ать.
И все же, несмотря ни на что, Сандерсу дом скорее понравился. Он взял большой железный дверной молоток и постучал. Птичий гомон стал еще громче, но ему никто не открыл.
Выждав немного, Сандерс постучал снова, и опять никакого ответа. За дверью он не услышал ни шагов, ни каких-либо шорохов. Принимая во внимание отсутствие машины на станции, Сандерс стал с тревогой обдумывать разные возможные варианты: он ошибся с датой, что-то напутал или последнее письмо от Лоуренса где-то затерялось. Сандерс постоял еще немного, поставил на землю чемодан, повернулся и пошел вдоль правого крыла дома.
Оно целиком состояло из одного просторного помещения, которое занимало всю пристройку к центральной части здания. Там находился зимний сад – в конце девятнадцатого века оранжереи были в большой моде. Просторный зал, выстроенный из дерева, с высокими витражными окнами, от земли до потолка, и круглой стеклянной крышей. В наши дни такие постройки кажутся архаичными, чопорными, напыщенными. Одно из витражных окон было приоткрыто, и, к своей радости, Сандерс услышал голос. Он принадлежал женщине, которая говорила сквозь тихий мелодичный шум, напоминавший журчание воды.
– Он должен уехать, – сказал голос. – Ларри, убеди Мину отослать его. Иначе будут неприятности. Неужели ты сам этого не видишь?
Голос звучал так напряженно, что Сандерс невольно остановился. Затем кто-то другой усмехнулся, и он услышал голос Лоуренса Чейза:
– В чем дело? Боишься, что он прочитает твои мысли?
– Знаешь, немного да, – призналась девушка.
Сандерс откашлялся и зашагал по усыпанной песком дорожке. Затем пересек лужайку, которая отделяла оранжерею от подъездной дороги, постучал по стеклу и заглянул внутрь.
– Бог ты мой! – воскликнул Чейз, оборачиваясь.
Девушка в темном платье тут же вскочила с бортика миниатюрного фонтана.
Сандерс не ожидал, что в оранжерее окажется настолько тепло и душно. Сквозь украшенный позолотой стеклянный купол крыши проникало мало света. Большие субтропические растения вперемешку с папоротниками и пальмами только сгущали мрак. В центре зала на выложенном тусклой плиткой и устланном коврами полу возвышался маленький фонтан, из которого била настолько тонкая струйка воды, что она издавала лишь тихое журчание. И посреди этого старомодного интерьера светился переносной электрический камин, его оранжево-красный свет отражался от плитки на полу, брызг фонтана и стеклянной крыши.
– Это же старина Сандерс! – проговорил Чейз с немного изумленным видом. – Послушай, извини насчет машины. Но выходные начались очень неудачно. Кстати, давайте я вас друг другу представлю: доктор Сандерс, это мисс Хилари Кин.
Он бросил на Сандерса многозначительный взгляд, словно хотел повторить: «Только без глупостей, ясно?» Его и без того длинное лицо вытянулось еще сильнее и заметно помрачнело. Лоуренс Чейз, высокий и худой молодой человек, казался немного медлительным, но обладал большим талантом по части юриспруденции. Он был из тех, кто за словом в карман не лезет. Во времена, когда построили этот дом, в ходу было выражение, которое точно описывало его внешний вид: «одет с иголочки». Но сейчас мрачное выражение лица портило всю картину.
– К сожалению, у нас здесь все пошло наперекосяк, – объяснил он. – Поэтому тебя никто и не встретил. У нас тут случилось одно происшествие.
– Происшествие?
– Да. Мы с Миной, Хилари и Сэмом приехали на поезде. Как и наш друг-телепат Пенник. А все четверо слуг отправились на машине Сэма с нашим багажом. Багаж-то нам доставили, но, к сожалению, без слуг.
– Без слуг? Почему?
– Никто толком не знает. Ходжес, шофер Сэма, слишком резко развернулся и врезался в грузовик на холме неподалеку от Гилфорда. Я не понимаю, как такое могло произойти, ведь Ходжес – самый осторожный водитель из всех, с кем мне только приходилось ездить.
– То есть они серьезно…
– О нет, никто серьезно не пострадал. Но из-за синяков и пережитого потрясения сегодняшнюю ночь им придется провести в больнице. И теперь даже яичницу некому пожарить. Так неудобно. Но им, бедолагам, еще хуже, – быстро добавил он.
– Намного хуже, – согласилась Хилари Кин. – Кстати, я могу приготовить яичницу. Как поживаете, Сандерс?
Сандерс хотел поскорее завершить ритуал знакомства. В полумраке ему трудно было рассмотреть девушку. Вероятно, она была его ровесницей – лет тридцати с небольшим, но выглядела значительно моложе благодаря мягкости, нежности и какой-то особой живости не только тела и ума, но даже манеры разговаривать. При этом Хилари не производила впечатления хрупкой особы, скорее просто юной. Она не была красавицей, для этого ей не хватало тех особых черт, которые отличают истинных красавиц. Ее голубые глаза и темно-каштановые волосы со стрижкой боб выглядели совершенно обычными, и, если бы не особенная живость натуры, она вряд ли привлекла бы к себе внимание. Однако, задержав на ней взгляд, Сандерс уже не мог его оторвать. Помимо ее энергичности, он обратил внимание на необыкновенное спокойствие и сдержанность манер. Она сидела на бортике фонтана в простом темном платье и все равно вызывала интерес.
