— Прорвались через первый рубеж, командир!
— Сколько?
— Десятка полтора, не меньше! Не шушера! Матерое зверье!
— Наши потери?
— Здесь нет. А с верхнего и нижнего постов докладов не поступало. Наверно, захватили!
— Хрен им! — отрезал Марченко и склонился над пультом контроля. Его экран полыхал от разрывов. На южном, самом уязвимом рубеже, судя по вспышкам, сосредоточилось не меньше восьми боевиков. Им удалось пробиться на бросок гранаты. Оценив ситуацию, Марченко распорядился:
— Ребята, слушай меня! Олег! Муравьев! Костин! — затем наклонился к переговорному устройству и позвал: — Мазуров?! Коля? Ты слышишь меня?
— Так точно, товарищ капитан! — просипело в динамике.
— Всем сосредоточить огонь на втором секторе! — приказал Марченко и, заняв позицию у амбразуры, открыл стрельбу.
Плотный огонь миротворцев вызвал в рядах боевиков замешательство. Стрельба и вопли: «Аллах акбар!» «Сдавайтесь!» — прекратились. В наступившей тишине зазвучали гортанные команды и раздался грохот камней — боевики затеяли перегруппировку сил.
Воспользовавшись паузой, Марченко связался с оперативным дежурным штаба миротворческих сил в Сухуме. В трубке звучало слабое потрескивание — канал проводной связи не был поврежден. «Не все потеряно», — подумал он и нажал кнопку вызова. Дежурный не отвечал. Марченко не сдержался — выругался и яростно вдавил кнопку в панель. В трубке что-то хрястнуло, и затем раздался недовольный голос:
— Ну, что там у тебя, Марченко?
— Товарищ майор, нападение на пост! Вы слышите, нападение! Держим круговую оборону! — выпалил он.
— Что-о? — дежурный осекся, но быстро оправился и потребовал: — Повтори!
— Нападение на пост! Держим круговую оборону!
— Понял! Когда напали? Кто? Какими силами?
Марченко бросил взгляд на Петрова — тот показал пятерню — и ответил:
— Около пяти! Шайтаны! Орут: «Аллах акбар!» Человек 15–20.
— Твои потери?
— На центральном посту нет! На верхнем и нижнем, неясно. Уточняю.
— Сколько можете продержаться?
— Трудно сказать. Они отступили и перегруппировывают силы.
— Держись, Марченко! Помощь придет! — заверил оперативный дежурный.
— Вертушки! Вертушки пришли…
Истошные вопли боевиков и новый залп прервали доклад Марченко. Перегруппировавшись, боевики возобновили атаку. Их попытка прорваться с северного направления также захлебнулась. Потеряв несколько человек убитыми, боевики откатились на прежние позиции. Бой приобрел позиционный характер.
Окруашвили и Мирабешвили внимательно наблюдали за его ходом и остались довольны. Окруашвили опустил бинокль и бросил через плечо:
— Вано, я снимаю шляпу! Твои отморозки знают свое дело! Русские завязли по самые уши.
— Как бы они не перестарались, навалят гору трупов, воевать будет не с кем, — посетовал Мирабешвили.
— Не переживай, Вано, у Квициани этого сброда навалом. Теперь Москве не отвертеться, придется отвечать за рассадник международного терроризма, — с циничной ухмылкой заметил Окруашвили и заявил: — Пришла очередь моих бойцов поиграть в кошки-мышки с Квициани.
Его короткая команда — «Вперед!» — прокатилась по колонне.
За шумом боя она змеей проскользнула в Кодорскую долину и начала продвижение к оплоту мятежника Квициани — селу Чхалта. Первое боестолкновение грузинских коммандос с его арьергардом произошло у моста через реку Кодор. Мятежники, не подозревавшие о том, что являются пушечным мясом в грандиозной мистификации, задуманной в Тбилиси и Вашингтоне, оказали серьезное сопротивление. Заняв господствующие высоты, они не давали колонне продвинуться ни на метр. Окруашвили вынужден был пустить в ход спецназовцев. После нескольких неудачных попыток им наконец удалось выбить мятежников с позиций и расчистить путь для движения основных сил. Вслед за ними в Кодорскую долину, как в огромную воронку, стали втягиваться все новые армейские части Министерства обороны Грузии. В Тбилиси их лицемерно называли полицейскими силами, «призванными очистить территорию Западной Сванетии от международных террористов».
Спустя два дня после начала так называемой полицейской операции в Кодорской долине стало тесно от грузинских военных и боевой техники, а наблюдатели миссии ООН в Грузии по-прежнему не хотели видеть их в упор. На гневные обращения министра иностранных дел Абхазии Сергея Шамбы к руководителю миссии и генсеку ООН призвать агрессора к ответу звучали лишь невнятные заверения о приверженности миру.
К исходу 27 июля острие «грузинского кинжала» находилось всего в сорока километрах от абхазской столицы. Казалось, еще один бросок грузинской армии — и рукопашные бои начнутся на улицах Сухума. В городах и селах республики начались стихийные митинги. Волна праведного гнева катилась по Абхазии и набирала силу. Одни ветераны прошлой грузино-абхазской войны достали оружие из домашних арсеналов и сосредоточились для атаки в нижней зоне долины, другие, собравшись в Сухуме на площади перед президентским дворцом, требовали от Сергея Багапша немедленно вывести армию из казарм и двинуть на агрессора.
