Нуменорец начал медленно, словно всего лишь уснул, оседать наземь.
…Упасть он не успел.
Пустота. Серая гнилая хмарь. Стылый холод последней Границы.
…Он уже видел это.
Видел: два дня — вечность — назад.
Неужели действительно смерть — такова? И нет ни Чертогов Ожидания, ни Звездного Пути, в который верят на Юге? Только непроглядный гнилой туман и пустота, без начала, без конца, бесконечный замкнутый круг?
…Или так — лишь для него?
Мысль не вызывает даже протеста. Только глухую, смутную тоску. Все справедливо. Убийца, насильник, предатель собственного народа… Если где-то и есть бесконечные Пути Людей, они — не для него.
По ним шагает сейчас безгрешная Солнечная Дева Айори.
Ему — на них места нет.
Туман сгущается, течет, тянется к нему призрачными щупальцами. Он кажется живым… нетерпеливым…
…голодным.
Сквозь белесую пелену проступает облик. Словно в мутном зеркале — бесстрастное высокомерное лицо, пустые, равнодушные глаза… Мертвая душа.
Ледяное сердце.
«— Ты мертв. Уходи», — хочет — и не может сказать он. Здесь у него нет больше тела.
Здесь и его самого больше — нет.
Есть только Хэлкар, исковерканное уродливое зеркало души, пустая оболочка чужой воли.
Только собственное омерзительное «Я», от которого не убежишь, как ни рвись.
— Все не так… — вдруг разрывает мутную хмарь тонкий жалобный голос.
Он медленно, как во сне, поворачивается.
…Она смотрит на него из стылой пустоты: печальные бездонные озера глаз. Сквозь липкий туман медленно проступает зыбкий, призрачный облик. Он не может толком разглядеть ее: лишь тонкие, почти прозрачные — есть ли она? Нет ли? — черты юного лица… серебристые, цвета выгоревшей на солнце полыни, косы…
— Почему ты не хочешь себя простить? — тихий, едва слышный шепот — не понять, то ли голос, то ли шорох сухого камыша на ветру.
«Простить?» — хочет — и не может спросить он. — «Разве Хэлкар заслужил прощение?»
— Хэлкар — нет, — она смотрит: не в глаза, которых нет — в самую душу. — А Аргор?..
Он хочет — ответить. Хочет оправдаться, крикнуть — «Я пытался искупить, пытался расплатиться за ошибки прошлого!»
Он молчит. Нельзя вернуть — всех, погибших от его руки и по его приказу. Исправить нельзя. Искалеченные судьбы. Разбитые сердца. Души, навеки закостеневшие в горе и ненависти — по его вине.
Он молчит. Он не знает, что ответить.
Сквозь стылый туман — словно порыв теплого степного ветра. Печаль и сочувствие в серебряных глазах:
— Разве это справедливо — расплачиваться за преступления того, кем ты давно уже не являешься?..
«Нет», — хочет сказать он.
Внутри кричит, рвется на волю, умоляет выслушать искалеченная часть души, родившаяся в грозовую ночь на башне Тай-арн Орэ. Разве он мало сделал, чтобы исправить содеянное Хэлкаром? Разве он еще не искупил своей вины? Неужели он не имеет права на прощение?!
Он усилием воли сжимает трусливую мысль в несуществующем кулаке.
«— Да» — говорит он понимающим серебряным глазам. — «Да. Справедливо.»
И внезапно осознает: все так и есть. Он отвечает за преступления Хэлкара. Всегда. Сколько бы имен не сменил.
Не потому, что ищет искупления — его не будет и не может быть.
Не потому, что надеется на прощение: пусть даже простят другие, он сам — не простит.
Потому, что он и есть — Хэлкар. Ледяное сердце, вспомнившее, что значит — любить.
Слепая душа, которой еще только предстоит по-настоящему прозреть.
…Он медленно, словно преодолевая сопротивление холодных потоков тумана, поворачивается. Глаза в глаза — с собственным уродливым двойником.
Она — он чувствует это — не ушла. Стоит за его спиной: хрупкая, тонкая, словно пронизанная лучами невидимого здесь солнца. Ветер и звезды, полынь и мед, плач и смех… Беззащитная былинка на жестоком ветру. Она — за его спиной; всего в каком-то шаге позади… если бы здесь было хоть какое-то расстояние.
…всего в двух шагах от равнодушной мертвой маски по имени Хэлкар. И — некуда отступить.
…Он устало улыбается. Он давно не верит в сказку о праве на отступление.
«— Ты — это я», — говорит он своему мертвому отражению. — «Я никогда не смогу избавиться от тебя. Но и ты — отныне — не сможешь скрыться от меня.»
Губы Хэлкара кривятся в надменной усмешке. Аргор невесело улыбается в ответ.
И делает шаг вперед.
Навстречу искалеченной половине собственной души.
Боли в первый момент он не чувствует.
…Спустя миг — а может, вечность? — беззвучный удар. Боль: ледяной равнодушный клинок из ниоткуда. Осознание, чужая жестокая правота — страшнее пытки: ты один, ты никому не нужен! Сломанный клинок, пустые прохудившиеся ножны, не выполнивший своей задачи щит…
Ему кажется, он почти слышит этот ядовитый бесплотный шепот. Слабость накрывает, наваливается подобно липкой холодной жиже трясины. Холод. Пустота. Тоска. Одиночество…
…Одиночество?
