Сэм Констебль повернулся к ней с учтивым видом. Выражение лица у него было надменным, а тяжелая коренастая фигура только усиливала это впечатление.
– Дорогая моя, разве я в этом виноват?
– Но ведь слуги не смогли приехать…
– Меня это не волнует. Или я должен сам пойти с корзиной в лавку, чтобы купить мясо и все прочее? Мина, постарайся взглянуть на вещи разумно. Если ты смогла протащить меня восемь миль через малярийное болото, подготовившись к этому путешествию в кратчайшие сроки (и видела бы ты сейчас свои глаза!), то я имею все основания надеяться, что в нашем доме окажутся необходимые продукты. Впрочем, нам не следует спорить в присутствии гостей.
– Если хотите, я могу приготовить, – предложил Герман Пенник.
Эти слова прозвучали настолько неожиданно, что все повернулись и уставились на него. Чейз, который уже пошел готовить коктейли, даже остановился и выглянул из-за папоротника, чтобы лучше рассмотреть происходящее.
А Сэм Констебль удивился настолько, что снизошел до разговора с Пенником.
– Друг мой, вы повар? – спросил он с легким презрением в голосе, словно пытаясь сказать: «Так я и знал!» – В довершение других ваших навыков?
– Я очень хороший повар. Горячий обед я приготовить не смогу, но мои холодные закуски вам точно придутся по вкусу.
Хилари Кин засмеялась. Это был непроизвольный смех, попытка снять напряжение. Она спрыгнула с бортика фонтана.
– Как замечательно! Просто чудесно! Прошу вас, миссис Констебль, садитесь, располагайтесь поудобнее! – предложила она. – Честное слово, вам не кажется, что из проблемы с обедом пытаются сделать трагедию? Если бы вы были так же бедны, как я, то точно не переживали бы об этом. Мистер Пенник приготовит обед, я накрою на стол…
– Нет, нет, нет! – с удивленным видом воскликнул Пенник. – Вы накроете на стол? Нет, я не могу этого допустить. Предоставьте все мне.
– Вы покорили его сердце, мисс Кин, – заметил Сэм Констебль, изъясняясь, как всегда, немного старомодно и нарочито.
Его то ли забавляла перспектива увидеть Пенника в роли повара, то ли польстили слова Хилари, намекнувшей на его взыскательный вкус, но Сандерс обратил внимание, что внезапно Сэм повеселел. У Мины, которая по-прежнему с надеждой оглядывалась по сторонам, словно желая удостовериться, что все по-прежнему считали ее мужа чертовски замечательным малым, несмотря на небольшие недостатки, взгляд снова стал мечтательным.
– Значит, договорились, – объявила она. – Разве Дюма не готовил для французских гурманов? Жаль, я не умею. Кажется, где-то на кухне есть поварской колпак. Знаете, такой высокий, белый, с оборкой наверху? Мистер Пенник, вы можете надеть его.
– Ему он пойдет, – мрачно заметил Сэм. – Но дайте слово, что не отравите нас, хорошо?
В разговор вмешался Чейз. Он толкал перед собой плетеный столик, который громко шуршал по плитке пола. От этого звука Сэм подскочил на месте и снова нахмурил брови. А Чейз поставил на стол поднос с бутылками, стаканами и чашей с кубиками льда.
– О, он нас не отравит, – заверил его Чейз. – В любом случае этого он делать не станет. Ему это не понадобится.
– Не понадобится?
– Нет. Ему нужно просто подумать о нас, и все… конец! Джин с вермутом или приготовить коктейль?
– Что ты вообще несешь?
– Истину, и ничего более! – сказал Чейз и стал быстро разливать напитки. – Ну что, голосуем? Никаких коктейлей? Хорошо. А ты, Мина? Не хочешь коктейль?
– Меня все устроит, Ларри. Джин с вермутом тоже чудесно.
– Мистер Пенник, – вернулся к прерванному разговору Чейз, – рассказывал нам, что мыслительные волны – это физическая сила. Разумеется, мы об этом уже знали, но теперь он утверждает, что при надлежащем использовании они могут убить человека.
Сэм Констебль взял стакан, и на лице у него появилось выражение безысходности. Он словно хотел сказать: «Ну вот. Никогда мне не обрести покоя и не избавиться от мучений! Почему меня вечно преследуют всякие неприятности?» За его напускной холодностью ясно проступало раздражение и жалость к самому себе.
– Неужели? – сказал он и сделал шумный глоток. – Значит, вы опять развлекались угадыванием мыслей?
– Спроси Сандерса. Просто спроси его. Мистер Пенник попросил его подумать о чем-нибудь и угадал с первого раза. Даже когда Сандерс попытался скрыть свои мысли, в том числе о…
– Всякой ерунде, – перебила его Хилари, не сводя глаз с фонтана.
– Неужели мне попался действительно кто-то подходящий? – сказал Сэм, глядя на Сандерса поверх своих очков. – Вы медик, молодой человек?
– Верно.
– Мне сказали, что вы консультируете патологоанатомов в Министерстве внутренних дел.
– Да.
– И вы готовы согласиться со всей этой чушью?
– Я ни с чем не собираюсь соглашаться, мистер Констебль. Но я признаю, что мистер Пенник изумительным образом продемонстрировал нам свои способности. Думаю, это честное определение.
Хозяин дома неожиданно вскочил с места:
– Мина, ради бога! Хватит раскачивать и трясти стакан, как старая карга, которая потягивает джин в пабе! Если у тебя так трясутся руки, что ты не можешь держать стакан, поставь его на стол и пей через край. Во всяком случае это будет приличнее, чем выставлять себя на всеобщее посмешище.
