– Ну хорошо! – сказал он наконец, окидывая взглядом помещение. – Скажите, муж не делил с вами эту комнату?
– Нет, нет. Он жаловался, что я разговариваю во сне. Его спальня там. Хотите взглянуть? – Она встала со скучающим видом и проводила их в комнату Сэма Констебля через ванную, где предварительно зажгла свет. Комната мало чем отличалась от других спален в доме. Квадратная, неуютная, с высоким потолком. Мебель из темного ореха – кровать, гардероб, комод, стол и несколько стульев – выделялась на фоне ядовито-зеленых обоев и украшенных позолотой деревянных панелей. Несколько картин в тяжелых рамах не добавляли этому помещению привлекательности.
Г. М. осмотрелся. Затем медленно обошел всю комнату по кругу. В углу стоял чехол для ружья, на крышке комода были сложены шляпные коробки, на столе лежало несколько выпусков «Татлера» и спортивных журналов. От прежнего обитателя здесь не осталось почти никаких следов. Одно из окон вело на крошечный тесный балкончик с каменной лестницей до земли. Г. М. внимательно все изучил, после чего повернулся к Мине, стоявшей в дверях спальни.
Все это время она не сводила с него глаз с желтоватыми белками.
– Кхм, а что находится под этой комнатой, мэм?
– Под этой? Столовая.
– Ясно. А теперь давайте вернемся к вечеру пятницы. Вы с мужем поднялись к себе в семь тридцать, верно? Что он после этого делал?
– Принял ванну и стал переодеваться.
– Где в это время были вы?
– Здесь.
– Здесь?
– Да. Его слуга Паркер в больнице, поэтому мне самой пришлось разложить всю его одежду для обеда и прикрепить запонки к рубашке. На это ушло определенное время. Мои руки… – Она замолчала.
– Продолжайте, мэм.
– Он уже почти оделся, и я завязывала ему шнурки…
– Что? Он не мог сам завязать себе шнурки?
– У бедняжки начиналось сильное головокружение, когда он наклонялся. – Она взглянула на гардероб и крепко сжала зубы, очевидно, что воспоминания причиняли ей боль. – Я завязывала ему шнурки, когда раздался жуткий грохот. Я сказала: «Это в соседней комнате». А он ответил: «Нет, это разбилась лампа моей прабабки в комнате того молодого дурачка-доктора». Я ни в коей мере не согласна с его словами по поводу доктора Сандерса. Просто Сэм надеялся ворваться туда и обнаружить там Пенника, но его ждало разочарование. Теперь я его хорошо понимаю… «Но не волнуйся, Сэм. Я обо все позабочусь».
Глядя на нее, Сандерс вдруг поймал себя на мысли, что ему не по себе.
– Он решил пойти посмотреть, что там такое. Накинул халат и вышел. Где-то через минуту Сэм вернулся. Сказал, что Хилари Кин и доктор Сандерс были… – Она вдруг спохватилась. – Прошу прощения, доктор! Я вас не заметила. В любом случае ничего страшного не произошло. Так вот, после того как я помогла ему надеть рубашку, он сказал, что я могу идти к себе и одеваться, иначе опоздаю. Галстук он собирался завязать сам, все равно с моими руками у меня бы это плохо получилось. – Она грустно улыбнулась. – Я ушла к себе в комнату. Через несколько минут я услышала, как он чистил свой пиджак. Затем он сказал, что спускается вниз. Я ответила: «Хорошо, дорогой». Когда же дверь захлопнулась, я вспомнила о двух носовых платках. Что было дальше, вы уже, наверное, знаете. Я повторяла это снова, и снова, и снова. Мне еще раз рассказать?
– Нет, – ответил Г. М.
Он стоял посреди комнаты, широко расставив ноги, упершись кулаками в бедра, и внимательно слушал. Было что-то зловещее в немного опущенных уголках его губ и сиянии лысой макушки. Он шмыгнул носом.