И наваждение разлетается мириадами жалящих ледяных осколков. Он заставляет себя улыбнуться — сквозь боль и холод гаснущего сознания.
Ему кажется, он почти видит…
….Отчаянный взгляд Дайро.
«Не уходи, хэттан!..»
…Теплота ладони Керниэна на плече:
«Наше дело — война, верно?..»
…Согревающий свет в гаснущих глазах Айори —
«Ты — разум и меч…»
Сочувственная улыбка Саурона:
«Не так — и не такой ценой…»
В несуществующем сердце вспыхивает — ударяет в грудь — катится по жилам бушующая кипящая волна.
Стылый туман рвется, словно рассеченный ударом клинка. Неохотно расступается, и он видит…
…звезды.
…Керниэн медленно поднял на Посланника блестящие от слез глаза. Руки, привыкшее к мечу и поводьям, крепко прижимали к себе неподвижное тело, словно это еще могло что-то исправить.
Ортхэннэр ждал — сам не знал, чего. Вопроса? Упрека? Последних слов прощания, уже не нужных — уходящему?
Принц Ханатты молча опустил веки.
Черный Майа ждал. Перед глазами стояло лицо — спокойное, даже в смерти красивое; лицо, впервые увиденное им полторы тысячи лет назад.
…Зыбкий туман — сна? видения? невозможной, бесценной встречи вне времен и миров?
Биение непробужденной души между тонких ладоней.
Невесомое прикосновение к волосам…
Девять рождающихся судеб в расплавленном переплетении металла…
Действительно ли он видел тогда — Аргора? Или отпущенная им на свободу душа уже вступила на неведомый Путь смертных, и кольцо со змеиной чеканкой — истина, ясность разума и очищение, руна Хэлрэ в черном камне — миг спустя соскользнет с остывающей руки?
Как это будет? Будет ли? Примет ли Арта того, на чьих руках — кровь?
Он ждал. Миг тянулся — долгий, нескончаемый… Жук в янтаре, застывшая в полете-падении хрустальная капля… Зыбкое, невыносимо хрупкое звенящее безвременье: неосязаемое «могло быть» — превратится ли в «стало»?..
Прозрачная, застывшая капля — льда? Живой теплой воды?..
…И время обрушилось вниз хрустальным крошевом, вновь обретая скорость.
Он молчал, еще не давая себе права поверить. Боясь — поверить. Но уже дрогнуло, стронулось что-то в мире. Замерло, прислушиваясь тревожно и взволнованно… А миг спустя — Ортхэннэр невольно покачнулся — словно порыв холодного, несущего морозную свежесть ветра ударил в грудь. Долгий, чистый, ощущающийся не ушами — всем телом звон: так взламывает сплошной ледяной панцирь пробуждающаяся река. Показалось: вздохнул сам мир. Глубоко, жадно, неумело… Словно пловец, только что вынырнувший из затягивающей пучины. Забывший уже, что можно — дышать…
Ортхэннэр медленно, еще боясь поверить, выдохнул. Опустил руку на плечо принца. Улыбнулся, ловя взгляд вскинутых на него погасших взгляд.
— Я обещал тебе спасение для Аргора, — просто сказал он. — Но тогда еще не знал, чем будет для него спасение…
Керниэн несколько секунд непонимающе смотрел на Солнечного Посланника. Потом, вздрогнув, резко сдвинул руку, нащупывая жилу на шее. Миг мучительного ожидания… Неверяще вскинул голову: в распахнутых глазах билось изумление, надежда… и тревожное, не осознанное еще, штормовой волной поднимающееся счастье.
…Которое, отчетливо понял вдруг Майа, не имеет ничего общего с радостью полководца, получившего обратно ценного бойца.
— Не буди его, — тихо посоветовал он, отступая назад. — Он успеет проснуться к часу сражения…
И — только ветер взметнул полог шатра.
В груди — впервые за долгие столетия — разливалось согревающее тепло.
«Я жду тебя, мой ученик. Ты все-таки выдержал испытание, хоть оно и оказалось куда тяжелее, чем я мог предполагать когда-то. Твой путь еще не закончен, и искупление твое еще впереди. Но сейчас у тебя есть долг. Я жду тебя, знаю — ты сумеешь остаться человеком. Я жду тебя…»
— Ты от отца? — неуверенно спросил слепой, — мне знаком твой голос…
«Еще бы он не был тебе знаком…» — с горечью подумал Аргор. — «Что ответить тебе, мальчик, жертва моего высокомерия и жестокости? Чем оплатить годы беспомощности и темноты? Не искупить, не исправить… Даже если — хватит сил на задуманное. Хватит ли?»
— Я умею исцелять, — глухо откликнулся он вслух. — Позволь мне посмотреть.
Слепой вздрогнул.
— Кто ты? Какие холодные руки…
— Неважно, — глухо откликнулся Аргор. —
Понимает: поздно. Слишком старая рана, слишком глубокая. Не хватит сил исцелить…