– Все так плохо?
– Да.
– Бог ты мой, вот опять, – проворчал Мастерс, а после паузы добавил: – Ну, что есть, то и есть. Мне все равно. Поверьте моему слову. За последние лет шесть или семь я столько всего повидал, и меня уже ничем не удивишь. – Однако в его голосе слышалось явное беспокойство. – Так в чем, собственно, дело? Насколько мне известно, причин для волнения нет. Супруга этого пожилого джентльмена, Констебля, видела, как он вышел из спальни и направился к лестнице. Там у него вдруг случился приступ, он упал и через пару минут умер. Верно?
– Пока что да, верно.
– Хм… – протянул Мастерс, бросив на Сандерса быстрый взгляд. – Вы можете что-то еще сказать?
– Совсем немного. И не волнуйтесь, это никак не усложнит дело. В пятницу в шесть вечера в Форвейзе собрались шесть человек: мистер и миссис Констебль, мисс Хилари Кин, мистер Лоуренс Чейз, мистер Герман Пенник и я. Теперь я немного ознакомлю вас с нашим местоположением перед смертью мистера Констебля. Сэм Констебль одевался у себя в комнате, которая является смежной со спальней его жены через ванную комнату. Миссис Констебль одевалась у себя. Мистер Чейз также одевался в своей спальне. Мисс Кин разговаривала со мной в моей комнате. Все эти комнаты расположены на одном этаже, их двери с трех сторон выходят в прямоугольный холл. Еще один гость, мистер Пенник, находился внизу, на кухне, готовил нам на скорую руку обед. Примерно без двух минут восемь Констебль сообщил своей жене через открытые двери ванной между ними, что он оделся и собирается спускаться вниз. Она услышала, как дверь его комнаты закрывается, и вдруг вспомнила, что забыла дать ему два чистых носовых платка. Она встала и вышла в коридор. Обе их комнаты располагаются прямо напротив лестницы с перилами, которая находится с четвертой стороны прямоугольного холла. Миссис Констебль увидела, что ее муж стоит в холле к ней спиной. И даже не совсем стоит. По ее словам, он пританцовывал и покачивался.
Мастерс вытащил записную книжку и раскрыл ее на столе. Его взгляд был жестким и задумчивым. Он как будто почувствовал, что во всем этом заключен какой-то тайный смысл, но пока не понимал, какой именно.
Откашлявшись, он произнес:
– Пританцовывал и покачивался? Так-так. Что она под этим имела в виду?
– Она не смогла объяснить или не захотела этого делать.
– Ясно. Продолжайте, сэр.
– Констебль рухнул на перила лестницы, и тогда она закричала. Я выбежал в холл через пару секунд после того, как услышал ее крик. Констебль повис на перилах, извиваясь всем телом, затем поднял вверх левую руку и… Мне показалось, что он пытался оттолкнуться от перил. Но вместо этого сполз на пол и умер через несколько секунд после того, как я подбежал к нему.
– От чего? – тут же спросил старший инспектор.
– Сначала я подумал, что от разрыва сердца. Все признаки были налицо: внезапная сильная боль, судороги, потеря сознания, резкое падение температуры тела, холодный пот. К тому же в начале вечера он говорил о приступе, как будто боялся его. Но мне не понравилось, как были расширены его зрачки. Я пытался узнать у миссис Констебль о состоянии его сердца. Но у нее в тот момент ничего невозможно было выяснить. Вот как обстояло дело – сами посудите, ситуация довольно простая. По крайней мере, так казалось до приезда доктора Эджа – лечащего врача мистера Констебля.
– Понятно. И что же дальше?
– Сердце у него оказалось таким же здоровым, как у нас с вами. А страдал он разве что ипохондрией. Хуже того. Мы провели вскрытие и обнаружили, что все его органы были здоровыми, поэтому нам даже не удалось установить причину смерти.
– Но вы ведь найдете ее? Правда, доктор?
– Не понимаю.
– Да ладно вам! – сказал Мастерс и, поджав губы, громко причмокнул, словно хотел так выразить недоверие к словам Сандерса. Затем он обратился к нему снисходительным тоном: – Возможно, выглядит все и не очень хорошо, но я не вижу особых причин для опасений. У докторов всегда так. Вечно спорят о причинах смерти…
– Да послушайте же, в данном случае ничто не указывает на причину смерти! Или вам дом должен на голову свалиться, чтобы вы поняли, насколько это важно? И у докторов не всегда так.
– В таком случае как насчет яда? – предположил Мастерс с видом человека, пытающегося сделать честное деловое предложение.
– Нет.
– Даже так? Вы уверены?
– Да. Если только вы не предоставите мне загадочный неизвестный науке яд. Только я все равно не проглочу вашу наживку. – Сандерс невольно улыбнулся. – Инспектор, я готов поставить на кон свою репутацию (какой бы она ни была), что Констебль умер не от яда в любой его форме: твердой, жидкой или газообразной. Мы с доктором Эджем проводили исследования, пока у нас не зарябило в глазах, и, если какой-то тест мы упустили из вида, хотел бы я знать, какой именно. Но все равно ничего не выйдет.