– Хмф, – сказал Г. М. – Послушай, сынок. – Он повернулся к Сандерсу. – Я тоже не очень люблю наклоняться, потому что я толстый. – Он указал вниз. – Там, на полу, у ножки кровати. И здесь, рядом с миссис Констебль. Нагнись, посмотри и скажи мне, что это.
– Похоже на… – ответил Сандерс, разглядывая ковер, – на пятна воска.
– Воск! – произнес Г. М. и почесал крыло носа. – Что бы это значило?
Он снова огляделся. Сверху на комоде стояло два фарфоровых подсвечника, и в каждом находилось по декоративной зеленой свече. Г. М. медленно подошел к ним. И потрогал их по очереди.
– Холодные, – сказал он. – Но кто-то зажигал эти свечи. Обе. Взгляните на верхушки. Это сделали не вы, миссис Констебль?
– Боже правый, нет!
– У вас не возникало проблем со светом?
– Нет, никаких.
– Но кто-то же их зажигал, – настойчиво повторил Г. М. – Вам об этом ничего не известно?
– К сожалению, нет. Я ничего такого не замечала. – Она прижала ладони к лицу. – Вам это о чем-то говорит? Почему это так важно?
– Потому что это очень странно, – ответил Г. М. – Это единственный предмет, который совершенно выбивается из этой чистенькой, аккуратной комнаты и этого чистенького, аккуратного злодеяния. Некто ходит с парой зажженных свечей по дому, где столько светильников, что ими можно осветить площадь Пикадилли. А прямо за этой дверью с человеком случается приступ, рядом никого нет, и он умирает. Просто удивительно! И к тому же…
Бледное лицо Мины Констебль было полно решимости.
– Сэр Генри, вы закончили осмотр?
– Кажется, да. По крайней мере, пока.
– А я еще не закончила, – сказала Мина, улыбаясь нервной и полной сочувствия улыбкой. – Напротив, я только начинаю. Сейчас покажу вам. Спуститесь со мной вниз? Пожалуйста!
Сандерс не имел ни малейшего представления, что у нее на уме. Как, очевидно, и Г. М. Молча они вышли из комнаты и спустились по лестнице. Мина направилась прямо в гостиную, где двойные двери были теперь распахнуты. Под тусклой люстрой сидел Мастерс и что-то старательно записывал в лежащий у него на коленке блокнот. Лоуренс Чейз наблюдал за ним. Оба с удивлением подняли голову, когда, не обратив на них никакого внимания, Мина вошла в комнату. На столике около эркера стоял телефон.
Она сняла трубку и положила ее на стол. Затем сжала левой рукой запястье правой, чтобы не дрожала, и начала набирать номер. На ее лице появилась уверенность.
– Коммутатор, – медленно произнесла она вслух и снова взяла трубку.
Мастерс вскочил со своего места.
– Прошу прощения, – сказал он. – Вы ведь миссис Констебль? Ну конечно! Может, скажете, что вы сейчас делаете?
– А в чем дело? – спросила Мина, поворачивая к нему свое милое улыбающееся, но сосредоточенное лицо. Затем она снова отвернулась. – Коммутатор? Я хочу заказать звонок в Лондон. Мой номер – Гроувтоп, тридцать один. Соедините меня с Центральным Лондоном, девяносто восемь семьдесят шесть. Да, пожалуйста… Что вы сказали?
Мастерс сделал всего несколько больших шагов и оказался около нее:
– Я спросил, что вы делаете, миссис Констебль?
– Звоню в «Дейли нон-стоп». Я знакома с редактором литературного отдела, писала для них когда-то статьи. Больше я там никого не знаю, но он подскажет, к кому мне обратиться. Извините. Алло! «Дейли нон-стоп»? Могу я поговорить с мистером Бертоном?
