– Я собираюсь сделать заявление. Мне говорили, что каждый желающий имеет законное право присутствовать на дознании и давать показания.
– Нет, в данном случае это невозможно. И не я отдавал такой приказ.
– Но вы не понимаете. Я – Герман Пенник. Человек достаточно известный, и я убил…
– В таком случае, – с невозмутимым видом сказал констебль, – ступайте в отделение полиции и сдайтесь правосудию. Мне все равно, кого вы убили, здесь вам делать нечего.
– Вы пытаетесь… – начал Пенник.
Ситуация накалилась до предела. Пенник поднял свою толстую руку и уже собирался ударить констебля по лицу с такой же небрежностью и отвращением, как если бы смахивал попавшуюся ему на пути паутину.
Но через секунду он опустил руку.
Констебль посмотрел на него с любопытством.
– Не знаю, что вы сейчас хотели сделать, дружище, – сказал он, – но, если попробуете еще раз нечто подобное, у вас будут большие неприятности.
Дверь в комнату для судебных допросов снова со скрипом открылась. Г. М., упершись кулаками в бедра, протиснулся в коридор.
– Все в порядке, сынок, – сказал он констеблю. – Впустите его. Коронер уже закончил заседание. А я хочу поговорить с ним.
Пенник спустился с лестницы. Поставил чемодан на пол, снял перчатки и убрал их в карман своего бежевого плаща. На Сандерса он даже не взглянул.
– Значит, дознание закончилось? – спросил он. – Как жаль! Увы, меня задержали. Отсюда я поеду в аэропорт Кройдон, чтобы сэкономить время, поэтому и взял с собой чемодан, и…
– Ваш костюм – просто чудо портновского искусства, – сказал Г. М., разглядывая его. – Я все думал, приедете вы или нет.
– Да. Что ж, сэр Генри, придется мне попытаться проникнуть в ваши мысли, – Пенник заговорил с интонацией дантиста, пытающегося успокоить пациента, – и выяснить, что происходит. Признаюсь, меня заинтриговало решение Министерства внутренних дел сделать это дознание закрытым. В особенности мне любопытно, почему сюда не пустили ваших друзей-газетчиков. Я не увидел ни одного репортера. У меня также есть подозрение, что все это своего рода приманка, вызов, если можно так сказать.
Г. М. покачал головой:
– Нет, сынок. Я не хотел, чтобы вы приезжали. Правда не хотел. Но теперь, когда вы здесь, думаю, вы тоже можете войти и выслушать вердикт.
– Так вы пытаетесь напугать меня? – спросил Пенник и рассмеялся ему в лицо. – Как недостойно с вашей стороны, позвольте заметить. – Он приблизился к Г. М., едва не задев локоть Сандерса, по-прежнему продолжая полностью игнорировать его. – Я советовался с адвокатом и прекрасно знаю, что меня не могут обвинить ни в каком преступлении.
– Да, совершенно верно. Вас нельзя обвинить в каком-либо преступлении. Но вы можете просто войти и выслушать вердикт. Вот и все. Послушайте, Мастерс, – крикнул Г. М. через плечо, за которым тут же появился старший инспектор, – берите-ка его под другую руку. Идем слушать вердикт.
– Могу я спросить, что вы делаете?
– Мы идем слушать вердикт. Фу, вы пользуетесь духами? Или это масло для волос?
– Уберите от меня свои руки!
– Не волнуйтесь. Нам сюда. Сядем в последнем ряду, чтобы нас не было видно.
Шум снаружи, почти не слышный в коридоре, теперь обрушился на них со всех сторон, едва они вошли в комнату для слушаний. В комнате, и без того темной, начали собираться тени от ног за окном.
– Итак, господа присяжные, какой вы вынесли вердикт?
Все присяжные вдруг в едином порыве собрались вместе, словно игроки в регби, а затем рассредоточились единым фронтом. В этот момент около одного из окон блеснула вспышка фотоаппарата, озарив зал ярким светом, высветив лица Пенника и двух его сопровождающих. Председатель присяжных с раскрасневшимся лицом вскочил с места. В руках он держал лист бумаги, который рассматривал с хмурым видом:
– Господин коронер.
– Да-да? Минуточку.
На этот раз полиция за окном перешла в наступление. Ноги за окном бросились в разные стороны. Председатель оглянулся с таким видом, словно его мысли умчались вместе с ними. Затем снова взял себя в руки и насупился.
– Господин коронер, – повторил он, – прежде чем зачитать наш вердикт, могу я задать вопрос?
– Да, да, конечно, если считаете это необходимым. Что вы хотите знать?
– Господин коронер, вы примете любой наш вердикт?
– Конечно.
– Некоторые из нас не совсем уверены, – продолжал председатель. – Законы – штука сложная. Есть ли вероятность, что какой-нибудь судья или апелляционный суд сможет отменить наш вердикт, признав его ни к черту не годным?
– Нет, конечно. И я не вижу причин выражаться здесь подобным образом, господин председатель. Поймите, это не суд как таковой, а дознание, и я должен действовать в соответствии с вашим решением. Но, без сомнения…
Председатель глубоко вздохнул и поднял свою большую руку, прерывая дальнейшие объяснения.
