– Да.
Г. М. повернулся к Мастерсу:
– Док хочет сказать, что есть только одна разновидность смерти, когда человека можно признать официально умершим, его сердце перестает биться, но при этом спустя несколько минут он еще может подавать признаки жизни. И это смерть, вызванная электрическим шоком[53]. Как вам известно, в прежние времена такое случалось во время казни на электрическом стуле в Америке, однако сейчас там хорошо изучили эту тему. Когда человек получает только один удар током, например случайно, у себя дома, он часто может подавать признаки жизни после искусственного дыхания. Но обратите внимание, Мастерс, я говорю именно о признаках жизни. Не изобрели пока что искусственного дыхания, которое заставило бы сердце снова биться. Если сердце останавливается, жертва умирает. Тем не менее у нее можно увидеть те же признаки жизни, что и Сандерс видел у Констебля. А почему? Да потому что Мина, сама того не подозревая, произвела действия, схожие по эффекту с искусственным дыханием, когда одевала его. После всех этих лихорадочных манипуляций она прижала его грудью к перилам – это вдохнуло в тело искру жизни. Спазм, стон, ничего более. Но Сандерс по ужасному стечению обстоятельств решил, что именно в этот момент жизнь покинула тело Констебля. Господи, но кто может винить его в этом? Кто бы заподозрил, что он стал свидетелем оживления человека, пережившего удар током, ведь, согласно всем уликам, Сэмюэль просто упал и умер на лестнице собственного дома? Это была в своем роде вторая смерть. Из-за нее мы все толковали неверно время, место и причину гибели. И направились по ложному следу. Я не доверяю этому молодому человеку как детективу, но доверяю ему как врачу и могу сказать, что никто не смог бы определить, что на самом деле произошло. Это было неизбежным развитием неотвратимых событий. И в конце концов едва не убило миссис Констебль.
– Спасибо, – сказал Сандерс.
Он вспомнил Мину в спальне после смерти мужа. Ее сильную растерянность, учащенный пульс, как у человека, пережившего серьезную физическую нагрузку. «Но он ведь не умер! Он не умер. Я видела…» Теперь в ее словах для него появился совершенно иной, скрытый смысл. «Вы так считаете? Ну да, вы ведь врач. Вы должны в этом разбираться, верно?»
Да, теперь он понимал, какие чувства она тогда переживала. Ее отвращение к самой себе, ее замешательство, с трудом сдерживаемое желание сразу обо всем рассказать.
– Кроме того, – сухо продолжал Г. М., – вы также могли без особых трудностей спокойно и рассудительно проанализировать ее состояние, когда Пенник заявил во всеуслышание, что это он убил Сэмюэля Хобарта с помощью телесилы. Вам сразу станет ясно, почему она так ополчилась на Пенника и стала кричать, что он мошенник и проходимец. А он между тем, глазом не моргнув, заявлял, что устранил бесполезного члена общества. Пытался сделать себе на этом рекламу. А ей осталась только бренная оболочка, о которой она не могла даже позаботиться. Трудность заключалась в том, что Мина не имела возможности во всем признаться. Больше всего на свете она хотела разоблачить его. Бросить вызов его телесиле, которая не могла причинить ей вреда. Но рассказать об этом она не могла. А теперь оставим миссис Констебль в покое. Ведь она не убийца. Она была достойной женщиной и просто пыталась спастись. После случившегося она спрятала мокрый взорвавшийся обогреватель в свой гардероб, а на следующий день поменяла его на новый из сотни тех, что стояли по всему дому. Заметив, как Сандерс рассматривал альбом с вырезками, она его спрятала. И случилось это как раз после того, как он не обнаружил в ванной обогревателя. Теперь же она покидает сцену. А мы переходим к не очень приятной фигуре убийцы, настоящей и единственной убийцы в этом деле. Я говорю о Хилари Кин, чья мачеха получила право на пожизненное владение всем состоянием Джо Кина. А Хилари деньги могли достаться только после ее смерти.
Старший инспектор Мастерс крякнул и поднял взгляд от своего блокнота. Г. М., сидевший за широким столом с лампой на гнущейся ножке, которая была опущена почти до самой столешницы, откинулся на спинку своего вращающегося кресла. Он прикрыл ладонью глаза в очках. Уголки его губ были опущены, он по-прежнему шумно пыхтел уже опустевшей трубкой. Однако Сандерсу показалось, что маленькие проницательные глаза наблюдают за ним из тени под рукой.
Наконец Г. М. снова заговорил:
– Нет. Мне мисс Кин не нравилась. И она была достаточно умна, чтобы заметить это. Я знал ее отца. Но она, сынок, паршивая овца, хотя я и не мог тебе прямо об этом сказать, иначе ты вцепился бы мне в глотку за клевету на бедную благородную девушку. Ты так и не влюбился в нее, хотя она изо всех сил старалась тебя очаровать, ведь ты мог ей пригодиться. Я даже рад, что ты ею сильно не увлекся, ведь теперь-то ее точно повесят.
И это были первые слова, которые причинили Сандерсу боль.
