Бабуля дома! И на плите её фирменный борщ! Бабушка, не задавая лишних вопросов, налила мне тарелку борща, а потом и добавки. Вот оно – счастье.
Поход в музей был запланирован классной уже давно, и отвертеться от него нереально. И поэтому я стоял и слушал, как все, нуднейшую лекцию на тему изобразительного искусства. Сама лекция, возможно, была довольно интересной, но экскурсовод читала её так, что можно заснуть стоя. К тому же я терпеть не могу все эти добровольно-принудительные походы.
Я переключился на посторонние шумы, чтобы не заснуть на самом деле. Ритка Малышева с Леной Бондарь о ком-то вдохновенно сплетничали. Глаза горели, ноздри раздувались, как у двух львиц на охоте. Остальной народ уныло топтался на месте, оглядываясь по сторонам, в надежде сделать ноги из этого храма прекрасного.
Таня стояла неподалёку от меня, повернувшись ко всей нашей компании спиной. Из-под тонкой водолазки торчали две лопатки. «Рудименты крыльев», – вдруг ни с того ни с сего всплыло в моей голове. Впрочем, на ангела она похожа не была. Да и неизвестно вообще, как эти ангелы выглядят. Таня нервно тянула пальцами свои волосы, словно проверяя, хорошо ли они держатся на голове. Она явно с большой радостью ушла бы из музея. Но точно не из-за скуки.
Наконец-то наше дружное стадо ввалилось в зал, где висели всякие портреты, натюрморты и прочая живопись. Народ сразу разбрёлся по углам, чтобы спокойно поболтать о своём. Две активистки, Римка Мякишева и Алла Финогеева, да ещё десяток неуверенных остались рядом с экскурсоводом. У Алки разряд по спортивной гимнастике, но это не мешало ей любить искусство. И Алка его любила, как могла, в свободное от учёбы время. Мякишева привыкла быть как Алка, и поэтому она тоже старательно любила искусство.
Не могу сказать, что я не люблю искусство. Но мне нравятся другие направления в живописи. На этой выставке они представлены не были. Я осмотрелся по сторонам. Таня стояла в дверях, и лицо у неё было такое, что я подошёл к ней. Несмотря на то, как мы попрощались вчера. Я долго думал после этого, стоит ли мне вообще с ней разговаривать. Я её проводил, вёл себя как джентльмен. Да я вообще таким воспитанным сто лет не был. А она… резко развернулась и ушла. Ни тебе спасибо, ни чашки кофе.
Я подошёл к Тане и спросил:
– Что-то случилось?
Таня, как всегда, глядя чуть выше моего плеча, ровным голосом ответила:
– Маме хуже. Я боюсь.
– Не бойся, – сказал я, топорща перья и надуваясь. – Я с тобой.
Какую же я ерунду несу, когда она рядом. Вот дурак. Лучше бы мне помолчать, но что делать. Я всегда начинаю нести ахинею, когда волнуюсь. А Таня меня волновала.
– Ишь ты, – донеслось из-за спины, – какая сладкая парочка! Им и экскурсия параллельна, – Ритка оскорблённо испепеляла взглядом мою спину. К её сожалению, я даже не задымился. – Может, им уединиться, чтобы мы не мешали?
– Дети, пожалуйста, тише! – умоляюще попросила экскурсовод, для убедительности прижав палец к губам.
Детки притихли. Но ненадолго. Я знал, что скоро Ритка настроит весь класс против Тани. Я сделал вид, что ничего не слышал. А Тане и этого не надо было делать. Она всегда выглядела так, будто происходящее её не касается.
Глава 3
Сегодня мне надо спешить на репетицию в гараж. День в школе прошёл неплохо, настроение хорошее. Я предвкушал работу над новой песней. Она, на мой взгляд, предназначалась для женского исполнения, но где же взять солистку? Да и Майкл твёрдо заявлял, что он против «баб в коллективе». Так что придётся самим справляться. А песня-то получилась хорошая, я чувствовал.
Я рассчитывал успеть заехать домой, чтобы перехватить какой-нибудь еды. А если бабушка будет в духе, то она мне с собой бутербродов даст. Я уже спустился на первый этаж в раздевалку, как вспомнил, что оставил в классе свою сумку. Пришлось возвращаться, чего я терпеть не могу. От хорошего настроения не осталось и следа. У самых дверей класса я остановился. За ними раздавались смешки и шарканье ног. В классе кто-то был, но я стучаться не стал, просто вошёл, распахнув дверь, и увидел Ритку и Лену, которые приплясывали на чём-то, лежавшем на полу. Тут же были Боря с Ивановым, те стояли у окна и хлопали в такт девчонкам. У другого окна стояла Таня, сжав кулаки. Лицо у неё побелело от гнева. Я присмотрелся к вещи, на которой топтались девочки. Это был Танин синий пиджак. Рита посмотрела на меня своим знаменитым взглядом с поволокой и рассмеялась:
– Хочешь потанцевать, Феденька? У нас тут стихийный танцпол. С революционно новым покрытием.
Ленка визгливо и неуверенно захихикала, глядя на Ритку. Я не помню, кто из нас рванул к девчонкам первым – Таня или я. В следующий миг Рита отлетела к стоявшим у окна парням, а Лена размазывала слёзы по щекам. Я поднял с пола пиджак и отряхнул его.
– Ты меня толкнул, – зло процедила сквозь зубы Рита, поправляя одежду. – Ты за это ответишь, понял, Волков? – она посмотрела на меня так, чтобы я не сомневался – отвечу по полной.