Старший инспектор почесал щеку. Во взгляде у него появилось подозрение, – судя по всему, он был сильно встревожен.
– Значит, что-то здесь не так, – объявил он. – В конце концов, от чего-то же он умер. Не может человек просто так упасть и умереть, должно же что-то указывать на причину смерти?
– У Констебля это получилось, – ответил Сандерс.
– Сэр?
– Напротив, я могу назвать вам по меньшей мере три случая, когда совершенно здоровый человек может умереть так, что не останется никаких – ни внешних, ни внутренних – следов, которые указывали бы на причину его гибели.
– Но так не пойдет.
– Почему?
– Да потому, что… Боже мой! – не выдержал Мастерс и взмахнул рукой. Он вскочил и уставился в залитое ярким солнцем окно, позвякивая монетами в кармане. – Согласитесь, это может поставить нас в весьма затруднительное положение? Скажите на милость, что делать полиции, если люди начнут умирать и невозможно будет понять, от чего это происходит?
– Вот мы и подбираемся к сути проблемы. Мы пока еще не нашли разгадку, но уже близки к этому. Я написал текст заявления, можете передать его прессе, если ситуация совсем уж накалится. Между прочим, автор этого заявления не я, и его можно считать вполне авторитетным. Это цитата из Тейлора, а ему стоит доверять.
Он развернул лист бумаги, исписанный аккуратным почерком: «Среди непрофессионалов бытует предубеждение, что невозможно умереть насильственной смертью таким образом, чтобы на теле не осталось повреждений, несовместимых с жизнью. А именно: видимых механических повреждений органов или жизненно важных кровеносных сосудов. Это предположение в корне неверно, поскольку смерь может наступить из-за нарушений в деятельности важного для жизни органа и без видимого изменения его структуры»[45].
Сандерс подвинул листок к старшему инспектору:
– Вот, коротко и доходчиво. Я повторяю, что могу назвать не меньше трех способов насильственной смерти человека, при которой не останется никаких следов: ни внешних, ни внутренних.
Мастерс ухватился за его слова с азартом терьера:
– Да неужели? Насильственной смерти, говорите? Вы имеете в виду убийство?
– Да.
– Понятно, – пробурчал старший инспектор после паузы. Он уселся на стул и распрямил спину. – Честно говоря, постоянно узнаю что-то новое. Только в разговорах с вами или с сэром Генри Мерривейлом я выясняю нечто такое, что мне совсем не по душе. Значит, три способа? Ну хорошо, доктор, выкладывайте.
– Во-первых, известны случаи, когда люди умирали от неожиданного удара в верхнюю часть живота, или эпигастрий. В этот момент происходит сильное воздействие на нервную систему или нервный узел. Но никаких следов, кровоподтеков или внутренних повреждений, способных повлечь за собой смерть, не остается.
– Подождите минуту, – встрепенулся Мастерс. – Вы же не хотите сказать, что можно взять и убить кого-нибудь неожиданным ударом под дых?
– Ну, я не назвал бы этот метод надежным. Можно убить, а может и ничего не получиться. Но такие случаи известны. Если удастся сделать это без свидетелей и жертва умрет, то никто не узнает, что стало причиной смерти.
– Даже так, – задумчиво произнес Мастерс. – Но продолжайте. Какой второй способ?..
– Во-вторых, люди умирали от сотрясения мозга. Следов при этом также не оставалось. Человек получает сильный удар по голове, падает и умирает на месте или позже, не приходя в сознание. На коже головы иногда остается небольшая ссадина. Но ее может и не быть. Как может не произойти и повреждения мозга или разрыва кровеносных сосудов, а все остальные органы останутся в целости и сохранности. Но человек умрет насильственной смертью.
– Хм… Третий способ?
– И в-третьих. Нервный шок, вызванный сильным потрясением или испугом. Обычно в таких случаях смерть списывают на внезапно возникшую сердечную недостаточность. И не нужно фыркать, это неопровержимый факт, имеющий под собой веское научное обоснование. Человек действительно может упасть замертво без всяких внешних или внутренних повреждений. Есть и другие способы, но все они неприменимы в данном случае. К примеру, люди умирали без видимых повреждений при сильном ударе током, что вполне может произойти в доме с большим количеством электрооборудования. Но вблизи не находилось ни одного прибора, способного убить его. К тому же в случае с электричеством есть еще один момент – если оно убивает, то убивает мгновенно. Кроме того, есть ряд лекарств вроде инсулина, которые очень сложно обнаружить, если ввести их подкожно, но я думаю, мы все равно обнаружили бы след от инъекции. Не буду вводить вас в заблуждение. В конце концов, я хочу помочь вам в этой затруднительной ситуации.
(Просматривая заметки о том, что я говорил по этому поводу, полагаю, справедливым будет добавить, что Констебля не мог убить какой-либо механизм, включившийся в отсутствие виновного лица. Виновное лицо непременно должно было присутствовать на месте, лишь тогда этот метод подействовал бы. Читатель предупрежден. – Дж. С.)
Какое-то время Мастерс молча, прищурившись, смотрел на Сандерса с задумчи