не имеет. Но дело не в этом. Метапонт не принес Пифагору счастья, Дамианос не хотел жить там, где Пифагор разочаровался в главной цели своей жизни, где произошло его самоубийство.
— Надеялся, что его такая участь не постигнет? Он и в этом ошибся.
— Ошибся, — согласилась мама и снова нежно провела рукой по стопке писем. — Он пришел к тому же, к чему в свое время пришел Пифагор — гармония означает конец человечеству. И не смог преодолеть искушения.
— И стал не только самоубийцей, но и убийцей. Но как он узнал об Александре Ивановиче?
— Курсы! — Мама горестно вздохнула и посмотрела на меня виновато. — Мы разбудили некие силы, сами того не зная. Это была чистая случайность. Ни я, ни Эдик, мы и предположить не могли, что все так невероятно совпадет и во что выльется. Это был просто эксперимент. Языковые курсы как нельзя лучше подходили для испытаний. Наши подопытные не должны были знать, что являются таковыми. А лингафонная аппаратура давала возможность проводить гипнотические сеансы не напрямую с испытуемым. Даже руководитель, Александр Иванович, ни о чем не догадывался. Это была идея Эдика, использовать курсы. Но и на эту идею он набрел случайно. Просто увидел объявление на двери подъезда: итальянский за три месяца… Ну, что-то в этом роде. И подумал, что это как раз то что нужно. Курсы, как оказалось, проходили в том институте, где он читал лекции, так что это еще больше упрощало задачу. Опять-таки чистая случайность. Да и все остальное — лишь случайность. То, что на эти курсы запишешься ты, я и предположить не могла. То, кем окажется Александр Иванович, — тоже. Возможно, из-за этого все и пошло не так.
— Нет, мы все там собрались неслучайно, — убежденно проговорил я, а маме показалось, что обиженно, и она начала защищаться.
— Я действительно не знала, что ты тоже в группе, честное слово! Видишь ли, вы все в протоколе значились не под именами, а под номерами. Когда я поняла… было уже поздно.
— Да ведь я не о себе, — попытался я ее успокоить, — а совсем о другом. — Но она все равно продолжала оправдываться:
— Знаю, как трудно тебе пришлось, эти твои пророческие романы, они тебя просто измучили… И все, что с тобой стало происходить, было совершенно тебе непонятно. Я должна была по крайней мере рассказать раньше. Но… я боялась, никак не могла решиться.
— Да ладно, оставь, — я ей улыбнулся как можно беззаботней, — не могу сказать, чтобы мое «пророчество» так уж меня тяготило. — Но, видя, что и это ее не успокоило, а оправданиям не будет конца, быстро перевел разговор в другое русло. — А в чем, собственно, состоял эксперимент?
— Возможна ли гармония мира на Земле, — нараспев проговорила мама и засмеялась. — Да, да. Все та же гармония мира. Когда начали приходить письма Дамианоса, я писала диссертацию. Тема называлась очень сложно, поэтому название приводить не буду, но суть моей работы сводилась к следующему: возможно ли направить судьбу отдельно взятой личности и группы людей по идеальной колее. Мне казалось, что если каждый человек будет счастливым, если жизнь его сложится идеальным образом, то и человечество в целом будет счастливо, наступит тот самый рай на Земле, всеобщая гармония.
— Еще одно совпадение?
— Да. Только я шла совсем другим путем. И тогда у меня было слишком мало практики. Мои эксперименты ограничивались только пациентами, которые приходили ко мне на прием. Я изучала характер личности по рождению, условия, в которых мой пациент живет, влияние этих условий на его задатки. Кстати, все это мне помогало определить глубинную причину болезни. А если понятно, отчего происходит болезнь, можно найти способ ее вылечить. Вот, например, был у меня один больной с депрессивным синдромом, который возник у него, казалось бы, без всяких причин. С помощью специальной компьютерной программы — в этом мне помогал Эдуард — я, загрузив его данные, смогла узнать, какова его личность была изначально. Выяснилось, что по рождению этот человек был личностью агрессивной, неуравновешенной, но очень физически сильной. К тому моменту, когда я с ним познакомилась, он был полной противоположностью себе изначальному. На его характер повлияла мать, талантливый педагог, в чистом виде сангвиник. В результате этот человек выиграл в личностных качествах, но проиграл в карьере. Он мог бы стать выдающимся боксером, а работал обыкновенным тренером в детской спортивной секции. Неудовлетворенность собой постоянно подтачивала его психику и привела к болезни.