– Секундочку! – строго заявил Мастерс и положил большой палец на рычаг. Связь со щелчком оборвалась. – Простите меня, миссис Констебль.
Мина подняла глаза:
– Вы хотите сказать, что я не могу позвонить по телефону из своего дома?
– Конечно можете, миссис Констебль. Разумеется, – ласково и виновато ответил Мастерс, широко улыбаясь. – Только… знаете, может, сначала вы поговорите с нами? Мы хорошо разбираемся в таких делах и можем дать полезный совет. Что вы собирались им сказать?
Мина не стала возмущаться. При ярком электрическом свете она выглядела изможденной и усталой. Но, несмотря на отрешенный вид, продолжала крепко прижимать к груди телефонную трубку.
– Вы, наверное, старший инспектор Мастерс? – уточнила она. – Ответьте мне, какое самое страшное оскорбление вам известно?
– Сложно сказать, – рассудительно ответил Мастерс. – Если вы собираетесь применить его ко мне…
– Я хотела применить его к Герману Пеннику. – Она задумалась. – Мой муж любил заводить разговор на одну тему, которая выводила Пенника из себя. Интересно почему? Но я бы назвала его просто Мошенником с большой буквы и обычным обормотом.
– Миссис Констебль, может, все-таки отдадите мне трубку? Ага. Спасибо! Так о чем мы там?..
Мина сдалась и огляделась по сторонам. В комнате, вероятно, не было ни одного человека, чье сердце не сжалось бы от сочувствия при виде выражения ее лица.
– Я прошла через настоящий ад, – сказала она. – Ради всего святого, дайте мне хотя бы малейший шанс на реванш.
Слезы наполнили ее глаза.
Телефон щелкнул и звякнул, когда Мастерс в полнейшей тишине положил трубку на место. Через открытое окно в комнату ворвался прохладный ветерок.
– Я знаю, мэм, знаю, – сказал Мастерс с искренним сочувствием. – Но поймите, это не выход. Вы не можете просто позвонить в газету и назвать имя этого человека.
– Я и не собиралась так поступать.
– Неужели?
– Нет. Вы же знаете, – продолжала она очень тихо, – что мистер Пенник заявлял, будто он способен использовать мысль как оружие. Глупый маленький врунишка. Видите ли, мой муж был довольно богатым человеком. И я думаю, что Сэм одобрил бы мой поступок. Сэм, который никого и ничего в своей жизни не боялся. Ну хорошо, пусть эта жаба Пенник опробует свое оружие на мне. Я бросаю ему вызов. Вот что я собиралась сказать мистер Бертону. Я выведу его на чистую воду. Пусть попытается меня убить. И если у него получится, пусть все, чем я владею, отдадут любой благотворительной организации на ваш выбор. Но только ничего этого не случится. Я просто выведу его на чистую воду и сделаю хоть что-то для бедного старого Сэма. И предупреждаю, я распространю эту новость по всем газетам Англии, чего бы мне это ни стоило.
Лоуренс Чейз приблизился к ней на пару шагов.
– Мина, – проговорил он, – будь осторожна со своими высказываниями. Я тебя предупреждаю.
– Ой, чушь!
– Ты сама не знаешь, что говоришь.
– Боюсь, вы тоже, сэр, – сказал Мастерс, стоявший за его спиной. – Дамы и господа! – Он откашлялся и стукнул кулаком по телефонному столику. – Прошу внимания! Успокойтесь. Это уже какая-то истерика! – Он даже умудрился изобразить некое подобие улыбки. – Ну вот. Так лучше, правда? А теперь, миссис Констебль, – мягко продолжил Мастерс, – почему бы вам не сесть в это мягкое удобное кресло. Мисс Кин сейчас приготовит что-нибудь на обед. – Он кивнул в сторону закрытой двери в столовую, из-за которой доносился уютный стук тарелок. – И пока она этим занимается, мы посидим здесь и постараемся вести себя благоразумно.