Но в тот момент мне было всё равно. Ни слова не говоря в ответ, я подхватил со стула свою сумку, взял Таню за руку и вывел из класса. За нами вслед неслась ругань. Мы шли быстро и молча, пока не вышли из школы. И тут меня прорвало:
– Почему ты молчишь? Тебе что, всё равно?!
Таня вздрогнула и впервые взглядом скользнула по мне. Она долго молчала, но потом всё же ответила:
– Мне не всё равно. Но я не хотела плакать при них. Перед ними я унижаться не собираюсь.
– А если я не вернулся бы за сумкой, чтобы ты делала? Так бы и стояла?!
– Нет, – помотала головой Таня.
Мы шли молча какое-то время, а потом я спросил:
– Как твоя мама?
– Как твоя мама? – внезапно повторила Таня.
– Ты дразнишься, что ли? – улыбнулся я.
– Ты дразнишься, что ли? – эхом ответила Таня.
Мы шли и играли в эту игру. Вернее, я думал, что мы играем. А потом я предложил ей пойти ко мне в гости. Таня долго отказывалась, и всё же я её уговорил. Бабушка была дома. А ещё там были свежеиспечённые пироги. Таня с большим трудом решилась перешагнуть порог нашей квартиры. Она зажмурила глаза и так вошла. С закрытыми глазами.
Но услышав голос бабушки, Таня как-то успокоилась и расслабилась. Бабушка, как человек воспитанный, не показала никакого удивления при виде незнакомой гостьи и её странного поведения. Она сразу начала хлопотать на кухне. Вскоре закипел чайник, бабушка разлила по чашкам свежезаваренный чёрный чай, ароматный, горячий. Пироги с капустой и ватрушка с повидлом заняли почётное место на столе. Бабушка умеет разговорить кого угодно. И Таня постепенно начала вести себя более свободно. Я её такой открытой раньше не видел. Мы долго сидели за столом, уминая пирожки и запивая их сладким чаем, болтая о всякой ерунде, пока не зазвонил мой мобильный. Звонил Майкл. Я даже подпрыгнул от его воплей.
– Блин! Ты чего так орёшь? – возмутился я.
– Ты на репетицию опоздал! И ещё хочешь, чтобы я не орал?! Быстро ноги в руки! И чтоб через пятнадцать минут был в гараже, скотина неблагодарная, – дребезжал телефон.
– Ладно, ладно, только спокойно. Сейчас буду, – ответил я и отключил мобильник. Я действительно забыл о репетиции. Я вообще рядом с Таней обо всём забываю. – Слушай, Тань, а пошли со мной. Это ненадолго. Ты музыку любишь? – Таня кивнула. – Ну вот, значит, тебе там понравится, в гараже. Ну что, пойдём?
Таня молча пожала плечами, а потом ответила, как будто решаясь на большой шаг:
– Пошли.
Бабушка как всегда быстро и без лишних вопросов завернула нам на дорожку пирожков и тихо сказала:
– Не забудь девушку до дома проводить. А то я тебя, разгильдяя, знаю.
– Бабуль, ну что ты. Конечно, провожу, – возмущённо ответил я. – Я разгильдяй. Но ведь не негодяй, – я поцеловал бабушку в щёку.
– Ладно, не подмазывайся, – махнула бабушка рукой. – И возвращайся домой пораньше.
Я весело закивал головой, подхватил пакет с пирожками, и мы с Таней помчались на автобусную остановку. На улице постепенно темнело, и, как будто встречая нас, то тут, то там зажигались уличные фонари. Таня шла рядом, и я чувствовал, что ей со мной легко. Она не боялась идти пешком по пустырю, где горело всего три фонаря.
У входа в гараж валялись две шины, из которых пучками торчала пожелтевшая осенняя трава. Из гаража доносилось размеренное бумканье, Митька самозабвенно отбивал ритм на ударной установке. Таня замедлила шаг, будто начала сомневаться в своём решении прийти сюда. Когда мы вошли в гараж, Мишка привычно заорал:
– Ну, наконец-то! – но тут же осекся, увидев Таню. – А это кто? Волчара, ты совсем обнаглел, кого попало сюда водишь! Помнишь ведь, о чём мы договаривались? Лишних людей тут быть не должно.
Таня стояла растерянная, побледневшая, не решаясь больше сделать и шага.
– Я не могу, – пробормотала она. – Я не пойду. Эти барабаны… Очень шумно…
– Это не шум, – сказал я. – Это музыка. Мы здесь репетируем. Ты любишь музыку?
И тут я увидел, что Таня оживилась, в глазах появился интерес.
– Очень люблю, – кивнула она. – Я просто обожаю музыку.
– Ну вот, – обрадовался я, – значит, тебе здесь понравится. А сейчас не волнуйся, садись и слушай.
– Волков, – процедил сквозь зубы Мишка.
– Она посидит тихо, – сказал я, – И просто послушает. Мешать не будет, обещаю.
Без дальнейших разговоров я усадил Таню в старое продавленное кресло, обтянутое серо-грязным гобеленом, подстелив на сиденье газету. Таня забилась в кресло поглубже и исподлобья стала смотреть на ребят.
– Просто сиди и слушай, ладно? – сказал я ей.
Потом взял гитару и начал настраивать её. Парни недолго обращали внимание на незнакомую девчонку. Мы начали повторять нашу старую песню «Игра» и совсем ушли в музыку. Но всё же каждый понимал, что теперь играет не просто так, а для зрителя. То есть, для слушательницы.
Таня явно любила музыку и понимала её. Она закрыла глаза и очень внимательно слушала. На её лице улыбка сменялась печалью, сожаление – радостью. А потом она начала подпевать. Сначала это было е