– О, это все, что я хотел знать. – Он взглянул на бумагу, которую держал в другой руке. – Мы, присяжные, – объявил он громовым голосом, – пришли к заключению, что смерть покойного наступила в результате умышленного убийства, совершенного Пенником с помощью телесилы…
Коронер вскочил. Это было незабываемое зрелище. Вердикт так взволновал его, что он забыл о лампе, висевшей над столом, и стукнулся лбом о тонкий белый плафон, раздался звук, похожий на звон колокола. Чтобы лампа перестала раскачиваться, коронер схватился за провод и закричал:
– Господа, прошу вас, одну минуту!
– Я же говорил, что ему не понравится, Тед, – раздался чей-то голос.
– Конечно, я не могу влиять на ваш вердикт. И у меня даже нет такого желания. Вы сами должны оценить факты, не я. Но прежде чем ваш вердикт будет зарегистрирован, я умоляю вас остановиться и подумать. Вы просите меня предать мистера Пенника суду по обвинению в убийстве?
– Да, мистер коронер.
– Но вы понимаете, что такой процесс обернется фарсом? Вы понимаете, что суд не признает его виновным?
Маленький рыжеволосый присяжный вытянул шею.
– Тогда стыд им и позор! – заявил он. – Если убийце позволят разгуливать на свободе, во что мы все превратимся? Нам все равно, что говорят врачи. Это же в газетах, во всех! А раз обо этом пишут газеты, значит тут уже не политика, а настоящая правда. Даже «Дейли уайелес» об этом написала, хотя газета-то консервативная. Там было интервью с одной большой шишкой по имени сэр Генри-какой-то-там. И если убийцу не смогут осудить, то это уже их проблемы, их позор. Мы со своей стороны сделали все, что могли.
– Правильно сказал, Чарли! – послышался одобрительный голос.
– Но, джентльмены, я в последний раз умоляю вас остановиться и подумать! Вы хотя бы представляете, во сколько обходится налогоплательщикам процесс по делу об убийстве?
– И во сколько же? – снова послышался одобрительный голос, теперь уже с нотками заинтересованности.
– Это не имеет никакого отношения к нашему дознанию.
– Но вы сказали, что имеет, – возразил одобрительный голос.
– Ну раз вы так настаиваете, то, думаю, около пяти тысяч фунтов.
– Пять тысяч фунтов?
– Да, джентльмены, около того. А теперь послушайте, неужели для вас это ничего не значит?
Лицо председателя помрачнело.
– Еще как значит, – ответил он. – Раз они все равно постоянно спускают деньги в канаву, то, скажите мне, почему бы им не потратить хоть немного на поддержание закона и порядка в этой стране? В мой бар вчера приходил один джентльмен – упитанный такой, говорил правильные вещи. Так он сказал то же самое. Раз они все равно спускают…
Коронер опустил голову:
– Не будем больше продолжать эту дискуссию, джентльмены. Я готов выслушать ваш вердикт.
Он с мрачным видом слушал, пока председатель вновь зачитывал вердикт. Сандерс не сводил глаз с его лица, не смея взглянуть ни на Г. М., ни на Мастерса, ни на Пенника, сидевшего между ними. Бледное вытянутое лицо коронера ярко освещала лампа у него над головой, и Сандерс был готов поклясться, что на мгновение на нем мелькнула улыбка.
– Спасибо, господин председатель. В зале присутствует представитель полиции, который ведет это дело?
Мастерс встал со своего места в конце темной комнаты.
– А, старший инспектор? В силу данных мне полномочий поручаю вам задержать…
– Он здесь, сэр, – ответил Мастерс, кладя руку на плечо Пенника. – Встаньте, мистер Пенник. И подойдите к коронеру.
Присяжные поднялись со своих мест. Сандерс не видел лица Пенника и не хотел его видеть. Он запомнил, с каким нарочитым видом Мастерс держал одной рукой Пенника под локоть, а второй – нес новенький блестящий чемодан своего подопечного. Окна теперь полностью загораживали ноги полицейских.
– Мистер Герман Пенник? – спросил коронер.
Пенник слегка поклонился.
– Боюсь, мистер Пенник, что мне придется предать вас суду. Старший инспектор Мастерс скажет, что в данный момент вы ничего не обязаны говорить, но, если все-таки скажете, ваши показания будут записаны и могут использоваться в качестве доказательств. Также я…
Пенник перебил его четким и спокойным голосом:
– Господин коронер, я даже не знаю, как мне реагировать: смеяться или сердиться. Ситуация кажется просто фантастической, вы же сами сказали, что такой процесс будет фарсом.
– Я этого не отрицаю. Но поскольку вы, вопреки моим распоряжениям, явились на дознание, – сказал коронер с нескрываемым любопытством в голосе, – значит, скорее всего, отдаете себе отчет, что я не смог бы отнестись к вашему делу более беспристрастно, даже если бы выступал в роли вашего защитника. Но у меня просто нет выбора.
– Это неразумно, и это несправедливо. Но если настаиваете, я готов пойти вам навстречу и сдаться в руки правосудия. Я предстану перед судом, раз это так необходимо. Вы знаете, где меня найти. Однако в данный момент передо мной стоит важная задача: визит в Париж. Разумеется, я гарантирую, что вернусь. А теперь разрешите откланяться…
Два констебля встали около двери.