Мина внезапно ожила – так же быстро вспыхивает огонек в зажигалке.
– Кто там внизу? – спросила она, вращая большими глазами. – Опять суперинтендант? Я слышала, как вы впускали его в дом.
– Нет, миссис Констебль. Это старший инспектор Мастерс и сэр Генри Мерривейл. Они хотят видеть…
– Я знала! Я знала! Сейчас же оденусь и спущусь. Но у меня даже нет черного платья. О боже, у меня вообще нет ничего черного! – На мгновение Сандерсу показалось, что ее глаза снова наполняются слезами. – Не важно. Какая разница? Надену что есть. Доктор, вы попросите его подождать?
Сандерс замялся:
– Миссис Констебль, пока не нужно одеваться. Посидите, отдохните, они сами поднимутся к вам. Честно говоря, сначала они хотели бы поговорить с мисс Хилари.
Хилари, которая все это время с хмурым видом вязала что-то из белой шерстяной пряжи, подняла голову:
– Со мной? Почему?
– Возникла небольшая путаница в показаниях. Успокойтесь, миссис Констебль!
Мина протиснулась мимо него и поспешила в ванную, споткнувшись об электрообогреватель, включила свет, сняла с вешалки полотенце и, наконец, развернулась в дверях. Взгляд у нее стал жестким. В ней ощущалась какая-то решительность, сила и проворство, которых он прежде не замечал. Но не это привлекло его внимание. Свет из ванной падал на ее прикроватный столик и книжные полки за ним. Высокий альбом с вырезками, озаглавленный как «Новые методы совершения убийств», исчез.
– Небольшая путаница в показаниях? – спросила Мина, вытирая руки полотенцем. – А какая именно?
– Ничего важного. Честно.
– Это как-то связано с Пенником? С этой жабой, в голове которой скрыт драгоценный камень?[47]
– Да.
– Я знала! Я знала!
– Пожалуйста, сядь, – успокоила ее Хилари. Она обернулась к Сандерсу и сказала: – И… Джон, – они все еще сильно смущались, называя друг друга по имени, – есть один вопрос, который нужно решить здесь и сейчас. Завтра утром тебе нужно вернуться на работу?
– Да, скорее всего. Должно быть еще следственное дознание, но его перенесли.
– Ты можешь отпроситься под каким-нибудь предлогом?
– Да, конечно. Но для чего?
– Видишь ли, леди, – она кивнула в сторону Мины, которая продолжала рассеянно вытирать руки, – нельзя оставлять на всю ночь одну. Я не шучу, Джон. Звонили из больницы и сказали, что двое слуг, повар и горничная, приедут не раньше завтрашнего дня. У миссис Констебль появилась навязчивая мысль: она во что бы то ни стало хочет остаться одна, но этого нельзя допустить. Я бы сама с ней побыла, но завтра мы рассматриваем дело Раиса-Мейсона, и, если я сегодня не уеду отсюда, меня просто выгонят с работы. Ты сможешь остаться?
«В конце концов, – подумал Сандерс, не сводя глаз с пустого места на книжной полке, где раньше стояли „Новые методы совершения убийств“, – я не полицейский. Меня все это совершенно не касается. Но так жаль, что эта книга исчезла».
– Ты что, не слушаешь меня?
– Конечно слушаю, – сказал Сандерс, прогоняя от себя все мысли. – Я с радостью останусь, если миссис Констебль не будет против. За ней нужно понаблюдать хотя бы еще одну ночь. Она не настолько хорошо себя чувствует, как ей это кажется.
Мина зажмурилась, а затем ее лицо вдруг озарила очаровательная улыбка. Отбросив полотенце, она стремительно вбежала обратно в комнату и взяла Хилари за руку.
– Что бы ни случилось, – сказала она, – все равно спасибо. Вы очень достойно повели себя по отношению ко мне, вы оба. И я просто не знаю, что бы делала без тебя, Хилари. Ты готовила! И даже мыла посуду!
– Ужасное занятие, – сухо заметила Хилари. – Просто каторжное. Оно меня всю вымотало. Скажи, а что ты делаешь во время путешествий по диким местам, когда некому мыть посуду?
– О, я кого-нибудь нанимаю, – немного уклончиво ответила Мина. – Знаешь, это помогает сэкономить время и силы. – Ее тон изменился. – Но не нужно переживать за меня, моя дорогая. Со мной все будет хорошо, просто замечательно. Я с нетерпением жду дальнейшего развития событий. Если, конечно, удастся убедить и эту жабу Пенника остаться здесь.
– Пенника?
– Совершенно верно.
– Но я думала…
– Я хочу поговорить с сэром Генри Мерривейлом, – продолжала Мина. – Там поглядим, что будет дальше. А теперь уходите, вы оба. Мне нужно переодеться. Кыш!
Она выпроводила их с настойчивостью человека, находящегося на грани нервного срыва, и с шумом захлопнула дверь. Сандерс был даже рад, что их выгнали. Он хотел кое-что сказать Хилари, но все не мог решиться.
В коридоре было темно, лишь сквозь витражные окна около лестницы струился тусклый свет. В полумраке они оказались еще более высокими и напоминали по форме раковину. У Сандерса возникло ощущение, словно они очутились внутри теплого разноцветного калейдоскопа. «На гербовом щите еще приметней кровь королей»[48], – вдруг вспомнил он строчку из поэмы Китса, пока они с Хилари спускались по лестнице, устланной толстым ковром. Слова же, которые он хотел ей сказать, застряли в горле. Тогда заговорила Хилари:
– С ней нельзя беседовать откровенно. Вот в чем проблема. Так замыкается в себе, что не поймешь, о чем она на самом деле думает…
– Кто?