В Москве такой прилюдной пощечины и унижения перед своим союзником — Абхазией — не могли снести и, кажется, готовы были помочь ей и президенту Багапшу не только словом, но и делом. Но в какой форме, чтобы разбить вооруженную до зубов группировку грузинских войск, пользующуюся мощной международной поддержкой, в Кремле так и не определились.
28 июля ситуация в верхней части Кодорской долины обострилась до предела. Ожесточенные бои развернулись за село Чхалта. Грузинская авиация и артиллерия ровняли с землей не только оборонительные укрепления «мятежников» Квициани, но и дома мирных жителей. Ужас и страх царили над дымящимися развалинами.
Ужас и страх перед безжалостной силой охватил и тех, кто находился на командном пункте Квициани. За время боев «мятежники» понесли серьезные потери и отступили со всех позиций. Кольцо окружения неумолимо сжималось. Поддержка со стороны абхазов, о которой не уставал повторять Квициани, так и не пришла. В сложившейся ситуации среди «мятежников» охотников сражаться за эфемерную свободу не осталось, и они обрушились с обвинениями на того, кто обещал им легкую прогулку до Тбилиси:
— Где твои абхазы?! Где?!
— Где русские?
— Суки, почему они не идут?
— Твари, бросили нас под танки!
— Будь все проклято!
Квициани, вжавшись в бетонную стену подвала, затравленным взглядом рыскал по беснующейся толпе. Еще мгновение — и она, осатанев от ярости, набросилась бы на него. Он вскинул автомат и взвизгнул:
— Назад! Молчать, шакалы! Еще шаг, и я стреляю! Кто не трус, за мной! — призвал Квициани и ринулся к выходу. К нему присоединились двое. Вырвавшись из подвала, они, прячась за развалинами и стенами домов, устремились к лесу.
Глава 2
Прокаленный знойным июльским солнцем Тбилиси задыхался не столько от жары, сколько от горячих новостей, приходивших из Кодорской долины. Они напоминали сводки с линии фронта. Телевидение неустанно тиражировало кадры с мятежным Квициани и крикливыми бородачами, вооруженными автоматами. Фоном для их воинственных заявлений служила отдаленная перестрелка, изредка заглушаемая разрывами мин и снарядов.
К исходу шестых суток бои в Кодоре грозили перерасти в крупномасштабную войну. В нижней части долины сосредоточились свыше 400 абхазских добровольцев. Они ждали подхода армии, чтобы нанести ответный удар по агрессору, вторгшемуся в республику. Пружина войны на Южном Кавказе сжалась до предела. И тут сценарий «полицейской операции по восстановлению законности в Западной Сванетии» вышел из-под контроля «Главного режиссера».
Вслед за дядей — Квициани — взбунтовалась его племянница. Она возмутилась цинизмом тбилисской власти, для которой жизни жителей села Чхалта ничего не значили, когда на кону стояли миллионы баррелей нефти, и рассказала журналистам правду, что жертвами «полицейской операции» стали не «международные террористы и абхазские боевики», а мужчины-сваны, их женщины и дети, «уставшие жить в резервации».
Ее поддержала оппозиция. Один из лидеров — Нателашвили — обратился к генсеку ООН с требованием «…предать президента Грузии Саакашвили международному трибуналу за преступления против человечности, а армию призвал: «сложить оружие и выйти из Кодори». Другой ее деятель — Пирцхелани — объявил голодовку. К ней присоединились его единомышленники. Они просили грузинских женщин «…не давать детям одних грузинских матерей убивать других, а власть — прекратить братоубийственную войну».
Окончательно план «восстановления конституционного порядка в сепаратистской Абхазии и вытеснения с ее территории оккупационных российских войск» сорвал президент Багапш. Чего это стоило Сергею Васильевичу, знает только он сам. Волна народного гнева катилась по Абхазии и грозила смести не только интервентов, но и его самого. Недоброжелатели вспомнили о грузинских корнях жены президента, его партийном прошлом и заподозрили Сергея Васильевича ни много ни мало в «предательстве интересов Абхазии».
30 и 31 июля в Сухуме перед президентским дворцом бушевала вооруженная, пылающая жаждой мести толпа ветеранов грузино-абхазской войны 1992–1993 годов. Обстановка в столице Абхазии напоминала перегретый паровой котел, готовый вот-вот взорваться. На это рассчитывали в Тбилиси и лезли из кожи вон, чтобы спровоцировать заводных абхазов на ответный удар, а потом обвинить «сепаратистский режим Сухума в поддержке международных террористов».
В тот критический для себя и Абхазии момент президент Багапш совершил невозможное — он не допустил, чтобы республика стала игрушкой в руках могущественных сил. Он нашел слова, остудившие горячие головы, рвавшиеся «порвать в клочья саакашистов», и сохранил тысячи жизней своего малочисленного народа. Спустя два года, в августе 2008-го, когда армия Грузии позорно бежала из Верхнего Кодора, даже самые ярые критики Сергея Васильевича Багапша убедились в его дальновидности и благоразумии. Мощные оборонительные укрепления, не уступающие знаменитой линии Маннергейма, стали бы непреодолимым препятствием на пути ополченцев и армии Абхазии.