– Не дергайся, сынок. Это неприятно слышать, но и она сама неприятный человек. На твоем месте я бы извлек урок из своих ошибок и постарался ничего особенно не рассказывать Марсии Блайстон, когда она вернется домой в июне. Ты же слышал, что говорила дочь Джо Кина, когда была уверена в своей безнаказанности. Поэтому мне не стоит задерживаться на характере этой девушки: практичный ум сочетается у нее с душевной черствостью. И она быстро ориентируется в ситуации. Пенник чуть не лопнул от гордости, когда поверил, что это он убил Сэма Констебля и обладает силой, которая даже ему, Пеннику, внушала ужас. Да, именно в таком состоянии он тогда находился. И Хилари сразу поняла, что его можно использовать, – заключил Г. М. с мрачным выражением лица. – Но позвольте теперь рассказать вам, что я по поводу всего этого думаю. Вы двое втянули меня в это дело в воскресенье днем. Я приехал в Форвейз, чтобы провести спокойный день за городом и отвлечься от переживаний по поводу ссылки в палату лордов, и что же я там обнаружил? Какой-то сумасшедший дом. Все только и бормотали о том, как убивать силой мысли. Миссис Констебль, рыдая и едва держась на ногах, умоляла разоблачить Пенника и в то же самое время наговорила мне массу лжи. И о чем же я подумал? О чем подумал бы на моем месте любой другой человек? Я был согласен с Мастерсом, что если бы Сэма Констебля убили, то это могла сделать только Мина Констебль. Я сказал, что ей ничего не угрожает, что она в полной безопасности, как в Английском банке, и до сих пор считаю, что у меня были на то все основания. Но Пенник меня встревожил. И я просто не мог представить, как миссис Констебль могла убить своего мужа. Я только знал, что ванная была как-то связана со случившимся. Все следы вели в нее. Пятно воска от свечи у двери. Сандерс подробно описал ванную после смерти Констебля и сказал, что там не было обогревателя, но в воскресенье я своими глазами увидел большущий бронзовый обогреватель. И казалось странным, что человек, так не любивший холод, не установил обогреватель в комнате, где он точно необходим. Я проявил ужасную недогадливость, Мастерс. Но, с другой стороны, меня тогда тревожили другие мысли, поэтому я и поверил болтовне доктора, утверждавшего, что Констебль умер на лестнице. И лишь поздно вечером в воскресенье, когда я сидел дома и размышлял, меня вдруг осенило, что свечу в ванной могли зажечь, если основной свет отключился, а свет мог отключиться от того, что кто-то уронил электрический прибор в ванну. Это объясняло судороги у трупа. И было единственным объяснением его расширенных зрачков. Сначала сложилось впечатление, что Пенник и миссис Констебль сообщники: пока Пенник грезил своей телесилой, миссис Констебль взяла дело в свои руки. Я отправился спать со счастливыми мечтами о том, как разоблачу их, однако, проснувшись, узнал, что миссис Констебль убили, а у Пенника снова оказалось алиби. И вот тогда я разозлился. Вся эта история с телесилой наделала столько шума. А я оказался так занят работой, что смог полностью ознакомиться с обстоятельствами смерти миссис Констебль только во вторник за ланчем. Тогда я выслушал вас обоих. Черт возьми! Я знал, что был прав, потому что: а) свечи снова зажигали и б) Сандерс, который сидел в столовой, расположенной прямо под ванной комнатой наверху, слышал непрекращающийся вибрирующий шум и плеск воды, но решил, что он исходил от фонтана в оранжерее.
Г. М. замолчал, а Сандерс мрачно кивнул:
– Понятно. Это текла вода из крана, наполняя ванну.
– Нет, сынок.
– Что значит «нет»?
– Это вода вытекала из ванны, – ответил Г. М. – Видишь ли, наполнить ванну практически бесшумно несложно, и у убийцы это получилось. Она просто наполняла ее медленно. Скорее всего, ты даже не услышал бы сквозь толстые стены, как течет вода. Но вот когда воду из ванны спускают и она начинает течь по трубе, издавая тот самый вибрирующий звук, который ты слышал, на это уже никак нельзя повлиять. Вода текла вниз мимо столовой в канализацию. И ты ее услышал. После этого мне стало совершенно ясно, что убийца – Хилари Кин.
Старший инспектор Мастерс выпрямился на своем стуле:
– Постойте, сэр! Я ничего не понимаю.
– Неужели? – спросил Г. М. – Взгляните на остальные улики. Что нам рассказал Сандерс о том воскресном вечере в Форвейзе? Он дал миссис Констебль таблетку морфия, уложил ее в постель и спустился вниз примерно в двадцать минут одиннадцатого. Вскоре после того, как часы пробили половину двенадцатого, он услышал шум воды, оглянулся и увидел «астральную проекцию» Пенника – ха-ха! – который смотрел на него через дверь оранжереи. Он обыскал оранжерею, никого не нашел и затем поднялся наверх проведать миссис Констебль, но та, кажется, спала мирным сном. В таком случае когда же она умерла? В течение пятнадцати минут после этого Сандерс сидел наверху лестницы меньше чем в восьми футах от ее двери в абсолютной тишине. Если вы хотите мне сказать, что за эти пятнадцать минут убийца успела все сделать: перетащить слегка одурманенную наркотиком женщину, которая наверняка была частично в сознании, уложить ее в ванну, бросить туда обогреватель, который будет издавать громкий треск и пускать яркие искры, затем одеть ее, п