Сэм Констебль осекся, и у него даже хватило совести изобразить легкое смущение после неожиданной вспышки гнева. Возможно, он не имел в виду ничего дурного. Но его слова прозвучали жестоко, ведь дрожащие руки были одним из очевидных симптомов перенесенной малярии.
Мина ничего не сказала.
– Ну ладно-ладно, извини, – проворчал мистер Констебль и осушил стакан, а затем еще раз опрокинул его, словно проверяя, не осталось ли чего-нибудь на донышке. После этого он снова уселся. – Но из-за вас я теперь чувствую себя стариком. Имейте хоть немного жалости. Я часто говорю, что Мина сведет меня в могилу своей привычкой все ронять. Что-то нервы расшалились. Не выношу всего этого. Тем не менее я считаю, что чтение мыслей – полная чушь. Это неправильно. Это… – На лбу у него вздулись вены. – Это противоречит всему, чему нас учили. Противоречит самой природе!
– Сэм, ты себя накручиваешь, – жалобно проговорила Мина. Ее глаза заблестели. – Разве ты не видишь, как это занимательно? И ты прекрасно помнишь, как мистер Пенник рассказал тебе, о чем ты думал, когда решил устроить ему испытание. Только ты перебил его и крикнул: «Неправда!» – прежде чем он успел договорить. А потом отказался от дальнейших испытаний. Прости, мой дорогой, но ты знаешь, что это так.
Сэм взглянул на жену.
– Может, сменим тему? – с наигранной любезностью предложил он, а затем достал часы и внимательно посмотрел на них. – О, недурно, недурно! Уже почти семь тридцать. Самое время принять ванну и переодеться к обеду…
– Но, Сэм, мы ведь сегодня не будем наряжаться к обеду?
Он снова внимательно посмотрел на нее:
– Разумеется, мы переоденемся к обеду, моя дорогая. Или ты видишь какую-нибудь вескую причину изменить нашу традицию? Если я переодевался к обеду даже среди тех чертовых негров, что помешает мне сделать это в собственном доме?
– Конечно, если тебе так хочется.
– Мне так хочется, благодарю тебя. Паркер предпочел провести эту ночь в больнице, а ведь он единственный знает, как правильно разложить мои вещи. Ну что поделаешь. Как вышло, так и вышло. Тебе придется заменить его, моя дорогая, если, конечно, ты в состоянии сделать это. Хм. – Он слегка откинул голову и взглянул на Германа Пенника. – Друг мой, я должен поблагодарить вас за предложение приготовить для нас обед. Скажите, вы сможете управиться к началу девятого?
– Как пожелаете, – сказал Пенник и задумался, после чего добавил: – Но вы, мистер Констебль, вряд ли сегодня будете обедать.
Услышав это, мистер Констебль подскочил на своем стуле:
– Не буду обедать? Почему же, черт побери, я не смогу этого сделать?
– Полагаю, потому, что к тому моменту вас уже не будет в живых, – ответил Пенник.
Прошло около десяти секунд, прежде чем значение этих слов дошло до окружающих. И намного больше времени, пока у кого-то не нашлось решимости нарушить тишину.
Весь предыдущий разговор Пенник сидел, внимая каждому слову, звуку, жесту. Он вел себя так тихо, что о нем почти забыли. Никто с ним не разговаривал. Все даже не осознавали, что рядом находится такая личность, возможно, очень важная личность. Пенник сидел на стуле, в своем добротном синем костюме из саржи. Он скрестил ноги, развел в стороны колени и сжал ладони так сильно, что на каждом его ногте выступило по синеватому полукругу. В ярко освещенной оранжерее каждый тихий звук усиливался: журчание фонтана – до громкого плеска, ясно слышалось всякое шуршание подошв обуви по покрытому плиткой полу.
В этот момент в жарком помещении оранжереи внезапно похолодало.
Сэм Констебль упрямым и недоверчивым, как у ребенка, голосом нарушил паузу, и помещение оранжереи снова ожило.
– О чем вы говорите?
– Я сказал, что к началу обеда вас, скорее всего, уже не будет в живых.
Лоуренс Чейз вскочил со своего места.
– Сердечный приступ? – с неожиданной тревогой спросил хозяин дома.
– Нет.
– В таком случае будьте любезны объяснить, что вы имели в виду, мой друг? Эта попытка запугать… – Сэм Констебль осекся, с подозрением огляделся по сторонам и взял свой стакан. – Вы же не хотите сказать, что кто-то подсыпал мне яд? – добавил он с преувеличенным сарказмом.
– Нет, я не это имел в виду.
– Я вам скажу, что он имел в виду, – тихо произнесла Хилари. – Мистер Пенник, вы можете прочитать или, по крайней мере, считаете ли, что способны прочитать мысли каждого из нас?
– Возможно.
– И кто-то замышляет убийство мистера Констебля в самое ближайшее время?
– Возможно.
Снова воцарилась тишина.
– Разумеется, я не утверждаю, что это непременно случится, – подчеркнул Пенник, сжав руки еще крепче и кивая при каждом слове, как будто стараясь подобрать как можно более точные слова. – Я… хочу сказать, что для этого есть основания. Я накрою вам на стол, мистер Констебль. Но возможно, вам уже не суждено за него сесть. – Он поднял глаза. – И поскольку вы высоко цените одно качество, которое называете спортивным поведением… Считайте, что это мое вам предостережение.