А какая приятная у нее была улыбка!
– Странно, – задумчиво продолжил Чейз, – но без прислуги в доме так одиноко. Просто поразительно, мы шестеро останемся здесь на все выходные, на этом корабле без капитана и матросов.
– Правда? – спросила Хилари. – И что же здесь удивительного?
Несмотря на ее мгновенное возражение, Сандерс почувствовал ту же атмосферу, которую, возможно, ощущал, но не мог выразить словами Чейз. Из комнаты, прилегавшей к оранжерее, раздался бой часов. Казалось, тяжелые портьеры в Форвейзе заглушают все звуки, отгораживают от остального мира.
Чейз сделал паузу, а затем ответил:
– Ну, даже не знаю. Может, просто дело в том, что я разделяю всеобщие взгляды на телепатов. К тому же вдруг у старины Сэма станет плохо с сердцем оттого, что незаменимый Паркер не приготовит ему ванну и не застегнет запонки на манжетах? Между прочим, Хилари, – добавил он, быстро и непринужденно меняя тему, – работает в той же сфере, что и мы, друг мой. Она из Департамента государственных обвинителей. Предъявляет преступникам обвинения, в то время как ты проводишь вскрытия их жертвам, а я защищаю или обвиняю их. Как повезет. Мы – славная компания упырей, не так ли?
– Думаю, что так, – согласилась Хилари с серьезным видом, а затем обратилась к Сандерсу: – Но… вы же еще друг сэра Генри Мерривейла?
– Во всяком случае, один из его друзей.
– И он приедет в воскресенье?
– О да.
– Хилари считает, что с нашим приятелем-телепатом обязательно возникнут какие-нибудь проблемы.
Чейз говорил с какой-то особенной нежностью, словно потворствовал капризам маленькой девочки.
– Теперь меня обвиняют еще и в слишком богатом воображении, – проговорила Хилари, рассматривая свои ногти. – Тогда позвольте задать один вопрос, чисто гипотетический. Представьте, что этот человек в самом деле не мошенник. Представьте, что он действительно обладает всеми теми способностями, про которые говорит, и, приложив определенные старания, сможет прочитать наши мысли, как если бы они были напечатаны на бумаге. Я не утверждаю, что он настоящий телепат, хотя мне еще не доводилось видеть ни одного выступления ясновидящего, от которого мне становилось бы настолько не по себе. Но если все же предположить, что он умеет читать мысли, вы понимаете, что это может значить?
Вероятно, взгляд Сандерса был полон сомнения, поскольку Хилари посмотрела на него с видом фехтовальщика, готового отразить удар; похоже, ум ее и вправду был острым, словно клинок. Она улыбнулась:
– Доктор Сандерс не верит в то, что можно читать чужие мысли.
– Даже не знаю, – честно признался Сандерс. – Но продолжайте. Давайте рассмотрим вашу гипотезу. Что в ней основное?
Хилари перевела взгляд на фонтан.
– Я обсуждала с Ларри пьесу «Опасный поворот». Возможно, вы помните ее главную идею? Она заключается в том, что в любом разговоре между друзьями или родственниками может возникнуть тот самый опасный поворот, когда одно ничего не значащее слово способно привести к катастрофе. Обычно мы такие повороты успешно проезжаем, но иногда колеса соскальзывают. И тогда всплывают чьи-то тайны. Как только ты сворачиваешь, приходится ехать дальше по этой дороге. Одна раскрытая тайна ведет к следующей, уже о другом человеке. Так постепенно вскрывается правда о каждом. Причем картина вырисовывается не самая приятная. Такой поворот событий достаточно опасен. Но он происходит случайно, по неожиданному стечению обстоятельств. А теперь предположим, что некто прекрасно осознает, где такой поворот находится и к чему он может привести. Этот человек умеет заглядывать в мысли других людей. И выяснять все их секреты. О таком даже страшно подумать. Ведь если это правда, жизнь становится просто невыносимой. Вы согласны?
Хилари говорила тихим монотонным голосом и лишь в самом конце подняла глаза.
Лоуренс Чейз посмотрел на нее с удивлением и раздражением, как будто ее слова вызвали у него серьезные сомнения:
– По-моему, все это сплошная теория…
– Нет, Ларри, это не так. И ты прекрасно знаешь.
– И еще я начинаю подозревать, что ты, девочка моя, слишком узко мыслишь.
– Может, и так. Честно говоря, не знаю. Но я обратила внимание, что люди всегда начинают обвинять тебя в неправильном мышлении, когда ты пытаешься заставить их немного задуматься.
– Я хотел сказать, что ты слишком невысокого мнения о человечестве в целом, – поправился Чейз. До этого момента он говорил весело и непринужденно, время от времени поглядывая на Сандерса, словно побуждая его внимательно слушать слова девушки. Теперь он весь собрался и так распрямил спину, что сквозь ткань пиджака стали видны его острые лопатки. – Да, ты права. Будем вести себя отчаянно серьезно. Обратимся к пьесе, о которой ты говорила. Насколько я помню, перед тем как ее герои закончили раскрывать тайны, они выяснили, что каждый из них повинен чуть ли не во всех грехах, перечисленных в десяти заповедях. И что же теперь? Ты серьезно считаешь, что это все можно применить к абсолютно любой группе людей?