– Мина, кто же еще? Или, наоборот, становится ужасно разговорчивой. Возможно, она в обоих случаях ведет себя совершенно искренне, но хотелось бы понять, что происходит на самом деле.
– Хилари.
– Да?
– Почему ты не рассказала мне правду о том, что в пятницу вечером Пенник был у тебя в комнате?
Они замерли. Им оставалось преодолеть еще около десяти ступенек. За спиной наверху размеренно тикали напольные часы. Сандерс боялся, что те, кто находился в гостиной, могли услышать разговор.
– Иди сюда, – сказал он и потащил мисс Кин за собой наверх, заставляя подняться на несколько ступенек.
Она подчинилась, ее ладонь у него в руке была такой мягкой и безвольной. Наконец она тихо спросила:
– С чего ты взял, что я не сказала тебе правду?
– Ларри Чейз видел, как он выходил от тебя за мгновение до того, как ты забралась в мое окно. Чейз рассказал об этом полиции, поэтому они и хотят тебя видеть. Но ничего страшного в этом нет. Им только нужно узнать, что тебя напугало. Он ведь был там?
Хилари глубоко вздохнула.
– Да, – ответила она. – Он был там.
Глава десятая
– Тогда почему же ты мне не сказала?
Она снова прибегла к уловке – на этот раз изобразив капризную особу. Получилось у нее это замечательно, хотя такой образ совершенно не соответствовал ее натуре. Сандерс сразу это почувствовал. Словно викторианская дама, Хилари сделала учтивый реверанс, после чего уселась на ступеньки, обхватила колени и посмотрела на доктора снизу вверх. В полумраке и бликах от витражных стекол выражение ее лица невозможно было рассмотреть.
– И тогда она спросила: «А почему я должна рассказывать вам об этом?» – произнесла Хилари, качая головой.
– Прекрати.
– Возможно, кое о чем неиспорченному молодому человеку вовсе не следует знать.
– Возможно. Но неиспорченные полицейские могут разозлиться, если не узнают всей правды. Вот что я имел в виду.
– Ты мне угрожаешь?
– Хилари, послушай, – сказал Сандерс, садясь рядом с ней. – Ты сейчас ведешь себя как героиня плохого детектива. Пытаешься изобразить оскорбленное достоинство и скрыть какой-то пустяк без особой на то причины. Полицию интересует Пенник и все, что он делал. Меня это тоже интересует, но по другой причине. Чем Пенник так тебя напугал?
– Что ты себе вообразил?.. А, ну да, чувствуешь себя героем плохого детектива. Ты думаешь, мне хочется заявить об этом во всеуслышание? Ты считаешь, что любая женщина готова поднять по этому поводу шум, чтобы привлечь к себе побольше внимания? Разумеется, есть такой тип женщин, для них существует определенное название. Но в моем случае лучше притвориться, что ничего не случилось. Это…
Настроение Хилари вдруг изменилось. Сандерс почувствовал, как по ее телу прокатилась дрожь.
– На самом деле ты прав, – сказала она. – Это совсем не то, о чем ты подумал. Бедняга ко мне даже не притрагивался.
– Бедняга?
Хилари прислонилась к стене под высоким витражным окном, прижалась головой к раме и расслабилась.
– Скажи, – внезапно начала она. – Эта девушка, на которой ты собираешься жениться. Мисс Блайстон. Какая она? Расскажи мне. – Хилари говорила с какой-то особой настойчивостью.
– Но…
– Пожалуйста, расскажи.
– Ну… она немного похожа на тебя.
– Чем?
Сандерс вспомнил протяжный гудок парохода, освещенные солнцем белые трубы, похожие на башни замка; вспомнил толпу, в которой мелькала смущенная Марсия Блайстон, старавшаяся со всеми успеть попрощаться. Кесслер наверняка тоже был в ту минуту на палубе.
– Не знаю, да и какая, собственно, разница? Она не такая взрослая, как ты. Более… живая. – Он сказал так, потому что ненавидел это слово. – Любит вечеринки, хорошая собеседница. Легка в общении, не такая зануда, как я.
– Как она выглядит?
– Ниже тебя ростом и худее. У нее карие глаза. Она художница.
– Наверное, это очень интересно.
– Ну да.
– Ты любишь ее?
В глубине души Сандерс ожидал этого вопроса:
– Да, конечно.
Мгновение Хилари сидела неподвижно.
– Конечно любишь, – сказала она, распрямляя спину, а потом заговорила очень быстро: – И поэтому мы с тобой можем стать хорошими друзьями, правда?
– Мы уже хорошие друзья.
– Да. Я хотела сказать… – Хилари осеклась. От ее викторианского кокетства и прежней настойчивости не осталось и следа. Она снова заговорила, но теперь очень тихо и с какой-то отчаянной серьезностью: – Послушай. Минуту назад ты упрекнул меня, что я рассуждаю, как героиня детектива. Я посмеялась над тобой, но на самом деле именно так я себя сейчас и чувствую. Злой гений преследует девушку. То, что случилось позапрошлым вечером, – ерунда в сравнении со смертью Констебля. Но по-своему это было ужасно. На самом деле Герман Пенник даже не злой, просто опасный. Я не стану им все рассказывать, не хочу, чтобы поползли слухи… Ах, забудь. Пойми, если я расскажу им все, меня обвинят в том, что я утаивала все это время важные для следствия факты; а если расскажу не все, то меня никто не защитит. В последний раз мне было так же страшно, когда меня еще ребенком запирали в темной комнате. Я сильно напугана. Мне нужен тот, на кого я могла бы опереться. Но ты ведь поддержишь меня?